5 глава
5 октября 2013 г. в 04:53
Сантана просыпается с мыслью, что половину ночи она потратила на парня, забив на школу и проспав остаток утра и дня. Собственно это не являлось чем-то особенным, но учитывая то, что тем парнем был Смайт, ей хотелось взвыть от непонятной злости.
На цифровых часах, которые по размерам были, как табло в аэропорту и Лопез сильно подозревала Хаммела в том, что именно оттуда они и были, отсвечивалось полтретьего. Буквально за дверью раздавались истеричные выкрики все того же Хаммела.
— Если он не заткнется, то я просто засуну этот носок ему в рот, — пробормотала себе под нос Сантана, дотягиваясь рукой до капронового чулка, который она вчера в спешке скинула на пол около кровати, падая на одеяло.
Курт и не думал умолкать, лишь прибавляя громкость своему визгливому голосу.
— Фарфоровый, я тебе сейчас пару сколов на боках оставлю, — лениво пригрозила Лопез из-за двери, одновременно пытаясь найти в куче белья что-нибудь чистое. Хватило бы длинной футболки, прикрывающей трусики (или их отсутствие), так как она давно перестала воспринимать Хаммела и Андерсона, как полноценных мужчин. В углу неприметной кучей тряпья лежала темно-синяя футболка без принта. Со спины. Обернув ее лицевой стороной, Сантана сморщилась. Принт все же был: галстук в косую сине-красную полоску и тонкие красные полосы, служившие видимо для того, что бы обозначить «далтонские» отвороты. Лопез даже припомнила, что стащила ее во время первых дней пребывания в квартире Курта и Блейна, когда, оставив все свои вещи в комнате, пошла в душ. Недовольно фыркнув, она все же натянула на себя футболку и обтянув на бедрах, хлопнула дверью, оповещая соседей, что сейчас и один, и другой получать по самое не хочу.
— И что за истерика? — зевнув, спрашивает Сантана, отпивая из чужой чашки кофе. Ей показалось странным, что от наполовину выпитой чашки не несет вишневым бальзамом для губ Хаммела или отвратительным лосьоном после бритья Андерсона. Лопез даже специально облизнула край чашки, чтобы ещё раз попробовать на язык странный горьковатый, отдающий полынью вкус.
— Просто мы хотели... — под внимательным взглядом Сантаны, Блейн быстро сдувается и начинает бубнить себе под нос что-то малоразличимое.
— Если это меня никак не касается — страдайте молча, — пожимает плечами Лопез, закидывая ногу на ногу, заставляя футболку скользить выше по бедру, оголяя все дозволенное и чуточку больше. — А чей кофе, сладкие?
— Мой, — произносит до боли и отвращения знакомый голос, и длинные, ловкие пальцы аккуратно выпутывают чашку из ее рук. — А ты я вижу прямо фанатка моего стиля.
Сантана привычно закатывает глаза и снисходительно смотрит на Смайта, который, перегнувшись через стол, насмешливым взглядом ловит ее движения.
— Ага. Твоего и ещё пятиста придурков, которые влезают в это дерьмо каждый день, — почти добродушно говорит Лопез, но это пугает больше, чем обычное ругательство. Добродушие почти всегда означает равнодушие. Остается хрупкая и покалеченная надежда на то, что фраза была сказана не совсем по-девчачьи мило и по-пушистому добро.
— Школу я сегодня успешно прогуляла, поэтому вечером пойдем в клуб, сладкие, — мурлычет она, выгибая спину, словно проснувшаяся кошка.
— И ты даже не спросишь, почему я в твоей квартире? — одним глотком допивая поостывший кофе, спрашивает Себастьян и смотрит, как лопатки Лопез игриво двигаются под футболкой.
— Во-первых, квартира не моя, а во-вторых, мне плевать, принцесса, — премило фыркает Сантана, соскакивая со стула. Ее ещё теплые со сна ноги оставляют дымчатые следы на холодной плитке, а обладательница самих ног, виляя бедрами, пританцовывает под ритмичную мелодию из динамиков телевизора.
Смайт смотрит ей вслед, глядя как она шутливо бросает подушкой в проходящего мимо Андерсона и думает, что судьба слишком нечестно распоряжается жизнями. Он тоже гей! И не хочет большего, чем Блейн или Хаммел. Ему стыдно признаться самому себе, но Себастьяну страшно хочется, что бы Сантана Лопез кидала в него подушками с такой же веселой ухмылкой, без тайного желания задушить его той самой подушкой.
— Так ты согласен? — голос друга вырывает его из мыслей. Смайт снова натягивает на лицо маску стервы_на_отдыхе и бессильно старается придумать аргументы «Против». Как ни странно, в голову лезут только варианты «За», что отлично для него и не очень для Соловьев.
— Я не представляю, чего вы от меня хотите, — собирается с духом Себастьян, наигранно-непонимающе глядя на Андерсона.
— Черт бы тебя побрал, — шипит сорвавшийся Хаммел, практически распластываясь на столешнице перед Смайтом. — Мы объединим два хора, соберем больше денег для фонда, а в конце ты возьмешь микрофон и споешь с Сантаной что-нибудь страстное, чтобы в зале все сгорели заживо!
— Возьми канистру с керосином, зажигалку и добьешься точно такого же эффекта, который хочешь получить от меня, — отшатываясь от Курта, произносит Себастьян и переводит взгляд на Блейна, молчаливо наблюдавшего за происходящим. — А Сантана вообще в курсе, что она возьмет микрофон и споет вместе с хорьком из Далтона что-то страстное? — передразнивает Хаммела Смайт, глубоко вздыхая после сказанного, но ничем не показывая своего настроения.
— Какая самокритика, Смайт, — с удивлением косится на него Курт, выставляя посуду из посудомойки в шкафы.
— Я не выказываю своего отношения к нему только по твоей милой просьбе, Андерсон, — хмуро проговаривает Себастьян и, стараясь не испортить уложенную гелем прическу, зарывается пальцами в волосы.
— Своим отношением к людям, ты уничтожаешь сам себя, — поучительно умничает Хаммел, стирая прозрачные капли с чистых тарелок.
— Ну хоть кого-то я могу уничтожить, — жестко отвечает Смайт, раздраженно потрясая головой, пытаясь выгнать странные мысли из головы.
— Сегодня в полдвенадцатого в твоем клубе, договорились? — осторожно спрашивает Андерсон, понимающе глядя на друга. Себастьян едва заметно улыбается ему, мысленно благодаря за понимание.