Nothing New

В тот вечер Марк думал, что к его возвращению Женя уже будет в номере, и от этого было страшно — что говорить, как говорить, говорить ли вообще. Но в номере — тишина и выключенный свет. Закрыл за собой дверь осторожно, всё равно как будто боясь кого-то потревожить, свет включил — пустота. На пол опустился, набрал быстро что-то вроде «можешь приходить» — сам не вник, закрыл диалог быстро, телефон отложил на тумбочку рядом с собой. Зажмурился. Если не открывать глаза, можно представить, что всё ещё находишься в номере Саши. Что вот-вот их придётся открыть и сказать то самое сложное — то, что в итоге сам и не сказал. Что запутался, что надо разойтись, что невыносимо это всё — что тошно от самого себя. Всё не так и всё не то — и нет, не когда твоя девушка больна. Когда ты сам с головы до ног в сомнениях и странных чувствах, о которых нельзя и говорить. Когда душно от них так, что не знаешь, что может помочь. Но Марк глаза открыл, умылся, забрался с книгой на кровать — Хлебников, поэзия, не отвлечёшься толком, но можно попытаться. Женя пришёл — и Марк тогда ничего не рассказал. Нормально всё? Нормально. Устал, почитаю немного и спать-высыпаться — день тяжёлый, тренировки, всё такое. Всё же понимаем. Спал на левом боку, не поворачиваясь на правый. И тактики не было никакой в голове, плана. Понимал, что все узнают рано или поздно, но как — вопрос, казалось, далёкий. Не думал, что скажет Софе и Жене вот так, перед завтраком. Какие-то совсем не то место и не то время. — Ну ты же услышала, Соф, — устало и раздражённо сказал Марк, когда Софа переспросила, не поняла, не поверила. — Расстались. Совсем. На Женю не смотрел — и перед тем, как за стол сесть, и во время еды, и на тренировках старался тоже особо не контактировать. Сложно, конечно. Всё равно взглядами пересекались, и в зале, и на льду уже, и Марк зажимался, уворачивался, оступался и недорабатывал — до недовольного мотания головой Светланы Владимировны там, за бортиком. И приходилось собираться с силами, собирать себя по кусочкам, потому что Светлане Владимировне сейчас ничего знать нельзя. Всегда с ней делился всем, а сейчас всё странно совсем. Она же любит Сашу, очень любит, а тут вот такая новость. Радовалась же, когда началось всё только. Светлана Владимировна всегда и во всём понимает, но тут — тут просто не тот случай, с какой стороны на него не посмотри. Софа могла проболтаться, но об этом Марк думал в последнюю очередь. Старался фокусироваться на тренировке: там Вова Самойлов, Даниэль, Никита Старостин, Маттео, Женя. Не спотыкаться. Не смотреть. Вот с Вовой парой слов обмолвиться можно в крайнем случае. На сборах были вместе когда-то, а теперь он вот — за Польшу выступает. Ну и хорошо. А то так бы вообще на международку мог не попасть, а это всё-таки дороже, чем все эти флаги, гимны, прочее. Жизнь своя ведь, карьера. Не страны. Но не до разговоров было. Вове вот в прокате не только четверные, но и тройные бы собрать — флип как-то подводил, Марк успел заметить. Нервная усмешка про себя: похожая проблема. Тоже же всё борется с ним и всё никак. Когда-нибудь вставит в программу сольный хотя бы тройной — но такое ощущение было почему-то, что тогда, когда уже и так будет нечего терять. Четверной пробовал — по приколу. Тут бы лутц удержать. Желательно без приколов. Не удерживался. И Марк, конечно, догадывался, почему. Короткую на утренней тренировке Марк катал как раз после Вовы, произвольную вечером — первым. После короткой своей не выдержал, ушёл пораньше со льда, уже не смотря, как Женя откатывал своё «Адажио» — так до сих пор ни разу и не посмотрел его нормально. Промежуток времени с одиннадцати утра до пяти вечера, то есть от тренировки на главном катке до прокатов на тренировочном, вообще прошёл почти как в тумане — ну, с проблесками. За обедом Женя к Марку не подходил, и от этого было и спокойно, и тревожно одновременно: хорошо, что не нужно ничего объяснять, но и плохо, ведь мог уже сам себе надумать что-то, ну, такое себе. Зато из девочек пересёкся с Лизой. Лизу отталкивать не хотелось. Лиза классная. — Ты чего сонный такой? — спросила она, усаживаясь напротив, и Марк просто дёрнул плечами в незнании. Радовался, что она не в одной группе тренировочной с Сашей и Софой. Они вот уже на вторую тренировку собирались, судя по времени, а Лизе нескоро ещё — раньше, чем ему, но всё равно. — Не привык, — просто ответил Марк, ковыряясь вилкой в картошке. — Ну уж к послезавтра-то привыкни, — улыбнулась Лиза, посмеиваясь. — Вдохновись, как умеешь. Лиза дело говорила, но Марк не знал, как это дело реализовать. Переслушивать в раздевалке «Горгород» — не то. Внутреннее состояние как-то не... не коррелирует, что ли. Дурацкое слово, сложное. Не выговорить — а пришло на ум, и всё тут. Лучше бы так художники новые в ленту приходили или ещё что такое интересное, но соцсети ничем интересным не пестрили. Листал потом, натыкаясь только на старые публикации, какие-то криповые иллюстрации в духе Лавкрафта и неожиданно милых, абсолютно выбивающихся из этого ряда животных — котов каких-то, шиншилл ещё, что ли. Лиза вообще не волновалась. Ни о соревнованиях, ни о чём-либо ещё — ну, или очень умело не подавала виду. Поучиться бы — а то получалось только прятать пальцы в рукавах толстовки, чтобы не показывать, как опять разодрал там заусенцы всякие. С обеда Марк убежал пораньше, не доев свою порцию. На выходе заметил, что Женя был ещё там — очередная возможность избежать разговора. Подремал в номере где-то с час-полтора, без снов и пробуждений. Не знал, приходил ли Женя. «Иисус» шёл получше. Получилось как-то включиться в программу, выложиться на дорожке. Может, сказалось, что до него не катал никто. Прыжки все делать не стал, но оно и не нужно было — сделает ещё, на тренировке главное всё же обозначить. Хватит уже мучаться с тем, что не поддаётся. Светлане Владимировне такое решение нравилось — одобрительно кивала, когда проезжал мимо неё. Прыгал уже после, под бал Сатаны и вот-ту-красивую-песню, которая у Маттео в произвольной. Всё хотел поискать её, но только цеплялся за слова раз за разом, когда на прокат натыкался, и дальше поиски как-то не заходили. А тут вот — на весь каток тренировочный звучала. Слова размывались, сливались с общим шумом — тем, что на льду, за бортиком и в голове. Но что-то отпечатывалось. When I look into your eyes, There’s a danger inside... Получался четверной тулуп, получался триксель. Слова запоминались — можно было потом их прогуглить, чтобы добавить трек в плейлист. Становилось легче, свободнее, лучше. Вымывались лишние мысли. На ужине даже сел за один стол с Женей, Мишей и Лизой: он ничего толком не говорил, слушал только, но было спокойнее, чем если бы сидел совсем один. Как-то по-домашнему даже, что ли. Женя вот, правда, в основном смеялся над тем, что Лиза с Мишей говорили, а сам тоже особо не пробрасывал никаких фраз гениальных и… и вообще. Уснуть получилось раньше, и к утренней ледовой тренировке удалось даже выспаться: им повезло ещё, конечно, что начало в девять сорок, а не в семь утра, как у второй группы, но всё равно. Планов на день, кроме тренировок, у Марка не было, и он уже был готов снова провести день как сонная муха: уснуть после обеда хоть в раздевалке, чтобы не ездить лишний раз от комплекса к отелю и обратно, отключиться, забыться. А ведь тренировка вечером вообще поздно — почти в девять вечера. Планов у Марка не было, а потом — потом возник Женя. Перед тренировкой ледовой: остановил его, когда вышли из раздевалки. Радовало, что никакого серьёзного разговора тут произойти не могло: в распоряжении у них была пара минут, а за пару минут ничего глобального обычно не обсуждается. Хотя, может, Марк ошибался. — Ты как? — спросил Женя, быстро убрав руку с его предплечья. — Терпимо, — ответил Марк. Вроде нормальное слово подобрал: сразу можно подумать, что ему, ну, из-за расставания только так плохо. А не из-за чего-то ещё. — Слушай, — начал было Женя, но отвернулся — на миг. Точно собирался с мыслями. — М? — не выдержал Марк, и Женя снова голову к нему повернул. — Мне Лиза рассказала, тут музей есть один неподалёку… Фабра, и я подумал, может… — Женя запнулся, бегая глазами по лицу Марка, а тот молчал в ожидании, не перебивал, слушал. — Не хочешь сходить сегодня? Пока время есть. Время действительно было, и Марку казалось, что оно вдруг растянулось до медлительной бесконечности: вспомнил сразу и то, как думал про этот музей, как понимал, что вряд ли получится съездить, как представлял себе Монпелье и свои будни в нём, как строил планы большие-большие, не вмещающиеся в реальность и, главное, не свои, как… Марк же видел, как Женя на него смотрел, он всегда видел, но сейчас — сейчас не видел ничего кроме. Потому и заметил сразу, как Женя уже захотел сказать что-то ещё, и тут же вскинулся, улыбаясь, выдав первое, что в голову пришло: — Это что, свидание? Ну не дурак ли, а? Женя будто вздрогнул и тут же тихо засмеялся, неловко отворачиваясь — нервно, и Марк не удержался, ухватил его за рукав, осторожно, как… как в Сочи почти, после показательных, хотя и по-другому. Вспомнилось. Всё другое. Всё странное, изменившееся непонятно в какую сторону. Маятник пошатнувшийся. — Я за, за, это я так… — зачастил Марк, пытаясь сгладить свою попытку то ли в шутку, то ли ещё незнамо во что. Лишнее сболтнул, неуместное. Стыдно. — Я хочу очень, правда, давно ещё хотел, ты прямо… угадал. Музей был от отеля минутах в десяти ходьбы, Марк смотрел по карте, Марк думал, что, может, всё-таки удастся заглянуть. Но Марк точно не ожидал, что заглянуть ему предложит именно Женя. Где Женя и где искусство вот такое? Хотя какой-нибудь «Урок анатомии» ему бы и понравился, наверное. Женя кивнул, улыбаясь и щурясь, сказал что-то вроде «договорились» и поспешил на каток. Марк затормозил немного. И как теперь четверные крутить, когда уже в голове карусель такая? От одних мыслей о том, что дальше, голова кружилась, а нужно было не просто устоять — провести тренировку целую, программу прокатать произвольную. Женя просто увидел, что Марку плохо после расставания, вот и решил приободрить тем, что Марк особенно любит. Совсем не время домысливать здесь что-либо ещё. И вообще — с какой стати все эти мысли робкие такими навязчивыми стали? Влияние тиктока, что ли? Быстро же лента под Европу подстроилась. О том, что она на самом деле перестроилась давно, ещё в Москве, Марк предпочитал не думать. Как и о том, что у Софы, например, ничего вот так в ней не сломалось — ну, судя по тому, какие она там тренды вылавливала. Тренировка прошла нормально. Марк быстро нашёл после неё в твиттере заметки по показанному вне прогона произволки контенту: 4T, 3A, 1A, 4Lz (степ), 4S2T, 4Lz (падение), 3LzEu3S. Терпимо. И падение вроде мимо прошло — через два часа ничего особо не болело. Не плашмя, не как на личном в Пекине, и на том спасибо. Женя в прогоне сделал первым элементом четверной риттбергер. Потом, правда, наделал бабочек, но это ничего. Тренировка же. Силы экономил, Марк в этом не сомневался: видел его реакцию после бабочки на сальхове — не злился, не качал головой, как на стартах, когда, ну, когда ошибался как-то вот так. Значит, всё в порядке, всё идёт по плану — в хорошем смысле. Когда вышел из раздевалки, на экране телефона всплыло сообщение от Софы. Софа 🐥 Ты там как? Беспокоилась тоже. Только у неё перспектива обширнее: она же с Сашей сейчас. Интересно, Саша ей рассказала? Расскажет? И живут вместе, и тренировочная группа одна — вот, сегодня аж в полтретьего тренировка первая ледовая. Не пересечься никак. Марк ещё подумал, как ответить: хотел отсылкой какой-нибудь сначала, потом сообразил, что Софа, скорее всего, всё равно не поймёт, и если в устной речи такую непонятку ещё можно было бы быстро пояснить и сгладить, то в диалоге это слишком долго и неловко.

10:32 Хорошо всё

Ещё немного подумал — и ещё одно сообщение отправил, просто чтобы Софа, если что, была в курсе. Она, может, и Сашина подруга, но ей доверять — хотелось.

10:33 В музей схожу днём) С Женей

Софа в ответ печатала что-то слишком долго — Марк успел даже напрячься, ну, не сказал ли он лишнего чего-то. 10:34 Ура!!! Отвлекись 🥳 Как-то уж очень радостно и без наездов в сторону Марка. Не то чтобы он эти наезды ожидал, но всё равно удивился как-то. Хорошее, приятное. Спокойное. Софа же так любила их вместе, и сейчас… Не важно. Софа любила образ и картинку, а ещё — каждого из них по отдельности. Переживут. В автобусе до отеля Марк сел к окну, и Женя подсел к нему — Марк кивнул, не сказав ни слова, мол, да, можно, садись. Больше не разговаривали: Марк поглядывал на проезжающие мимо автомобили и на здания всякие разные, а Женя сидел в наушниках. Женю по приезде быстро украл Алексей Николаевич, чтобы обсудить что-то с ним, Мишей и Лизой. Светлана Владимировна примеру последовала — усадила Марка на первом этаже, заговорила про тренировку прошедшую. Хвалила лутц, ругала вращения. Марк понятливо кивал, пытаясь запоминать. В музей пошли с Женей уже после обеда. — Я только не знаю там ничего практически, ну то есть я… — тараторил Женя по дороге, чуть наклоняясь, чтобы Марку на шумной улице слышно было. Марк улыбался. — Я расскажу, — заверил он его, всё-таки убеждаясь: если бы не Марк, ни в какой музей Женя бы не пошёл. В кассе Женя выбил им бесплатные билеты студенческой категории — нащебетал там что-то на не совсем понятном даже Марку английском, карты ISIC их показал. Счастливый такой. Протянул билет ему, про маску напомнил, сам уже натягивая на себя простую медицинскую. Залы казались очень правильными и какими-то даже своими. Марк ещё думал почему-то о том, что, наверное, он в своей рубашке бежевой клетчатой любимой в них очень органично смотрится. Было просто хорошо. Да и Женя в этой толстовке белой анимешной в принципе тоже вписывался. Выделялся, но всё внимание не забирал. — Пушкинский напоминает, — сказал Марк, оглядываясь в зале с красными стенами. Полотна огромные, скульптуры — ну правда похоже очень, разве что людей куда меньше. Только тут ещё под ногами мозаики такие, по которым и ходить как-то неловко — красивые, кропотливо сделанные. — Только мини-версия. — Я там в детстве был один раз, когда в Москву приезжали, — ответил Женя, присаживаясь на корточки, чтобы всмотреться в табличку у скульптуры какой-то девушки. Марк чуть было не выдал тираду о том, как это уже само по себе круто, потому что не все туристы даже туда заходили обычно и вообще у всех на первом месте Красная Площадь и Третьяковская галерея, а вот Пушкинский… но остановился: разболтался бы только, а это лишнее. — Вообще, — всё-таки заговорил Марк, когда они заходили в другой зал, светлый, с белыми стенами, — Фабр — он и сам художник был, и вот собирал всякое… что насобирал, то и показывают. Ну, не считая уже современного, конечно. — Типа тебя, получается? Не то чтобы сравнение с Фабром как таковое Марку очень нравилось и было каким-то необыкновенным, но что-то приятно кольнуло от такой аналогии. — Ну почему-у-у, — протянул Марк, чуть вжав голову в плечи. — Художник, — просто ответил Женя. — И искусство собирал — ты ведь тоже. Откроешь потом галерею свою… — Ну я же так, для себя, для души, — забормотал Марк. Личное очень. Женя вроде понял. В другом зале Женя нашёл картину почти что по специальности — «Удаление зуба», из голландской живописи семнадцатого века. — Вас там не заставляют уже такой жутью заниматься? — смеясь, спросил Марк. — Нет, мы же пока без практики, да и вообще… И долго ещё объяснял, жестикулируя, как там распределение проводится, что на картине устарело (спойлер: всё), а вообще живо так нарисовано, страшно. Марк соглашался. Правда не по себе становится — как будто это тебе рот вот так вот раскрывают и вот-вот вырвут то, что болит, чтобы ещё сильнее болело. В зале импрессионизма Марк быстро нашёл Клода Моне — пошутил попутно про Моне и Мане, Женя вроде не совсем догнал, но кивал, слушал. Картина простенькая, сад цветущий, небо красивого оттенка. — Мне нравится, — сказал Женя, и у Марка — про себя — тут же что-то вроде ликования случилось. Приобщается. Любуется искренне. В зале с современным искусством людей не было вообще — кто-то как раз на их глазах уже прошёл дальше, остальные всё ещё разглядывали экспонаты в предыдущих. Марк быстро заглянул в телефон — оказалось, пробыли тут уже часа полтора. Никто не писал, не беспокоился, всё было под контролем. Всё. Кроме, разве что… — Похоже на акварель, — предположил Марк, когда остановились у одной картины, на которой, как и на соседней, были изображены широкими мазками прямоугольники — бордовый, оранжевый, фиолетовый. — Ты рисуешь такой? — спросил вдруг Женя, посмотрев на Марка. Такой — акварелью в смысле. — Нет, я… — Марк запнулся, чтобы не дай бог не пуститься снова в долгие разъяснения. — Неудобно ей в общем. Я маркерами. — Помню, — сказал Женя. И снова к картине повернулся. Выглядывал будто что-то в ней. Думал, что ещё можно в ней увидеть. Лень было идти до таблички с названием — она дальше по стене, правее. Ещё и разбираться надо, какая к какой картине относится. Как-то не до этого. — Жень… — тихо позвал вдруг Марк. Всё вдруг сложилось так, что в голове мысли всякие вдруг показались… уместными. При всей своей априорной неуместности. Женя всё разглядывал картину перед собой, но тут же развернулся. Не спросил ничего — точно ждал, что Марк сам скажет, что хочет. Марк судорожно вдохнул, выдохнул. — Снимешь маску? На минуту буквально. — Ты на штраф налететь решил? — спросил Женя, наверняка улыбаясь — растерянно так. По глазам только гадать об этом оставалось — вот Марк и дорисовывал в голове картинку. Может, и не правдиво, конечно, но тем не менее. — У меня… призовых много, — нашёлся наконец Марк. — Заплачу́. Оставалось надеяться, что эта идиотская — обидная же, ужас! — шутка впоследствии забудется. Нелепо и почти что на грани оскорбления — ну разве Марк этого добивался? Потянулся тут же свою маску стягивать — хотел быстро, а в итоге запутался в верёвочках этих дурацких, и руки тряслись, кажется. Вопрос в голове самому себе: что ты делаешь, что ты, блин, такое делаешь? А Женя примеру последовал — спокойно так, как будто уже и не боялся штрафов никаких, существующих и не очень. И не догадывался, к чему Марк клонил. У Марка маска из руки выпала. Не беда, в кармане тканевая лежать должна. Разберётся, успеет. А вот… Марк быстро поднялся на цыпочках, ухватываясь руками за Женины предплечья, и прильнул губами к его губам — приоткрытым, точно тот сказать что-то хотел, да не успел. Марк неуклюже прижался, чувствуя, как сердце где-то в горле колотится, а по всему телу жар пробегает — то ли от страха, то ли от стыда. И, когда Женя — довольно скоро — отстранился, толком не ответив, жар стал лишь заметнее. И сердце ухнуло сразу как-то. Промахнулся? Не так понял? Обманулся, а теперь порушил разом всё? — Вот за такое у нас бы точно оштрафовали, — пробормотал Марк, нервно усмехнувшись. А Женя не смеялся. Женя, кажется, как-то завис. — Марк, ты… Можно было обратить всё в шутку. Сказать, мол, раз у них подобие свидания, то вот тебе и подобие первого поцелуя. Но у Марка на шутки не было никаких сил. Он быстро отвернулся, отойдя на пару шагов, замешкался. Маску с пола поднял, чуть было не наступив на неё перед этим, хотя какая уже разница. Закрыл лицо одной рукой. Зря это. Лишнее. И вообще не вовремя. Какое-то абсолютно неправильное с корабля на бал. Вот тебе и отвлёкся. Вдохновился, как же. — Ты прости, я… — не смотря на Женю, заговорил Марк, но почувствовал, что Женя до его плеча дотронулся. Вздрогнул. — Марк, мы поговорим вечером, хорошо? — не то спросил, не то утвердил Женя, когда Марк всё-таки осмелился на него снова взглянуть. Согласился быстрым кивком. А в глазах Жени — маску уже надел обратно — совершенно не читалось, каким мог быть этот разговор. И было страшно. Страх, правда, не помешал отпрыгать вечером контент короткой в прогоне. Каскада 4-3 только не случилось, но и этого было достаточно. Светлана Владимировна сказала что-то про кураж, а Марк попросился уйти пораньше — чтобы не видеть прокат Жени. Снова. Размялся? Размялся. Вспомнил программу, прыжки отработал, дорожку сделал? Светлана Владимировна нахмурилась, но пустила. Марк понимал, что потом напишут всякое в твиттерах этих и телеграмах, воображать будут всякое, мол, почему Кондратюк ушёл раньше? Нездоровится? Травма? И мимо Жени это тоже не прошло. — Ты опять не посмотрел мою короткую нормально, — сказал он, умывшись, уже совсем вечером, в номере. С упрёком каким-то и обидой в голосе, что ли. Марк сидел на своей кровати, подтянув к себе колени, обнимая их. Встрепенулся, но осторожно — всё ещё не понимал, как им теперь коммуницировать после того, как он, ну, кхм. — Я… не хочу испортить впечатление себе, вот. Сказал и только потом понял, как же плохо это прозвучало. А ведь не мог даже гарантировать, что у него вообще возможность будет такая — посмотреть вживую или хотя бы на телевизоре от начала до конца. Хотелось бы вживую. — Что, думаешь, настолько плохая программа? — хмыкнул Женя, остановившись у стола. Марк чуть с места не вскочил — в итоге сел по-другому просто, ноги вытянув полусогнутые. За голову схватился. — Нет, наоборот, она очень-очень красивая, — быстро-быстро заговорил. — Мне нравится то, что видел, и, ну, хочется в первый раз адекватно как-то, вдумчиво, не наобум, понимаешь? — Понимаю, — тихо ответил Женя. Подошёл ближе, замер у кровати Марка. Марк чуть ноги сдвинул, место освобождая, разрешая сесть. — Поговорим? Женя спросил негромко, не отрывая от Марка взгляда. — Поговорим, — сказал Марк в ответ. Почувствовал, что его будто кипятком обдало. Вцепился пальцами в покрывало — незаметно, но крепко. Всё равно дрожь по телу непонятная — как от давления бывает, что ли. — Почему ты меня поцеловал? Женя не стал медлить, ходить вокруг да около. Спросил прямо, в лоб. — Пото… потому что я хотел, — сбивчиво ответил Марк, закрыв глаза ладонями. Не видел теперь, что там Женя делал, как выглядел. — Но ты — ты не хотел, а я этого вовремя не понял, потому что по-другому думал, и… Марк не договорил — Женя взял его за обе руки, аккуратно отводя их от его лица. Отпустил. — Я и не думал, что ты серьёзно можешь вот так сделать. Женя опять говорил с непонятной интонацией, и от этого становилось ещё страшнее — как будто грозно как-то, разочарованно. Ну точно всё разом порушил, не иначе. — Жень, — робко начал Марк, но тут уже Женя встрепенулся и опять за руку его тронул. — Марк, я о том, что я же не девушка, и… — И что? — перебил его Марк, и Женя брови поднял так удивлённо. — Какая разница, ты же всё равно против, так что давай просто забудем, хорошо? — Это не так, — качнул Женя головой. — Просто я не понимаю, почему сейчас, и я боюсь, что ты запутался и не соображаешь, что делаешь. И как ему удавалось так раскладывать всё по полочкам? Сохранять какие-то толики спокойствия? Голос ведь у него тоже немного подрагивал. — Я запутался, — не стал спорить Марк. — Но мне захотелось сделать то, что хочется. Без притворств. Женя отвернулся. Провёл рукой по волосам. Марк тем временем ноги с кровати спустил, чтобы сесть рядом с Женей. Вроде не оттолкнёт же. Молчал, смотря в пол, а потом так резко к Марку повернулся, что тот на миг испугался, что скажет сейчас злое что-то, что рассорятся, что не будут общаться больше никогда, что… — Можно я тебя поцелую? — спросил в итоге Женя — очень серьёзно, всматриваясь в лицо Марка, точно пытаясь уловить малейшую эмоцию, сразу считать реакцию, не упустить ни единого знака. Марк на какие-то секунды, кажется, вовсе дышать перестал. Спохватился в итоге. — Да, — ответил он и придвинулся ещё ближе, а потом замер, поняв кое-что. — И прости, что не спросил. В музее. Женя ничего не сказал в ответ. Тихо взял Марка за руки — у Жени ладони холодные такие и подрагивающие, но точно не от холода — и потянулся к нему. Приблизился. Осторожно коснулся губами его левой щеки, невесомо, на пробу. Марк стал разворачивать ладони свои, так, чтобы пальцы переплести с Жениными — Женя всё понял, поддался и, когда это у них кое-как получилось, прижался наконец к губам Марка. Завис так, близко-близко, и Марк стал отвечать — так же нежно и аккуратно. Он чувствовал, что Женя тоже весь дрожит, он тоже боится и волнуется, и потому лишь сильнее сжимал его ладони. И ощущал, как становится спокойнее. Странно немного, но — хорошо. Теперь первым отстранился Марк, не разнимая рук. — И что теперь? — шёпотом спросил он, понимая, что вряд ли Женя знает ответ. — Завтра девочки катают, — сказал Женя. — Послезавтра мы. Потом произвольные. Перечислял, а про самое трепетное и важное ни слова. Марк зажмурился, открыл глаза — Женя был на месте, сидел напротив, улыбался мягко и светло. — А ты и я — мы теперь как будем? — всё-таки спросил Марк. — Будем не спешить, — заключил в итоге Женя, точно врач в конце приёма, а потом погладил большим пальцем правой руки тыльную сторону его ладони. — Я же рядом, и ты рядом, да? Марк закивал, а потом, высвободившись от Жениных рук, подался вперёд и обнял его, уткнувшись носом в плечо. Женя обнял тоже, крепко. Рядом. И Марк рядом. Кажется, на ближайшее время это было самым главным.