Янтарь сияет только на свободе

— Амбра, ты снова покормила этого мальчишку? — гневно воскликнула толстая синьора Тотти, злобно хватая девочку за руку. — Простите, сестра Байс, такого больше не повторится, — негромко ответила Амбра, вспоминая, что иначе Бруно бы просто помер с голода, но этой старой грымзе наплевать на их благополучие. — Так не пойдет, — в глазах Тотти Байс был фанатичный блеск. — Ты провинилась. Ты была плохой девочкой. Выбирай свою розгу. По спине Амбры прокатились капли пота от страха. Если сестра Байс давала «выбор», то ударов будет не меньше дюжины. А бить она любила по заднице с силой, ломая тонкие розги. — Ну? — нетерпеливо подтолкнула женщина Амбру к «инструментам». — Выбирай быстрее и ложись на лавку, задрав подол, маленькая дрянь. Амбер же наоборот не зажалась, а гордо расправила плечи. Ее, бывшую десятую донну Вонголы, никто не сломил. А эта тварь тем более не сможет. Савада Тсунаеши, прожившая около шестидесяти лет, сорок семь из которых были в роли великой донны Вонголы, не была убита крутыми мафиози или невероятной болезнью, которую выговорить могут только доктора, предварительно вызвав сатану. Совсем нет. Она просто в край задолбалась разгребать проблемы теневого мира. Это на бумаге Вонгола была сильнейшей семьей, а в реальности все было печально. Большая часть армии — наемники, о преданности которых и речи не идет. Сколько раз ее пытались убить на территории особняка, из-за полукровного происхождения? Очень и очень много. Тимотео было проще. Ему кольцо передалось по наследству от матери — жесткой Даниелы, державшей мафию в ежовых рукавицах — и никто не оспаривал его право на трон. Он рос в достаточно мирное время, поэтому не обладал огромной силой, великими знаниями и житейской мудростью. Точнее, последняя пришла со смертью его сыновей и пониманием, что у него больше нет наследников, не считая вмороженного в Колыбель Занзаса, который казался дону слишком жестоким. Спустя годы работы Тсунаеши поняла, что именно ее капореджиме должен был встать «у руля» Вонголы, поднимая с колен и себя, и ее. У него было достаточно сил и характера, чтобы защитить свое и проредить совсем зарвавшиеся мафиозные семьи. В конце концов, он был главой независимого отряда, который умел почти все: вести переговоры, собирать информацию и анализировать ее, а также убивать людей. Когда ее четырнадцатилетнюю дурочку посадили на трон Вонголы, она радовалась. Она не никчемная! Дура. Быть главой мафии оказалось головной болью — нужно было знать и уметь все. Не знаешь, как зовут троюродную внучатую племянницу дона Марино? Тогда не обессудь, что поставка лучших медикаментов прекратилась. Не можешь отдать приказ на уничтожение семьи Риччи за нарушение омерты? Умрет твоя мать с новорожденным братом. И так до бесконечности. Она искренне благодарна Реборну, который приходил в самые тяжелые моменты и давал ей напутственный пинок, хотя и не имел на это права. Являясь свободным мафиози, он не мог вмешиваться в дела других семей. Только ему плевать было на этот закон, а Вендиче, скрипя зубами, отступали. Против сильнейшего у них не было и шанса. После снятия проклятья Аркобалено он не изменил свой стиль, оставаясь точно таким же, из-за чего Тсуна в душе радовалась, уставая от вечных перемен, несущих одни проблемы. Нет, он появлялся с садистской улыбкой на лице и терпким ароматом кофе, хватал ее за шкирку и тащил на тренировку «в стиле Вонголы», попутно выедая мозг чайной ложечкой. Как бы парадоксально не звучало, но ближе у нее никого не было. На похоронах матери с ее братишкой именно он вытирал ей сопли и поправлял макияж. После предательства семьи Гокудера он просто отвесил ей подзатыльник, не давая уйти в меланхолию. Реборн первый взял на руки ее новорожденную дочь и негромко пел малышке колыбельные, грозясь отрезать Тсуне язык, если та кому-нибудь расскажет. И именно он дал девочке имя — Селеста. Ее на тот момент еще муж даже не пришел на выписку из роддома, напиваясь в каком-то баре. Реборн же стоял с огромным букетом белоснежных лилий с самого утра. Но время всегда летит неумолимо. Ей уже не нужен был Реборн, чтобы решить проблемы. Она просто на одном из собраний вмораживает в лед дона Риччи и вызывает Вендиче. Хранители, которые вели себя как малые дети были отправлены работать на благо семьи, а Хаято, пытавшийся перерезать горло ее шестилетней дочери, сгорает в пламени Неба. И вместе с ним сгорают все представители его семьи. Безжалостно. Реборн же не вмешивается, смотрит своими хитрыми глазами из-под полы шляпы и пьет воображаемый чай с Селестой, вместо успокоения плаксивой Тсунаеши, которая больше не плакала. Перегорело. Но вместо апатии открылся новый дивный мир: Занзас начал звать ее в гости выпить, Бьякуран и Юни сделали ее крестной чудесного мальчика, а кто-нибудь из Вендиче частенько захаживал к ней в гости на чай с пирогом. Это было удивительно, странно… Но ей нравилось. Именно поэтому она подыграла Бермуде, что понятия не имеет где ее непутевый муж. Ага, не он у них на нижних этажах Вендикаре штаны просиживает. Хотя справедливости ради, ей было искренне плевать на мужчину, с которым она была только из-за политического брака и который частенько пытался поднять на нее руку. Как Бермуда об этом узнал, Тсуна прекрасно знала — Реборн. Но предпочитала ничего не замечать, играя в принцессу, которую окружают рыцари. Только жизнь легче не сильно стала: убийства, постоянные нападения на нее и дочь, крики о ее грязной крови. Даже спустя десятилетия Тсуна оставалась для них чужачкой из японии, усевшейся на трон Вонголы. Только если сначала это ее очень злило и расстраивало, то сейчас — даже не колыхало. Она же не слиток золота, чтобы всем нравиться. Именно это она сказала своим хранителям, которые были недовольны ее переменами. Поэтому, когда они начали бросать ее, возвращаясь к гражданской жизни, уезжая в другую страну, становясь свободным киллером, заканчивая жизнь суицидом — ей было даже не интересно. Она переросла эти детские привязанности, которые только тяготили ее, мешали работать и просто жить. Наверное, поэтому, когда она решила выпить яд в возрасте шестидесяти лет, ей было не страшно. Дочь не имела пламени и стала обычной гражданской под защитой омерты (Вендиче обещали присматривать), Реборн же умер от старости и не мог бы остановить ее безумную выходку, а Юни, Бьякуран и Бермуда только понимающе улыбались, даже не думая отговаривать. Тсунаеши умерла с улыбкой на лице. — Амбра, я принес тебе мазь, — мальчик ловко пролез в крошечную форточку, прижимая к себе маленькую баночку. — Эта тварь всех лупит до крови, поэтому лучше смажь. — Спасибо, — шмыгнула носом Амбра, забирая баночку. — Тебе лучше уйти из карцера пока она не вернулась. Завтра она меня уже отпустит, и мы сможем обговорить наш план. — На счет этого, — мальчишка как-то странно дернулся и тихо ответил. — Меня забирают на завод работать. Завтра приедет машина и заберет меня, Карло и Луи. — Нет, святая Анна, за что, — сердце Амбры ухнуло в пятки. Она была великой донной в прошлой жизни. Теперь же она сирота в Италии двадцатых годов. Никому нет дела здесь до детей и сестра Байс еще не самая худшая. Она помнила потухший взгляд двенадцатилетней Розы, которую отец Педро таскал в бордель ради хоть каких-нибудь денег. Раньше, в далеком детстве, она бы боролась с этой порочной системой, потом как донна Вонголы сожгла бы подобное место. Сейчас же она, Амбра Эспозито, девятилетняя гражданская девочка, не способная переломить естественный ход вещей. Мальчишкам будет лучше на заводе, где их будут худо-бедно кормить и поить. По крайней мере Карло и Луи точно. — Ренато, береги себя, — отчаянно обняла друга Амбра, осознавая, что может его больше никогда не увидеть. Ближайший завод от их приюта находился почти в тридцати километрах, а если учитывать, что есть и другие места, то все выходило скверно. Навещать приют он сможет только по праздникам, но захочет ли Ренато ее видеть? — Амбра, у меня вчера умерла мать, — мальчишка отстранился и серьезно посмотрел на девочку. — У меня есть младший братишка и его направят сюда. Присмотри за ним, ладно? В этом простом вопросе — признание в их дружбе. И она это понимает. Характер у него такой, что прямым текстом никогда об этом не скажет, но ей и не надо выслушивать сопли от тринадцатилетнего пацана, чтобы понять это. — Ему сколько? — по-деловому спрашивает Амбра, прикидывая насколько обременительна будет роль няньки. — Через полтора месяца — три года, — честно отвечает мальчишка, понимая, что его просьба слишком большая. Это пятилетка может чистить ботинки или продавать цветы за гроши, но никак не младенец, который самостоятельно на ногах научился стоять недавно. Амбра же девочка совестливая и не даст карапузу помереть от голода или плохой гигиены. Ренато знает, что даже без его просьбы она бы позаботилась о никому не нужном младенце, но так ему будет спокойней. — Ладно, — обреченно соглашается Амбра, понимая, что закончились ее мирные деньки и накрылась медным тазом подработка. Маленький ребенок требует множество вещей: одежду, игрушки, лекарства, средства гигиены… — Я постараюсь отправлять немного денег в конце каждого месяца, но не могу обещать, что будет всегда получатся, Амбра кивнула на его слова, не думая отговаривать. Как бы цинично не звучало, но тратить все деньги на чужого ребенка она не собиралась, а такое предложение — идеальный выход из ситуации. — Тебе пора, — Амбра подталкивает мальчишку обратно к форточке, через которую он к ней пробрался. — Если Байс тебя увидит, то нам не сносить голов. Ренато фыркнул на это замечание, щелкнул девочку по носу и выскочил в окно. Амбра закатила глаза, вспоминая Реборна с его любовью к театральщине. Слава богу, но ее новый друг походил на бывшего репетитора только поведением. Являясь сероглазым шатеном, очень сложно походить на кареглазого брюнета. И это было хорошо. Не хотелось видеть призраков прошлой жизни от слова совсем. Но интуиция внутри очень пакостно хихикала.