Ожоги в форме бабочек

      Он наконец пришёл сюда. Тайная обитель, что хранила мрачный и печальный секрет адептов об их любви к народу и самопожертвованию.       Вокруг Сяо стояла куча статуй адептов, исполненных в медитационной позе. Только то были не статуи, а останки тех, кто отдавал свою энергию Властителю камня. Если адепт был сильно ранен или бесполезен на поле боя, то обычно они уходили сюда, дабы отдать своему властителю хоть каплю энергии. Это делало Моракса сложным противником, но даже так душа его была наполнена ранами от смерти своих подопечных и собратьев. Однако это была их воля, и пока она не несла зла, он не мог ей воспротивиться.       Сяо собирался поступить также. Он отдаст всю свою энергию, дабы его хоть и некровный, но родной отец прожил чуть дольше. Однако принимать медитативную позу и просто ждать смерти он не собирался. Это было не в его стиле, и не в его желаниях.       Маска вновь занимает место на лице, и Сяо, зная, что демонов больше не осталось, начал исполнять своё старое желание. Пускай не полностью и в процессе подготовки к смерти, но всё же...       Шаг вперёд, копьё материализуется в руках, заполняя пустоту. Простая дуга и два шага в бок в одному ему известном ритме. Шаг, ещё один, разворот и быстрый, но плавный удар. Вся красота его мастерства, весь опыт его тысячелетних сражений прояявлялся в этом танце, обнажая его душу и натуру, повествуя его историю.       Вот он беззаботен и ещё не обучен убивать. Копьё размахивается, дабы совершить удар как обычной палкой. НО через несколько движений уже заметен прогресс, а в конце первого танца его копьё из обычной палки игрушки становится настоящим оружием.       Ноги закаменели, и движения с одного места на другое ему уже не доступно, но он знал, что подобное случится- поэтому второй танец исполнит тело.       История вновь начала свой ход. Его тело изгибается, изображая агонию от ран, чужих криков и слёз. В глазах адепта ужас и раскаяние за свои деяния, но уже поздно. Лицо опускается, а взгляд упирается в пол. Он вновь ребёнок, что пожирает снег и сны, дабы жить и исполнять волю хозяина. Однако словно что-то услышав он вздёргивает голову и изображает истинный ужас. Как и тогда, когда к нему шёл Моракс, испачкавшийся в крови его господина. Однако страх быстро сменяется на неверие. а затем надежду. В конце концов его рука касается груди, там где бьётся сердце, дабы дать священную клятву вечного служения.       Окаменение добралось до пупка. Ожидаемо, однако ему хотелось исполнить ещё три танца, но времени, кажется, хватит только на два. Впрочем, история его сына ещё не подошла к концу, так что он может его и не исполнять.       Третий танец. На лице- горечь от потерь и утраты близких. Казалось, что никто не рассеет его тьму, но тут появляется ОНА. Смешная и шебутная, со своими проблемами и чувством юмора, что порой не понять другим. Та, что стала его солнцем изменила даже танец его копья. Если до этого оно словно дикий зверь пыталось растерзать противника как можно быстрее, то теперь его движения изменились- круговые "отгоняющие" удары, аккуратные движения и приёмы для защиты, но отнюдь не своей. Это то, что с ним сделала Ху Тао.       Закаменело всё до шеи. Остался последний уже даже не танец, а его пародия из мимики. Однако ему этого вполне хватит.       Последняя его история. лицо изображает счастье от взаимных чувств, нетерпение перед браком и удивление и удовольствие, которое ему продемонстрировала уже его жена в первую ночь. Небольшая пауза- тихая улыбка, пока он был счастлив рядом с ней. Затем- шок и эйфория от новостей про беременность. Переживание и страх за любимую, а затем неверие, что этот маленький комочек счастья- его сын. Радость от того, что он рос здоровым, озабоченность из-за его излишнего любопытства и волнение от первого свидания и первого тоста на свадьбе. А затем... Боль от первых седых волос Ху Тао, страх потери и боль расставания с умирающей любимой, ярость, что он выплеснул на последние тени богов и... решимость закончить свою отыгранную жизнь.       Лицо тоже закаменело, навечно сохраняя образ молчаливой непоколебимой решительности, что когда-нибудь станет вдохновением героев совсем другой эпохи.       Сердце сделало свой последний удар, но так и не смогло прогнать каменную кровь по каменным же жилам. И словно приняв свою судьбу, перестало бороться, окаменев, как и всё остальное.       Среди сотен статуй, чьи имена и лица были стёрты временем, появилась ещё одна. То была статуя не монаха, но воина.