Проснуться

Вместо будильника у него надрывался мобильный. Вот вообще не затыкался, а все тренькал и тренькал, упрямо пытаясь воззвать к сопящей в обе дырочке совести и заполучить-таки к аппарату своего загулявшего владельца. «Лучше б я его про*бал!» — мрачно подумал Горшок, слепо шаря рукой по одеялу в поясках адской машины, придуманной очевидно для доставания мирно спящих зубами (абсолютно целыми и ровными, к слову) к стенке людей. Может, ему стоило после следующего про*ба, не восстанавливать симку со старым номером, а плюнуть, растереть и тупо впихивать новые в недорогой и функциональный (а хера понтоваться-то, если всё одно скоро просрёшь?! Да и нах… вообще понтоваться?!) аппарат?! С его-то патологической склонностью к… кхе… незаурядной жизни в дали от скучных людей и полной разных прелестей — вроде постоянных перелетов, переездов, пересадок и просыпаний в незнакомом месте и с мутными рожами… вскоре телефон перестанут разрывать всякие там… сучности… лады!.. личности, останутся в результате самые упрямые и те, кому реально что-то от него нужно, раз они заморочатся и отыщут-таки среди многочисленных номеров Горшенева актуальный. Да, так было б куда интереснее. И забавнее наблюдать за метаниями в попытках связаться таки с неуловимым анархистом. Только вот сделать так Миха всё никак не решался. Последние года два он ревностно, закусив удела, смиренно подписывал бюрократическую подолбень на восстановление и получал-таки новехонькую симку со старым номером из рук очередной продавщицы салона связи… Те попадались разные — симпотные и не оч… Ладно, одарившие его неодобрительным, обиженным на жизнь взглядом или же, наоборот, узнавшие и едва ли не пускающие слюни. Михе было всё равно. Лишь бы кровь не портили. И так уже почти не осталось… Не порченной то… Стараниями некоторых сучностей! Хотя было забавно наблюдать, как очевидно, проанализировавший, что он им слишком дорого обходится, мобильный оператор, стал ненавязчиво подкидывать ему рекламу конкурентов! Всё это было делом десятым. Совсем не таким важным, как осознание того, что ему приходится раз за разом наступать на горло своему порыву послать эту бесконечную канитель с симками к лешему, из-за одной наглой предательской рожи, которую он, впрочем, очень рад был бы увидеть, как и услышать… Почему, собственно, и продолжал возиться… Чтоб эта скотина… проклятый Князь мог до него дозвониться. Увы, за два года ухищрения оправдали себя всего лишь раз. Чертов раз! Может, и ну его тогда, а? Треклятый номер-то Миха помнил наизусть, даже если забывал какие-то слова из пьесы. Ну не желали красивые, ровные строчки, написанные, мать их за ногу, настоящими профессионалами с гребаными дипломами и регалиями, хрен знает ещё какими, ложиться в душу! Миха тихо зарычал. Причина его дурного настроения и почти ненависти к своему изначально столь любимому детищу, Тодду, была проста как пять копеек. И именовалась Андрейкой, чтоб его, писавшем всякие деревенские хохмы да страшилки, и в ус не дующем, о том, что он, Горшок, тут страдает от того, что высокое, б…ть, искусство профессионалов, проклятущее либретто его так не вставляет, как его емкие и простые стихи! Ну нет! Всё! Ни в жизнь он не станет сам ему звонить! Вот ещё! Это Княже, чертов предатель хренов, должен приползти… ну или хотя бы позвонить с извинениями! Хотя раз Миха всё-таки не сдержался. Набрал-таки трясущимися вовсе не из-за качки в поезде или подпития пальцами Андрюху. Но, как успокаивал он себя, это было уже после того, как ему набрал Князь… И тот хоть и не извинился, но… Пока у них один-один, и грёбанная очередь, которую Горшок ни за что не станет нарушать, за Андро! «Может, — мигнула в сознании вдруг роскошная мысль. — Это как раз он надрывается и звонит?!» Подобное хоть и было маловероятным, но глаза продрать помогло! Впрочем, телефон уже заткнулся, и, мимоходом отметив ужасающий счетчик пропущенных, среди которых, впрочем, не было Князя, Миха разочаровано откинулся на кровать. Чего он вообще, спрашивается, ждал?! Вон, недалече же подловили его журналюги… Хотя те два паренька, скорее на фанатов похожи были. Тем, может, и подкупили, развели на откровенность… Тут Миха поморщился. Да чего он сам себя-то обманывает, фу ты, б.я! Мерзко это! Но не мерзопакостнее его под препаратами. Там ведь вся гнилуха, вся обида комьями грязи наружу просится… Та, что обычно скрыта здравым смыслом и страхом обласкать Князя так, что тот, стервец такой, на него и вовсе не посмотрит. Да, выискалась на его бедовую голову краля, но… Полностью жечь мосты… Даже угашенным… Да, он же сам себя потом возненавидит и поедом сожрёт! Наговорил он давеча лишку… Миха это даже остатками незамутненного сознания просёк, и, несмотря на то, что про Князя у него особо и не спрашивались, говорить-то ему хотелось только о нём, потому и пошёл нести относительно безопасный поток о своих обещаниях и прочей приблуде, а после и вовсе сразу оканчивать разговор. Подальше от этой скользкой, но столь притягательной дорожки… Отвратительно… Чёрт! Ну вот дернул же его за язык… А кто дёрнул?! Он сам это и произнес, никто, как грится, не заставлял! Просто вся эта ситуация настолько под кожу ему въелась, свербила и чесалась там, что было тошно уже. И от довольной рожи Князя, которому было, словно чхать, что зал у него, мягко скажем, поредел… Зато какой простор, ха, б.я! Хорошо ему, гаду, без него… Ух… Миха утробно зарычал. Это и было отвратительно! Это, а вовсе не сольное творчество Князя! Хотя то он, конечно же, тоже бы слегка проредил… И кое-что и иначе б сыграл и спел, получше некоторых наглых морд, что лезли не в свою тональность… и мнили великими композиторами! Ведь очевидно ж, что часть песен под него написано! Не разучился, видать, сволочь! И от привычки не избавился! Горшенев тупо уставился в потолок. Тошно и отвратно ему было ещё и из-за самого себя, что вот он такой… Как есть, черт возьми! Ни дать, ни взять, а… Невыносимый, как выяснилось такой засранец, что сначала Княже взял и слился, сверкая пятками, потом и Оля… Группа, то ещё болотце, а тож ведь! Едва терпит его загоны… И то потому, что без него не выплывут они или не доплывет далеко, потонет их флотилия, а кушать хочется всем. Кроме Князя, б.я! У того хватило яиц взять и с голыми коками свинтить от него в закат! Тут Горшок поржал над аналогией… Не, ну а че?! Да ничего… Кроме того, что все льстивые посылы некоторых личностей пока что разбивались о то, что пятьдесят человек, о которых втирал в интервью Миха, на концертах у Андрюхи следовало уже умножать на десять, а то и больше. Потому навряд ли гордо светивший подношенными концертными шмотками и в более хреновые времена Князь, приползет к нему униженно и смиренно проситься обратно теперь, когда дела в его группе ползут в гору… Не суждено кое-чьим влажным мечтам об опускании Андрюхи до третьего номера в шутах сбыться! Порой именно это попустительство, которое заключалось в том, что он до сих пор за такие соловьиные речи парнокопытному одному рога не обломал, Горшок в себе и ненавидел… И то и дело себя одергивал! Он ведь не хотел его унижать всерьез, но… Порой очень хотелось. Потому что, если Миха ощущал себя без Князя инвалидом каким, то тот, глядите х.и, орёл какой нашёлся! Важная, чтоб его Пушкина Марго за пояс заткнула, птица! Он тут тебе и сам себе с усами музычку и текстики хреначит как из пулемёта, бедный Горшок только скачивать успевает, причем пиратку, ибо обидно, б.я… Так тот ещё ж и умудряется оформление офигенское рисовать! В то время, как он тут можно сказать погибает… Прямыми ж почти словами поёт, что всё на краю! Может, ему плакатик намалевать?! Тьфу, б.я! Тошно. И ведь и от себя тоже мерзко… Потому что не таков Миха оказался, каким, наверное, стоило попытаться быть. Не захотел ни с кем делить, отпускать в сольник, вот Андрюха и слился… С концами, а ведь изначально не планировал ведь… И дружбу, и группу сохранить хотел. А теперь получилось, как получилось. Остаётся Михе только задвинуть задник с простирающим ладони шутом, вывесив распятую анархию и опираться на неё и на другие дикие идеи и затеи, как какой-то костыль. Потому что Князь ушёл, и ему осталось только это. Демонстративно ударять себя пяткой в грудь, стараясь показать, как его заводит «новый курс», который на самом деле гипертрофированный, непомерно раздутый старый… Выуженный из загашников… На самом деле его это всё так достало. Переливание это из пустого в порожнее бесполезное, демонстративное превозношение бунта и обещание сделать чего побаще! Ехей! В пропасть падать веселей! Чтоб вас всех… Да и театр, даже он, чтоб вас всех разадрало, наскучил, опротивел! Засунуть голову тигру в пасть, ха, что может быть интереснее?! А смерть какая, ух, зрелищная, пойди что не так! Уж всяк лучше, чем тут разваливаться на части, понимая, что и мелодии, и текстики, как грибочки в засушливом лесу никак не желают попадаться, а те что есть — трухлявые и страшные, как смертный грех! И Ренник тож гадёныш добрый… Вот вроде пишет, старается, а Михе всё не заходит… Ну что за непруха?! Вот и приходится ввязываться во всякие сомнительные проекты, чтоб наконец отстали от него с Тоддом… Поставил и ладно… Хватит, что теперь десять лет одно и тоже крутить?! Эх, жалко, Гамлета ему вряд ли кто доверит, а так бы… Хорошо было. Миха вздохнул. Где бы ещё силы на эти проекты взять… Скажите, бухать и выступать есть, значит и на другое найдется?! Ха, да и на бухать-то, по правде говоря, не было. Уж опротивело всё, но на трезвую голову мозг начинал потихоньку просыпаться, подсвечивая всю ту невообразимую глубину той задницы, в которую он, будем честны, сам забрался. А етого допустить никак было нельзя! Поэтому сейчас Горшок свесился под кровать, шаря там в поисках чего-нибудь для подкрашивания отвратительной реальности… Всё это, конечно, был обман, самый что ни на есть настоящий. И для того, кто ставил честность во главу угла, это было самое противное. Рука подслеповато натыкалась на что-то опустошенно звякающее… Вот ведь зараза какая! Оказывается, он уже вчера недавно распробованное и высоко оцененное им саке приговорил… И не только его, а вообще все, что горело. Придется до магазина тащиться, ух, шельма! А вообще для Горшенева как для большого любителя нескучной истории и разных любопытственных фактов саке было сродни способу представить себя там… Ну не самураем, если то… дайме каким, ну или какой демонической зверюшкой местной, хах, что ещё лучше! А ведь жалко, что они так ничего про культуру Востока и его мифы не написали, там было где разгуляться… Эх, сюда б Андрюху да дать ему указание насочинять чего, да хоть про любовь его эту проклятую… Ну там кицунэ какой многохвостой в облике красотки нереальной к бравому воину императора, хех! Он улыбнулся было, но, вспомнив, как черт возьми, они неловко с Князем на «Окнах» недавно повстречались, тут же изменился в лице. Тот ведь там на цыпочках как вор подкрался к нему и в объятья свои медвежьи утянул побыстрее, пока Горшок не опомнился и не сообразил, кто именно его лапает. А ведь для верности тот ещё и сразу отскочил, как мячик, какой, б…ть! Ведь когда Миха понял… Да на камеру их тогда подловили изрядно. У Горшка морда будто он лимон целиком в себя запихал, Князь… За ухмылкой своей что-то вечной замаскировал засранец! Вот и понимай его, как хочешь, то ли спецом он под камеры подставился, а ли… Надоумил кто, что Миха-то всё уже… Крепко сдаёт обороты, б.я! Он догадывался кто такой умный, блин… Но… Вот и пойми теперь запасался ли Княже фотодоказательствами, что всё у них под конец не столь паршиво, или же в самом деле переживал гад… Разговора у них тогда так и не вышло. Да и какие нахер разговоры! Когда стены палатки, куда они якобы уединились, только иллюзию приватности дают, а сами они у всех, как на ладони! Что тут скажешь-то?! Да и как сказать-то, если язык не поворачивается сказать то, что, возможно, их бы и примирило… А то, что хочется высказать, говорить никак нельзя, если не хочешь окончательно наглую морду напротив потерять. Вот такая вот подстава, нах! Впрочем, обычно всегда знающий, что, как сказать, к кому на какой лошади подъехать дипломатичный, чтоб его, Князь тоже мрачно молчал, то ли нарочно ль, чтоб позлить беснующегося Миху, то ли тоже… Не было слов. Хотя не, он выдавил напоследок, чтоб Горшок берёг себя… Берёг… Ха! Миха горько рассмеялся в потолок… Знал бы он… Знал… А, может, и знал! Ведь Горшенев давно уже тему эту прогонял… Потерпи, Андрюх, вот скоро помру я — и делай, что хочешь вся группа, все наработки в твоем распоряжении, а пока слушаться меня, дрожать, бояться! Последние два — это он уже лишку, сейчас со злобы дурной прибавил… Но сути то не меняет, да. Нормальный ведь план был! Помирать от старости вот уж, что Миха точно не планировал. Да в клуб двадцати семи он не попал, не дали, и не то, чтоб он как-то сильно против был… Всё ж-таки, чем ближе становилось к обозначенному им самим сроку, тем очевиднее становилось, что не худо б пожить ещё немного. И потом ещё. И ещё. Уж лучше уж умереть молодым, как можно позже. Только вот он нихрена уже не молод. Ни постепенно отказывающим мстительно телом, ни душой, что как-то вся тоже ссохлась, исстрадавшись. Князь же был слеплен совсем из другого теста. Этот будет ехать ещё долго, потихонечку и неспеша, как некоторые буйные головые и горячие сердца, настоящие панки, одним словом, спалить весь свой запал и растратить жизненные силы ради каких-то там идей. Потому Горшок и не понимал, какого хрена тот всегда так агрился в ответ на его более, чем разумное и, мать его, справедливое предложение подождать его скорой кончины, да после творить, чего душа пожелает. Душа та, очевидно, желала только одного и прямо сейчас… И Михе неизменно стучали по голове несильно, правда, да и он в долгу не оставался, но попытку выбить из него дурь, посмеиваясь, засчитывал, впрочем, как неудачную. Теперь же это справедливое предложение было в прошлом. И на Горшка порой находило… доставляло мстительное удовольствие во всех красках представлять, как он вот, ну не прям сейчас, а чутка попозже… Ибо чет ещё пока хотелось потоптать слегонца ету грешную землю… Ну вот короче, скоро рипнется здесь, то бишь поэтически, вашу ж Машу, выражаясь… сгорит, как звёздочка, а Княже потом будет страдать. Жалеть ещё паскуда этакий будет, что гордость свою не умерил, что его предложению не внял, что на Тодда забил болт, что посмел уйти… Ишь чего ему захотелось! Одному на сцене быть! Ну и останется один… Эти его куклы наемные не в счёт… Хотя Миха порой всерьез жалеет, что его-то болотце шибко часто воет да право голоса качает, чтоб их… Достали, сил нет уже! Особенно некоторые директора прирожденные хитровыделанные, б.я! В общем, какое-то время Горшок злостно наслаждался, представляя, как поменяется морда лица Князя, когда тот узнает… «что дом твой сгорел, пожарный выдал мне справку о том, что тебя больше нет», хрена! Нет, комнаты «с белым потолком» он Андрюхе при всей своей обиде не желал, тому ведь ещё пахать и пахать, как говорится! Не верил он, что тот от песен их старых откажется, а значит будет тянуть девочек-то его… Может, даже на почве бабок с Ренником и съедутся, оба разумные ж, в отличие от него вечно гонимого, люди, х.и! Тут Горшок обычно грустно вздыхал. На этой стадии его перебрасывало от злорадного предвкушения «тогда поймешь, кого ты потеряла» до по определению мерзкого, но необходимого финансового вопроса, по которому все-таки выходило, что Князь хоть и скотина приличная, но всё ж-таки добрая. Или наоборот. Чёт Миха совсем запутался… Ну да… кх… после решения в голове вопроса обеспечения семьи путем переложения этого со своей больной, на условно здоровую князевскую… Потом его вымораживало от проявляющегося червяка сомнений, а что, если тому будет всё равно. Ну поплачет для вида и всё. «Вот был он, и вот его не стало», епта! И никогда ещё даже в самом сильном угаре, Миха не распалялся мыслями и не доходил до обратной ситуации. Князь ему представлялся фигурой весьма упрямой и твердо стоящей на ногах, а не на рогах, как некоторые. Постоянной короче. Не склонной к излишнему риску и даже, чтоб его, в чем-то прагматичным. Чего ему такому станется… Поэтому, когда позвонил Ренник да ещё с каким-то странным голосом, будто перед этим он долго и истошно орал их песни, стремясь перекричать Горшка, и без прелюдий спросил: — Мих, что будем делать с концертами ближайшими: перенос, отмена или перепрофилирование под концерты памяти? Тогда да, чтоб вас всех, Горшенев пожалел, что-таки снял треклятый звонок… Ему сегодня звонило подозрительно много людей, о многих, из которых он даже умудрился позабыть. Среди пропущенных было много вызовов от Оли, мамы и даже Лёшки. Стоило, наверное, сперва кому-то из них брякнуть поинтересоваться, какого хрена лысого приключилось, что всем так не ймется до него добраться, что аж несуществующие провода ему накалили! А вот Сашка… Тот в первый раз позвонил. И надо ж было ему сходу взять и принять вызов, б…ть! Хотя даже услышь он это от кого другого, легче ему б не стало вот уж точно. — Ты че… совсем е.нулся! Б…ть, Саш, какой памяти?! Че за х…ю ты несёшь?! — едва не зашевелились волосы на голове у Миши, который начал мысленно перебирать, кто там мог скоропостижно откинуться из знакомых, что Ренник аж концерты памяти предлагал забабахать. Неужто кто из группы, б…ть, допился или чего ещё похлеще… Вперёд батьки, ишь чего удумали, чтоб их! Живот неприятно скрутило осознанием, что человек-то не просто смертен, а ещё и внезапно… Хотя, казалось, бы венец творения… Какое уж там! Если его может сожрать собственный организм или, черт возьми, сосулькой с крыши там пришибёт и поминай, как звали, б…ть! Да та же арбузная корка убить зараза может, чтоб Андрюхе с его трагикомедиями, блять, там икалось! Лось между тем на том конце как-то странно сопел, почти оправдывая прозвище. И это было охренеть, как страшно. Раньше Мишка даже и не задумывался, как это порой бывает стрёмно вот так ждать, когда кто-то соберёт яйца в кулак и скажет… Что б…ть?! — Кто, Сашка? — утробно прорычал Горшенев, брызжа слюнями на телефон. Плевать. Вообще на всё, пусть только скажет. — Так, ты, правда, не знаешь… — упавшее пробормотал Леонтьев. — Я… Мих, прости, не думал, что первым до тебя дозвонюсь… Там же весь интернет уже пару часов, как пестрит вовсю… Это ж… — Да говори ты уже! — Миша потерял остатки терпения, он не понимал, какого хрена Лось тут размазню разводит и мнётся, словно он Горшок кисейная барышня какая, а не мужик и вообще панк, которому положено принимать удары судьбы стойко и… — Это Андрей, — наконец выдавливает тот, а Миха чувствует, что… Стойко?! Да них.я подобного! Пальцы слабеют так, что едва удерживают телефон… Но отпускать его сейчас нельзя, не тогда, когда ещё внутри ещё теплится, не давая ухнуть в пропасть, надежда, что сейчас Ренник гнусненько так рассмеется и заявит, что это розыгрыш и слышал б ты себя сейчас, ну ты чего, Горш?! Миха его потом, как только доберется, как следует вздрючит… И руки не дрогнут. Ибо, б…ть, таким, с.ка, не шутят. Но сейчас он очень-очень жаждал, чтоб тот именно что издевался над ним, а не пугающее серьезно сбивчиво что-то объяснял про поход в горы и неудачно прилетевший камень по голове. У него даже не было сил, чтобы осознать всю иронию. Камнем, б…ть. Да какие нах… горы! Это ж Князь! Он скорее на диване в что-нибудь залипнет… Горы ему, ха! Разве что только Агата могла его в отсутствии горшка на что-то подобное подбить, но… Тут он, признаться, сомневался. — Не п…ди мне тут! — глухо проревел он и со всей дури бросил телефон об стену с неким удовлетворением, глядя на то, как крошится пластик и бьётся стекло. Внутри что-то жалобно завыло, а воображение услужливо нарисовало Андрея — непривычного тихого, б…ть, и с раскроенным черепом. Тут Миху накрыло по-настоящему. Точнее сначала его вырвало. Сперва просто, а потом ещё и с желчью. Так погано ему ещё не было. «Не верю,» — глухо и отчаянно прошептал и добравшись до ноута полез в интернет, где довольно быстро наткнулся на заголовки. Один другого баще, умники, б…ть, нашлись! Тут и «Экс-солист Король и шут прыгнул со скалы», и «Князь предсказал свою смерть», и «Камнем по голове: или как на это отреагирует Горшок?!», и многое другое, что и читать-то было невмоготу… Какие-то красные мушки расплывались перед глазами. «Брешут с…ки! Друг друга подхватывают и перевирают!» — продолжал упрямо убеждать себя он, чувствуя, как бешено бьётся где-то в районе горла сердце… Черт, он должен найти опровержение… Реальное такое, иначе одним известным трупом вскоре станет больше… Вот ж с…ка! Сам чёрт тебя в эти горы понёс, Андро! Тут ни одного серьезного издания. Одна желтизна! И фотки… Ну разве это качество?! Тут кого угодно на вертолете могли оттуда эвакуировать… Хотя, постойте, если эвакуировали, значит живой ещё… б…ть был! Взгляд упал на разбитый телефон. Вот ж засада-то какая! Сейчас и Агате, Вахтангу ли даже не позвонить не узнать, вот ж, б…ть, п…ц то какой! На ютубе же по запросу по-прежнему не было ничего дельного и официального, зато куча всяких уродов спешило хайпануть по полной и вовсю строили млядские теории… И по самому Горшку проходились так, что и мама не горюй… Всё интервью ему уже припомнили, черти, особенно последнее, мол-де, довёл Князя, что тот аж в горы отвлечься сбежал! И тут же, б…ть, другие в комментах шикали на них, молчите мол, а то счас и Горшок того… Вот ж зараза-то чё началось! Он рвано втянул воздух, чувствуя, что если почитает ещё немного, то либо сойдет с ума и всех их там, экспертов хреновых, вечно лезущих и ковыряющихся в чужих ранах и белье, размотает нахер, либо… Сердце жутко кололо, тяжесть упала на грудь, будто на ней уснул кто-то сильно разожравшийся бока после славной гулянки… Вот ж с…ка! От воспоминаний защемило за грудиной только сильнее. Когда в доме лязгнул замок и в комнату свежим ветром впорхнула Оля, Миха почти потерял сознание. То окончательно спуталось, отмечая только то, что та спешно звонила в скорую, а потом положила его голову на колени и ласково поглаживая, что-то отчаянно прогоняла. Нутром чуя, что эта не какая-то успокоительная чушь, он собрался и до него с трудом, но дошло: — Я дозвонилась Вахтангу, слышь, Миш?! Он жив, набрехали всё. Какой-то идиот услышал слово смерть, но пропустил мимо ушей клиническая и пошло-поехало. Один умник написал, другие подхватили. Конечно, сенсация такая! Миш, Мишенька, ты меня слышишь?! Жив Андрей, блин! Оперируют его, по башке досталось камнем — вот это правда… Но ты ж знаешь, та у него крепкая… Ты только теперь не подставляй… А то это, что ж, получится… Один выкарабкается, а второй следом и… нет! Что ж вы за люди такие, оба! Шуты хреновы, переживаешь за вас, а вы… Большую часть длинного монолога, перемежаемого короткими всхлипами, причитаниями и прочей бабьей дурью Миха пропустил. Самое главное он от Оленьки уже услышал, спасибо ей за это… и с куда более спокойной душой он отключился.

***

Очнулся Горшок ожидаемо в больнице, и, о чудо, даже не в реанимации. Хотя отдельная (жизненная необходимость — иначе достанут ведь) палата и была вооружена до зубов… Точнее, вон она притаилась реанимационная укладка-тележка, а к груди прикреплены датчики кардиограммы. Ещё и кислороду не пожалели, маску на него напялили, ладно, хоть без трубки в глотке обошлось… А то плавали — знаем. Миха тяжко вздохнул, что-то ему подсказывало, что дал он сегодня остановку… Девятую, б…ть! Если он кот, то эта жизнь по идее должна стать последней и неплохо было бы не слить её в унитаз… И именно затем его вскоре окружили мать, отец и нет, не дочка. Сашку Оля не потащила, не зачем ей это видеть. Но сама крутилась тут, а Миша все боялся до чертиков спросить, а не солгала ли она ему, чтоб было для чего цепляться за жизнь. Ложь во спасение… Он б…ть это сможет понять, но принять?! Хрена с два! Так сыграть на его недоверчивости и нелюбови к их журналисткой братии. Впрочем, было за что. Это как в старой басне, пардоньте за выражения, но из песни слов не выкинешь и тут та же шняга. На одном конце деревне пукнули, на другой сказали обосрался! Так отдельные нечестные на руку и падкие за надутой сенсацией журналисты ещё и в красках могут обсосать последнее… Нет, есть и нормальные среди этих змей, но как же конкретно их группе с ними не везло! По пальцам адекватных, кто с ними работал посчитать можно, вот и сейчас подхватили… Други, б…ть! Ну, а пока он стыдливо боялся, растерянно слушая о том, что с ними. со здоровьем так нельзя и что вообще его, считай, уже устроили там в клинику… А ведь пока он теряет с вопросом, а те избегают этой темы, Князь для него, как этот самый разнесчастный кошара Шрёдденгера… Эк, его сегодня на братьев наших меньших потянуло в сравнении… То себя, то вот Андрюху сравнил с воображаемым кошаком в мыслимом эксперименте, где кота поместили в непроницаемый ящик с отравой, и пока тот не открыт — нельзя утверждать жив кошара или уже того… отловил мышей, короче. — Миша, тут тебя к телефону, важно очень, — протянет ему трубку вернувшаяся из коридора Оля. Миха сдвинет легонько брови… Лёха там что ли… Тож, поди, нотации по маминой указке читать будет, почему только с Олиного… Однако в динамике он услышит совсем другой голос. Жутко усталый, но не убитый. Горшенев едва не поперхнется слюнями, узнав Агату. Они поговорят. Коротко, но емко, достаточно, чтобы потом уже, проходя лечение в нарколожке, он будет вспоминать её слова. Вот нашёл же себе Андрюха бабу! Рубила так, что не в бровь, а в глаз попадала. Безжалостно, а в тоже время и не отвертишься, мотивировала, зараза! Впрочем, не будь Княже в самом деле жив, вряд ли б все это возымело хоть какой-то эффект. А так… «Живы будем, хоть и совсем на краю», б…ть. Хреново там всё было, но и не безнадежно. Черепно-мозговая закрытая была, только волосяной покров раскроило, да и внутреннее кровоизлияние обширное получилось. Нейрохирурги сделали, что могли только вот мозги штука такая, б…ть… Там гарантий никто не даст. Область можно сказать мало человеком опознанная, лучше б науку с…ка спонсировали, чем попсариков этих кормили! Это потом уже он добьётся от Оли, навешавшей его в нарколожке, куда его подозрительно быстро перевели (пока не передумал или бегать в состоянии не оказался, видимо); что Князь после операции в себя так и не пришел, что у него кома, самая настоящая, б…ть! И вообще в башку лезло много гадких мыслей. От самой жуткой, что тот так в себя и не придет, помрет себе тихонечко без него, а Миху здесь будут до последнего дурить, пока курс лечения не пройдет до конца… А ведь как назло он именно в том крайнем интервью разошёлся, и если, б…ть, Андрей его видел?! С…ка. Совсем не так всё должно был быть, как оно сейчас катилось по обкуренной звезде. Точне совсем не звезде, а настоящей п…де. И всё-таки один из них должен был, б…ть, стоять на ногах твердо и тянуть семь другу… потому что иначе и быть не может, чёрт! И это сейчас явно не Князь, который, как опасался Миха, и очнувшись-таки мог конкретно так не в себе быть… Начиная от всякой задницы вроде инвалидности разной степени херовости от овоща до бодрого дцпэшника! Или… Тут фантазия Горшка не на шутку плыла, у Андрюхи и амнезия может развиться и черте… «А ведь последнее даже не плохо!» — эгоистично хмыкнул он, главное, чтоб только он совсем меня не забыл, а последние пару лет — валяйте, даж хорошо! Но ведь там как может быть… У них в песне веселый путник стал совсем иным человеком, а если тут также?! Припрётся он такой к Князю, а там незнакомец с его лицом… Миху передёрнуло аж. Не-ет, этого он точно не выдержит… А вот если Князь слова в стихи складывать разучится… Что ж пусть познает его боль, и да будут вместе тупить, хах. Чтобы хоть чем-то занять себя и свой беснующий разум, Горшок решил переслушать-таки сольник Андрюхин. Право там даже вскоре Лёха откуда-то загадочный весь из себя нарисовался и плеер, с новым, ещё не вышедшим даже альбом Князя, притащил. Возможно, Миха мазохист… Или невозможно, но он его чуть ли не до блевоты заслушал. А ведь думал же точно о нём поганец! И Горгону, которую он с Андрюхи канал едва ли не с Америки, написал-таки! «Петь её должен был я… Ну или на крайняк вместе… Да лучше вместе! — раздраженно пролистывал плейлист он. — И Норманнов тоже… А ведь как хорош, чёртяга! Знал, поди, как я на «Викингах» залип… Твою мать, Андрюха, а по-человечески там, без дебильных… ну ладно красивых намеков в тексте сказать нельзя?! Ну прям чтоб в лоб, х…я! Ты ж тоже, оказывается, скучал… Чёрт.» Либо Миха совсем ёжнулся тут от безделья, лечения и тоски по наркотикам, бухлу и… черт возьми, лучшему другу, либо весь «Роковой карнавал» — это один сплошной манифест этого сказочника хренового к нему. Пролог… Ну и фиг ли с ним! Лишний раз выкаблучивается Князь, здесь показывая, что он именно, что истории делает, ну ладно блин, но потом-то?! Реальность можно изменить, как и судьбы финал. Злодея тьмы врата открыть, зловещий карнавал. И мистер ужас, свой портрет, напишет на лице. Ведь всё, чего боитесь вы, появится в конце. Уж не ему ли он мрачный финал предрекает да ещё с самого начала альбома, а пёс с ним… Едем дальше! Казнь шута… Шута он их, понимаешь ли, казнил?! Ну вот как так-то?! Тоже в его сторону пинок, мол-де, это Миха, такой сякой взял и шута их приговорил, на анархию променял, вот ж Андрюха, гад! Даже гадище… Но талантливое, б.я! Вот ж, что породил, мля! Время идёт, только правда все также слепа, слепа. Снова найдет для распятия жертву толпа, толпа. С чем теперь они остались? Страх и больше ничего! В ложь поверив, отказались от героя своего. Кто бросал в шута камнями, нынче сам тому не рад: Презрительный ночами им сниться его взгляд. Рассмеявшись над толпой, он смех забрал во тьму с собой. После этой песни Миха ещё долго опасался, глупо и иррационально, засыпать… Он, может, и рад бы увидеть Князя во сне, но… Не с презрительным только взглядом, чтоб тот его сверлил или, что ещё хуже укоряющим. Нет, хватит! И зачем только Лёшка принес… Хотя да… Лучше уж он это здесь в клинике прослушает, чем там, где и сорваться от такого недолго… Что б всё это нахер шло! Конь Морглена он знавал и под другим лицом, как Ерофея, неизвестно, зачем Андрюха выкопал из тьмы веков эту так и не увидевшую свет в шутах историю… Нравилась она ему и представился случай её ввернуть или показать, как погубили друг друга два воина, два врага среди скал… И снова чертовы скалы! Чуял он, что ли… Или отправился, чтоб наконец-то посмотреть о чём пишется для матчасти, так сказать?! Что дальше там… Клоун?! А тоже ж ведь Михе упорно там виделось продолжение истории все старого знакомого, Князь держал слово и ниточку из шутов в свои сольники протянул. Без него. А безнадегой какой веяло от этой песни. Не одному ему, видать, погано было. Только вот не радовало это уже Миху. Ну вот совсем. Я жив каждый час и хожу я по белу свету. Но для всех для вас, что я есть, что меня нету! Что спотыкается он без конца? Под этим гримом, может, нет лица? Что он задумал, кто его поймёт, ведь взгляд, отнюдь, не радость выдаёт. С моста он в речку спрыгнул вдруг, на водной глади остался круг — Тот грим, который с лица сошёл, гримасой жуткой расплылся он. Уж лучше, право уж, свои б хохмы дебиловатые писал, дорвавшись-таки, чем такое вот безобразие самоубийственное. А «Сидеть и ждать»?! Старая история, тоже ведь не попала в альбом шутов, а теперь вот Князь вспомнил… И тут… Совпадение?! А не дохрена ли совпадений?! Семь лет, как я в тоске сижу у изголовья твоего. Семь лет я терпеливо жду, жду пробуждения твоего. Но верю я, но верю я, что вдруг наступит час, Разбудит новый день тебя и будет счастье вновь у нас. Сидеть и ждать, сидеть и ждать, сидеть и ждать рассвета мне. Что, наконец, что, наконец, что, наконец твой сон растает. Нет, лучше Андрюхе в Нострадамусы, или, как там по их канону, лучше выразиться… А, во! В гадалки не подаваться! А то Миха ж стопудов ёжнется, сидеть и ждать семь, грёбанных лет, вот тля! Хотя… Если будет счастье вновь у них… То даже это, б…ть, лучше, чем смерть без всяких там томительных ожиданий! Он прерывисто вздохнул… Остальное уже цепляло не так сильно. Шоу Трумана, да реверанс в сторону их с Князем любви и уважении к актерскому таланту Джима Керри, причем не только, как комика… Совсем не только. Ну и ладно, на этой песне можно было чуточку передохнуть… И да в этом слове надо правильно ставить ударение, ха-ха! Дальше там зловещий гримёр… Ух, неслучайно, Князя на театр потянуло, чуяли Михины вставленные зубы, что совсем нет, ну да ладно. Дальше больше «Актриса», тут, он признаться, чуть челюсть-то не поронял. Развившаяся с этим альбомом мнительность вывернула весь смысл на изнанку, подогнав услужливо, то, каким бы он хотел видеть возвращение Князя в группу. Когда она играла восхищался зал, но зря мне доверяла — я не идеал. Дал бы Бог мне жизнь вторую с ней бы прожил как в раю я И клянусь, как пёс бы верным стал. Её театр стал моей смертельной западнёй, Платил невинной жизнью ей за каждый выбор свой И как костюм очередной, надев чужую плоть Актриса всюду шла за мной, спаси меня, Господь! Казалось бы, а что тут необычного… Ну Княже в своем репертуаре неверного героя-любовника преследует Актриса, обратившаяся после смерти в нечто жуткое и мистичное?! Но, чтоб его… Театр, западня и самое главное, как пёс бы верен стал… Миха, наверное, сходил с ума раз видел посыл, которого там никогда не было. Так, а дальше что там… А ничего особенного уже. Один как тень — ну просто, ага просто жутковатая история про смерть и одиночество, а Дезертир… Тут сложнее: стихи знакомы, просто вместо них легла Михина стёбная песенка о разговоре у телика… Не больше не меньше. Так потихоньку пролетело без малого три месяца. Лечили Горшка долго и упорно и не всегда добровольно… Но результат был, и спустя месяцы, он не получавший толковых вестей, а во многом и попросту не доверявший им, всё ж-таки заявился первым делом не на точку группы, ни домой к постоянно навещавшей его Оленьке (может, и наладится у них ещё всё, да) с Сашкой, а в больничку… Благо ту ему назвали да и в Питер Князя таки перевезли. Достав порядочно врача, а затем зайдя с другой стороны, очаровав медсестер, он вызнал, что кома у Андрюхи не самая глубокая, 5 по шкале Глазго, чё б это ещё только значило… А, на боль, значит реагирует сгибанием-разгибанием конечностей, ну ладно. Убедившись, что нет, ему не врали, пока он был в нарколожке (вот счастье-то!) Миша зашёл внутрь. Признаться, до этого момента он как-то не особо ещё верил во всю эту канитель… Но вот он, блин. Тихий, капец. Да он даже и во сне беспокойно сучить граблями да что-то болтать умудрялся, а тут… И не шелохнулся пока Миха, чувствуя себя маньяком, каким, добрых десять минут тупо пялил на него свои зенки, чувствуя, что и слюна-то, б…ть, не глотается! Наконец он отмер, вспомнив, про то, что пухлощекая медсестра постарше ему шепнула: «Вы это разговаривайте с ним… Может, услышит, а если нет, так хоть вам немного легче. Всё лучше выговориться так, чем никак». Только вот все те слова обиды, боли и да прощения тоже… Так и остались болезненным комом в горле. Чувствуя себя идиотом, он подошел ближе и аккуратно взял лежащую поверх одеяла бледную заметно осунувшуюся ладонь… Б…ть, да Андро таким худым даже в их дрыщавую молодость не казался, чёрт! И потому ему чертовски надо было ощутить тепло в этой руке, что о жизни в этом… теле… свидетельствуют не только кардиомонитор. Однако и тут его ждала разочарование. Лапы у Андрюхи были почти ледяные, не как у трупа, конечно, но Миха вздрогнул от ассоциаций… Но руку не отпустил, продолжая отчаянно цепляться, чувствуя, как с носа что-то предательски закапало. «Сидеть и ждать рассвета…» Вот ж, с*чёныш, че напел-то, гад! Он присел на стул рядом, все ещё не отпуская, не мог себя заставить… Да и ему… Наверное, холодно, мля, пусть хоть так погреется. Миша как-то слишком привык, что всё ровно и наоборот. Что это Андрей всегда где-то там рядом, продирается до него через серость будней и черные трипы своей солнечной улыбкой и шутейками, а теперь… Вон оно как! Он откинулся на спинку. Палата была обжита, явно что Князя не забывали, просто сейчас ему повезло, не на одну знакомую рожу не наткнуться… С Агатой пересечься он почему-то особенно подтрухивал. Тут дверь скрипнула и вош… нет, к счастью, не Андрюхина благоверная! Вахтанг — человек и пароход, как его в шутку кто-то назвал… Да. Тут Миха тоже напрягся, однако тот кивнул вполне приветливо и вообще… Нормально они ладили. Раньше. А потом… Но и это теперь уже другое раньше, а сейчас Андрюха вон четвертый месяц в себя не приходит, какие уж тут, блин, былые дрязги. На удивление в тот день у них вышел конструктивный и продуктивный разговор, в котором его никто ни к чему не принуждал, а так обозначал возможности и лишний раз повторил то, что Горшенев и так знал про свою группу. Точнее про то, во что её Ренегат в его отстувие превратил. Серёгу выгнал, ну это он давно хотел да Миха не давал, взял какого-то левого хрена, даж к нему в клинику не заявившись не спросив, б…ть! Потом с какого-то хрена концерты в поддержку играл, да и продолжает играть, ну небольшой процент Агате с Алёной отстегивая, да, но… Что ещё забесило Мишу те начили что-то там новенькое ещё… буквально две-три песни, но играть своего. Без него! Ренник, ах, зарвавшийся же ты лосяра! Вёл себя так, словно это, б…ть, его группа и он тут почти святой, тянет их всех — и Ольку с Сашкой и Андрюхиных двух дочек, пока Князь и Горшок, почитай, помирают. Оба. С…ка. Миха думал совсем недолго. Он ещё не забыл, как тот ему позвонил… Чтоб про концерты, чтоб его, уточнить! Когда и информация-то вбросом бесноватого СМИ оказалась, вот ж… Горшенев совсем не хотел возвращаться на точку. И видеть хоть кого-нибудь из них. Особенно Сашку Леонтьева, потому что не был уверен, что дело ограничится одной лишь битой рожей… В конце концов, Король и шут — это, прежде всего, только он. Ну и Андрюха, тут он легонько сжал его отогретую ладонь. У них двоих все права, а остальных… Можно заменить. Тем более, что и замена-то есть! Вахтанг вот тему кинул… Каспер какое-то время пытался сам тянуть да и сдулся почти что. Народ сперва-то ходил, чтоб влажными глазами да песенки Князя попеть, а потом реже стал ходить, ибо ну не потянул тот как фронтмен. А значит, что пока Князь тут лежит, группа его сама разваливаться начнет. Потому что семьи кормить надо, и потому что понятно всё тут уже… И Михе с кем-то играть, сцука, надо, не под одну ж акустику, пальцы самому срывать… Хотя Горшок и без лишней скромности считал, что и на одного него с гитаркой на стульчике все одно народ привалил бы, мож, не толпой, но… С группой-то веселее, а тут и директор хороший. И искать никого не надо, да и некогда! Бабки-то и его лечение, и Князя подъело капец… А очнётся, как так, он в целости и сохранности вернёт ребят. А самому будет время новых найти, не на следующий же день его выпишут… Не заметил, как уже в край размечтался. подуспокоившийся и принявший для себя решение Горшенев. Работы у него впереди был непочатый край! — Бывай, Андрюх! — попрощался он уже почти ровным голосом. После он будет залетать в эту палату при первой возможности, она станет его островком спокойствия в бурлящем внешнем мире. Там после подобных рокировок такой ураган поднялся! Его «болотце» повыло, повыло да, смирившись, основало группу Северный флот. Не то, что Миха был в восторге, что те взяли за название его песню, но… поворчав и немного побесновавшись, смирился. И даже милостиво разрешил тем играть часть репертуара Короля и шута, пока свой не накопят… У всех же семьи, че он зверь, что ли?! Сам он название Король и шут оставил за собой, а музыканты… Ну да Князевские. Не самые плохие, хотя Каспер его и шугался малёх… Ну да и что, были, конечно, у Горшка к тому претензии, но что теперь из-за этого разбрасываться столь редким кадром, что и на скрипке тебе сбацает и на гитаре… и подпеть может! Не! Тут, правда, до него доходили слухи, что Ришко отчаянно ищет проекты куда б свалить, но пока не сваливает… Неизвестно, может, дал Князю немного времени, чтоб вернуться… Они ж вродь друзья… Тут Миха скривился. Да убежали от него вдвоем, черти одним словом. Вообще, формально все контракты были перезаключены и играли ребята теперь в «Король и шут» группе, а то, что это «доверительное управление музыкантами Андрюхи» помнила только его совесть… С которой пришлось заключить сделку, дав Андрюхе срок в один год с момента попадания камня по его гениальной башке. Потому как Михе страсть как хотелось поменять гитариста, барабанщика… Ну басист нормальный, да и с Князем те вроде сдружились, хотя это как раз-таки заставляло за дорого вставленные зубы Михи немного поскрипывать, но Серёгу-то тож… Деть куда-то надо было. Но опять же с ним и сорваться снова лучше, а своих Андрюха в плане алкоголя перед выступлениями все ж-таки выпестовал… За что, как грится, отдельное спасибо! Что до самих выступлений… То нормально выступали. Он все-таки добился у Агаты разрешения исполнять Горгону и ещё парочку сольных песен Князя, на которые у него руки чесались… А ещё на каждом концерте они играли «Мёртвого анархиста», да песню эту обожал Миха, а вовсе не Андрюха, но он отчего-то верил да и публике тоже кричал, что совместный «Хой!"-таки однажды его разбудит. Как, впрочем, то, что Горшок дошёл до кондиции настолько, что парочку раз даже абсолютно по трезвяку проорал «Ведьму и осла», которую недавно обливал помоями… И если это не извинение, то он уже и не знает, чего Андрюхе надо, чтоб он, б…ть, спел! Обо всем этом он и рассказывал всё также сидя у изголовья и неизменно отогревая холодную ладонь. Почти все трубки, даже повязку с оперированной башки у него убрали! Волосы и те уже отросли в почти приличный ежик… Если бы не крайняя худоба, да кардиомонитор можно было решить, что спит… Ему дополнительный кислород не нужен был. Чёрт… А ведь Миха всё пробовал. И на гитаре играл и песни горланил… Разные. И из акустического тоже. И не попавшие в него и вообще куда-либо. И вообще… Чего ему, б…ть, надо?! Как-то раз довёденный уже до крайностей Горшок, мрачно посмотрел на нагло его да и весь мир игнорирующего Князя, и решился. Да чушь собачья, если не кошачья даж, но что он, б…ть, теряет?! И быстро-быстро чмокнул его в лоб. — Ну давай, просыпайся, сказочник, у, чтоб тебя, тля! Ожидаемое произошло ровным счетом нихрена, только Горшок ещё сильнее разъярился и слегка смутился. — В губы, б…ть, не стану! Чай не Брежнев… И вообще нех на пустом месте пидорасню разводить! — и спешно ретировался прочь, едва не запнувшись о собственные длинные ноги. Потом будет ещё охренеть, как много моментов, когда Миха будет думать обижено, что Андрей его дурит… Давно очнулся, все слышит, но виду не подает — развлекается шоу одного актера! Взять хотя бы, тот момент, когда произошло неизбежное и они столкнулись в палате с Агатой, зашедший позже Горшок, хотел было тактически отступить, именно так, а не каких-там позорно свалить… Но та не дала. Пока они проясняли отношения, Михи вдруг показалось, что Князь характерно вздернул бровь, но Агата не верила, а врач сказал, что такие непроизвольные движения возможны, ничего такого, мля… Но Горшенев-то верил, что это как раз и есть один большой произвол на всю жизнь уже, поди, отоспавшегося Князя… Хотя стоит отметить, что даже с таким Андрюхой под боком у него наконец-то снова начали писаться мелодии. Прошел неписец, во дела! А ведь от того и требовалось почти что… Ничего. Просто, б…ть, быть рядом. Хотя такое кукольное «рядом» Миха уже успел возненавидеть… Несмотря на то, что он до чертиков боялся обоих вариантов разрешения этой подвешенной над пропастью ситуацией… А ну как тот помрёт, а если очнётся и видеть не захочет, тогда-то, как, б…ть, быть?! Потому когда всё и свершилось… И даже в лучшую, мать его за ногу, сторону… Кароче! После долгого объятия, в которое он и сгрёб его-то дабы не видеть, как посмотрят на него эти синие глаза после всего… Это Миха тут почти весь поседел, год почти прошёл, а Князь… считай недавно от его интервью с топориком охреневал… Потому, не дожидаясь, когда и ему прилетит камнем по голове, Миха просто взял и свалил, ну врача позвал, конечно. А так… Он просто не хотел видеть и слышать, че там скажет или как посмотрит на него Князь. Проснулся, предательская морда, и ладно, а музыкантов он ему вернёт… Если, конечно, те согласят, ё-моё! Всё равно тот в ближайшее время из больнички не вылезет, если вообще вылезет и не будет там никакой дряни вроде неврологических осложнений… Но он тут всё равно пока новых искать начнёт. Надо б кастинг объявить, ё-моё! Это ж сколько хлопот-то! Да и директора-то тоже, блин, где искать… И нервно, похлопывая себя по карманам в поисках сигарет, он медленно побрёл прочь, хотя часть его отчаянно и рвалась назад.