***
Алексей Николаевич Арестович — украинский политик, политический и военный обозреватель, организатор психологических семинаров и тренингов и благотворительного фонда для психологической поддержки военным, разведчик, блогер, в придачу актёр (даже в этой сфере он успел засветиться). Мужчине 44 года, но он уже успешный человек, счастливый семьянин (конечно, СМИ не были осведомлены тем фактом, что его брак вот-вот должен распасться), который воспитывает троих детей. Даже Анастасия не догадывалась, что муж давно её разлюбил. Мужчина был без ума от этой женщины несколько лет тому назад. Как же долго он бегал за ней: покупал цветы, сладости, всяко пытался привлечь внимание к своей персоне, и у него это очень даже получилось. Только вот, почему-то, с годами чувства резко угасли, а сам Алексей не мог понять почему так случилось. Настя всегда была его опорой, помогала ему, была готова на всё ради него. Но Лёша остыл. Не было той эйфории, волнения, которые он испытывал совсем недавно. Арестович устало потирает немного седые виски, слушая отчёт охраны. Возле Офиса Президента собрались люди, которые не оценили тот факт, что мужчина подал заявление на то, чтобы быть президентом. Тот пытался усмирять протестующих мирными путями, но некоторых всё же приходилось паковать в машины и везти в участки. — Господин Арестович, Вы слышите меня? — мужчину зовёт один из помощников, несмело положив руку на его сильное плечо. — Извини, я задумался, — отвечает тот, массируя переносицу и глядя прямо перед собой, — если будут особо наглые журналисты — прямиком ко мне. Пусть лично задают вопросы, а не у тех зевак, которые стоят на улице. — Будет сделано, Алексей Николаевич, — тот что-то передаёт по рации и покидает здание, оставляя Лёшу одного, дальше разбираться с разными бумагами и документами.***
— Ну от що це за блядство! — Подоляк сердито пыхтит, словно ёжик, которого потревожили надоедливые дети, пытаясь протиснуться в эпицентр событий, спрашивая протестующих и записывая всё в свой блокнотик. Юноша чешет затылок, с опаской осматривая национальную гвардию, которая окружила пришедших. Крепкие мужские руки надёжно хватают его за плечи, уводя куда-то в сторону. — Ану пусти мене! Що це за відношення до жителей вашої країни? — студент упрямо брыкался, но его скрутили двое мужчин, выхватив записи и повели в сторону машины. Миша понял, что он уже ничего не сделает, поэтому насупился и исподлобья наблюдал за бугаями, которые скрутили его и тихо матерился и возмущался на этих двух амбалов. — Господин Арестович, поймали только одного. Журналистов кроме него не было, а этот самый резвый и смелый оказался, — отчитался один из мужчин, держа Подоляка за шкирку, словно щенка, который нагадил мимо лотка, пока тот ошалело смотрел на политика, который сидел за столом, заполняя какие-то бумаги и документы. — Когда же они поймут, что это гиблое дело соваться туда? — тот неохотно отрывается от писанины, глядя на юношу, который стоял с крайне ахуевшим выражением лица, — не местный что-ли? — мужчина поднялся, подходя к тому и пристально разглядывая его. Миша глупо хлопал глазками, в упор глядя на старшего. — Ты не местный? — спрашивает тот у студента, который дальше продолжает смотреть на него. Подоляк не знает, что на это ответить и к чему был этот вопрос, из-за чего он лишь открывает рот, не в силах сказать что-либо. — Парни, проверьте его рюкзак. Может, есть какие документы, — приказывает Лёша, пристально наблюдая за дёргающимся журналистом и взгляд невольно цепляется за тёмно-карие глаза. Один из охранников молча берёт портфель, вытряхивая из него всё, что там есть. — Постав на місце, сучий ти сину! — рычит украинец, пытаясь вырваться, но всё безуспешно. Оттуда выпал его паспорт, студенческий билет, сигареты, жвачки, зубочистки, диктофон, всякая мелочь, кошелёк и множество блокнотов с карандашами и ручками. Алексею лично в руки передают паспорт, и тот открывает его, глядя на фото и вслух читает: — Михайло Михайлович Подоляк, — хмыкает тот, сразу увидев на обложке герб Украины, а Миша невольно зависает после того, как услышал, насколько красиво и довольно-таки горячо это прозвучало от старшего, — и что же привело Вас сюда, мой хороший? Подоляк выпрямляется, смело глядя старшему в глаза и хмыкает. — Ну, вообще-то, взять у Вас интервью по поводу предстоящих дебатов и выборов, — отвечает тот, пристально разглядывая довольно-таки симпатичного мужчину, который был вдвое старше его самого. Арестович взглядом указывает охранникам покинуть кабинет и те послушно идут, оставляя их наедине. — И что Вам удалось узнать у местных зевак? — спрашивает тот, продолжая смотреть в карие глаза напротив. — Вам ответить честно или соврать? — усмехается тот, потирая запястья, которые до этого были скованны наручниками, оставив полосы и не очень заметные порезы. — Мы, украинцы, честный народ, не так ли? — хмыкает старший, улыбаясь одним лишь уголком губ. — Ага, а ещё пьём самогон и кушаем сало и русских детей, — тихо хохочет Миша, запустив пятерню в волосы, чуть оттягивая их, — да что я услышал. В основном лишь то, что Вы дерьмо, а не политик, сексист, малорос, гомофоб до мозга костей, но скрываете то, что педик и нехуй идти на пост правителя. — Какие всё же глупые стереотипы, — Лёша качает головой, — да, ничего нового о себе я не услышал, как всё скучно и банально, — он театрально вздыхает, заставляя Подоляка гоготнуть и пожать плечами. — Я согласен оставить Вам тот блокнот с сегодняшними записями взамен на то, что Вы отдадите мой рюкзак и всё то, что в нём находилось, — несмело предлагает журналист, боясь реакции мужчины на такое дерзкое заявление. — Отдам, если больше не увижу Вашу смазливую мордашку на протестах и в местных репортажах, — отвечает тот, протягивая младшему все вещи, а Миша сразу же цепляется в них стальной хваткой. — Я так понимаю, что интервью сегодня я уже не получу, да? — брюнет прикусывает нижнюю губу, что не скрывается от взгляда Арестовича. — Были бы послушным мальчиком — побеседовали бы со мной, а так.. Не мои проблемы, minou, — довольно ухмыляется тот, когда видит, как юноша замешкался, услышав знакомое слово. Миша решил сыграть дурачка, тихо хмыкая. — Я ведь не знаю французский, — бурчит журналист, опустив взгляд в пол, — ну тогда.. Я.. Был рад встрече, да.. Всего Вам хорошего, или что, — он делает шаг вперёд, протягивая ладонь, не надеясь, что Алексей пожмёт её в ответ и мелко вздрагивает, чувствуя чужую ледяную ладонь. — До свидания, мистер Подоляк, — отвечает старший, отпуская руку и идёт обратно к столу, — Вас выведут, не переживайте. — До побачення, пане Арестовичу, — отвечает тот, широко улыбаясь и идёт к выходу, мысленно прикидывая, когда будет следующий проtесt, чтобы собрать больше информации. Возможно, даже у жены Алексея. Он выходит на улицу, куда его провела охрана и достаёт мятую пачку сигарет с зажигалкой, подкуривая прямо у стен здания, вбивая в карту адрес своего отеля, и неспеша бредёт туда, разглядывая знакомые улички, в то время, как Арестович усердно пытается переключиться на документы, выкидывая из головы образ молодого уверенного украинца, который так неожиданно ворвался в его жизнь.