Как скоро ты приедешь вновь?

      Наручники сильно натерли. Сидеть на твердой деревянной скамейке тоже не очень уж нравилось, потому что все затекло за пару часов такого вот времяпрепровождения. Были бы в голове мысли — подобное переносилось бы легче, но из-за шока, как назло, ничего, абсолютно ничего в голове не появляется. Только, разве что, редкие вопросы. Например, выключили ли полицейские трансляцию, когда с кухонного стола забирали телефон? Просто Милош не помнил, сделал ли это сам. Ну а еще иногда проскакивала мысль, что хочется не здесь в наручниках сидеть, а рядом с Марком в больнице, но потом вспоминается заключение врачей и возвращается понимание ситуации. Очень, кстати, отягчающее.       Ну правда, уже нет никакого терпения. Все чувства обострены, Милош точно слышит, в каком углу скребется паук, а в каком никто не живет. Слышит разговоры на дверью, где служащие делятся происшествиями за день. Те, кто его задерживали, определенно выигрывают. Редко удается за тяжкое преступление задерживать интернет-звезду. Слышно, что они уже успели найти аккаунт и, наверное, пролистать до конца. Иначе Милош просто не понимал, что можно делать два гребаных часа. Хотя не злился, не грустил, и даже не паниковал. Наверное все еще находился в шоковом состоянии, потому что никаких эмоций не чувствовал и не проявлял. Даже не двигался почти, смотря в пол.       Дверь наконец открывается, из нее выходит мужчина в форме с папкой, открывает новую дверь, включает свет, который подсвечивает белые кеды, светлые джинсы и руки, все в красных пятнах.       — Иди сюда, звезда инстаграмма. — последнее говорит с явной усмешкой. — Быстрее. — добавляет, видя, что Милош не движется, но даже после этого тот все еще даже не начинает вставать. — Ты меня слышишь или как?       Наконец поднимается с места и плетется в кабинет. Внутри стулья мягче, наверное сидеть будет приятнее. Милош падает на один из них, на который указывает полицейский, потому что ноги будто деревянные, а ступни ватные, шаги больше на перекаты похожи. Этот стул действительно мягче, Милош будто проваливается в поролон, который, казалось, бесконечным слоем покрывает не только стул, а весь мир. Но слова мужчины с другого конца стола возвращают в реальность.       — Ну рассказывай, что произошло. Подробно давай. — Милош поднимает на него глаза. Он сидит, слегка улыбаясь, будто кайф получая от того, что допрашивает человека в таком состоянии. Затем переводит взгляд на дверной проем, там стоят еще двое, значительно крупнее и значит сильнее. Сбежать ему не удастся, да и не хочется, в общем то, бежать. Да и некуда.       — Сейчас я нарежу курицу… — растягивает Милош слова, пока телефон снимает его, в фартуке, перед кухонным рабочим столом. Нож по правилам платформы показывать нельзя, но Милош озвучивает то, что делает. Да, он решил научиться готовить. — И поставлю нагреваться сковороду. Сзади, из глубины малюсенькой квартирки слышатся приближающие шаги. Слышатся, пока Марк наконец в кадре не появляется частично.       — Ты нахуя красное с белым стирать закинул? Дать мне выходной не значит все в доме испортить. — Марк слишком грозно говорит, зло, и Милош, помня свои обещания, пытается конфликта не допустить. Просто чтобы все не повторилось вновь. Просто чтобы не допустить опасности.       — Тише. — прикладывает палец к губам. — Я трансляцию веду. — это должно было усмирить Марка, но парень не остановился, только повернул голову к телефону, и продолжил.       — Отлично! Смотрите, товарищи зрители, ваш любимый блоггер не знает, как вещи стирают! — смотрит в чат, где уже начинают смеяться. Некоторые пишут «многие не умеют, и что?», но подобные сообщения быстро теряются, комментаторов больше нескольких тысяч. Милош выключает звук, чтобы никто из присутствующих не слышал, и отворачивает камеру, наклоняя телефон в бок.       — Зачем ты это делаешь? Просто зачем? — в глазах начинают собираться слезы. — Тебе удовольствие доставляет меня унижать?       — Я же не унижаю, тебе полезно будет наконец научиться базовым домашним делам, чтобы не быть бытовым инвалидом. — последнее сказал со слишком сильным пренебрежением. Милош, посмотрев исподлобья, ударил партнера по щеке ладонью не заметив даже, что камера вернулась в изначальное положение и транслировала происходящее на несколько тысяч, пусть и без звука.       Дальше все происходит за считанные секунды. Милош держит нож двумя руками внизу, случайно перехватив острием вверх. Марк со злости хватает Милоша за шею, приближаясь всем телом, и напарываясь на выставленный вперед, вчера заточенный нож. Марк увлекся, и все до единого ножи наточил даже острее, чем кухонные вообще могут быть. Нравилось ему водить ножом по точильному камню, это успокаивало. Марк застывает, глаза открываются, но от болевого шока чувства притупляются и парень не кричит. Чат эфира разрывается, зрители такими активными не были никогда. Платформа не спешит блокировать эфир за жестокость и насилие, поэтому у людей простор для воображения.       — Не двигайся, не вытаскивай нож. — успевает сказать утробным голосом, пока Милош, застыв в ужасе, огромными глазами смотрит прямо в глаза Марку. Младший слышит инструкцию и кивает из всех сил, а потом тело падает. Возможно Марк был в сознании какое-то время, но Милош не помнил. Схватил со стола второй телефон и сразу набрал номер 112.       Пока шел гудок, Милош успел осознать, что что-то пошло не так, но не мог понять, что. Сидел над Марком, тряся за плечо, неумело пытался нащупать пульс, и паниковал, когда не получалось. Когда на том конце провода наконец слышится недовольный голос женщины, приходит немного облегчения.       — Здравствуйте, экстренная служба, что у вас случилось? — ей явно скучно и неинтересно, наверное хочет поскорее попасть домой.       — Я порезал Марка. Случайно. Он упал. И не шевелится. — отрывисто говорит Милош, пытаясь описать всю ситуацию. Одежда пропиталась кровью так, что ее уже не отстирать. — Что мне делать?       — Вы, подождите, как порезали? Сильно? — спрашивает женщина.       — Да. Что делать? Помогите, пожалуйста, я…       — Не паникуйте, адрес скажите. — женщина печатает что-то, пока Милош ей диктует, — теперь имя ваше. Скоро помощь приедет, вы сможете встретить врачей? — женщина почти не меняет голоса, но не слыша ответа, задаёт следущий вопрос. — Вы хотя бы дверь открыть сможете?       — Да. Да, извините, да. — Милош рыдает, пытаясь привести в чувства Марка, пока тот не реагирует совсем.       Ждёт, по ощущениям, долго. Кровь уже перестает заполнять пол кухни, превращаясь в застывающую массу. Джинсы теперь выглядят совсем неподобающе. Надо хотя бы руки помыть, потому что крови на них слишком много, но Милош не в силах подняться с пола, даже просто поменять положение. Врачи заходят в квартиру, благо дверь была открыта. По запаху наверное понимают, что нужно торопиться, но застывают на кухне, наступая в лужу почти свернувшейся крови.       — Лен, посмотри, дыхание есть? — мужчина, остановившись в проеме, кивнул в сторону лежащего на полу, кривя лицо, но Милош этого не видел.       Девушка, которая видела, наверное, больше, чем кто-либо за свою жизнь, проходит внутрь, не обращая внимания на кровь на полу. Ощупывает руку, прикладывая два пальца и ждёт несколько секунд. Воцаряется ожидательная тишина. Девушка пытается перевернуть тело, чтобы измерить пульс на шее, но и без этого понимает, что смысла в дальнейшем лечении нет. Поднимает голову на врача и качает из стороны в сторону.       — Оформляем тогда. — мужчина проходит внутрь и садиться за стол. — Несите документы его. — обращается уже к Милошу

      — А потом меня попросили выйти из комнаты и вызвали полицию. Выйти попросили, потому что из него органы вываливались. — на этом моменте Милош внезапно перешел в состояние истерики. — Я даже не попрощался с ним, я думал мы будем жить долго и счастливо.       — Ну-ну, довольно. Я все записал, теперь информация о вас. Кто ближайшее доверенное лицо? — мужчина находит нужную строчку и ожидает, пока Милош хотя бы немного успокоится.       — Мама. И Ян. — отвечает, всхлипывая, а после вновь разражается рыданиями. — Но они в Польше.       — В России совсем никого? — спрашивает полицейский.       — Они приедут сюда, вы им сообщите главное… — всхлипывает опять, на этот раз стараясь сдержать слезы, чтобы продиктовать номера телефонов, домашние адреса и полные имена, чтобы затем проследовать в следственный изолятор Калининграда.

***

      Превышение самообороны, причинение смерти по неосторожности… бред. Милош давно так думает, с того дня, как адвокат озвучил, что они будут говорить в суде. Сообщал ли он об этом ему самому? Да. Ян наверняка тоже осведомлен. Милош не знал, насколько сильно посетителям на свиданиях нельзя передавать информацию, поэтому про уголовное дело парни не говорили совсем. Ян успокаивал, хотя бы пытался, уверяя, что все будет нормально, что они выберутся, что Милошу даже не придется сидеть. Но Милош уже сидел, хотя и в СИЗО, и понимал, что не смогут его за убийство просто взять и отпустить на условный срок.       Машина тряслась, приближаясь к зданию суда, а Милош вспоминал, с какой радостью на лице адвокат рассказывал, как этого удалось добиться. Оказывается подписчики встали на сторону парня. Когда Ян приехал, он забрал телефон Милоша и продолжил вести аккаунт. Нет, Милош его не просил. Милош вообще был уверен, что после такого от него не то, что подписчики, мать родная отвернется. Оказывается группа заинтересованных нашла огромное количество подтверждений насилию в отношении Милоша, нашли даже запись того самого последнего стрима, где ясно видно, что Милош не специально Марку живот вспарывает, а Марк сам натыкается на нож. Милош просто от испуга проводит им вверх, желая на самом деле руки к себе прижать, потому что страшно до чертиков.       Пока идет пару метров от машины до входа в здание суда, пока несколько журналистов, но еще больше фанатов толпятся и фотографируют безэмоционального Милоша. Некоторые, кто явно отписался, кричат, что он убийца и размахивают плакатами, призывающими дать максимальное наказание, другие, наверное, еще подписанные, просто фотографируют, крича слова поддержки или не крича ничего вообще. Внутри зевак меньше, потому что пустили не всех, только имеющих журналистское удостоверение. Милош и думать забыл о миллионе подписчиков и о том, каким скандальным получилось его дело. Но пока идет, вспоминает похороны Марка. На них Ян и Лена уже присутствовали, не давая Милошу в наручниках и под конвоем расклеиться совсем. Он еще помнит, как выглядел распоротый живот и выпавшие органы, но в гробу лежал будто старый Марк, каким он был все это время, только цвет кожи из слегка загорелого превратился в мертвенно-бледный. Милош целует его в лоб, хотя хочется всего расцеловать, только чтобы тело перестало быть таким ледяным. И не может слушать, как забивают крышку гроба.       Внутрь зала пустили лишь некоторых журналистов, но не то, чтобы их было много в принципе. Там уже присутствует Лена и Ян. Адвокат тоже, Милош за семьдесят шесть дней так и не запомнил, как его зовут. Да, следствие длилось ровно столько, парень считал. Чересчур быстро для такого дела, но медийность сыграла свою роль, помогла ускорить поиск доказательств и увеличить общественную значимость. Милош даже не говорит ничего, выцепляет отдельные слова, чтобы немного следить за сюжетом. Адвокат долго рассказывает о том, что происходило, показывает улики, записи, фото, текста, которые сам Милош когда-то писал, будучи на Марка злым за его поступки и рукоприкладство. Наконец все вокруг замолкает, и Милош старательно вспоминает последнюю фразу, сказанную судьей. Приговорен к…       — К условному заключению сроком на 14 месяцев! — напоминает Ян, пытаясь развеселить, пока парни ехали домой, в ту самую квартиру. Ян там был, провел уборку и даже постарался скрыть некоторые воспоминания, но до идеала было еще далеко. — Ты, можно сказать свободен. Вот получим все документы и переедем в Москву, как ты и хотел. Да?       Парни заходят в квартиру. Милош плетется, смотря под ноги, Ян изображает счастье. Милош знает, что это несправедливо. Он убил человека, вспоров живот, снял это на видео и выложил в интернет, а его приговорили к условному сроку. Даже не к исправительным работам! Он правда не понимал, что так повлияло, но так быть не должно было, так определенно не планировал никто, включая журналистов. Пока поднимались на нужный этаж, Милош не плакал, но стоило зайти в квартиру, перехватило дыхание. Здесь чисто, даже выветрился застоявшийся запах дыма, на кухне нет ни следа крови, того самого ножа тоже нет.       Милош не отвечает на реплики, проходит дальше, осматривая однушку. Все так, как было раньше. Они даже года не прожили вместе после воссоединения, а это успело произойти. Квартира стала такой же родной, как та Польская, которая теперь сдается другим людям, наверное, более мирным. Милош не решается зайти на кухню, и идет в спальню, которая и зал по совместительству. Там чисто, на столе слишком нетипично и аккуратно стоит ноутбук, стол будто блестит. Даже пепельница вымыта и убрана далеко к стене, вместо ее обычного места справа. Это задевает. Задевает, напоминая, что обладателя этих вещей больше нет. А этот факт опять колыхает мысли о причине.       Но Милош держится. Мужественно сжимает всю волю в кулак и движется дальше. Осматривает шкафы, убранные и плотно закрытые. Осматривает хозяйские сервизы, которые Марк любил использовать как угодно, только не для чая и кофе, смотрит в окно, где видно здание издательства. Много что взглядом успевает изучить, но наконец поворачивается к кровати. Ян там не спал, он на полу ложился всегда, боясь потревожить Милоша даже тогда, когда он был совсем не здесь. А на кровати то самое постельное белье, подаренное Леной на годовщину в 6 лет, не считая перерыва. Из-под подушки видна та самая футболка, которую Милош попросил отдать в стирку, а Марк так этого и не сделал. Спрятал, потому что «после стирки она будет твердая и неприятная». Нигде ничего от Марка не осталось, наверное только в шкафах, но эта футболка по прежнему им пахла. Милош не знал, сможет ли найти этот запах где-угодно еще. Сжался весь, обнимая ее и будто молясь на полу, роняя слезы на светлый ворсистый ковер. Ян сзади обнимает, отвлечь прикосновениями пытается, твердит, что все хорошо будет, а Милош не реагирует, захлебываясь истерикой так, что кажется, скоро нечем будет дышать. И воет протяжно, как никогда раньше не выл, потому что больно невыносимо от осознания, что любимого человека ты не увидишь больше никогда. И еще больнее потому, что ты его убил.