***
Рекомендуется к прослушиванию: Жан-Батист Люлли — Хор в садах Астреи
В стремлении придать короне видимость прежней силы, Серсея отнеслась к устроению праздника воистину масштабно и с той же поразительной стойкостью, с которой несколько недель назад переживала смерть сына, болезнь отца и последствия захвата Тарбека. Хотя последнее, по мнению Тириона, не могло значительно её заботить, поскольку требовало большего ума. По той же причине Серсея и не озаботилась неуместностью размаха торжества. А развернуться ей и вправду было где. Тронный зал утопили астрами, лилиями, георгинами и розами, расписными лентами и свечами в узорчатых подсвечниках; колонны задрапировали алым и жёлтым дамаском; у трона устроили стол для королевской семьи, вдоль колонады — для высокой знати; гостей ниже соли посадили на галерее и у выхода; Серсея выписала из Староместа хор, беспрерывно завывающий на протяжении всего пира под стройный аккомпанемент флейты, двух скрипок, мандалины и ребека; акробаты на ходулях жонглировали горящими факелами; четыре обезьяны танцевали гальярду и водили хороводы. На пире Тирион удостоился чести сидеть между отцом и дядей Киваном. По правую руку от Томмена, заметно исхудавшего и всё еще вялого после болезни. От такого соседства, в особенности с отцом, Тириону не то что кусок не лез в горло, он не притронулся к вину. И не столько само присутствие рядом лорда Тайвина его так тяготило, сколько воспоминание о разговоре с ним на заседании совета, случившимся вчерашним вечером и побудившим Тириона напиться до такого одурения, чтобы под конец забыть собственное имя, а наутро два часа не отходить от ведра, извергая в него всё выпитое накануне. И потому теперь, стоило ему лишь бросить взгляд на еду, внутренности скручивало ножом. Про вино и говорить было нечего. В других же обстоятельствах он с удовольствием уподобился бы большей части гостей, которым накрытые столы кричали взять с них всего, да побольше, и напиться, и наесться до отвала. Пятьдесят шесть блюд (Серсея с недавних пор ненавидела нечётные числа, а в особенности избегала семерок) начиная от мисок с оливками и сыром и заканчивая яком под густым горячим грибным соусом, источали каждое свой аромат и все вместе взрывались приторным запахом чего-то немного жаренного, немного острого и немного пряного. Вина и эля, казалось, лишились разом все погреба Королевской Гавани. Тирион насчитал, страшно представить, двадцать разных сортов. И всё это великолепие так некстати вызывало у него сегодня исключительное отвращение. Пожевав хлеба, он первым вышел из-за стола, как только объявили танцы. Устроившись у ступеней галереи с бокалом воды, для видимости взятого им в руки, Тирион оглядел зал. Дурнота, настигшая его за столом, начинала отступать, и он, наконец, обратил взор в народ. Здесь были, за мелким исключением, все выжившие и не присягнувшие Тарбеку во время захвата: Мейс Тирелл с дочерью, матерью и единственным с недавнего времени сыном, сильно похудевший за время болезни, первым рухнул на колени в раскаянии перед лордом Тайвином и таки вымолил прощение, ценой договора о поставках продовольствия столице сроком на тридцать лет; Оберин Мартелл с племянниками и не безызвестной своей свитой, привёз в столицу Мирцеллу; Изабелла Финнард, дорвавшаяся до власти, привела совершенно очаровательную сестру, вмиг вызвавшую к себе внимание двора; Редвины, Рованы, прочие знаменосцы, рыцари и, наконец, Санса Старк. Она сидела за столом рядом с Тиреллами, вероятно, дружески прихваченная с собой леди Маргери, кротко поддерживала беседу с её фрейлинами, и была чудо как хороша с распущенными и лишь слегка собранными на затылке огненными волосами, в бежевом с тафтяном платье с нашивками из зелёного бархата. И этому неземному созданию я должен испоганить жизнь, — с горечью подумал Тирион. В нём, клокоча и раздирая душу, боролись отчаяние и призывающий радоваться счастью эгоизм. Но, глядя на неё теперь, созданную для прогулок по садам под руку с благородными рыцарями, созданную для воспевания в балладах, созданную не для него, ему казались сном месяцы, проведённые с нею в крепости Мейегора. Тогда всё было проще. Он понял это лишь после приказа отца жениться на ней. С ужасом, боясь допустить страшную догадку, он залил её вчера, но сегодня осознал с удвоенной болью, что любит Сансу Старк. И какой глупой и безрассудной ему показалась эта любовь. Неожиданно терзания прервал Варис. Напудренный и нарумяненный больше обычного и облачённый в пурпурный шёлк. — Вам не пришлось по душе ни одно из двадцати трёх, представленных здесь вин? — покосившись на бокал в руках Тириона, спросил евнух. — Или решили приберечь запал на предстоящую свадьбу? Тирион, подавив раздражённый выдох, нахмурил брови. — Удивительно, как новость о браке до сих пор не дошла от стола совета до ушей моей…невесты, — он поморщился, ощутив на языке такое унизительное для Сансы слово. — Я, вы знаете, сплетничеством не увлекаюсь… — начал Варис и был прерван. — О да, вы увлекаетесь разнюхиванием, — без лишних церемоний, на которые он сейчас был не способен, заметил Тирион. Варис сделал вид, что не услышал и продолжил в том же тоне: — …королева нынче была слишком озабочена приготовлениями к празднику… — Если бы хотела, моя разумная сестрица нашла бы время для такого незначительного дельца. — Лорд Тирелл… — …искупляет грехи перед отцом. — Рован и Редвин… — …и шагу не сделают без приказа отца. — Остаётся леди Финнард, но она пока не посетила ни одного заседания. — А, — Тирион отмахнулся, — отец дал ей две недели, что бы получить нужные для мастера над законами знания. Варис помолчал, пожевав толстыми белыми губами и устремив наигранно воодушевленный взор куда-то в сторону, решил проявить истинно дружеское великодушие — совершенно сменить разговор о Сансе Старк: — Нужно отдать леди Финнард должное. Такое провернуть в столице, под носом у короны, — он цокнул, покачав головой, — За месяцы слепой уверенности в её пленении она заманила в «Орден Герберы» десятки гвардейцев. Тирион усмехнулся. — Но вы-то знали всё с самого начала и почему-то смолчали. — Мастер над монетой, задрав голову, взглянул на сохраняющего прежнюю невозмутимость евнуха и, поняв, что на это никаких объяснений не услышит, добавил: — Да и не она всё это провернула, а её командующий. Варис согласно кивнул, и его мягкий рот расплылся в улыбке. — Это вечное правило. Всю работу выполняют люди с мечами и заточенными под такие дела умами, а лавры достаются тому, кто этим людям платит. — Знаете, что я подумал, — спустя несколько минут молчания вымолвил Тирион, — мы с вами забыли о Великом мейстере Зуране. Что вы успели о нём раскопать? — Ну, тут всё совсем пресно и для вас, боюсь, скучно — истинный образец строгости и благочестия, — Варис жалостливо нахмурил брови. Брови Тириона взлетели вверх. — Такие до сих пор остались? — у него вырвался смешок. — Да, чувствую, мы еще не раз соскучимся по Пицелю. Вскоре ушёл и Варис. В замешательстве отвернувшись в противоположную от столов сторону, Тирион не заметил, как совсем рядом с ним оказались компаньонки леди Маргери, а вместе с ними и Санса. К девушкам очень скоро подлетели кавалеры, забрав танцевать, но она осталась стоять. Он через силу заставил себя посмотреть в её сторону и столкнулся с взглядом ясно-синих глаз. — Мы с вами не виделись с того дня, когда… — с неловкой учтивостью начала она и запнулась. — Когда меня чуть не повесили, — помог ей Тирион и, увидев испуг в её взгляде, тут же укорил себя за такую легкомысленную прямоту и поспешил исправиться: — Прошу, простите, я не хотел напугать вас. Лучшим способом загладить вину было бы отвлечь вас танцем, но боюсь, кроме чести быть запечатлённым в сюжете пошлых анекдотов и похабных стишков я ничего бы не добился. Санса натянуто улыбнулась. Во взгляде её мелькнуло сомнение, точно она не была уверена в том, что хотела сказать, но всё же вымолвила: — Вы бы порадовали меня. Тирион обомлел. Ему захотелось крикнуть ей: «Беги, дурочка», и в равной степени схватить её, на глазах у всех закружить в танце, признаться во всём и поцеловать эти губы, промолвившие такие благословенные для него слова. Но он не шелохнулся.***
Бокал с вином в руках Тайвина качнулся. Опустив глаза, десница увидел на стекле знакомые пальцы. Эти пальцы совсем недавно накладывали ему компрессы, поили снадобьями, перевязывали запястья и ощупывали кожу. Теперь же совершенно бесцеремонно, но с прежней, также знакомой мягкостью, они забирали вино из его рук. — Прошу прощения, милорд, но мне дорого моё место, а с вашей смертью, боюсь, удерживать его станет несколько труднее. Тайвин разжал ладонь, отдав таки бокал леди Финнард и, повернув голову, встретился с её сдержанно-оживлённым взглядом. — Я бы рекомендовал вам быть осторожнее, — вкрадчиво начал он, — риск потерять место высок и без моей кончины. Она улыбнулась. Легко, но с заметным ядовитым прищуром. — Однако свои риски вы увеличиваете, выпивая вино поверх лекарства. — Мейстер Зуран ясно дал мне это понять. Но месяц на исходе, и я прекрасно себя чувствую. Леди Изабелла оглядела его с головы до ног, как бы желая убедиться в этом лично, и сказала: — Что ж, не смею настаивать. Да и сдаётся мне, тема разговора не совсем уместна для подобных торжеств. Одним глазом она непрестанно поглядывала за сестрой, и, заметив, что та встала в пару с Ульвиком Уллером из свиты Оберина Мартелла, вздёрнула бровь и с недоверием проводила их взглядом. — К счастью, установившиеся приличия пока не дошли до такой абсурдности, как утверждение строгих норм разговора, — заметил Тайвин, когда она повернулась обратно. — Не думала, что вы противник общественных правил. — Леди Финнард подняла на него глаза со скачущим в них хитрым любопытством. — Впрочем, я поняла, о чём вы. — Лорд Тайвин. — Как из-под земли перед ними вырос Оберин Мартелл. — Не мог не выразить своё удивление лично. Не знал, что вы такой заботливый дедушка. Принцесса Мирцелла рассказала о вас много нового. Тайвин внутренне скривился и сцепил зубы, но лицо сохранил. Сухо кивнув, он ответил: — Рад вам угодить. Мартелл усмехнулся, задержав на нём наглый взор. В глазах его явственно разливалась ненависть. С мгновение простояв так, не моргая, принц Оберин обернулся к леди Изабелле. — А вы, должно быть, леди Финнард? — Принц Оберин, — снисходительно кивнула она. — Поздравляю с назначением в совет. — он покосился на Тайвина. — Давно пора было женщине в него войти. У нас в Дорне на такие вещи смотрят разумнее. — Я слышала о ваших обычаях. — Она снова кивнула, вероятно, тяготясь присутствием Мартелла, судя по опустившимся уголкам её глаз. — Мы с вами южане. Полагаю, обычаи Соториоса с Дорном схожи. Губы леди Финнард сложились в дежурной улыбке, граничащей с усмешкой. — Думаю, представители исконных семей Соториоса с вами бы поспорили, — сказала она, покачав головой. — Многие в Незабвенных городах называют северянами всех живущих за Летним морем. — Признаться, я не знаком с историей Соториоса. — Прищурился принц Оберин. — Всегда думал, что кроме шлюх, дикарей и воров там никто не живёт. И, услышав о вас впервые, представлял себе дикарку. Однако, позвольте выразить своё восхищение, — он поклонился, улыбнувшись с обманной учтивостью, — Вы стали бы украшением Дорна. С чего вдруг? — подумал Тайвин, наблюдающий за Мартеллом с возрастающим раздражением и желанием отбросить куда-нибудь в сторону дорнийского таракана. Но распалиться ему не дала появившаяся Мирцелла. Заметив Мартелла и леди Финнард, она замерла, видимо, остановив уже вырвавшиеся было слова, и кивнула им. — Миледи, — зачастил принц Оберин, — разрешите пригласить вас, если, конечно, вы не обещали танец лорду-деснице. И он кинул на Тайвина насмешливый, но с неугасающей ни на мгновение ненавистью взгляд. Леди Финнард вежливо улыбнулась и вложила ладонь в протянутую им руку. Мирцелла тем временем ухватилась за рукав Тайвина и, убедившись, что они одни, устремила на него ожидающий чего-то обеспокоенный взор. — Почему ты не танцуешь с принцем Тристаном, Мирцелла? — Спросил десница, поняв, что именно этого вопроса она и ждёт. — Ах, дедушка! — Она ещё крепче вцепилась в его рукав. — Он ушёл. Сказал, что на пару минут, а его нет больше получаса! И сейчас будет мой любимый «Круг благоденствия»! Тайвин почувствовал, как улетучивается былое раздражение. — Немедленно отыщи принца Тристана, — кинул он через плечо стоящему позади Осберту и повернулся к внучке, — А пока никто не вправе лишать тебя танца. Позвольте пригласить вас, Ваше Высочество. Он протянул руку Мирцелле, смотрящей на него удивительными, влюблёнными, полными света и радости бледно-зелёными глазами, так напоминающими глаза Джоанны. — Я говорил тебе, будь аккуратна. Возможно, ты слишком переоцениваешь принца Тристана, — заметил он, когда они уже вышагивали в степенном танце. — Что ты, дедушка! Я ни за что не дала бы себя обмануть! — негромко воскликнула Мирцелла, с чувством неподдельной оскорблённости приподняв брови. — Я не легкомысленна. И, если хочешь знать, я заставила его заслужить моё доверие, прежде чем так близко подпускать к себе. Она грациозно обернулась вокруг себя, совершенно синхронно с другими дамами хлопнула в ладоши и протянула ему руки для нового поворота. Тайвин со вздохом оглядел внучку, подумав, что всё-таки она ещё исключительное дитя, и сказал, придав голосу требуемую строгость: — Я в тебе не сомневаюсь. Но прошу помнить — даже после, казалось, долгих сомнений, тщательных взвешиваний и убеждений в порядочности, тебя могут бессовестно обмануть. Они прошлись по кругу, и пары сменились. Мирцелла перешла к одному из близнецов лорда Редвина, а перед Тайвином появилась Фалиса Стокворд, кажется, промолвившая, что ничуть не сомневалась в спасении города и безмерно благодарна ему за него. Или это была одна из компаньонок Маргери Тирелл. Десница, не ожидая от них ничего, превышающего обыденных устоявшихся фраз, отвечал такими же дежурными фразами благодарности и тут же забывал эти краткие «беседы». Когда же ему протянула руку леди Финнард, он сам начал разговор: — Полагаю, у вас с принцем Оберином нашлось много общих тем. Они отшагнули друг от друга, сошлись вновь, подняв правые руки вверх, соприкоснулись запястьями и пошли по кругу, попеременно поворачиваясь. — Едва ли. — Усмехнулась леди Изабелла. — Убийство Элии Мартелл не совсем то, о чём я ожидала с ним говорить. Тайвин скрыл раздражение за вздёрнутой бровью. — Сомнительная тема для беседы сразу же после знакомства, — равнодушно отозвался он. — О, он рассказал об этом после совета держаться от вас подальше. — Брови леди Финнард взлетели вверх, а на губах блеснула непринуждённая улыбка. — Поразительная банальность. Сдаётся мне, когда-нибудь я узнаю подробности так волнующего принца Оберина происшествия и ничуть не удивлюсь. — Что же вы сами думаете? — спросил десница. Ему отчего-то стало это любопытно. — Думаю, что когда дело касается такой глобальной вещи, как государственный переворот, властьпридержащим просто преступно углубляться в подробности отдаваемых ими приказов, — с лёгкой усталостью в голосе ответила леди Изабелла. Верно думаете, — мысленно согласился Тайвин, но вслух ничего не сказал. Пары сменились. На втором круге Мирцелла высказала ему сомнение насчёт благочестивости Хораса Редвина. Тайвин заверил её, что беспокоиться не о чем, решив завтра же отослать мальчишку под каким-нибудь благовидным предлогом. Леди Финнард он лишь сообщил о ближайшем заседании совета и необходимости её присутствия. А она, сложив губы в утомлённой улыбке, ответила: — Свод Законов не так сложен в заучивании наизусть, как строение каждой кости в человеческом теле. Эту мудрость я, кажется постигла и вы можете сейчас же экзаменовать меня.***
Шае Тирион честно признался, что женится, что содержать любовницу в таких обстоятельствах считает выше своих, пусть искаженных, но всё же принципов, наконец, что более не питает к ней былых чувств и отправил в Волантис, уняв бурю страстей щедрым кошелем золота. Погоревав, попытавшись повторить трюк с заливанием памяти вином, тысячу раз усомнившись в своих чувствах к Сансе и тысячу раз поймав себя на безоговорочной любви, на следующий день после пира Тирион пошёл к будущей супруге с намерением сообщить «благую» весть и не быть кем-нибудь опережённым. Для того и задумал пойти с самого утра. Казалось, белое, испитое и пустое пасмурное небо праздновало вчера наровне со всеми и теперь измученно висело, мрачно вздыхая и не находя в себе сил выкатить солнце. Вздохи его ветром гуляли по безлюдным галереям и утомлённым садам. Всё находилось в усталой дремоте. Один Тирион тревожил беспокойный сон замка, ковыляя по коридорам в сопровождении Подрика. Лупоглазая служанка леди Сансы, с туповатым лицом и упругой косой чёрных волос, в минутном ошалении таращилась на него в приоткрытую дерь, а затем заперла её, кинув негромкое: «Ждите». Вероятно, её госпожа только проснулась, о чём судило долгое копошение в покоях. Ну, хотя бы примет. Уже хорошо. — невесело подумал Тирион. Когда ему, наконец, отворили, Санса, увидев его, поднялась с кресла, в которое, вероятно, только что опустилась, и присела в неглубоком поклоне. — Лорд Тирион, я…рада видеть вас, — вежливо промолвила она, — но чем обязана столь ранним визитом? На ней было простое хлопковое бледно-жёлтое платье, волосы, не сколотые ни чем, свободно, в не свойственном леди Сансе беспорядке падали на плечи и руки. И эта маленькая небрежность показалась Тириону донельзя примечательной и милой. Залюбовавшись, он начал говорить не сразу. — Прошу меня простить, если потревожил ваш сон, однако, боялся, что кто-нибудь скажет вам до меня. Да вы садитесь, и, прошу, не нужно так пугаться раньше времени, — заметив перемену в её лице, предупредил Тирион. Санса упала обратно в кресло. Он сел напротив и продолжил: — Разговор не из лёгких, а потому, прошу отослать вашу любезную горничную. Побледнев до цвета молока, она, не глядя, махнула рукой в сторону девушки. Служанка вышла. А Тирион неожиданно для себя обнаружил, что все заготовленные ещё с вечера слова вылетели из головы. — Вы говорили, что хотите сказать что-то важное, — когда молчание уже начало становиться неприличным, напомнила Санса. — Да, извините меня, просто это трудно. Я не знаю, с чего начать, — Тирион изобразил на губах подобие улыбки, снова умолк, но, набравшись смелости, решил выложить всё сразу: — Мой лорд-отец решил выдать вас за меня замуж. Свадьба через полторы недели. Вот, — добавил он совершенно не свойственное его обыденной речи слово и уставился себе в колени. В полной тишине, не глядя друг на друга, они просидели, как показалось ему, часа два. Вдруг, сам не осознав как, Тирион поднял на Сансу взгляд и обомлел, желая лишь одного — отрезать себе язык и заодно голову за такую внезапность, напор и уж тем более молчание после. Он поспешил исправиться, начав заверять Сансу в том, что ей нечего бояться, и брак с ним для неё в какой-то степени удачное развитие событий. Но выходило как-то криво и неубедительно. — Я клянусь вам, что приложу все возможные усилия, чтобы ваши глаза забыли, что такое слёзы, — говорил он. Санса сидела ни жива, ни мертва. Лицо её не выражало ничего, кроме немого исступления, руки, дрожа и потея, безвольно лежали на коленях, глаза глядели прямо на него, но вовсе его не видя. Тирион на короткий миг подумал, что довёл бедную девочку до умолишения, но, решив, что если уж она уже сошла с ума, хуже его признание не сделает, сказал: — Я знаю, что вы желали себе другого мужа и другой жизни, но любил бы вас прославленный доблестный рыцарь или лорд так, как люблю вас я? В её взгляде вспыхнул испуг и старательно скрываемое ею, но всё же видимое отвращение. Самолюбие больно кольнуло Тириона в спину, и он добавил с жестокой, поистине самолюбивой твёрдостью: — Да, я люблю вас, Санса. И знаю, что никто на всём белом свете не будет так вас любить. Он взглянул на неё, ожидая что она выгонит его взашей и будет права, но и отвращение, и испуг из её глаз исчезли. В них по-прежнему не было симпатии и уж тем более любви, но что-то скользило. Что-то неуловимо-призрачное. Что-то доброе, крепкое и долговечное. По щекам Сансы катились слёзы. Тирион тут же опомнился, испугался, обуреваемый невероятным стыдом и презрением к самому себе, он встал, протянул ей руку и сказал: — Выйдем в сад. Быть может выглянет солнце и осушит ваши слёзы. Она часто заморгала, точно очнувшись ото сна, вытерла щёки и, без малейшего колебания вложив свою длинную, нежную и красивую руку в его маленькую, кривую и уродливую ладонь, промолвила с вежливым дружелюбием: — Не нужно солнца. Ваших слов мне достаточно.***
Серсея заставляла себя ждать уже добрую четверть часа. Тирион откровенно скучал. Откинувшись на спинку стула, он наблюдал за членами совета, замершими в безмолвном ожидании. Варис в последнее время сделался мрачен, с самого своего прихода он был погружён в, вероятно, крайне удручающие, одному ему известные мысли. Когда Тирион попытался с ним заговорить, евнух удостоил его расплывчато-кратким ответом и дал понять, что сегодня ему не до бесед. Великий мейстер Зуран, облачённый в очередную свою бархатную мантию, на этот раз тёмно-серую, поражал мастера над монетой двумя своими чертами: способностью одеваться лучше любого когда-либо встречаемого Тирионом мейстера и безукоризненной, невозможной в своем проявлении благопристойностью. Казалось, что каждое слово, произносимое Зураном на совете, было взято им из какого-нибудь устава, имеющего указания на каждую минуту жизни. Вот и сегодня десница давно уже начал бы совет без Серсеи, если бы не Великий мейстер, напомнивший о правилах проведения Малого совета, которые, наверняка, кроме него последние лет сто никто и не читал. Леди Финнард, появившаяся на заседании впервые, вообще представляла для Тириона наискучнейшую фигуру за столом, а потому, скользнув взором по её холодно-невозмутимому лицу, перевёл взгляд на Мейса Тирелла. Но за тенью некогда забавного толстяка наблюдать было странно, неприятно и даже грустно. Дядя Киван, временно заменяющий осаждающего Риверран лорда Рована на месте Мастера над Войной, косился на брата, с возвращением Рована, обещавшего отпустить Кивана в Утёс, к ненаглядной Дорне и оставшимся детям. А лорд Тайвин был по обыкновению мрачен. Но не так, как Варис. Его мрак, сотканный из напряжённого раздражения, граничащего с гневом, нарастал с каждой минутой опоздания Серсеи. Губы его сомкнулись в узкую бледную линию, взгляд врезался в двери, одна рука сжалась в кулак, а вторая вцепилась в подлокотник. Когда терпение отца подобралось к высшей точке и вот-вот грозило обрушиться, появилась Серсея, прямо-таки дышащая напускной добротой и свежестью. Однако намётанный глаз Тириона сразу уловил высокую степень её недовольства. Постукивая каблуками, сестрица легко пересекла расстояние между дверьми и столом совета. Но, приблизившись к месту по правую руку от отца, вдруг остановилась. Опустив тонкие бледные пальцы на спинку стула, она обратила хищный взор на Вариса и сидящую рядом с ним леди Финнард. — Какое разнообразие, — скрыв яд за безмятежной, почти дружелюбной улыбкой, сказала Серсея. — О чём вы? — с неизменной учтивостью спросил сир Киван, посмотрев на лорда Тайвина. Дядя явно желал избежать ссоры, которой, к слову, уже ощутимо попахивало. Серсея пропустила его вопрос мимо ушей и обратилась к Варису: — Откуда вы родом, лорд Варис? — Из Лисса, моя королева, — склонив голову, мягко улыбнулся евнух, но в голосе его проскользнула так удивившая сегодня Тириона усталость. — Я о том, что Эссос и Соториос уже есть, — улыбнувшись ещё шире, «пошутила» Серсея. — Скоро в Малом мовете будут заседать летнийцы и асшайские колдуны. — Вполне возможно, — не поднимая глаз от бумаг, лежащих перед ней на столе, подала голос леди Финнард, — если они спасут жизнь кому-нибудь из членов королевской семьи. — Не самая твоя удачная шутка, сестрица, — заметил Тирион и криво улыбнулся. Глаза Серсеи зло дёрнулись в его сторону. — Довольно, — раздался предупредительно-спокойный голос отца. — Мы давно уже должны были начать. — Он повернулся к Варису: — Что с Речными землями? — Охвачены огнём. Сигард, Атранта, Девичий пруд…проще сказать, где восстаний нет. Лорды-знаменосцы как могут их подавляют. Но гнев народа возрастает с каждым днём, приближающим их к зиме. — Бринден Талли? — Его силы на исходе, — ответил Варис. — «Повитель» ему уже не одолеть. А без Чёрной Рыбы Риверран долго не выдержит. — Неделя, милорды, и Речные земли раз и навсегда выйдут из-под власти Талли, — заявил Мейс Тирелл. — Можно с уверенностью рассуждать о том, кому отдать Риверран. А ты то чего встрепенулся? — подумал Тирион, — после того, что ты натворил, радуйся, что тебя вообще в совете оставили. Тиреллов от жестокой кары лорда Тайвина спасла лишь заманчивая перспектива цены за дарованное им прощение, да лихорадка, сразившая лорда Мейса и не позволившая ему предпринять чего-то ещё, помимо присяги Тарбеку. Впрочем, этой же лихорадкой он прикрыл и своё предательство, заявив, что присягал, будучи уже больным и не в себе. — Я предлагаю дождаться вестей о падении Риверрана, а потом уже решать. Благо кандидаты есть, — по обыкновению заранее обсудивший всё с братом, поспешил унять лорда Мейса сир Киван. Лорд Тайвин согласно кивнул. Варис продолжил: — Север по-прежнему неспокоен. — Болтону ещё не скоро удастся подчинить северян, — вступил в обсуждение Тирион, — кроме Старков они никого не признают. Кстати, что с леди Кейтелин? — Она вместе с братом в плену у Фреев, — ответил Варис. — До сих пор? — с губ Серсеи сорвался смешок, и брови её нахмурились в удивлении. — Её давно уже надлежало казнить. — Какая беспощадность, — Тирион попытался придать голосу непринуждённость, но вышло так себе. — Дочь уважаемого всеми Речными землями Хостера Талли, жена ещё более уважаемого Севером Эддарда Старка, полагаю, нужнее в мире живых. — Это в тебе уважение к будущей тёще взыграло? — огрызнулась Серсея. — Тирион прав, — её оборвал лорд Тайвин. Чем вызвал у мастера над монетой искреннее удивление. Такие слова от отца ему если и приходилось слышать, то столь редко, что он ни раза и не помнил. — Кейтелин Старк действительно нам нужна, — продолжал десница, — Русе Болтон недавно овдовел. — Леди Уолда скончалась при родах, подарив лорду Болтону сына, — вставил мейстер Зуран. Тирион округлил глаза. До него начинало доходить намерение отца, глубоко его потрясшее. — Ты хочешь женить Русе Болтона на Кейтелин Старк! — Именно. Она вновь станет леди Винтерфелла и вразумит северян. — Каким образом? — фыркнула Серсея. — Она обыкновенная женщина. Лорд Тайвин кинул на дочь короткий взгляд, призывающий дальше слушать молча, если даже таких вещей она понять не в силах. — Женщина, чьему мужу многие годы был предан Север, а сына выбрал своим королём, насколько мне известно, — заметила леди Финнард, о которой Тирион уже успел забыть. — При верном руководстве направить умы одиннадцати лордов-знаменосцев и усмирить Север вполне возможно, — подхватил дядя Киван. Тирион оглядел их с сильным недоумением. Хотел бы он знать, каково это «верное руководство». «Усмирить Север» — за этим определенно крылось что-то ещё. Отец отдал этот самый Север Болтону, но навряд ли стал бы помогать тому в покорении. Он обыкновенно отдавал приказ и ждал его исполнения. С чего бы вдруг ему самому в этом участвовать? — Но согласится ли она? — спросил Мейс Тирелл. — Мы можем напомнить леди Кейтелин о том, что её дочери всё еще у нас, — чуть приподняв брови, сказал десница. — И если она благоразумно примет наше предложение, и лорд Болтон через неё подчинит себе Север, она получит возможность вернуть одну из своих дочерей. Тирион, как и все, промолчал, решив не напоминать о вероятной смерти Арьи Старк и скором замужестве с ним Сансы. Так то оно так, леди Кейтелин родила Неду Старку пятерых детей, её уважали знаменосцы и прочее. Но, выйдя за Болтона, в их глазах она будет лишь предательницей. Значит, отец придумал для леди Кейтелин что-то посложнее воодушевляющих речей вроде: «Север помнит», «вспомните о клятве, что вы давали моему мужу», ну и, разумеется: «зима близко», чем он сам теперь, похоже, руководствуется, желая поскорее навести порядок. По крайней мере, это было единственным объяснением Тириона, порою не способного понять даже некоторых, на первый взгляд, простых движений отцовского разума. — Что дальше, Киван? — обратился к брату десница, когда «овцы проблеяли своё согласие» как любил отмечать такие моменты Тирион. — Пятеро солдат Тарбека были замечены близ Перстов, — сверился с бумагами сир Киван. — Пойманы, допрошены, казнены. Лорд Тайвин сухо кивнул и дядя продолжил перечень мелких докладов, собранных по королевству. Мелкие восстания, грабежи, нехватка зерна там-то и людей там-то, смерть того-то — всё заметно поблекло и потеряло для Тириона интерес после, кажется, поразившей лишь его новости о замужестве леди Старк. Так или иначе, Серсея верно подметила — леди Кейтелин теперь его тёща, и одна лишь эта мысль заставляла его ёжится. — Сильная вспышка «Повителя» в Чаячем городе, — продолжал тем временем дядя Киван, — умерло четыре сотни. — Цитадель уже послала туда людей. Народ не спешит прибегать к намеренному переносу через привитие, а лекарство позволить себе может не каждый, — мейстер Зуран с абсолютной невозмутимостью поправил рукава мантии и, будто ожидая чего-то, воззрился на десницу. — Поступим, как делали до спада эпидемии, — сказал лорд Тайвин и ничего более при мейстере Зуране говорить не пожелал, видимо, считая, что знать о убийстве и сожжении заболевших ему не стоит. — Что-то ещё? — прозвучали, наконец, заветные слова, за которыми обыкновенно следовал отрицательный ответ и завершение совета. И Тирион уже подался было вперед, чтобы встать, как его порыв оборвала леди Финнард: — Вчера королевские темницы посетил посланник Чёрного замка с просьбой предоставить ему новобранцев. Я не успела постичь всех тонкостей своей должности, но даже мне ясно, что о таком должен быть уведомлен десница. И о том, что в ведении чужеземки теперь королевские темницы и королевское правосудие...Тристон Масси наверняка сбросился бы с обрыва, узнав, до чего довели его должность — подумал Тирион. — Кроме того, — продолжала леди Изабелла, — посланник уточнил, что новобранцы требуются в связи с большими потерями входе сражения с одичалыми, захватившими Чёрный замок. Лорд Тайвин вздёрнул бровь и обратил ожидающий объяснений взор на Вариса. — Лорд Варис, вы, как мастер над шептунами, обязаны были об этом знать, — в голосе отца чувствовалось неприятное и настораживающее всех напряжение. — Сообщи мне об этом мои люди — я сразу же довёл бы новость до вас, но северные пташки молчали, — на лице евнуха отразились искренние печаль и изумление, несколько усиленные в отношении настоящих его чувств. — Корона щедро платит вам за ваши длинные руки, и мне не хотелось бы видеть их укороченными, — процедил десница и перевёл полный недовольства взор на леди Финнард, — вам сообщили, как давно одичалые напали на стену? — Пять месяцев назад, — ответила она. — Тогда, вероятно, ворон прилетел во время захвата Тарбека, а недоумок Вальтос правлением не занимался, и Веббера к этому подпустить не успел, — понял Тирион. — Всем известно, чем он занимался, — с недобро пляшущими в глазах золотистыми искрами отрезал лорд Тайвин. — Нужно узнать, сколь велики потери и возможность нового нападения, — обратился преимущественно к брату сир Киван, — И поспособствовать восстановлению. Слова эти были очередным кормом для овец, заблаговременно кинутым, чтобы не возникали после.***
Септа Бейлора, освещённая сотнями свечей, переливалась и сияла янтарём. Овитые золотыми лентами колонны, оранжево-жёлтая плитка на ступенях и полу, постаменты, увенчанные множеством цветочных букетов и венков, громоздкие идолы Семерых, возвышающиеся в круг по всему периметру и достающие почти до купола — всё это выстраивало единый, напоенный пряным теплом ансамбль. Сквозь окна почти не проникал солнечный свет, точно семиконечные звёзды на витражах намеренно сдерживали лучи, не давая им ворваться внутрь. Воздух был тягучим, жарким и плотным, стоял запах ладана, мёда и чего-то цветочного, едва уловимого. Людей собралось немного: совет, королевская семья да высшая знать не более двадцати. То и дело слышалось приторное щебетание придворных дам, от которого моментально начинала раскалываться голова, стоило только подойти чуть ближе, но в остальном, празднество имело все шансы произвести сносное впечатление. Изабелла, расположившись в тени ближайшей к алтарю колонны, наблюдала за ожидающими церемонии гостями — сплошь уже знакомыми, довольно бесполезными лицами. — Леди Финнард, я очень рад видеть вас, — послышался откуда-то сзади знакомый тихий голос, с чуть проскальзывающим в нём кряхтением недавно обретенной старости. Она обернулась, улыбнувшись в знак ответного почтения. — И я, Квиберн. Вижу, вам лучше. Но откуда вы здесь? — Я наблюдаю состояние Его Милости по просьбе королевы. Он ещё очень слаб. К слову об этом. — Квиберн по-доброму усмехнулся и устремил на Изабеллу такой же насмешливый прищур. — Мне льстит, что вы использовали моё открытие. Юнис подробно рассказал о всём процессе переливания. Это несколько усмирило моё любопытство, но соблазн узнать от вас подробности слишком велик. Губы леди Финнард расплылись шире. Переливание было предметом как интереса, разделяемого с Квиберном, так и её личной гордости. Привычная к работе с ядами и конкретными лекарствами, она не имела большого опыта в подобных процедурах, как и не имела его в алхимии и тёмной магии. И то, что она провела это, пусть и следуя чётким указаниям, ощутимо тешило её самолюбие. — Ваши инструкции оказались на редкость подробными, — ответила Изабелла, — мне оставалось только тщательно промыть трубки и верно проткнуть вену. По лицу Квиберна скользнула тень разочарования. Он улыбнулся, желая скрыть это, но глаза выдавали его с потрохами. Видимо, решив, что его спасёт перемена тона, он перешёл на Варайский: — А как же работа с моим раствором? Не возникло ли трудностей с системой? Жаль, что я не успел лично донести до вас подробности. — Могу лишь в очередной раз восхититься, — подхватила Изабелла. — Превратить безумие, невозможный выход в реальность — это поражает. О переливании, а точнее о его возможности, Квиберн рассказал ей ещё до захвата. Сам способ, найденный мейстерами Цитадели ещё тридцать лет назад, не имел шансов. Без последствий перелить кровь как тогда, так и сейчас не удалось бы. Но, прибегнув к чёрной магии, Квиберн создал уникальный и безупречный по составу и действию раствор, убивающий любую грозящую навредить заразу, пока кровь проходит через трубки. И чему Изабелла искренне была рада, это привычке Квиберна вести подробные записи обо всех своих манипуляциях. — Это новая ступень в лЕкарстве, — продолжала она. — Сенешаль будет последним глупцом, если теперь не вернёт вам цепь. — И тем не менее, Цитадель изо дня в день всё умственно слабеет, — ощутив трудность перевода, Квиберн вернулся к общему языку: — Да и особого смысла я в возвращении не вижу. Её Милость щедро вознаграждает мои труды и поощеряет открытия. Изабелла, вздернув бровь, вгляделась в выражение его лица, желая понять, действительны ли его слова. Но ничего не обнаружив, отвела глаза и процедила нарочито ласково: — Благодетели её границ нет.***
Еле стоящая на ногах невеста, готовая в любой момент рухнуть в обморок от стянувшего грудную клетку корсета, обомлевшая, с застывшим в глазах испугом; жених со скорбным выражением обречённости на лице, нервно сминающий в маленьких пальцах край камзола — картина со стороны была весьма уныла и скучна. По крайней мере, для леди Финнард. По тяжёлому вздоху лорда Вариса, слышному даже на расстоянии в несколько шагов, Изабелла поняла, что думают они сейчас об одном и том же: Санса Старк, едва переставляющая ноги, ведомая под руку королём Томменом, рядом с ней, совсем мальчишкой, казалась бедной родственницей на собственной свадьбе. Всю её как будто сдавливали, сковывали и отягчали невидимые глазу силы. Лютоволк на плаще, вцепившись в ткань, оттягивал её спину назад, точно желая уволочь как можно дальше на Север. Рыжие волосы, уложенные в замысловатую прическу на южный манер, венчали голову тяжёлым терновым венком. — Всегда так печально наблюдать за свершением несчастливого брака, — сказал кто-то рядом, очевидно, не Изабелле, поскольку ответа не потребовалось. Но она, уже было отвлеченная от церемонии сторонними мыслями, услышав это, вдруг обратила всё внимание на невесту. Происходящее казалось ей до крайности привычным. И она поймала себя на мысли, что ни одной счастливой свадьбы в своей жизни не видела. Старшую сестру Стриллу выдавали замуж в спешке, за человека, совершенно ей противоположного и по натуре, и по возрасту; фрейлину матери и, что важнее, единственную подругу Изабеллы — по всем древним традициям исконно-соторийских кланов — шумно, быстро, и безвольно для невесты в самом диком понимании этого слова. Собственная же свадьба спустя года вспоминалась Изабелле многим легче и щедяще, чем казалась на самом деле. И платье, крепким коконом облепившее тело, и бесполезное множество цветов в волосах, и ожерелье, точно ошейник, впивающееся в шею, и лежащая на нервно и часто вздымающейся груди россыпь самоцветов — всё это она помнила, но более не ощущала с той ясностью, что заставляла её просыпаться по ночам в холодном поту всего несколько лет назад. В тот день её обвесили сапфирами, бирюзой и прочими драгоценностями, накинули на плечи фамильную шаль с белым фениксом, и, твердя убеждения, что всё происходящее лишь для её блага и она обязана исполнить семейный долг, повели к алтарю. Глубоко раненое, по-юному хрупкое сознание тогда внушало Изабелле, что септа больше обычного, фигуры Семерых со сцепленными руками, слившиеся в единую цепочку за алтарём выше, а отполированный до блеска пол и сам проход в десять раз длиннее, чем было на самом деле. Её тоже тащили под руку, как и леди Сансу. Только на месте мальчонки-короля был её родной отец, а своего будущего мужа она чисто и искренне ненавидела. Яростное нежелание заточать себя в добровольную клетку — вот что Изабелла помнила ясно. Но внезапно все терзания, гнёт и переживания прошлого сменились нечеловеческой болью в настоящем. Откуда-то сверху прямо на ногу Изабеллы опрокинулось что-то тяжёлое, острое, и боль повалила её на пол. Раздался грохот бьющегося камня. Раскрыв рот в немом крике, она повернула голову влево, туда, где под грудой обрушившейся колонны вопили заваленные камнями гости, и опустила взор на ногу, которую ниже колена обломок превратил в месиво. — Да. За непомерную дерзость и амбиции всегда приходится платить, — раздался прямо над ухом чужой, тихий шёпот. Изабелла хотела увидеть говорившего, но повернуться не смогла. Со всех сторон к ней подползало что-то вязкое, тяжёлое и дурманящее разум. Туман. В голове вертелся лишь один вопрос: цела ли кость? Она уронила голову на пол и ответом ей послужила подступившая со всех сторон темнота.