***
Обилие голосов у входа в покои десницы нагревало воздух и забирало кислород. Спор, казалось, длился более часа и даже не собирался заканчиваться. Начинали одним, говорили совершенно о другом, продолжали третьим, но в конечном итоге всё равно возвращались к одному — лечение должен вести наиболее знакомый с болезнью человек. — Сколько ему лет? — устало выдохнув, спросила леди Финнард сквозь очередной восклик особо возмущенного её присутствием мейстера Зурана. — Пятьдесят…восемь, — ответил Тирион, на мгновение задумавшись. Он был единственным, кто отдавал предпочтение молчанию. — Тем более. Осложнений не избежать, — с нажимом заметила леди Изабелла, — я уверяю вас, не пройдет и часа — начнётся лихорадка. — Леди Финнард, я против вашего участия. С чего вдруг появиться лихорадке? Мы уже дали ему лекарство! — Мейстер Зуран всплеснул руками и с надеждой перевёл взгляд на Серсею и Джейме, замерших напротив. По их лицам было вполне ясно, что определённого решения ни он, ни она дать не могут. Особенно явно чувствовалось смятение Серсеи. Для Тириона вообще было удивительным обнаружить в сестре такую стойкость. Он был уверен, что после пережитых потрясений и смерти Джоффри она сникнет, будет проводить дни и ночи в покоях Томмена, потеряет всяческий контроль и здравость. Однако, вопреки всему, Серсея находила в себе силы и на истерики, и на здравые суждения. — Я не понимаю, о чем мы спорим. Отца должен лечить Квиберн. Только в нём я уверена, — Серсея шагнула вперёд и смерила обыденно-надменным взором мейстера и леди Изабеллу, — А цитадельскому прихвостню и благородной шлюхе рядом с ним делать нечего. На последнее заявление леди Финнард лишь коротко усмехнулась, а затем, устало прикрыв глаза, сказала: — Ваша Милость, я ума не приложу, почему из всех моих положений здесь вы отдали предпочтение самому первому, опустим его спорность, однако в моих способностях стоит сомневаться в последнюю очередь. Все эти месяцы именно я работала рядом с Квиберном, а не он. — Леди Изабелла скользнула по строгому лицу мейстера Зурана взором, источающим аккуратное пренебрежение. Сейчас, сняв с себя защитное облачение и оставшись в чёрной мейстерской рясе, на удивление неплохо скроенной из чёрного бархата и скромно расшитой золотой нитью вдоль ворота и рукавов, он перестал вызывать доселе постоянно кружащее где-то рядом раздражение. Тирион и подумать не мог, что мейстеры могут иметь такой состоятельный вид. Да и лицо Зурана, обрамлённое тёмными волнами коротких волос, с живыми карими глазами и острыми чертами, выглядело более чем располагающим. Ланнистеру на миг даже стало жаль мейстера, заведомо проигравшего в схватке с леди Финнард за место у постели больного лорда-десницы. Появился Осберт и одним своим видом подтвердил убеждение Тириона в победе леди Изабеллы. Рыцарь до сих пор прихрамывал после тяжелой раны, с которой он в бессознательном состоянии счастливо пролежал всё время захвата, и очнулся за несколько дней до возвращения лорда Тайвина. Светлым взором глядя на леди Изабеллу, он подошёл к собравшимся и вынес приговор мейстеру Зурану: — Квиберн настоятельно рекомендовал Вашей Милости допустить до лечения леди Финнард. Как только он сможет встать на ноги — присоединится к ней. Серсея в недоверии переглянулась с Джейме и протянула: — Я не думаю, что… — она прервалась на полуслове, приковав взгляд к выбежавшему из покоев десницы мальчишке. — У милорда началась лихорадка, — пролепетал он. Леди Финнард, не медля ни мгновения, уверенно шагнула по направлению в покои. Тирион был готов поклясться, что увидел мелькнувшее на её лице торжество. — Разумеется, ваше рвение лечить моего отца объясняется. Но я должен предупредить, что в теперешнем положении мы навряд ли сможем достойно наградить вас, — вспомнив о своей должности Мастера над Монетой, заметил Тирион. — Деньги не столь важны, — остановившись, ответила леди Изабелла. — Что же тогда? — подал голос Джейме. — Моё вознаграждение мы обсудим с лордом Тайвином. Вот и повод вернуть его к жизни, — леди Финнард коротко усмехнулась и растворилась во мраке покоев. Местер Зуран остался стоять на месте.***
285 г. от з.э. — «Далеко на Юге, там, где обрывается след василиска, где сходятся в схватках белокрылые виверны, испускающие предсмертные вопли в мангровых зарослях, принесённый великим чадом Четырнадцати Огней восседает на троне властитель сих бескрайних земель…» Изабелла закрыла книгу и устремила воодушевленный взор в небо. — Ты понимаешь, что это означает? — почувствовав, как знакомые руки мягко обвивают её талию, не оборачиваясь, спросила она. — Вероятно то, что ты должна отложить этот ужас в сторону и немедленно поцеловать меня, — раздался над ухом незамедлительный ответ. Хохотнув и выдержав наигранную паузу, Изабелла повернулась к обнимавшему её Ваймонду и, радостно обведя глазами любимое лицо, неспеша коснулась лёгким поцелуем его губ. — Так намного лучше, — мягко отстранившись, заметил он с улыбкой. Изабелла, порывисто вздохнув, задержала взор на его голубых глазах. В свете утреннего солнца они искрились золотом и источали единственное полноправно-властвующее над ним чувство — любовь. Изучив эти глаза лучше любого известного ей яда, Изабелла знала все их оттенки. Более всего ей по душе был фиолетовый отлив при лунном свете — остаточное напоминание о принадлежности Ваймонда к Таргариенам. Остальные внешние признаки в Таллах давно выродились. В такие мгновения его взгляд приобретал особое сияние, граничащее с волшебным. — И всё-таки, что ты нашла? — Ваймонд, поудобнее устроившись на скамье, покосился на книгу в руках Изабеллы. — «…и испускают предсмертные вопли в мангровых зарослях…», — вновь прочла она, — Мейстер Сайман хочет предоставить Фортеции новую сыворотку. А ты знаешь, сколь дотошен совет. Сок мангровых деревьев смертоносен. Мейстер Сайман предполагал, что именно из-за них на дельте Замойоса начали находить трупы виверн, а теперь у нас есть подтверждение, — Изабелла с досадой отвела глаза, — по-крайней мере косвенное. Проверить невозможно. Ваймонд пожал плечами. — Почему же? — Король не будет собирать отряд ради этого, а отец и слушать не захочет об отправлении туда Ордена, — всё еще не поднимая взора, ответила Изабелла. Её снедала обида. Фортеция уже отвергала предложение мейстера Саймана пол года назад. И новый отказ мог прервать какие бы то ни было изучения, а это означало бы потерю возможности создания нового, уникального по свойствам лекарства. Воцарилось молчание. Редкий утренний ветер скользил по выстроенным вокруг рощи тиковым деревьям, играл с неподвижными косами лиан, подобно морю, омывал пышную крону раскинувшегося в центре рощи баньяна и скользил сквозь его тонкие стволы. Солнце поднималось все выше, обещая очень скоро начать обжигать, а это означало, что нужно возвращаться в замок до начала пекла. Изабелла уже хотела было попрощаться, как Ваймонд осторожно повернул её лицо к себе и сказал то, что окончательно разрушило какие-бы то ни было сомнения на свой счет: — Я поговорю с отцом. Если потребуется, возьму своих людей и сам выйду к дельте. Изабелла почувствовала, как по губам расползается глупая улыбка. Она устремила к нему полный неверия взор, чувствуя прилив какой-то новой, удивительно-ясной любви, Хотя, казалось бы, любить сильнее, чем они любили сейчас, было просто невозможно. — Ваймонд, — покачав головой, пролепетала Изабелла, — ты не представляешь, как сильно я люблю тебя. Не помня себя она бросилась ему на шею и счастливо засмеялась. Ваймонд тут же подхватил её на руки и, поднявшись со скамьи, закружил по роще. — Да разве есть на свете что-то прекраснее и бесценнее твоей радости? — кричал он сквозь заливистый смех Изабеллы, — Нет! Ничего и близкого к этому не существует! Казалось, что сейчас не существовало никого на свете счастливее их, что это счастье разделял с ними весь мир, что даже солнце остановилось, тактично задержав свой окончательный восход. В то время как тихая роща с содроганием пыталась удержать все в тайне. Ведь только она знала, сколь хрупко и недолговечно было это счастье.***
Год спустя. Был самый разгар жары. Полуденный зной достиг своего апогея и, казалось, был готов в любой момент опрокинуть на Солнечную Гавань волну адского пекла, что выжигала бы всё на своём пути. Где-то там, далеко за стенами города, в бурлящих зеленью джунглях стояла спасительная влажная прохлада. Но в слезах стоя на коленях посреди мрака собственных покоев, казавшихся теперь чужими, Изабелла не думала ни о зное, ни о джунглях. Всё её внимание было обращено к матери, возвышающейся над ней, подобно огнедышащему дракону, вот-вот готовому утопить жертву в пламени своего гнева. Жертвой, разумеется, была Изабелла. — Как ты посмела? — ударил голос леди Финнард. — О чём ты думала, когда решила, что имеешь право на такое своеволие? Изабелла попыталась было выдавить из себя ответ, но лишь ещё ниже склонила голову и зажмурила глаза. Слёзы катились по щекам, обжигали кожу, будто раскалённым ножом, и крупными каплями падали вниз, на подол платья и на чёрный, как и вся комната, пол. — Думаешь, у тебя есть собственная жизнь? — ядовитая насмешка отдалась ещё одним ударом. — Право распоряжаться ею? Повисла обманчивая тишина, грозящая очень скоро прерваться. Изабелла глядела безжизненным взором куда-то в ноги матери и ожидала приговора. Наконец вспыхнул третий роковой удар: — Твоя старшая сестра выйдет замуж за Ваймонда. Отец надавит на нужные рычаги. Король не откажет. — А я? — с мертвым безразличием спросила Изабелла. — А тебя мы выдадим за младшего Гранта. Старший — для тебя уж слишком… — леди Финнард протянула с расчетливым равнодушием — …слишком хорош. Да и к тому же это может задеть твою сестру. Она и так столько перенесла. За время помолвки… Мать продолжала говорить, но Изабелла её не слышала. Внезапно все чувства погасли и медленно отползли в тень. Слёзы высохли, дыхание выровнялось, а боль из груди тяжестью растеклась по телу, за считанные минуты вросла в кости и вилась в кровь. Громкое и чёткое: «Нет», подгоняемое какой-то невиданной силой, вырвалось наружу. Изабелла поднялась с колен и, вскинув голову, впилась взором в спину, наконец, замолкнувшей матери. — Что ты сказала? — через плечо кинула леди Финнард. Минутная смелость, что с такой силой овладела телом, исчезла, оставив после себя пустоту, мигом опустившую Изабеллу обратно. На колени. — Я умоляю, матушка! Отпустите нас! Ваймонд отречётся, мы уедем, и никогда боле вы о нас и слова не услышите, прошу! Она молила ещё и ещё, сквозь вновь хлынувшие слёзы пыталась увидеть лицо матери в призрачной надежде на давно утерянную милость, и дрожащими руками хваталась за подол её платья. — Неблагодарная паршивка! И это после всего, что я для тебя сделала! — леди Финнард с клокочущей злостью вырвала ткань юбки из рук Изабеллы и зашагала по комнате. — Последние двенадцать лет вы лишали меня своей любви. Прошу вас, подарите мне её сейчас, отпустите нас! — голос Изабеллы дрожал и прерывался всхлипами и тщетными попытками вдохнуть. — Удивительно, — всплеснула руками леди Финнард. — После совершенного тобою ты смеешь говорить мне о любви. Мне, лишившейся из-за тебя главной радости и счастья моей жизни! Изабелла оторопела, на мгновение замешкалась и уже хотела спросить, что мать имеет ввиду, но её опередил тоненький детский голос: — Мамочка, а почему Изабелла на полу и плачет? Энола стояла в дверях с жалобным выражением лица и комкала в ладошках тонкую ткань своей первой шали, надетой по случаю праздника Солнцестояния. Леди Финнард поджала губы и, устремив строгий недовольный взор на младшую дочь, ответила: — Твоя сестра плачет от стыда. Она совершила большую ошибку. И очень сожалеет о содеянном.***
Изабелла проснулась от ощутимо холодящего спину ветра. Она часто заморгала, прогоняя остатки сна, и остановила взгляд на постели десницы, у коей проводила дни на протяжении всей прошедшей недели. Лорд Тайвин спал, что было неудивительно, учитывая дозу снотворного, вмешанного в поддерживающую жар настойку из Заячьей крови и Змеиного корня, регулярно вливаемую ему Изабеллой. На второй день после того, как лечение перешло в её руки, действие настойки кончилось, и десница пришел в чувства, но был быстро погружен в жар и забвение новой порцией. Лорд Тайвин просыпался ещё несколько раз после, разжимал высохший рот, просил воды, припадал губами к пузырьку и снова проваливался в сон. Всё основное лечение Изабеллы состояло в этом нехитром действии. Её главной задачей было создать видимость тяжелой осложнённой болезни. В то время как «Повитель» у лорда Тайвина протекал довольно щадяще и особо работе не мешал. Хватило того, что Изабелла первым делом «заморозила» сосуды гортани с помощью снадобья Квиберна, а убедившись, что кашель с кровью ушёл, лечила вены. Она поднялась с места и, подойдя к дверям балкона, задернула портьеры, погрузив комнату в полумрак. Утренний свет пасмурного неба попытался было пробиться сквозь них, но кроме слабых пятен на полу ничего добиться не смог. Осень медленно текла, сгущаясь и становясь холоднее. Капли дождя стучали по крыше и каменному полу балкона. Изабелла поёжилась. Надо бы переодеться в платье потеплее, — подумала она и шагнула к выходу, однако была остановлена рукой десницы, перехватившей её запястье. — Вы очнулись, — скорее не спрашивая, а утверждая, протянула Изабелла. Откинув полог над постелью, она вгляделась в осунувшееся лицо лорда Тайвина. В слабом непрямом свете оно казалось ещё и очень измождённым, что было как нельзя кстати для поддержания легенды о тяжести болезни. Чем болезненнее — тем лучше, — заметила про себя она, — скоро можно будет объявить семье, что он не заразен и позволить посещение. Слёзы и сострадание — лучший способ склонить истинное положение в худшую сторону. — Как вы себя чувствуете? — она потянулась к пузырьку с настойкой. — Пить, — как и прежде, прохрипел лорд Тайвин. — Сколько я… — Лежите здесь? — продолжила за него Изабелла. — Чуть больше недели. Но не обольщайтесь. Болезнь не ушла. Лихорадка может вернуться в любой момент. А потому, выпейте это. Она поднесла флакон к губам десницы. А он уже не слышал её. Лишь беспорядочно дышал и глядел из-под полуоткрытых век затуманенным взором. Очень скоро он вновь провалился в сон. Проверив компрессы на его ногах и запястьях, Изабелла вышла в приёмный зал и, отворив неприметную дверь, спрятанную за гобеленом, изображающим довольно скромную сцену охоты, скрылась в потайном коридоре. Болезнь десницы держалась в строжайшем секрете. По легенде, выдуманной Тирионом Ланнистером, лорд Тайвин отбыл в Утёс Кастерли, и ради поддержания этой легенды Бес даже вырядил одного из рыцарей в доспехи отца и в сопровождении отряда солдат и личной гвардии десницы торжественно провёл по городу до Королевского Тракта, таким образом усыпив любые подозрения относительно местонахождения лорда Тайвина. Однако появление Изабеллы в Башне Десницы в его отсутствие сразу пробудило бы их. Потому её быстро переселили в комнаты с доступом к потайным ходам. Такая перемена, признаться, даже радовала леди Финнард. Новые покои были просторнее прежних и не лишены той сдержанной роскоши, что с годами всё более прельщала её. Да и постоянно пересекать весь замок у неё не было ни малейшего желания. Укрыв плечи доходящей до пола шалью из плотного терно и дав нужные указания сиру Уолтеру, Изабелла вернулась в Башню Десницы. Дождь по-прежнему шёл, капая на внутренний двор, деревянные подоконники окон и мерно отсчитывая время до пробуждения десницы. Слуги накрепко затворили ставни и зажгли свечи в приёмном зале, опасливо обойдя стороной спальню и оставив лорда Тайвина встречать жар в темноте. Когда Изабелла вошла, слуг увёл сир Осберт. Все они посещали эти покои лишь единожды и покидали замок исключительно на повозках, среди груд других трупов, вывозимых, как и во времена эпидемии, в Драконье Логово. На костёр. — Снова жар, — с тревогой заявил приставленный сидеть у постели в отсутствие леди Финнард школяр, насколько она помнила, состоящий подмастерьем у Квиберна. Показательная часть была окончена. Мальчишка увидел, что требовалось, и, наверняка доложит всё мейстеру Зурану во мрачнейших из возможных красок. — Иди, — Изабелла махнула рукой в сторону двери, и, дождавшись, пока школяр уберётся, отворила кровь, поменяла компресс на лбу лорда Тайвина и опустилась в кресло. Её неимоверно клонило в сон. Горящая в углу масляная лампа вдруг показалась очень далёкой. Её со всех сторон обхватывала темнота, не оставляя тусклому свету ни единого шанса прорваться сквозь себя. К рукам и ногам прилила кровь, сделала их тяжёлыми, мягкими. От виска к виску потянулась боль. Такая же тяжёлая, но уже твёрдая. Мгла, овившая стены, пол и потолок, подбиралась к Изабелле. Тянула мягкие пальцы к подолу её платья, медленно ползла выше, покрывая своими чарами всё на своём пути. Она разливалась вокруг тяжело и вязко, подобно таким же чёрным водам Летнего моря. Сравнение это было столь точно и близко к действительности, что Изабелла на миг почувствовала солёный запах с персиковой примесью плюмерии — так пахло море на островах Василиска. Тогда она последний раз дышала им свободно. Она поддалась. Закрыла глаза, уронила голову на грудь и почти провалилась в беспамятство, как со стороны приёмной послышались голоса, среди которых отчётливо различалось чьё-то настойчивое желание войти. Изабелла вздохнула, покрепче закуталась в шаль, впрочем, более походящую на плащ, и вышла к нарушителям её спокойствия. У дверей обнаружились двое: гвардеец, по заверению сира Осберта, «обязанный обеспечить непрестанную охрану лорда-десницы на время лечения», и человек уже немолодой, но вместе с тем не лишённый той участливой резвости во взгляде и жестах, что часто покидает мужчин его возраста, а некоторых и вовсе не посещает, как это заметила Изабелла в его брате. Она быстро поняла, кто перед ней. Ланнистер, но несколько иной — подумала леди Финнард, с любопытством смерив взглядом Кивана Ланнистера. — Мне необходимо увидеть брата! — заявил он, кажется, в четвёртый раз и, наконец, заметив появившуюся в дверях Изабеллу, унял волнение и спросил, несколько мягче: — Кто вы? — Леди Изабелла Финнард к вашим услугам, — она удостоила его сухим кивком и сложила руки в замок перед собой. — Я занимаюсь лечением лорда-десницы и спешу вас огорчить, попасть к нему сейчас решительно невозможно. Сир Киван нахмурил брови и с сомнением оглядел её с ног до головы. — Вы что, мейстер? Губы леди Финнард дрогнули в усмешке. — Увольте, — она покачала головой. — Допустить мейстера до лечения лорда Тайвина означало бы подписать вашему брату смертный приговор.***
Препятствовать запрету сир Киван более не стал. То ли доводы Изабеллы оказались столь убедительны, то ли подтверждение подоспевшего вскоре сира Осберта. Так или иначе, Киван Ланнистер, как оказалось, прибывший на коронацию принца Томмена, ожидаемую через два дня, очень скоро покинул покои десницы, оставив леди Финнард в долгожданном одиночестве. Однако теперь сон, как назло, не шёл. Зато вместо него в голову охотно лезли сравнения двух братьев. Помимо бросающейся в глаза и уже отмеченной ею участливой резвости сира Кивана, от старшего брата, как и от всего остального семейства, его отличала грамотно сдерживаемая, но между тем проступающая в нём, стоит чуть подольше задержать взор, доброта. Вероятно, именно она была причиной и резвости, и участия, и мягкости. Его дружелюбие несколько удивляет, — рассуждала Изабелла, — но Ланнистерского рассудка у него в достатке. На протяжении всего разговора сир Киван держался крайне осторожно, но вот в чём была загвоздка — во взгляде его не было ни опасения, ни равнодушия, казалось бы, просто обязанных присутствовать. Изабелла совершенно этого не понимала и понимать не хотела. Чего нельзя было сказать об усталом напряжении лорда Тайвина, тщательно скрываемом, но всё же изредка, на долю секунды прорывающимся в его взоре. Вот как раз это она понимала очень даже хорошо, поскольку сама часто испытывала. Да и в целом, не вооружённым взглядом было видно, что сир Киван, человек куда более мягкий, чем его брат. И всё это Изабелла как будто уже видела. Яркие черты обоих братьев ей встречались много лет назад, воедино слившиеся в другом человеке, существованию которого она в своё время уделила непростительно мало внимания. Вероятно, в силу юного возраста. Всегда держащийся исключительно достойно, участливый и бодрый Герион Ланнистер вдруг, как живой, встал перед глазами Изабеллы. Она помнила его первое появление в Замке Затмения, так поразившее её в детстве. Помнила его громогласный бас, неизменно звучащий на всех приёмах и пирах. Помнила и его исполненный сочувствия взгляд среди собравшихся в Септе равнодушных лиц в день её свадьбы. Отогнав быстро вылезшие воспоминания, леди Финнард метнула взор на спящего десницу. Лицо его разгладилось. Ни следа былой настороженности или напряжения. Дыхание приобрело глубину. И это мигом теперь её саму насторожило. — Неужели не рассчитала дозу? — поднеся свечу к лицу лорда Тайвина и заметив румянец и лёгкую испарину, прошептала Изабелла. Она сглотнула подкативший к горлу ком опасения и на миг замерла. С последнего приступа прошло не более пары часов, назвать начавшийся его продолжением было невозможно, она точно помнила, как сбила жар. Такого частого «волнения» и без того не совсем здоровый организм мог действительно не перенести. Раздался кашель. Изабелла лихорадочно перебирала в голове варианты, что делать дальше. А тревога и раздражение из-за собственной оплошности тем временем росли в ней с опасной быстротой. Она сняла бинты с запястья лорда Тайвина. Вены снова расширились.***
— Если он умрёт… — донёсся до уха Изабеллы голос королевы Серсеи, в слезах вылетевшей из покоев десницы мгновение назад. — Не здесь. Могут услышать, — прервал её другой голос, принадлежащий сиру Джейме, — успокойся, возможно… — Плевать! — настойчиво перебила его Серсея. — Если он умрет, наши дни сочтены. Я не знаю, что делать! Я несколько месяцев ничтожной пленницей просидела взаперти. На нашу семью напал ублюдок, убивший одного моего сына и повредивший рассудок другого, отнявший у нас власть. — С чего ты взяла, что Томмен повредился рассудком? — Я слышала его смех, когда мы сняли его с виселицы, — голос королевы задрожал сильнее, — никогда не забуду этот смех. И услышу, ещё услышу его. Помяни моё слово. — Ты устала, тебе нужно отдохнуть, — тщетно пытался унять её сир Джейме. — Ты не знаешь, каково мне было сидеть в крепости, думая, что отец погиб запертый с Тирионом и этой дурой Сансой. О, как я желала перерезать ей горло все два с лишним месяца! Она замолчала. Послышался нервный, порывистый вдох. — Столица уничтожена. Томмену всего десять. Я не справлюсь как регент. Если отец умрет, умрем и мы. Вновь наступила тишина, но вместо вдоха её нарушил всхлип. Изабелла вышла в приёмный зал. Брат с сестрой замерли неподалёку от стола совета. На лицо королевы поверх невысохших слёз легла тяжелая тень усталой обречённости. Лицо сира Джейме не выражало ничего. Обернувшись, леди Финнард бросила беглый взгляд на совсем тёмную, уже неразличимую в свете поздней ночи кровать. Луны не было, её заслонили тучи, и постель вместе с лежащим на ней десницей засасывала мгла. Она всё еще манила и звала к себе. Казалось, стоит только протянуть руку и она накроет, поглотит и утопит в бесконечном необъятном небытие. С трудом оторвавшись, Изабелла шагнула к ожидающим её заключения королеве и сиру Джейме. Вдруг бесшумно отворилась дверь, пролив на пол оранжевую полосу света из коридора, затем утянула её обратно, оставив на его месте вытянутую фигуру мейстера Зурана в бархатной рясе с серебряной вышивкой, придающей его высокомерному лицу удивительно-мертвенную бледность. Он, не скрывая недовольства, оглядел распахнутые окна и двери балкона, но ощутил всеобщее ожидание и замер, обратив равнодушный взор к леди Финнард. — Жар спал, — вымолвила она, и выдох облегчения, изданный Серсеей, был столь тяжёл, что, вырвавшись на волю, всколыхнул воздух. Хотя, вероятнее всего, это был просто ветер. Никто так и не понял. — И как же удалось? — с видом чрезвычайно важным, будто его уже назначили Великим Мейстером в совет, спросил мейстер Зуран, — школяр Юнис передал мне, что состояние лорда-десницы приняло степень… — он запнулся, покосившись на королеву, и продолжил на Варайском: — campates com vitres. — Как бы предвзяты вы ко мне не были, теперь отрицать не придётся: в Соториосе что-то да смыслят в лéкарстве, — ответила Изабелла, а про себя подумала, оценивающе оглядев его с головы до ног: Да, это не Пицель. Если он станет Великим мейстером, простой служанкой обойтись не получится. Однако раздавшийся из спальни десницы кашель несколько удержал порыв мыслей Изабеллы. Её собственные планы всё ещё были под угрозой. С уверенностью полагаться на то, что она с ожидаемой для себя выгодой останется в столице, было бы опрометчиво. Сейчас всё зависело от лорда Тайвина и его выздоровления.***
Сквозь застилавшую сознание пелену пробивался необычайно яркий, непрерывный звон. По-первости тихий, отдалённый, он очень скоро нарос и достиг почти оглушающей высоты. Вслед за слухом пробудилось осязание — волна дрожи прошлась по телу Тайвина, когда ветер коснулся кожи. Наконец отступила темнота. Открыв глаза, десница увидел перед собой безмятежное, не тревожимое ничем лицо леди Финнард. Она, прищурившись, внимательно наблюдала за ним, заметив, что он проснулся, не повела и бровью. Звон перестал оглушать, он ушёл и теперь тихо доносился откуда-то издалека. Тайвин начал приходить в себя. Не настолько быстро, как ему бы хотелось, но достаточно для того, чтобы понять — звон принадлежал колоколам. — Добро пожаловать обратно в мир живых, — леди Изабелла чуть улыбнулась. — Попробуйте что-нибудь сказать. Я должна понять, насколько сильна боль в горле и нужно ли маковое молоко. Сглотнув ком подступившей тошноты (вкус лекарств на языке ощущался просто омерзительно) Тайвин спросил, не узнав собственный ослабший и охрипший голос: — Сколько я здесь? Губы леди Финнард дрогнули в усмешке. — Этот вопрос вы задавали мне шесть дней назад. Тогда я ответила, что вы больны неделю, — она встала и подошла к заставленному флаконами и мешочками столу, взяв несколько из них, вернулась обратно. — Если сможете самостоятельно посчитать — я не зря потратила на вас лучшие из своих снадобий. Придвинувшись ближе, леди Изабелла отвернула рукав его рубашки. — Можете приподнять руку? Тайвин поднял, мгновенно ощутив тяжесть, сковавшую конечности. Сняв бинты, покрывавшие руку от ладони до локтя, леди Финнард прощупала кожу на внутренней стороне предплечья. — Даже странно… — нахмурилась она, — …вены совершенно зажили. Я проверю вторую руку. Тайвин наблюдал за ней молча, продолжая медленно приходить в себя. Его сознание всё ещё находилось в лёгком помутнении. Руки леди Изабеллы скользили по его запястьям, обдавая их мягким холодом, цепкие пальцы надавливали на кожу. Его клонило в сон. Прикосновения леди Финнард и её голос, теперь ощущались отдаленно. Веки медленно опускались. Затуманенным взором он видел размытые очертания стен, полога, свисающего над кроватью, фигуры, склонившейся над ним леди Изабеллы, россыпи янтаря на рукавах её платья и собственных, побледневших, как у мертвеца предплечий. Леди Финнард не дала ему окончательно уснуть, сообщив о необходимости бодрствования. — Это от макового молока, — объяснила она. — Больше оно вам не понадобится, как и мои услуги. Теперь вами займутся мейстеры. Надеюсь, хотя бы с этим они справятся, — добавила она, уже выходя из покоев. Больше Изабелла Финнард не приходила.***
Идя следом за мейстером Зураном, то и дело наступая на полы его длинной мантии и обеими руками тащя тяжёлый саквояж, Юнис как никогда жалел о травме Квиберна, которую тот получил при обратном захвате замка, и после, казалось бы, улучшения, снова слёг с лихорадкой. А потому Юниса приставил к себе мейстер Зуран, быстро прихвативший лечение юного короля в свои руки и теперь с ещё большей, чем ранее, спесью, ожидающий назначения Великим мейстером вместо казнённого за предательство Пицеля. Беспомощному Юнису ничего не оставалось, как следовать повсюду за этим злым занудным мейстером и бесправно исполнять великое множество его указаний. — Держи ровнее, Юнис, — с нечеловеческой строгостью в голосе кинул он через плечо и, задрав голову, ускорил шаг. Специально он что ли ускорился, что бы я наверняка уронил его чёртов саквояж? — кое как выпрямив ношу в руках, подумал Юнис. — Я слышал, короля Томмена специально заразили «Повителем». Вы что-нибудь знаете об этом? — любопытство и желание отвлечь своего временного наставника от собственной персоны взяло верх над презрением и страхом. — Кто это болтает? — вмиг напрягся мейстер Зуран. — Да так, на кухне слышал. — Юнис пожал плечами. — А стражники у Девичьего склепа шептались, что король оказался в аногарии и заразился там. — Я бы настоятельно рекомендовал вам в свободное время учить Варайский, знания коего у вас из рук вон плохи, а не праздно шататься по замку и собирать сплетни. — мейстер Зуран остановился, нахмурив брови, наградил Юниса многозначительным взглядом и продолжив путь, добавил. — И уж тем более не спрашивать подобный вздор у меня. — Что вы, мейстер Зуран, — зачастил школяр и начал напропалую врать: — Я лишь обратился к вам, поскольку доверяю только вашим доводам. Я подумал, что вы разъясните мне этот вопрос. Вы же знаете обо всём, что здесь происходит. Мейстер Зуран остановился, да так резко, что Юнис чуть на него не налетел, повернулся и впился полным подозрения взглядом в обманчиво простодушное лицо школяра. Юнис постарался не моргать и изобразить из себя дурака. — Ваше дело, молодой человек — перенимать опыт и учиться, асестируя мне и другим. — Мейстер скривился, вероятно, вспомнив о Квиберне. — И хотя мне лестны ваши слова, постарайтесь впредь устремить все свои силы на обучение. Он ещё немного постоял, пристально глядя на Юниса, а затем, круто развернулся на каблуках и устремился к видневшейся вдали галерее. Был первый тёплый вечер за последние две недели. В коридорах и залах то и дело встречались дамы в шелках и бархате, вероятно, вышедшие прогуляться по освежённому ливнями саду, и скользящие за ними служанки в платьях из полупрозрачного тюля и блестящего атласа. Юнис, глядя на всё это великолепие, сворачивал шею, пока мейстер Зуран невозмутимо вышагивал впереди и периодически с кем-нибудь раскланивался. Когда оказались на галерее, в воздухе стоял аромат гартензий и пробивающийся сквозь него запах дыма. Наверняка, гвардейцы зажгли костёр на расположенной неподалеку стене. Юнис, одурманенный запахами и видами, совершенно перестал следить за саквояжем, и тот теперь свободно болтался у него в руке. Но наваждение продлилось недолго. Его вернуло в реальность рявканье мейстера Зурана, заметившего безобразное отношение к своей поклаже: — В каких облаках вы витаете? Держите же ровнее! Если вы расплескаете снадобье для Его Милости, я самолично отдам вас королевской страже. Юнис нахмурился. — Разве вы не будете использовать «Яблоко Неведомого», что замораживает сосуды в гортани? — спросил он. — Киберн создал это средство, путем привлечения запрещённых в Цитадели тёмных наук. Некромантии что ли? — подумал Юнис. — Эти методы противоестественны. К тому же, если вы забыли, Квиберн лишён цепи. Его…действия в других обстоятельствах сочли бы неприемлемыми, — пояснил мейстер Зуран, и, смерив Юниса полным чуть ли не отвращения взглядом добавил: — Впрочем, в своём ослеплении им вы и не такое способны забыть. От яда в его голосе и такой концентрации нравоучений в одной речи Юнису стало тошно. Вот же гад, — мысленно выругался он, — ещё, чего доброго, сгубит короля своими «приемлемыми снадобьями». Его опасения очень скоро начали сбываться. Как только они вошли в королевские покои и обратили взоры на постель, мейстер Зуран замешкался и поджал губы, заметно спав с лица, а Юниса и вовсе бросило в дрожь. Мальчик метался в бреду, зовя мать и обливаясь потом на промокших до нитки простынях. — Матушка, пойдемте гулять. Там такое солнышко ясное! Снова лето! — лепетал король Томмен. — Вот и братец Джоффри! Он у ручья стоит. — Сделайте же что-нибудь! — не отрываясь от постели сына, крикнула королева. Мейстер Зуран встрепенулся и, выдавив слабую уверенность на лице, поспешил к постели. — Я пущу кровь, — дрогнувшим голосом сказал он и подозвал к себе Юниса. Он достал из саквояжа ланцет и проткнул им вену, алая струя выбилась наружу и полилась в подставленный под руку таз. — Что-то не так, — спустя несколько минут, глядя на продолжающую литься кровь, заметил Юнис, — она не сворачивается. Королева, доселе находящаяся в защитном облачении, сорвала с лица платок и воскликнула: — Что значит не сворачивается?! Ты что несёшь?! Оторопевший Юнис указал на руку. — Поглядите сами, Ваша Милость… Его поспешил прервать мейстер Зуран: — Она сворачивается, но очень медленно. Моя королева, прошу, наденьте защитный платок. — Брат! — продолжал бредить король, — Он за ручьем. Идем к нему! Надо только перешагнуть ручей… Королева уронила голову на руки и зарыдала, да так истошно, что Юнис не сдержал собственные слезы, и они полились из глаз рекой. Внезапно дверь с шумом отворилась, и в покои влетела леди Финнард. В золотисто-жёлтом платье, таком коротком, что видны были носки её обтянутых змеиной кожей туфель; с расшитой золотом шалью на плечах и горящим янтарем в очах. Цепким взором оглядев покои, леди Изабелла без малейшего намёка на замешательство промолвила: — Прекрасно, я не опоздала.***
Беспорядки, голод, нищета — три проблемы с разной степенью весомости, но с неизменным присутствием звучали в каждом докладе, что с самого утра читались в покоях десницы. Члены совета, лорды, командующие — казалось, весь замок, узнав о «возвращении» Тайвина из Утёса, побывал в его приёмной. Уже смеркалось, когда ушёл лорд Рован. Появившийся в покоях Осберт сообщил, что Томмену стало хуже и Серсея посылает за Тайвином. Выйдя из покоев, десница бросил ожидающим в коридоре Варису и Редвину: «Позже» и, приказав Осберту следовать за ним, направился к внуку. — Как он оказался в аногарии? — С трудом сдерживая гнев, прорычал Тайвин. — Стража клянется, что Его Милость не выходил из покоев, — отозвался Осберт. — Вероятно, он прошел по потайному ходу. —Вероятно? — десница метнул на стюарда уничтожающий взгляд. — Я держу тебя для того, что бы не слышать слова «Вероятно»! — Он ускорил шаг, чувствуя, как раздражение разливается по телу. — Что Квиберн? До сих пор не вышел? — Он чрезвычайно слаб, милорд, мечется в бреду, рана загноилась. Тайвин сухо кивнул и, остановившись перед мостом у крепости Мейегора, приказал: — Я желаю знать точно. Немедленно проверь, есть ли ход и куда он ведёт. И Осберт, поклонившись, захромал к той части замка, где размещался один из спусков в катакомбы. На входе в покои Томмена, оперевшись рукой о стену, стояла Серсея. По щекам её катились слёзы, а в глазах пылала ярость. — Пришла Изабелла Финнард, — не отнимая взора от двери и не шевелясь, промолвила она, — говорит, что знает, как вылечить кровь, но сомневается, стоит ли рисковать. Тайвин, кивнув, вздернул бровь. Он догадался, что стояло за так называемыми «сомнениями» леди Финнард. — Она не сомневается. Она хочет награды, — пояснил он. Вдруг состояние Серсеи переменилось. Она бросилась к нему и, вцепившись в плечи, зашептала: — Ну так дай ей её! Дай всё, что она пожелает. Предложи такие деньги, чтобы она и не подумала отказать. Пусть у неё дыхание от суммы собьётся, рассудок помутится. Пусть она его вылечит. — Успокойся, — отняв от себя руки дочери, сказал десница, — я сделаю всё, что требуется. Войдя в покои, он застал леди Финнард за столом. Она проливала неизвестный раствор через тонкие бамбуковые трубки. Томмен лежал на постели без одеяла и, тяжело дыша, наблюдал за леди Изабеллой. — Дедушка, — раздался тихий, хилый голос, — ты пришёл. — Да, — выдавил из себя Тайвин и, подойдя к кровати, взялся за потянувшуюся к нему детскую ручку. Губы Томмена мягко приоткрылись в улыбке, веки наполовину опустились, он попытался было что-то сказать, но не смог. — Чего вы хотите? — десница обернулся к леди Изабелле. — О, довольно малого, — с неизменной спокойной лёгкостью ответила она, — Место в Малом совете. — Хорошо, — моментально отозвался Тайвин, успев мысленно порадоваться, что не придётся тратиться ещё и на неё. Бросаться деньгами он никогда привычки не имел. — Я уже промыла трубки, осталось только одно, — сказала леди Финнард, подойдя к кровати. —Насколько мне известно, принцесса Мирцелла сейчас в столице? — Именно. Она скользнула сосредоточенным взором по заметно исхудавшему телу Томмена. — Тогда мне понадобиться её кровь. Спустя четверть часа Мирцелла уже лежала рядом с братом и улыбалась, наблюдая за входящим в вену гусиным пером и присоединённой к нему трубкой, потемневшей от крови. Серсея сидела рядом, держа за руку дочь и гладя по голове сына. — Мои смелые дети, — приговаривала она и периодически целовала обоих через защитный платок. — Здоровая кровь разбавит больную и излечит. Одного переливания будет достаточно, — леди Финнард вытерла ладони полотенцем, выправила закатанные для удобства рукава платья и обратилась к мейстеру Зурану, скрестившему на груди руки и наблюдающему за ней с кислой миной на лице: — Вылечите «Повитель», а после кормите чёрной фасолью и говяжьей печенью. — Кожа розовеет, — отвернув воротник рубашки Томмена, заметила Серсея, — она как будто оживает. — Я умру? Как Джоффри? — подал голос Томмен, в отличие от сестры, явно тревожимый трубками и видом крови. — Теперь нет, — ответила леди Изабелла и вытащила иглу из вены Мирцеллы, а затем и Томмена. Ещё через четверть часа Мирцеллу неохотно увела Серсея, в беспокойстве оглядываясь на сына. Вслед за ними, пресечённый особо острой шпилькой леди Финнард, с крайним недовольством ушёл мейстер Зуран. В покоях остались лишь леди Изабелла, десница и еле слышно сопящий Томмен. Тайвин вышел из тени. — Вы можете дать гарантии? — тихо, но твёрдо спросил он. — Гарантий я даже вам дать не могу, — не поднимая головы, ответила леди Изабелла, склонившись над шеей Томмена, — вы в любой момент можете упасть замертво. Десница лишь вздёрнул бровь. — Что касается вашего места в совете, — медленно вымеряя шагами комнату, начал он, — должность Великого мейстера я вам, разумеется, дать не могу. — Разумеется. — Леди Финнард согласно кивнула. — Я бы тоже не стала лишний раз пересекаться с Цитаделью. — Однако, свободно место Мастера над Законами, — смерив её взглядом, он добавил: — в вашем случае Госпожи над Законами. Леди Изабелла замерла и медленно повернула голову в его сторону. На губах её появилась мягкая усмешка, а в глазах заплясал недобрый интерес. В холодном лунном свете он зажёг её взор и приобрёл странную темную таинственность. — Используй вы слово «мастерица» я бы согласилась не так охотно. Но «Госпожа над законами» из ваших уст, признаться, звучит заманчиво. Тайвин смотрел на неё во власти тяжёлого дурмана, а над городом разливалась глубокая ночь, усмиряла море и разум, седлая лунным светом волны и мглой сковывая сознание. — Место ваше, — кинул он через плечо, устремляясь к выходу из покоев.