Горячая Игла

Утро началось с холода. Он медленно обволакивал квартиру Уилла ночь напролет, прокладывая себе путь до его кровати, и хозяин мог лишь надеяться, что мороз разбудит его поближе к утру. Так и случилось, но все равно было неприятно. На тарелке в столовой лежали только несколько вялых веток винограда с косточками, а на листке бумаги стояла недопитый пакет молока. Уилл не осмелился к нему притронуться — не мог вспомнить, когда его открывал — и одним движением выбросил его. За окном густился туман, что вполне соответствовало его внутреннему состоянию. В дверь постучали. Уилл без удивления обнаружил за своей дверью Дэвида. Он завалился на диван, уставший и холодный, не снимая уличной одежды. Берроуз метнул в его сторону раздраженный взгляд, и тогда он удосужился снять ботинки. На его лице красовалось многострадальческое выражение лица, будто он пережил несколько сожжений подряд как минимум. Уилл был готов устроить ему третье, если он посмеет заснуть на этом диване, не объяснив, зачем пришел. Хотя, по виду и так все было предельно ясно. — Сладкое закончилось? — Нет, я в отрубе. — Ты не спал? — Спал. — Тогда какого черта пришел кимарить у меня на диване? — Я не сказал, что сон был качественный. Наружу прорвался убедительный, сухой кашель, и Уильям сжалился. Пошел на кухню, разогреть воду. — Спасибо. Берроуз лишь вздохнул. Дэвид знал каждое его микродвижение и что оно означает, но из раза в раз игнорировал проявления недовольства или обиды. Просто если ему понадобится помощь, он знал, куда пойти. Где его пригреют и не выбросят. Пока Дэвид пил чай, Уильям успел ещё дважды передумать его выгонять. Дэвид выглядел ужасно. Ему не помешало бы отоспаться по-человечески. Какие демоны только отвернули его от собственной квартиры? Если проблема в отоплении, то у самого Уильяма дела с этим обстояли плохо. Его фактически потряхивало от холода, пока Дэвид пил теплый чай. Берроуз заварил и себе чашечку. — Опять выслеживал его? — Да. — А спал где? На мусорке? — Если у тебя найдется пара лишних шмоток, мы решим эту проблему. Проблема снова общая. У Берроуза на этот момент в чемодане лишь одна сменная рубашка да слаксы, разнообразием хвастаться не приходилось. Недавно ему взбрело в голову, что это унизительно, вообще-то, канючить и просить денежку у богатых маменьки и папочки, когда у тебя тридцатник на носу. — Тобой управляет дикий зверь, не иначе. — Уильям переводит тему. — Я угадал, ты ночевал на мусорке? — Не угадал. На лестничном пролете. И сквозняк был такой, что зашатаешься. Уверен, продулся весь, до последней косточки. Каммерер замирает, как хищник перед прыжком. Уильям знает, что будет дальше, что означает этот щелчок в мозгу Дэвида. Он закуривает сигарету и готовится к рассказу. — Вчера было весело. Мы сходили в кино. Я купил ему шоколадного молока. В туалетной кабинке я получил свое «спасибо». Но Джеки непростой парень, я тебе скажу. У меня на таких глаз наметан. — У тебя диллюзии, Дэвид, — тянет уныло Уилл. — Если я говорю «наметан», то это значит, что не всем это дано. Твой пидорский радар в последнее время совсем забарахлил, но не волнуйся, я помогу тебе прояснить взгляд на вещи. Этот Джек околачивается с Лулу везде и всегда: когда подхожу — улыбается, как отойду — косится, как дикий зверь. Прибился, куда не звали, ей богу. Колорадский гад. — Не можешь же ты его дихлофосом гнать. — Может и могу. Только выбрать надо стоящий дихлофос… Уильям продолжал пить чай, но его продолжало морозить. Диалог зашёл в тупик, и больше они не разговаривали. Каммерер рассматривал потолок, покрытый россыпью неглубоких трещин, затем обои, расклеившиеся в углу от сырости. Это место очень отличалось от родного дома Уилла, в котором Дэвиду удалось единожды побывать. Он до сих пор помнил вычищенный паркет, запах нафталина в подвале и веток ели — в гостиной. Там всегда была чистая вода и еда. И у него самого однажды был свой угол, где его бы всегда пригрели. Здесь было неуютно, сыро и холодно. Это была нора загнанного животного, которое будто вот-вот бросится бежать и облегчит душу, бросив свое отсыревшее логово позади. Не всегда ситуацию спасает кипяток с заваренными в ней сушеными листьями. Усталость была сильная, и нападала свирепым хищником. Худая фигура Берроуза призраком перемещалась из угла в угол, в его руках мелькала то чашка, то газета, то сигаретка. Его медленные телодвижения быстро убаюкали уставшее от нескончаемой погони за мечтой сознание Дэвида, он прикрыл потяжелевшие веки. Приятная слабость накатила волной, и больше он ни о чем не думал, полностью растворяясь в ощущении безопасности и комфорта.