cruel

      Они не друзья и уж точно не любовники. Слишком близкие и одновременно далёкие друг от друга партнёры по низменным желаниям утолить свою необузданную похоть.       Им хорошо вместе. У них много общих интересов, знакомых, не смотря на разницу в возрасте. У них вообще много чего похожего друг на друга.       Только вот отличий намного больше.       Шото прилежный, умный, спокойный, тихий, скромный до чёртиков и счастливый до ноющих скул, когда Бакуго глубоко целует его, повалив на диван, прервав непринуждённый рассказ о том, как он провёл день в университете.       У Шото не бабочки, но какой-то трепет внутри от того как и где Бакуго его трогает.       Шото не ревнивый. Бакуго так предполагает, когда на его же глазах кадрит какую-то официантку и не видит блёклого, рассеянного тумана в разноцветных радужках.       Тодороки его выслушает всегда, да совет даёт, а потом и ручки разводит, позволяя себе облепить чужую шею и любовно прижать к неумолимо бьющейся груди.       Потому что Бакуго всегда сам потом первый к нему бежит, заставляя чувствовать себя нужным.       — Может начнём встречаться?       Слова вылетают непрошенной птицей, срываясь с зацелованных губ.       Бакуго выгибает бровь, чуть ухмыляясь.       — Разве нам обязательно загонять себя в рамки?       — Считаешь, что отношения это рабство?       — Знаю.       Вырисовывает указательным пальцем узоры на исцарапанной спине, пока блондин не переворачивается, поёживаясь от щекотки, ложась на лопатки.       — Болезненный опыт?       — Люди вокруг.       — Жестокий. – прыскает в подушку.       — С чего вдруг?       — Не все несчастны в отношениях. Бывают трудные этапы, но многие с этим справляются.       — Многие расстаются, а потом ищи контакты в чёрном списке.       — Есть и те, кто делают это на хорошей ноте и продолжают общение.       — В отношениях столько говна выливается, хоть грязевую ванну устраивай.       — Боишься, что я узнаю все твои потаённые секреты? – смешок.       — Боюсь, что ты от меня свинтишь.       — Не мели ерунды! – смеётся, целомудренно прижимаясь к тёплым губам напротив.       Бакуго не нужны слова о любви и клятва верности. Бакуго никогда не думает перед тем, как сделать или сказать что-то.       И когда он узнаёт о том, что Шото спит только с ним - это приводит его в некое приятное удивление. Не более.       Он просто шутит о том, что Тодороки так и останется за ним хвостиком бегать.       И вместо того, чтобы провести с ним целый день, Бакуго зовёт какого-то зеленоглазого мальчишку, что попал под его анализирующий алый радар и трахается с ним несколько часов подряд.       Во вторник они обязались устроить вечер фильмов, где бы смотрели всякую мерзкую дребедень по типу той же "Человеческой многоножки" и обсуждали все животрепещущие моменты, не жалея ни одной минуты.       Во вторник Бакуго был слишком занят чужой задницей, совершенно забывая о том, что дал дубликат ключей, чтобы Тодороки приходил, когда ему станет грустно или скучно.       Потому что подсознательно Бакуго хотел, чтобы он постоянно находился у него дома.       После он, конечно же, наспех извиняется, бросая что-то типо: "работы было много" и "заставили идти на корпоратив".       Шото не возражает, принимая извинения и позволяя большим ладоням обвить талию, прижимая к горячей груди.       — Заведи себе кого-нибудь ещё. Не всегда же я буду рядом.       Шото молчит, печально смотря своими синими бушующими океанами.       Хочет сказать много всего, что вертится на языке.       Ответа не следует.       Ранним утром Бакуго не может понять чего не хватает и по инерции щупает место рядом с собой.       Холодное.       Шото больше не бежит по первому зову.       Не звонит, когда обычно скучает за ним. Не пишет пожеланий доброй ночи или же утра. Не спрашивает как у него дела и как прошёл день. Бакуго всегда отвечал на отвали:       — Заебись.       — Бывало и лучше.       — Хорош уже нагнетать, итак завал ебучий. Как освобожусь - позвоню.       Его вещей, которых было слишком много, как считал Бакуго, теперь катастрофически не хватает.       Родной запах постепенно выветривается.       Бакуго никакущий.       Ему не хватает внимания, чужих касаний, мягкого тела рядом с собой.       Улыбки, что он видел при пробуждении и сразу же стирал с чужих губ, смазывая в жадном поцелуе.       Запоздало понимает, что на самом деле испытывает не какую-то эмоциональную привязанность, а нечто другое.       Такое светлое и более личное, чем обычная нужда в чужом присутствии неважно кого.       Он не видел своего мальчика уже две недели.       А своего-то?       Сам же ему и отказал.       А он так хотел чего-то нежного и лёгкого, смотря сияющими сапфирами на какую-то мелодраму, вытирая маленькие слезинки в уголках под идущие титры.       А может..       Нет, Шото наверняка просто загонялся на учёбе и полностью отдался грызть гранит науки, поставив себе цель только на высокие баллы.       Да. Ходит по репетиторам, а потом сразу же на подработки. Устаёт сильно.       Ничего страшного ведь, да?       Всё в порядке.       Его стоит пока не тревожить.       Бакуго решает устроить сюрприз, ввалившись к нему под дверь через неделю с тортом и шампанским в руках, ожидая прибытия горячо желаемого хозяина квартиры.       Серьёзно настроенный наконец поведать о своих чувствах и сделать первый шаг.       Шото не появляется даже в три ночи.       Ночует у друга?       Домашку что-ли делает или групповой проект?       На звонки и сообщения нет никакого ответа.       Звенящая тишина.       Он приходит только под утро, когда бутылка уже осушена, а блондин сидит сгорбившись в три погибели, побитым псом смотря на него снизу вверх.       У Шото вместо глаз пиратские монеты, которые были точь в точь такого же размера. Большие и красивые. Дурманящие разум разбойников, так же как и разум блондина.       — Что ты тут делаешь? – хмурится.       — Тебя жду. – хрипло выдает.       — Простудишься ведь. – раздражённо цедит, не обращая внимания на расцветающую улыбку и довольный вид новоиспечённого визитёра.       Волнуется.       Бакуго так рад.       — Я скучал.       Ластится дворовым котом, поднимаясь на затёкшие ноги и тут же вешаясь на любимую шею, скрытую слоями одежды.       Бакуго не пьян. От такого количества он не опьянел бы.       Но почему-то голова плывёт от ощущения чужого тепла и проникающего в нос ароматного одеколона Тодороки.       Новый? Он ещё не слышал такого у него.       — Прекрати.       — Мне было так одиноко. – скулит задушено.       — Клуб находится не так уж и далеко.       Слова сказанные равнодушным тоном, бьют гаечным ключом по черепушке.       — Я хотел только тебя.       Бакуго определённо слышит сердитый "цок" языком.       — Отцепись уже и дай зайти в дом.       Чуть пихает в сторону, резкими и дёрганными движениями открывая дверь, заходя в свою уютную обитель. Бакуго следует вихрем за ним, быстро разуваясь и скидывая пальто на пол, вцепившись руками за спину и уткнув нос в родную шею.       Не может насытится.       — Бакуго.       Не нежно, не так, как обычно к нему обращался Шото.       — Да? – мажет губами по шее, предварительно стянув тёплый шарф.       — Давай реже видеться.       Опять сквозная тишина, прорезающая ушные перепонки.       У Бакуго всё опадает мёртвыми лепестками внутри, оседая на озябшую почву, что раньше благоухала приятным зелёным полем, усыпанным роем разной палитры цветов.       — Что?       Голос сиплый, выходит неуверенно и жалко.       — Ты отчётливо слышал. – тяжело выдыхает. — У меня экзамены на носу, я попросту не успеваю, ясно?       Неприятно.       Его словно прошибают током по всему телу, тут же бросая то в жар, то в ледяную воду. Пальцы немеют, чуть-ли не покрываясь инеем, пока губы поджимаются в тонкую полоску, стараясь сдержать вырывающийся всхлип. Глаза с носом предательски жгут.       Шото умный мальчик.       Он слушается взрослых.       Бакуго понимает.       Ох..       Он всё прекрасно понимает, смотря немигающе-стеклянным взглядом на спрятанный за воротником рубашки темнеющий засос.       Завёл