***
— Первый, пошел! Космос в синей рубашке и сбившемся набок галстуке спрыгнул на землю из приоткрытой двери автозака. Его обычно подвижное лицо напоминало гипсовую маску. — Поживее, поживее. Руки за спину! Направо, лицом к стене! — Второй, пошел! Фил, расстегнув воротник, будто тот душил его, был следующим. — Руки за спину, поживее! — Третий, пошел! Фархад с развевающимися волосами, весь в черном, напоминал лермонтовского Демона. Белов даже попробовал улыбнуться. «Вовремя вырядился, — про себя усмехнулся он, — весь в белом. Белый всадник без белого коня!» — Направо, лицом к стене! Саша, подвинув плечом Фила, занял свое место. Точно по центру. — Лицом к стене! Перед этой безликой машиной они сейчас были не людьми, а фамилиями. Фара бормотал по-своему не то молитву, не то стихи. — Не нервничай, Фарик, — подмигнул ему Саша. — Куда нас привезли? — поинтересовался коренной москвич Космос. — Да в Бутырку, — снисходительно пояснил Фил. — Прекратите разговоры! Филатов! — Да молчу я, молчу. Фара все бормотал свой бесконечный восточный стих. Один за другим подходили они к зарешеченному окошку, где бесстрастный представитель государственного механизма в погонах прапорщика с малиновыми петлицами снимал с них информацию. Если бы машины умели уставать, то эта сегодня устала бы наверняка. Из-за беспорядков в Москве камеры были переполнены. А задержанных все везли и везли. — Фамилия, имя, отчество? — Белов Александр Николаевич, шестьдесят девятый, Москва. — Проходим. Последующее напоминало прием молодого пополнения в армии. Только вместо бани и душа был полный, унизительный шмон с раздеванием догола. Одежду потом снова выдали. Но не новую, казенную, а пока свою, собственную. Правда, без ремней, шнурков и галстуков…***
— Ну, как тут наша молодая мама? — Катя ворвалась в Варину палату, как вихрь, неся за собой запахи цветов и фруктов. — Привет, Светик, — кивнула она медсестре, выгружая ей в руки пакеты с яблоками, грушами, киви, апельсинами. — Ах ты моя красавица! — Катя обняла присевшую на кровати Варю, затормошила, чмокнула в щеку. — Что, Саша приехал? — смеясь, спросила Пчелкина. И насторожилась — ведь если приехал, почему он не здесь? А? — Знаешь, — Катя суетливо стала помогать медсестре выгружать снедь из пакетов. — Он вот передал тебе целый мешок вкуснятины. — Она протянула Варе один из пакетов, старательно отворачивая лицо. — А сам выбраться не смог, потому что дороги перекрыли… — Даже записки не передал? — Варя разочарованно перебирала аппетитные осенние яблоки. — Записка?.. — на секунду остолбенела Катерина, но моментально нашлась. — Ах, да… Слушай… Куда ж я ее?.. По-моему, я ее куда-то выложила. В какой-то карман. Она излишне старательно рылась в карманах, стараясь не встречаться с испытующим Вариным взглядом. В халате записки не оказалось, в карманах пиджака почему-то тоже. — Ну, Ка-ать! — укоризненно протянула Варвара. — Постой-ка, неужели выронила? Вот ворона! Какая ворона! — Катя захлопала крыльями, то есть руками, по бедрам. — Свет, а Свет, посмотри в коридоре! Может, там? Медсестра, понимающе кивнув, для виду вышла в коридор и почти тотчас снова вошла. Надо же было навести порядок. Фруктов Катя нанесла немеряно. Не иначе как с перепугу. Она и вправду боялась — Сашка-негодяй мало того что не звонил, так еще и не отзывался на вызовы по мобильному. Катя ругала его про себя почем зря, скорее, впрочем, для самоуспокоения. В глубине души она молилась, чтобы с племянником ничего не случилось. Стреляют-то в самом центре! Что за страна! Пока оборону удавалось держать: вроде бы и Варя, и Тома Филатова, и сестра верили ее путаным объяснениям. У Тани слабое сердце, у Вари молоко может пропасть, так что держать оборону надо до последнего. А ведь Сашка-дурень, еще и не знает, что у него — сын! Господи, пронеси! — Ну, как же так, Кать? — Пчелкина чуть не плакала из-за мифической записки. — Слушай, дай-ка я позвоню! — Она потянулась к мобильнику, предательски высунувшемуся из Катиного халата. — Что звонить-то? — Катя отпрыгнула от Варвары, как укушенная. — Да у меня и аккумулятор сел. — Она тыкала пальцем в кнопки, стараясь вырубить телефон. — Свет, у тебя нет зарядного устройства? Вместо зарядного устройства сообразительная Света принесла запеленутого как бревнышко Даню, и Катя, облегченно вздохнув, радостно запричитала: — Большой, большой какой! Посмотрите, кто к нам пришел! Какой красивый мальчик! Ты посмотри, посмотри, как он на Сашку похож! Копия! — Ты разбудишь его. — Слава богу, Пчелкина полностью переключилась на ребенка. — Да он не слышит сейчас ничего. Кормить пора, — уже без сюсюканий, тоном врача распорядилась Катя. Ну, Сашка, отольются тебе теткины слезы! Только появись! Появись, пожалуйста! — Мне кажется, у меня молока нет. — Варвара подтянула Даню к груди. — Все у тебя есть. Корми! Даниил Александрович, мгновение помедлив, принялся завтракать. Впервые в жизни.***
Местным вертухаям надо было отдать должное. Обшмонали не только все карманы, но и каждый шов на одежде. Но, в общем, вежливо, если здесь вообще в ходу такие понятия. — Одеваемся, на выход! Хорош выход. Лучше бы с вещами — на волю. Как в кино. Но о кино напоминали только знакомые по фильмам о революционерах «интерьеры» знаменитого Бутырского замка. Мерзкой масляной краской измазанные стены. Лязгающие под ногами металлические лестницы. Ряды дверей камер с глазками и «кормушками». Стойкий кислый запах. — Лицом к стене! Проходим по одному. Руки за спину! Камера была, видимо, не самой большой — человек на пятьдесят. В напряженных лицах встречавших их арестантов сквозило между тем и любопытство. Кто такие? С чем пожаловали? На всякий случай, войдя, они как бы выстроились клином — с Сашей Белым во главе. — Здравствуйте, — поприветствовал будущих сокамерников Фил. — Здорово… здравствуйте… — ответила камера нестройным гулом голосов. Сделав несколько шагов, они остановились. — Смотрящий кто? — Белый сразу выделил из всех коротко стриженного парня умеренно-блатного вида, судя по всему — старшего по камере. — Тут смотрящих нет, — ответил тот вполне дружелюбно. И добавил философически: — Мы все здесь гости. — Мы пройдем? — «по правилам» продолжил разговор Белый. — Без проблем, — кивнул стриженый. — Аккуратней, не зацепись, — с некоторым вызовом бросил кто-то из старожилов. Но на него не обратили внимания. Космос пристроился на тумбочке, привалившись спиной к стене. Фархад и Саша по-турецки расположились на нарах, а Фил остался стоять, широким своим плечом как бы прикрывая вход в их отдельный закуток. И внимательным взглядом оглядывал камеру. — Сань, какого черта ты их впустил? — всплеснул длинными руками Космос. — Сидели бы сейчас, водку пили… — А ты вспомни, — строго, исподлобья глянув на него, ответил Саша, — как нас четыре года назад менты гоняли, и все поймешь. — Косу оставалось только грустно согласиться с Сашиными резонами. — Фарик, я знаю, что нам надо поговорить… — тронул Саша за плечо Фархада, которому явно не терпелось ему что-то сказать. Важное, чего откладывать нельзя буквально на минуту. Фара быстро-быстро перебирал пальцами свои лазурные четки, которые невесть как ухитрился пронести с собой. Впрочем, Саша помнил, что даже в армии Фарик не расставался с ними. — Сань, я так попал, — извиняющимся жестом Фара сложил на груди руки. — И тебе будет плохо… — Фара, давай потом, не здесь, да?.. — остановил его Саша. — Я суть дела понял. — Как ты догадался? — почти с восхищением расширил глаза Фархад. — Птица Говорун отличается умом и сообразительностью, — с чувством законной гордости подмигнул Саша. — Ну, а Красная Шапочка говорит, — неунывающий Космос травил бородатый анекдот, — бабушка, бабушка, почему у тебя такие большие уши? Сань, посмотри, — без паузы и с той же интонацией продолжил он, — вон того в красном пиджаке не узнаешь? В противоположном углу камеры на нарах пристроилась весьма колоритная троица. Лысый бугай карикатурно «новорусского» вида. Латиноамериканского типа красавчик с четким пробором. И третий — с большими залысинами и бегающими глазками, тот самый — в красном пиджаке… — Не дергайтесь, утром отпустят, — слишком уверенно, словно стараясь самого себя убедить в собственной правоте, вещал тот, что в пиджаке. И Каверин, а это был именно он, повел носом, словно охотничий пес, взявший след. Враг был совсем рядом, и сначала матерый опер учуял его запах, а уж после, тотчас же, впрочем, и увидел — Белов со своей свитой сидел близко. Слишком близко. Каверин скрипнул зубами. И, стараясь оставаться спокойным, объяснил бугаю: — Сегодня всех метут, кто попадется. — А кто дергается?.. Только ты один, Володенька, и дергаешься. А нам-то, пацанам, чего? — развязно и несколько свысока «пригасил» его лысый… Белый внимательно проследил за направлением Пчелиного взгляда и зафиксировал «картинку»: — Кто такие? — Чего, Саня, не узнаешь? — разминая сигарету, скривился в улыбке Холмогоров. — Точно, Мухин родственник! — врубился Белый. — Но он же мент! — резко вскинулся он. — В чем дело? — вопрос его прозвучал раздраженно и очень по-деловому: типа, почему непорядок? — Да, сейчас, мент! — заулыбался Космос. — У него частное охранное агентство. Кстати. — И Космос назидательно поднял палец. — Крышу дает Лешке Макарову. — А с ним кто? — Вот справа. — Космос прищурил правый глаз и чуть наклонил голову, чтобы лучше видеть, — Бек, серьезный мужчина. А другого… Раз в «Метле» видел. Кто такой, чем дышит, не в курсах… — Да кончай на них пялиться! — подернул плечами Фархад. Похоже, только он не знал, чем кончается анекдот. — Дальше-то чего? — А, ну вот. Красная шапочка и спрашивает: «Бабушка, бабушка, а почему у тебя такой большой хвост?» А это не хвост, ответил волк и густо покраснел. И вообще, у тебя молоко на губах не обсохло. А это не молоко сказала Шапочка, и волк покраснел еще гуще. И все, вместе с Фариком, густо заржали, будто и вправду слышали историю про Шапочку и Волка в первый раз… Лысый Бек недовольно поморщился, глянув на ржущую компанию: — А это что за молодежь? — Щас кого ни спроси, все солнцевскими откликаются, — лениво и немного снисходительно отозвался Лева-латиноамериканец. — Эти — хуже, — сквозь зубы прошипел Володя Каверин. Он прямо взмок от напряжения, хотя в камере было совсем не жарко, разве что душно. — Зверье, каких мало. — Вон тот длинный, возле стены, в «Метелице» часто зависает, — проявил осведомленность Лева. Бек презрительно хмыкнул и перевел взгляд правее: — А в белом что за пацанчик? Бывший опер сделал страшные глаза и беззвучно, шевеля только губами и нижней челюстью, просипел: — Саша Белый. — Этот пионер — Саша Белый?! — В заплывших глазах Бека промелькнул искренний интерес с изумлением пополам. — Пионер!.. — Желваки Каверина заходили так, будто он пережевывал непроваренную конину. — Волчара почище многих. Пионер!.. — Он аж задохнулся от возмущения: Белый был его кровным врагом, а врагов, их… знать надо! Чтобы бошку не оторвали!***
Ну и денек! Спятить можно! Введенский посмотрел на часы: было уже двадцать минут второго. Похоже, сегодня придется заночевать на службе. Весь мир сошел с ума. И центр безумия — Москва. Введенский посмотрел на хорошо знакомый ему портрет, что висел в его кабинете всегда. Дзержинский мрачно улыбался. — Разрешите? — В дверь аккуратно постучали. Это Коноваленко. Введенский мог узнать каждого из своих подчиненных за версту. По шагам, по запахам и — по стуку. Коноваленко ходил крадучись, пользовался французским одеколоном от Армани польского производства, а стучал аккуратно и никогда не открывал двери, не дождавшись разрешения. За что и ценил его Введенский больше других своих джигитов. Да еще и за энтузиазм в работе. И, пожалуй, за некоторую, умеренную, впрочем, романтичность. — Входи, — распорядился он. — Белов прилетел, все нормально, — доложил Коноваленко, потирая тонкий, с горбинкой, нос. — А потом — вложений в почтовый ящик не было. Звонка не было. Я послал людей, его офис уже вверх дном. Я рискнул, — он внимательно посмотрел на шефа, но тот вроде был спокоен, хотя и выглядел усталым, — позвонил на мобильный. Не отвечает. — Он удрученно поджал губы. — Ну, сегодня что за день-то? — вздохнул Введенский. Точно, поспать не придется. — Проверь все изоляторы, наверняка попал под гребенку. К утру доложишь, а я сейчас наверх… — Он со значением указал пальцем в потолок. Кабинет вышестоящего начальства находился ровно над ними. — Там сейчас такое творится — не поверишь!