***
Гарри, конечно же, отправляет Лонгботтому письмо, в котором сообщает об уничтожении тела Волдеморта. Чего он не ожидал, так это того, что Лонгботтом захочет встретиться лично. Гарри обсуждает это с Теодором. Теодор на все метания Гарри только улыбается. Теперь, с того самого вечера, как Волдеморт был побеждён, он делает это намного чаще. Гарри думает, что дело не столько в том, что Волдеморт умер — он все еще может вернуться, даже если вероятность этого невероятно мала, — сколько в том, что Теодор видел, как тот сбегал. То, что случилось однажды, может случиться снова. — Конечно. Дай ему координаты аппарации, которые я давал тебе. Я не очень боюсь предательства со стороны Лонгботтома. И Теодор встает и уходит, потягиваясь и говоря себе под нос что-то об арифмантике. Гарри наблюдает за ним с переполненным удивлением сердцем. Он почти уверен, что теперь знает, почему прошлой ночью у Теодора перехватило дыхание при виде улыбки Гарри. Встреча с Лонгботтомом почти не приносит дискомфорта. Он пообещал прийти один, без Уизли и Грейнджер, и сдержал свое слово. Гарри поражённо моргает, чтобы убедиться, что Лонгботтом действительно стал выше, а его лицо побледнело. Но что больше всего поражает Гарри, так это бледность его шрама, рассмотренную при приближении героя. — Ты уничтожил два последних крестража, не так ли? Лонгботтом напряжённо смотрит на него, затем фыркает. — Ты чертов гений, так что я не должен удивляться тому, что ты это знаешь. Но как ты понял? — Твой шрам выглядит не таким красным, как обычно. И так как он был причиной твоей связи с Тем Ублюдком… Лонгботтом громко смеется, откидывая волосы со шрама. — О, это отличное обращение к нему, я запомню. Но да, мы справились, — Лонгботтом резко бледнеет и смотрит в сторону. — Я бы предпочел не говорить об этом, если ты не против. — Все в порядке, — мягко говорит Гарри. — Ты хотел встретиться, чтобы обсудить со мной уничтожение крестражей? — Нет, — внимательные глаза Лонгботтома пробегаются по лицу Гарри. — Я должен кое-что тебе отдать. Я не верю, что профессор Дамблдор действительно мог забыть об этом, но, видимо, защитное заклинание, которое он наложил на тебя, приглушило воспоминание обо всех предметах, близко связанных с тобой. — Это он наложил на меня это заклинание? Лонгботтом морщится. — Ты не знал, да? Прости. Во время одного урока он упомянул, что наложил защитное заклинание на кого-то, кто мог оказаться в опасности из-за пророчества. Но у него было тревожное ощущение, что с заклинанием что-то пошло не так. Больше он ничего не мог вспомнить, а я, конечно, забыл об этом разговоре, — Лонгботтом делает паузу. — Пока твоя защита не перестала действовать. — С моим семнадцатым днем рождения, — бормочет Гарри. Он качает головой. Ну, он полагает, что не может винить Дамблдора. По крайней мере, однажды директор позаботился о Гарри, дав ему ту жизнь, в которой он тогда нуждался. Кроме того, профессор ведь и сам был под влиянием этого заклинания. — Что ты хотел мне отдать? — возвращается к сути вопроса Гарри, потому что не может поверить, что пропущенный им разговор Дамблдора и Лонгботтома содержал что-то настолько важное. Лонгботтом лезет в карман мантии и, кажется, достает свою руку, бескровно отрубленную у запястья. Гарри моргает и приглядывается, а затем Лонгботтом встряхивает эту штуку, и его рука снова становится целой. Он держит мерцающий серебристый кусок извивающегося воздуха, превратившегося, кажется, в очень тонкую ткань. — Это мантия-невидимка, принадлежавшая семье Поттер, — говорит Лонгботтом. — Я так и не узнал от директора, как он её получил. Он упоминал о дружеских отношениях с Поттерами и о том, что должен был кому-то эту мантию передать, — он коротко улыбается Гарри и отдаёт мантию. Гарри чувствует исходящую от неё магию, как только берёт её в руки. Он переворачивает её и наблюдает, как исчезают его собственные руки, прежде чем снова взглянуть на Лонгботтома. Лицо Лонгботтома полно сочувствия. — Я знаю, должно быть трудно внезапно лишиться магии, которая так тебя защищала всю твою жизнь, — мягко говорит Лонгботтом. — Это не то же самое, но теперь ты сможешь исчезнуть, когда захочешь. Что-то в Гарри, что истошно кричало от дискомфорта с того самого момента, как его защитная магия исчезла, внезапно затыкается. Он вздыхает и набрасывает плащ на одно плечо, не заботясь о том, как выглядит теперь в глазах Лонгботтома. — Спасибо. Ты даже не представляешь, насколько это важно для меня. Лонгботтом мягко улыбается. — Может быть, понимаю. Мне так часто хотелось исчезнуть и заставить людей перестать пялиться на меня, — он качает головой. — Есть ещё кое-что, что тебе нужно знать. Многие Пожиратели сдаются, некоторые бегут из Британии. Новость о проигрыше В-Волдеморта настигла всех их со скоростью лесного пожара. И я собираюсь рассказать Министерству, что это сделал не я. Гарри поражённо смотрит на него. — Нет. — Да, — возражает Лонгботтом. Его рот немного дергается. — Люди, которые не желали зла магглорожденным, догадались, что кто-то создал рунический круг, но так до сих пор и не смогли его снять. Я знаю, что он будет существовать до тех пор, пока ты не решишь его инактивировать. Но люди, которые знают о его существовании, спрашивали меня, не я ли его создал… — Ты тоже интересуешься рунами? — Не так сильно, как ты. Они просто привыкли все приписывать мне, потому что я Мальчик-Который-Выжил, — Лонгботтом поводит плечами. — Но и об этом я скажу правду. — Но зачем? — Гарри знает, что сказанное звучит опасно близко к нытью, но ему все равно. Всё равно Теодора нет рядом, чтобы отругать его за это. — Лонгботтом, ты привык мириться со славой. Разве ты не можешь просто… продолжать это делать? — Нет. Не тогда, когда они спрашивают меня о теории, лежащей в основе круга. Я не собираюсь лгать. Не тогда, когда считаю, что слава должна достаться другому, — Лонгботтом упрямо смотрит на Гарри. — И не тогда, когда со мной уже связались два человека из Отдела Тайн, предлагая мне ученичество на тему использования рун, которые, как они знают, были включены в этот круг. — Отдел Тайн?.. Лонгботтом многозначительно кивает. — Я сказал им, кто на самом деле создал круг, и они, вероятно, скоро свяжутся с тобой. Не совой. Они общаются с помощью… — его язык резко прилипает к нёбу, он хмурится и машет рукой вверх-вниз перед губами. Затем он тяжело выдыхает, когда его язык отклеивается. — Прости, они буквально делают эту часть невыразимой. — Но они не захотели бы взять меня в ученики только из-за моих знаний о рунах. Скорее всего, они хотели пригласить тебя, потому что ты знаменит. Лонгботтом отрицательно качает головой. — Нет. Отделу Тайн наплевать на подобную чепуху. Кроме того, они как бы ненавидят меня за то, что случилось в конце пятого курса. Они ни за что не связались бы со мной, если бы не были действительно впечатлены. По правде говоря, они с облегчением узнали, что это не я создал этот круг. Гарри поражённо молчит несколько минут. Отдел Тайн. Он никогда не думал об этом, в основном потому, что понятия не имел о требованиях для поступления. Но быть тихоней, работать в глубоких тихих комнатах под Министерством, которые существуют лишь по слухам, потому что никто не может туда проникнуть, иметь возможность просто улыбаться и качать головой под вполне законным предлогом, когда люди хотят задать слишком много личных вопросов… Похоже, эта работа идеально ему подойдет. — А как же Хогвартс? — вспоминает Гарри. — Снейп покинул пост директора, — Лонгботтом резко отворачивается от Гарри и смотрит на горизонт. Гарри недоумевает, почему, но Лонгботтом не позволяет ему долго гадать. — Это была уловка, всё это, — жестко говорит он. — Снейп убил Дамблдора по приказу самого Дамблдора. Директор все равно умирал из-за проклятия в кольце-крестраже. Снейп, убив директора, должен был завоевать доверие Пожирателей Смерти. Конечно, сейчас в этом уже нет необходимости. Гарри вздыхает. — Значит, его не будут преследовать и не отправят в Азкабан. — Нет. — Жаль. Лонгботтом резко усмехается. — Значит, он тебе не нравился, даже если не замечал? Гарри качает головой. — Он всегда сердито смотрел на меня первые пять минут урока. Судя по словам мистера Люпина, он, скорее всего, ненавидел моего отца, но это не повод вести себя как мудак, — он внимательно смотрит на Лонгботтома. — И у него не было причин вести себя как придурок, когда он учил тебя окклюменции. Лонгботтом откашливается, но слабый румянец, который показывает его удовольствие от сказанного, всё же касается его щёк. — Ему не нравилось, что я продолжал взрывать свои котлы на Зельях. Он сказал, что у того, кто так слаб в основах, нет шансов победить В-Волдеморта. — Тогда он придурок, независимо от того, на чьей он стороне, — решает Гарри. Он рад это узнать. По крайней мере, ему не придется иметь дело с извинениями или чем-то еще от Снейпа. — Но он был прав, разве нет? Гарри хмурится. — О чём ты? — Я не победил его. Ты это сделал. — Тебе пришлось терпеть всю эту славу годами, — твердо говорит Гарри. — Твоя команда уничтожила четыре крестража. Мы уничтожили три и тело Волдеморта. Либо победили вы, либо у нас ничья. Лонгботтом широко улыбается. — Я бы хотел стать твоим другом, Гарри! — он протягивает руку. Гарри пожимает протянутую руку и крепко её встряхивает. — Увидимся в Хогвартсе в следующем году? Или, может быть, даже в следующем семестре? — Никто ещё не знает, когда замок снова станет пригоден для обучения. Кроме того, потребуется еще много времени, чтобы поймать оставшихся Пожирателей Смерти и, вероятно, убедить детей-маглорожденных вернуться в волшебный мир. Но да, увидимся там.***
— Ты сможешь. Гарри хмурится и не отвечает. Его бы вообще не было на Косой Аллее, если бы не убеждения Теодора и мантия-невидимка в кармане. Теодор пообещал, что он сможет спрятаться под мантию, как только почувствует себя по-настоящему плохо. Аппарировать к краю Аллеи и идти по центру все еще тяжело, даже когда рука Теодора успокаивающе поглаживает его по лопаткам. К счастью, мало кто обращает на них внимание, а те немногие, кто всё-таки делает это, сосредотачиваются на Теодоре, которого они, вероятно, считают Пожирателем Смерти. Отец Теодора покончил с собой несколько дней назад. Теодор мало говорил об этом, но последнюю неделю они спали вместе, и Гарри мог обнять его в особо тяжёлые минуты. — Они должны замечать тебя, — говорит Теодор недовольным тоном, но, хотя бы, слава Мерлину, себе под нос. — Со всеми твоими открытиями в рунах и с тем ученичеством, которое у тебя будет… — Ты же знаешь, мы не можем даже между собой это обсудить, чтобы языки не прилипли к нёбу, — напоминает ему Гарри. Теодор собирается что-то сказать, но тут кто-то бросается к Гарри. Гарри заряжает рунический круг на груди, не задумываясь об этом, но Олливандер хватает его за руку и активно пожимает, мотая вверх и вниз, прежде чем Гарри успевает сформировать заклинание. — Мистер Поттер! Мистер Поттер! — голос Олливандера низкий и хриплый, но все же достаточно громкий, чтобы привлечь некоторые взгляды. — Разве я не говорил вам, что вы станете Великим волшебником? — Я всё ещё чаще использую руны, чем волшебную палочку, — отмечает Гарри. Он выпутывает свою руку из ладоней Олливандера и делает глубокий вдох через нос, чтобы успокоиться. Люди говорят о нем, он уверен. Пока ещё они делают это шёпотом и то только потому, что Олливандер почти никогда не выходит из своего магазина и не выделяет кого-то из толпы. — Но Ваше величие распространяется и на палочку, — Олливандер отступает, уверенно кивнув. — У меня уже есть палочка, которой, я уверен, будет колдовать ваша старшая дочь. Она тоже предназначена для Великого мага. Гарри тупо смотрит на него. — У меня не будет детей. Я никогда не оставлю Теодора, — рука Теодора чуть сильнее давит на спину Гарри. — Если кому-то и удастся придумать способ создать детей от двух мужчин с помощью рунических кругов, мистер Поттер, я уверен, что смотрю на него. Кроме того, как бы велика ни была палочка, которую вы используете сейчас, через некоторое время вы можете обнаружить, что у вас есть еще более мощная палочка. Такая, которая была бы счастлива помочь вам осуществить все, что вы пожелаете, — он твердо кивает и уходит, не дожидаясь ответа. Гарри поражённо смотрит ему вслед, решает, что последняя часть не имеет смысла и не собирается об этом думать, а затем смотрит на Теодора. — Ты бы хотел завести детей? Теодор колеблется, затем говорит своим самым спокойным голосом, говорящем о крайней степени волнения. — Я был бы не против. Гарри улыбается и делает шаг ближе, бесстыдно используя Теодора, чтобы спрятаться от нескольких взглядов. Ну серьёзно, неужели им больше не на что посмотреть? Люди все еще странные. Но рядом с Теодором, а в будущем, кто знает, может и с еще большим количеством людей, Гарри думает, что сможет вынести жизнь в этом мире. В конце концов, теперь он принадлежит этому миру.Конец.