Нет.

— Ему бы не понравились эти похороны, — послышался женский голос в тишине. Фукудзава, которому это сказали, только вздохнул. Да, Акико права. Но по-другому организовать не смогли. В Японии слишком мало протестантов, чтобы кто-то заморачивался насчёт этого. Поэтому всё по традициям. В гробу лежат шесть монет, цветы на плечах. Также рядом небольшой бумажный пакет с кофе, упаковка сигарет, посеребренные часы, которые уже никогда не будут идти, и новый зелёный блокнот. Никто из детективного агентства не решился похоронить главную память о Куникиде Доппо. Все его идеалы, все мысли, запечатанные в обычном блокноте, так и лежат за стеклянным ящиком в кабинете директора, вместе с фотографией. На ней двадцати однолетний Куникида, которого только что повысили до должности заместителя директора. Кто-то умудрился поймать кадр, где он смеётся на корпоративе. Слишком ценно. Но это в прошлом. Теперь Доппо никогда не улыбнётся, и даже не разозлится. Но даже его холодный труп в чёрном костюме казался напряжённым. Походу фраза «после смерти отдохнешь» на нём не работает. — Где Дазай? Скоро кремировать будут. Он так и не попрощался, — спросил Юкичи, смотря на труп ученика. Он до сих пор не может поверить. Как в принципе и все. Именно поэтому ни у кого ни показывались слезы. Они будут потом. Дома, ночью на футоне. Или прям в офисе, когда кто-то случайно найдёт его закатившуюся ручку. Сейчас лишь Дазай стоял на улице, смотря на проходящих мимо людей. — Я его приведу, — лишь ответила Ёсано. Сам Дазай сейчас был просто потерянным котёнком, которого только что бросили прямо на улицу, в дождь, даже не оставив коробку. Он так надеялся, так ожидал услышать низкий басистый голос, который скажет что-то вроде «чего ты тут прохлаждаешься? " или «ты можешь простыть, зайди сюда». Но вместо этого послышался женский, безжизненный голос. Парень посмотрел на свою правую руку с ожогом на большей части. Сейчас или никогда. Осаму не смог присутсвовать на церемонии, хоть и впервые приехал за час до назначеного времени. Не мог смотреть на это всё. Но он себе не просит, если не попрощается. — Я был просто ужасным человеком, напарником и возлюбленным. Прости, — смотря на молчащего Куникиду сказал он. И больше ничего. Не смог сказать даже «спасибо». Потому что Дазай не может произносить такие добрые слова, после всего. Он попросту этого и не достоин. Холодный труп сгорел в горячем огне. Будто холодные серо-зелёные глаза всегда поддавались горящей душе.