Насколько глубока твоя любовь

Микки смущается не потому что подарки из Испании имеют сексуальный подтекст, скорее наоборот, потому что они простые. Микки привозит их Йену, надеясь, что они позабавят его, повысят настроение мужа, охарактеризуют страну вместо самого Микки, который плох в том, что касается красочных рассказов о путешествиях. По крайней мере, так самокритично Микки оценивает свои ораторские способности. Перед полётом Микки приходится выкинуть некоторые вещи, взятые с собой в поездку из США (оставить их в отеле), чтобы в чемодан поместились другие вещи, — приобретённые в Испании. Это яичный ликёр, вкусный, как амброзия, и созданный умелыми мастерами, бенедектинскими монахами из горного комплекса Монсеррат. Микки не мог не купить его! Этот напиток сладкий, какой-то мягкий, бархатистый, ароматный и очень крепкий. В колоритной бутылке из толстого, тёмного стекла. По цене средней экскурсии на двух человек, ну, да ладно. Далее Микки, не сомневаясь ни минуты, приобретает хамон и кровяную колбасу морсилью. Лучшие сорта из продегустированных на рынке. Мясо есть мясо, тем более такое, Йену должно понравиться! Несколько ворованных магнитов на холодильник из разных населённых пунктов и достопримечательностей, так как Микки считает ценник в шесть-десять евро за штуку «слишком дохуища раздутым» даже если магнитик при этом выглядит, как произведение искусства из металла, керамики и разноцветной эмали. Сыры Микки выискивает без сомнительного запаха, чтобы не провонять багажное отделение в случае, если с таким пахучим грузом в принципе пропускают в самолёт (через раз). Объёмную упаковку апельсиново-айвового мармелада в форме крылатых пенисов Микки вручает Йену не только потому что этот десерт жизнерадостно-оранжевый, но и потому что изготовлен из свежайших каталонских плодов. Популярную среди туристов сувенирную фигурку какающего кого угодно: Че Гевары, морпеха с радужным флагом на плече, Ангелы Меркель, Стива Джобса, Христофора Колумба, Чингизхана (нужное подчеркнуть), Микки купить не удаётся, вероятно потому что на прилавки этих «засранцев» выставляют ближе к декабрю. Разбирать чемодан вместе с мужем гораздо сподручнее, чем самостоятельно. Без Йена Микки проковырялся бы неделю, если вообще подступился бы к багажу так скоро! Понятно, что у супругов впереди много лет, чтобы побыть наедине, но сегодня Микки остро нуждается в том, чтобы подольше не покидать их «убежище». Так что дарение сувениров — лишь повод снять с Йена его камуфляжную форму, заняться с ним почти издевательски неторопливым сексом, украсить его шею лилово-синим засосом (не специально!), помыть мужа в душевой кабине, дать ему помыть себя, и только после выйти из квартиры. Сделай Микки с Йеном это раньше — вряд ли они смогли бы сосредоточиться на выполнении рабочих обязанностей, только и засматривались бы друг на друга, зачарованно улыбаясь и становясь объектами для остроумных комментариев Игги. Вечерами Микки постепенно изучает видеодневники Йена, не потому что записей какое-то немыслимое количество, хотя да, их много, но, прежде всего, так как они предполагают отклик со стороны того, кому адресованы. Йен побаивается мужа, не беспокоит его во время этих своеобразных киносеансов. Он тщательно отслеживает движения бровей Микки и то, какие именно морщины появляются на его лбу. Йен знает: что бы там Микки ни думал, он либо скажет правду, либо ничего, и тогда придётся расшифровывать имеющиеся данные — кряхтение, подёргивание левого колена, объём пиалы с кукурузными чипсами, мимику и почёсывание переносицы. Когда Микки откладывает наушники с телефоном на тумбу и заговаривает, Йен ожидает чего угодно, только не этого: «Ты вот дохера, с кем ебался, так? Не в этот кон, вообще. Я допёр, почему». Йен присаживается рядом с Микки и молча кивает. — Ебля — это ведь контроль. Пока тебя хотят, пока от тебя зависит чей-то оргазм, ты на вершине горы. На, ну, там допустим, несколько минут это стопудово так. Твоя жизнь рушилась — ты нагибал кого-то, без разбору. Я отмахнулся от тебя, когда мы оба были пацанами, — ты натянул блестящие труханы и побежал в гей-клуб отсасывать за полтинник. Доказывать свою ценность отцу, матери, мне, себе, всему блядскому миру. Доказывать, что ты ого-го, что из-за тебя столько уёбков корчатся, умоляют дать им кончить, платят, визжат… Тебе этот частокол из торчащих хуёв помогал бороться с неуверенностью в себе, заменял реализацию в карьере, там, в семье, ну, в чём нынче принято реализовываться? Мужикам особенно. Я вот примитивнее, например, но недалеко от тебя ушёл. Тупо зверел и стремился уебаться посильнее. Тоже от того же говна, что и ты, бля, по типу «кто я?», «кому нужен?», «каким должен быть?» В разные периоды чуть по-разному, наверное, а в целом как-то так. Секс был нашим способом контролировать, сука, да хоть что-нибудь! Мы отзывались этой ебанухой — «пожрать колёс и бездумно потрахаться» — на любой стресс. С тех допотопных времён, когда ты ещё был одного роста со мной и не вымахал в дылду. Я это к чему, Йен. Давай освоим другие способы? Йен никогда и не считал образованность залогом ума, однако когда Микки произносит эту речь, он признаёт своего мужа, бросившего школу задолго до выпускного класса, умнейшим человеком из всех своих знакомых, включая шестидесятилетних профессоров вузов, с которыми Йен некогда общался, к сожалению, слишком близко. Вот только Йена не может не настораживать внезапно проклюнувшаяся дружба Микки и Чина. Йен теряется в догадках, как воспринимать платонические отношения мужа с совсем не уродливым парнем притом, что у Микки больше нет и никогда не было ни единого друга! Микки чатится с новоявленным приятелем, препирается с ним по фэйстайму, советует Чину, с кем из приложения для гей-знакомств тому отправиться на свидание, а с кем ни в коем случае, и, когда на четвёртый день после прибытия из Испании Чин заявляется в гости, Йен не знает, попкорн ему доставать или ружьё. Формально Чин приходит к Микки вернуть ему забытые в самолёте солнцезащитные авиаторы Райбан, знаковое «баловство», которое Микки позволяет себе в качестве самопоощрения за неуклонно растущий доход от охраняемых перевозок фирмы «Галлавич Секьюрити». Однако гость так уютно разваливается в кресле и подпирает подбородок рукой, что у Йена не остаётся иных вариантов, кроме как принести Чину кофе со сливками и двумя чайными ложками тростникового сахара. Эту омерзительную бурду, по мнению Микки, Чин с наслаждением пьёт маленькими глотками и мечтательным тоном сообщает супругам о том, что он, «вроде как, запал на их соседа». — Крашеный блондин, жилистый такой, с меня ростом, загорелый, аккуратненький, лет на семь постарше, я думаю. Рубашечка белая в бежевую полоску, бордовые слаксы по фигуре. Укладочка ретро-волнами такими, знаешь, ну, как у Марлен Дитрих. Милашка… Микки переводит невесёлый взгляд с Чина на мужа и скручивает губы в трубочку. — Где, говоришь, ты его встретил? — спрашивает у гостя Йен, присаживаясь рядом с ним, на подлокотник кресла. — Дык, у дома вашего, только что. Брайан зовут, я его номер взял… — Чину не удаётся договорить, поскольку Микки и Йен одновременно вскрикивают. Чётко слов не разобрать, но смысл Чин улавливает — «Такие гей-дружочки нам нахуй не впёрлись!» — Нет, Чин, блядь, только не он! — продолжает Микки, предупреждающе выставив руку перед собой и выпучив глаза, отчего Йен зажмуривается и начинает хохотать. Микки уже хочет повалить мужа на пол и придушить его, да и Чин готов помочь Микки в этом, когда Йен вдруг загадочно замолкает, хватает свой айфон со стола и скрывается в кухне. — Так ты принципиально по рыжим саутсайдцам или тебя интересуют интеллигентные смуглые брюнеты почти такой же комплекции, как я, тоже с военным прошлым и того же возраста, только азиаты? Ссылку на его аккаунт жмакни, — вещает Йен с телефоном у уха, появившись в дверях гостиной спустя пять минут. — А меня ты сперва спросить не забыл? — подаёт голос расстроенный Чин. — Помесь Брэда Питта и Тома Харди, пацан — модель, — шепчет Йен, прикрыв динамик щекой. — Доверься мне, ща ссылку пришлю, только не дрочи прям при нас. О! — глаза Йена прищуриваются. — И ты ему нравишься, Чин. Он говорит, ты секс. Микки окидывает мужа оценивающим взглядом, играет бровями, усмехается, медленно подходит к Йену и щипает его за задницу. Йен коротко, но слюняво и с языком целует Микки в шею, потому что тот явно не против, а Йен вообще всегда за. Внимательно наблюдающего за ними Чина супруги заставляют удалить номер Брайана и выпинывают за дверь чуть ли не сразу по завершении своднического разговора. — Тот, с голожопой благотворительной фотосессии, значит. Пристроил? — щёлкнув замком, наступает на мужа Микки. — Угу, — кивает Йен куда-то в правую ключицу Микки. — Пусть резвятся, — он произносит это приглушённо, потому что оттягивает широкий ворот футболки мужа и мягко закусывает кожу на его груди. Микки слегка выгибается навстречу прикосновениям и, шумно дыша, цепляется за предплечья Йена, когда тот сминает задницу Микки обеими руками, всасывает сосок Микки и пожёвывает его. Стараниями одной руки Йена, оторвавшейся от упругого тыла Микки и огладившей его спереди от пояса до шеи, футболка оказывается на полу. Йен и Микки целуются, поражаясь, как эта ласка в случае с их парой может быть такой резкой и нежной, полной зубов, соперничества и заботы об удовольствии другого человека. Если по какой-то причине перед Йеном и Микки встал бы выбор: или секс без поцелуев, или поцелуи без секса отныне и навсегда, — они уверены, что их разорвало бы. Сейчас у них есть вся палитра, и они собираются рисовать ей в каких угодно стилях, лишь бы вместе. Вечером среды, двадцать восьмого июля, Йен, Микки и толпа родственников отправляются к Липу с Фредом поздравить их со свершившимися накануне родами Тэми. В семье Галлагеров-Тамиетти пополнение в лице безымянной пока девочки. Пол ребёнка становится сюпризом для суеверных родителей, отказавшихся узнавать его заранее, как впрочем и для их близких. Мама и дочь здоровы, отдыхают в послеродовой палате, и Тэми в свойственной ей манере просит не беспокоить их. Гордый папаша Лип включает голосовое сообщение от своей женщины, где еле различим сварливый шёпот вымотавшейся за последние сутки Тэми: «Ой, закатите там вечеринку поотвязнее и дайте мне побыть чуток без этого кипеша, оки-доки, ребят?» После Тэми зевает, и запись обрывается, а Лип объявляет праздник открытым. На Липа сыпятся полезные советы, подарки, сертификаты в детские магазины, конверты с деньгами, видеозвонки от Фионы, бывших однокурскников, коллег, товарищей по клубу анонимных алкоголиков, похлопывания по спине с крепкими объятиями даже от язвительных сестёр Тэми и немного угрюмых братьев Милковичей, обещание Карла прийти, хоть и с опозданием, даже если метеорит рухнет на Землю. Вот только Мэнди, прибывшая в Чикаго пару дней назад и живущая в квартире Йена и Микки, предпочитает передать через них Липу, что ей надо «срочно записаться на маникюр и зависнуть с подругами». «Какие у неё тут к хуям подруги?», — думает Лип и сразу же выкидывает Мэнди из своей головы, потому что никогда не чувствовал к ней того, что она к нему. Так что Мэнди поступает более, чем правильно, не искушая судьбу на этот раз. Она влюблена в Хиро и не хочет сравнивать его с Липом. Сегодня Йен с Микки не преподносят чете Галлагеров-Тамиетти ничего материального. Вместо набора слюнявчиков или эргономичной прогулочной коляски они переводят Липу сто тысяч долларов, то есть все свои накопления, чтобы он управлял их брокерским счётом и мог уволиться с ненавистной должности доставщика еды. При этом Йен с Микки обещают друг другу всё же купить дом с земельным участком под огород, года через два-три, когда высвободится часть вложенной суммы, а пока постепенно расширять свой инкассационно-охранный бизнес, трудоустраивать Игги, и, если Колин изъявит желание, то и Колина. Йен любуется на принаряженного по случаю мужа и думает о том, что день рождения у Микки уже через полмесяца. Помимо Йена и Мэнди, в подготовке подарка для Микки принимают участие Лип и его связи на исторической кафедре Иллинойсского технологического института, а также Карл со своими возможностями сотрудника полиции. Это флешка и созданная на основе данных с неё книга, составленная из максимально подробных справок о членах клана Милковичей в его доамериканский период, во время адаптации в Чикаго и сегодня. Потому что, как бы Микки ни отрицал свою глубокую вовлечённость в дела семьи, ему, как любому человеку, выросшему в такой травмирующей обстановке, важно отчётливо понимать, кто он, какой была его мама, где она и почему пропала, когда он был малышом. Хотя бы это! Ведь зачастую, пока ты не знаешь каких-то вещей, не можешь двигаться дальше, застреваешь. Перемещая Микки из Саутсайда в Вестсайд или куда-то ещё, Йен вовсе не стремится выкорчевать из мужа его неудобоваримую ДНК, он любит Микки и даёт ему попробовать что-то новое. От этих размышлений Йена отвлекает то ли гусиный, то ли утиный гогот. — Да, звуки природы на рингтоне — не криминал! Фред тащится, — объясняет Лип тем, кто не в курсе, и принимает вызов. — Чёт ты дохера задерживаешься, братан. Ага. Влип в какое-то дерьмо и вернулся в хату переодеться? Ну, ё-моё, только тебя ждём. Грязнуля Карл, ай-ай-ай, сколько тебе лет, мужик! Дитё, а ещё размножается… Лип размахивает руками и натыкается взглядом на Дебби, восседающую на стиральной машине в позе лотоса, и на заплетающую ей косу Сабрину. — Деббс, ради моих рано поседевших лобковых волос, не беременей вторым, пока не осядешь с хорошей тёлочкой. Или вообще не надо. Нахуй оно! — нажав на отбой, обращается к младшей сестре Лип. — Да я как бы не тороплюсь никуда, — скорее вопросительно, чем утвердительно отвечает Дебби, всматриваясь в лицо Сабрины. — Имей в виду, сестричка, когда избегаешь такие щепельтильные темы, как биполяро-алко-нарко-наследие наших предков, где-то на том свете над тобой в укатайку ржёт одна Моника Галлагер. Мимо проносится смерч из малолетних родственников. — У нас из не совсем младенцев пока только у Лиама и Френни нет судимостей, верно? — смеётся Дебби, и в разговор встревает Йен. — Чудом. И не потому что не нарушали, фрэнковщина-то ведь никого не оставила в рамках закона! Лип с Дебби кивают на замечание Йена. Ныне покойный Фрэнк Галлагер действительно умел использовать детей в разного рода преступлениях от попрошайничества до закупок марихуаны у уличных дилеров. — У Ева тоже нет судимостей, — излишне громко заявляет Микки, грызя ноготь. К нему подходит Игги и приобнимает брата за плечи. — Ев Милкович с пелёнок перекочевал в безобидное окружение богатого ёбаря мамы Светы, хуле, — нараспев говорит Игги. — В чём-то шлюшкины навыки пригодились, да? Игги отдаёт Микки своё пиво, подмигивает Йену и уходит флиртовать с молоденькой Кори Тамиетти, сестрой Тэми, явившейся на вечеринку без кавалера. Микки берёт Йена под руку, отводит его в тёмный угол и, перейдя на тон, которым сообщают секреты, говорит мужу: — Я, короче, вообще детей не хотел никогда, но… с тобой мог бы. В смысле детей завести. — Детей? Не ребёнка? Прям детей?! — Йену кажется, что он потеет везде. — Да, блядь, прям отъебись, любимый, со своим ахуем этим! Детей. Персонально с тобой, конопатая жопа. Йен недоверчиво нахмуривается, на его лице сменяют друг друга выражения восторга и отчаяния. — Ты хочешь-хочешь? Не потому что я ною и не лишь бы слез с тебя, а как бы сам? — С тобой — да, — без паузы отвечает Микки и притягивает к себе Йена для поцелуя. — Омела — это для вас, мужчин, любое тихое место в доме, да? Я понять! — звенит голос Сабрины, после чего все присутствующие в комнате смеются. — В кои-то веки, Деббс, у тебя адекватная пассия. Не проеби её! — совершенно серьёзно замечает Йен и продолжает целовать Микки. — Ни за что, — шепчет Дебби, показывая средний палец Йену, и выводит Сабрину во двор, где они могут побыть наедине. По крайней мере, Дебби так думает. Зря, потому что к ней и её возлюбленной тут же подходит Карл. В одиночестве, вероятно оттого что не так-то просто решить, кого следует взять с собой в качестве сопровождения на семейное торжество — Тиш и их появившегося при страннейших обстоятельствах отпрыска или Хелен, с которой Карл спит так же часто, как с Тиш. Как бы то ни было, офицер Галлагер не успевает подняться на крыльцо, потому что навстречу ему стекает лавина из людей, — Лип и его гости выбираются из дома, чтобы запустить фейерверки. Карл замечает Йена, машет ему и не видит препятствий, чтобы полюбопытствовать об их недавнем походе в служебный тир. — Даров, Йен, чё как. Я это, всё забываю спросить: ты отметелил того копа в туза? — Обижаешь. — Йен косится на Микки, стоящего в нескольких футах от них с Карлом. — Мастер-ебастер! — уважительно протягивает гласные в словах Карл. — Это не у меня гарем из девушек, и кто тут ещё ебастер! — возражает Йен. — Чё, не погнал, значит, тебя Микки в шею? — ухмыляется Карл. — Держусь на престоле, по мере сил, раз уж мы все здесь. Я, кстати, его тоже никуда не погнал. У нас другие планы друг на друга, долгоиграющие. — Йен широко улыбается брату и подходит к мужу, чтобы обнять его сзади. Микки расслабляется в руках Йена, кладёт ему голову на грудь, они сплетают пальцы и смотрят, как в небе расцветают огненные узоры. Йен и Микки благодарны всему, что с ними случилось за то, что у них есть теперь. На фоне пиротехнического шоу никто не обращает внимания на Карла, который стремительно бледнея и привалившись к стене дома плечом, беседует с кем-то по телефону. — Хелен в положении, — хрипит Карл, зайдя в дом чуть позже, когда фейерверки заканчиваются и толпа оседает в гостиной. Люди вокруг вздыхают, охают, цокают языком, осознавая новость, кто-то ударяет себя ладонью по лбу. — Поскольку ты взбледнувши, предположу, что шкет вам без надобности, — незамедлительно реагирует Микки. — И коли так, отдайте его нам с Йеном. Мы воспитаем. Пусть Микки наверняка юморит, на пару секунд Карл даже задумывается над его предложением. А Йен задумывается на подольше, ведь взгляд Микки говорит ему, что при определённом раскладе не такая уж это и шутка.