Некромантика

Этот раз особенно постыден, потому что она, все же посторонняя, так близко, будто участвует в процессе. И уж наверняка чувствует, потому что происходящее поднимает вокруг них невидимые ветры. Витторио усаживает брата на ступеньку, а сам встает перед ним на колени чуть ниже, встречая, как и всегда, самодовольную ухмылку. — Милый... — Нет, умоляй, как положено. И ничего другого Витторио не остаётся. Он целует руки и лобзает перстни, прикладывается к бедрам и коленям, опускаясь до самих туфель, а потом скулит откуда-то снизу: — Дарио, пожалуйста. Тот смотрит на брата еще с минуту, наслаждаясь видом этого самоуверенного сухаря, поверженного ниц, а потом похлопывает себя по колену: — Иди ко мне. Витторио прижимается к нему, тянется к губам, касается... Мир исчезает. Опиум, лучший на свете секс, несметные богатства, бессмертная слава, безграничная власть — всё меркнет перед этим поцелуем братской любви. Они раскусывают друг друга множество раз, переплетаются языками в потоках густого витэ, ласкаются и руками. Их кудри смешиваются, и среди черной ночи вспыхивают рыжеватые огоньки. Витторио тихонько постанывает, доводя брата до исступления, и тот рычит, мотает его волосы на кулак, отстраняется с жутким оскалом, и просто сплевывает остатки витэ в рот и на лицо. — Хватит с тебя на сегодня. — Я пока не уезжаю с Капреи... — Посмотрим. Витторио отстраняется, оправляя одежду и волосы, и тихо проникновенно шепчет: — Люблю тебя. — Убью тебя собственноручно. Они смеются и переплетают пальцы.