Убить белого короля

- День старого графа Дарнау не задался с самого утра. Проснувшись в десятом часу от болей в боку, он с трудом смог встать с постели. Лакей, служивший графу половину его жизни, пришёл на негодующий вопль недостаточно быстро, за что получил выговор и угрозу увольнения. Поданый завтрак подгорел и вонюче чадил, чем вызвал в графе натуральное бешенство. Так что, к тому моменту, как дворцовый курьер принёс запечатанный пакет с гербом, настроение дворянина скатилось ниже некуда.        Он вырвал из рук растерявшегося молодого человека в форме, посылку, буркнул неразборчивую формальность и громко топая, ушёл в кабинет. Не проронивший ни слова курьер, встретился удивленным взглядом со старым лакеем и тот ему важно, медленно кивнул. Весь вид слуги выражал тотальное спокойствие и давно выработанную привычку философски сносить прихоти хозяина. Положение графа и его богатство, позволяли вытворять подобные вещи. Сам король знал о характере одного из своих самых богатых придворных и относился благосклонно. Пока фермы семейства Дарнау приносили в казну приличные деньги, он молчал.        Тем временем, в двухэтажном каменном особняке, расположившемся на отвесном берегу моря, страсти накалялись. Граф, распечатавший послание и мельком пробежавшийся по тексту, яростно смял дорогую бумагу и бросил на пол. Пушистые домашние тапочки остервенело затоптали королевскую грамоту, но сильно навредить ей не смогли. Подобные вещи делались с применением Эприта. Чтобы их уничтожить, требовалось приложить меры куда серьёзнее тапочек.        Уняв первую волну эмоций и выпустив пар, граф с неудовольствием поднял свиток и уселся с ним за письменный стол. Внимательнее вгляделся в красиво выведенный шрифт и принялся думать, нашептывая отдельные слова. Король требовал вывести три корабля к берегам острова Красной Розы, в помощь соседнему королевству для защиты от пиратов.  - Ишь чего выдумал! Корабли ему подавай! Мальчишка вертлявый, так и глядит, чтобы подвести старого слугу под разоренье. Ферть! Где ты, каналья?       В кабинет бесшумно просочился старый лакей и застыл на вытяжку.  - Не дозваться тебя, ходит и ходит где-то. Иди, найди мне Джерри. Тут он? - С вечера не возвращались. - Вепрь бы его побрал! Хоть кто-то в этом доме будет меня слушаться? Что графиня? - У себя. К ней пожаловали. - Тётки? - Особы приятные, из знакомых. - Понятно. Ладно, иди. Нет, постой, пошли кого-нибудь за Джеральдом. Голову на отсечение, он сейчас в трактире. Ты всё понял? - Да, ваша светлость.  - Ну всё, иди.       Лакей ушел и граф остался наедине с ненавистным ему письмом. Жадность и обязанность раздирали его. С одной стороны, долг, с другой - прямая угроза к трате больших денег. Три корабля в полной оснастке, да с командой, да с провиантом, в обе стороны выходили в тысячу золотых Торий. На эти деньги он мог в достатке жить со всем семейством пол года. А теперь придётся их потратить и на что? Удостовериться, что Кадиш справился с пиратами! Сами не доглядели, а ему, бедному графу, велено разребать. Да кого пошлёшь? Фердинанд, на которого на единственного, граф мог положиться, в походе и вернётся не скоро. Под рукой оставался Джеральд, но этот распутник целыми днями утопал в праздности и разгильдяйстве. Тратил отцовы деньги без всякой совести. А у самого ни жены, ни детей, ни дня на службе не состоял. Невесту ему нашли и с той сладить не может. Одно слово - младшенький.       Граф печально покачал лысеющей головой и взялся писать ответ. Не теряя времени, составил послание в порт для капитанов с указанием какие суда наряжать для плавания, когда выходить и прочие детали. Запечатал и кликнул слугу.        В то время, как курьер садился на лошадь, готовый нести послание во дворец, юный Джерри, рвал на себе рубаху, доказывая собственную правоту. Подвыпившие оппоненты вторили ему громогласным рёвом и битой об пол посудой. Трактирщик метался между красных, брызжащих слюной, моряков, пытаясь удержать их от разламывания оставшейся утвари и мебели. Джерри запрыгнул на стол, срывая с оголившейся груди крупный розовый камень на толстой золотой цепочке. Глаза его налились кровью и пьяным бешенством. - Ну?! Кто? Кто?! Вру, говоришь? Я вру?! С-собаки! - Он протянул последнюю “с” особенно долго, пытаясь выказать глубокое презрение к неблагодарной публике.             Втянувший его в спор матрос, потрясал жирным кулаком, то и дело косясь на азартно орущих товарищей. Даже под хмелем, он побаивался разошедшегося дворянина. - Что, хотите, а? А?! Так бахнет, никто живым не выйдет! - Слезайте ваше благородие, будет. - Ну?! Бахать?!       Джерри яростно раздувал ноздри, обводя с высоты колышущийся строй лиц. Количество выпитого, мешало стоять твёрдо и человеческое море качалось, как настоящее. Волны рук и пена стаканов взметались и оседали, словно дело происходило не на земле, а на палубе. Вторя ассоциации, за кружением накатила дурнота и падение. Темнота на короткий миг утащила сознание юного графа, после чего Джерри обнаружил себя в своей комнате, заботливо укрытый одеялом. Пространство больше не качалось. Из-за дверей доносились знакомые голоса. - Что он, проснулся уже? - Никак нет, в забытьи ещё. - Всё равно, гляну. Авось, уже и поднялся.       Двери скрипнули, отворяясь. В комнату вошла графиня. Джерри повернул голову на звук, но тут же отвернулся, не желая смотреть в глаза матери. С громким сопением, вперился в узор украшавшего стену  гобелена. Прошуршало платье. Кровать прогнулась с краю. Тёплая волна духов, смешанная с узнаваемым, успокаивающим запахом, ласково накрыла тяжёлую с похмелья голову.  - Ну как ты? - Нормально. - Он буркнул, против воли заливаясь стыдливым румянцем.       Мать никогда не ругала его за проступки, за хулиганство, за веселую беззаботную жизнь.  Джеральд родился значительно позже братьев, рос медленно, ни красотой, ни умом не выделялся. Часто болел и много времени проводил под неусыпной материнской опекой. Книги выбирал с картинками, лишнего не заучивал, одежду носил по моде. Любил прихвастнуть семейным богатством, а то и потратить из него крупную сумму. Отца это злило и он грозился лишить “злосчастного иждивенца” наследства. Но мать всегда принимала сторону сына и всё обходилось.  - Выпил лишнего, вот и сглупил. Меня Ферть забрал? - Да. Батюшка твой послал. - Не сомневаюсь. Отец снова на меня злиться? За пьянку? Я ему уже говорил, что не маленький и могу делать, что захочу. Хочу пить и буду! Что ж в этом, а? Что? - Джерри, распалился от собственных слов, мелко подергивая слегка выдвинутой нижней челюстью.  - Погоди ежиться. Зол граф, да не на тебя. Курьер королевский сегодня жаловал. Стало быть, его послание гнев вызвало, а до тебя волной докатилось. Сходишь к отцу, узнаешь, что он хотел. - Мать улыбнулась и ласково дотронулась до груди сына, прикрывая её краями разорванной рубашки. Раскуроченная цепь с круглым розовым камнем лежала тут же, на подушке. - Осторожнее с медальоном. Эприт детям не игрушка. - Мам. - Ладно, не дуйся. Просто шучу. - Глаза её улыбались, вместе со всем немного полноватым лицом. Из-под шейного выреза домашнего платья, выглядывал лиловый край квадратной пограничной печати. Глядя на неё, Джеральд вспомнил, что хотел спросить. - А ты никогда не хотела вернуться в свой мир? Помню, рассказывала, что он хорош.       Графиня повременила с ответом, опустив глаза и как бы выцветая. Голос её сделался тише и глуше. Большой палец правой руки привычно прокрутил золотое обручальное кольцо, как делалось всегда при душевной заминке или сердечном волнении. - Отчего ж не хотеть? Все хотят. Я девочкой совсем была, в школу ходила, сестру и брата имела, родителей любящих. Машина у нас была красивая, новая. У отца даже телефон был с кнопочками. Он его любил, звонить мне давал.  - Расскажи про телефон. Что это? - Да так и не ответишь. Навроде коробочки для общения.  - Как голубь почтовый?  - Да-да. Как голубь, только не живой, да и не птица вовсе. А… - Тоже с эпритом? - Хе-хе. Да уж и нет.  - Как так? - Джерри, привычный к чудесам, производимым за счёт магического камня, не мог понять иного способа колдовства. - Без камня?  - Видишь ли, не было в моём мире колдовства. Только наука. И всё-то через неё делалось: и мосты строились, и самолёты летали.        Графиня замолчала, углубившись мыслями в воспоминания. Крутила кольцо и тяжело вздыхала. Джерри отвернулся к стене. В красно-белом узоре ему мерещились таинственные самолеты, телефоны и  кнопочки. Образованные люди в шляпах, совершали невероятные чудеса без помощи магии. Жизнь чужого мира текла в его воображении с ленивой неспешностью сытого человека. Без эпритовых ферм, магии и рабства.       Скрипнула дверь. В открывшемся проёме появилась голова прислуги. Девушка в чепце не успела ничего сказать, графиня сама встала ей навстречу.  - Что, зовут? - Точно так. Дядюшка Фертий послал поторопить.  - Хорошо, ступай.       Дверь за прислугой затворилась и мать обернулась к сыну.  - Переоденься. В таком виде к отцу не ходи. Да медальон в карман спрячь, не говори, что сломан. Мне потом отдашь, починят его. Всё понял?       Джерри промолчал, громче при этом засопев. Графиня немного постояла в тишине и вышла. Джеральд не шевельнулся. Он всё рассматривал узор. Губы его дрожали, глаза блестели, а пальцы скрючивались от злобы. Зверь в клетке! Зверь! Зверь! Губят, душат, отбирают силы! Что сделал? За что мука? За что презрение? Младший и всё тут. Как будто выбирал. Как будто виновен. Сравнивают и убивают не за что. А я ничего. Ничего. Место пустое. Зачем живу? Что мучаюсь? Где спасенье?       Дольше тянуть время не получилось. Нетерпеливый стук в дверь, заставил встать с кровати и начать переодевания. Умылся, причесался, с помощью прислуги облачился. Спрятал розовый камень в карман. Посмотрел в зеркало на стене и криво улыбнулся.  - Ненавижу зеркала. - Что?       Джерри проигнорировал вопрос и вышел.       Утро этого дня не сложилось не только у старого графа, но и у его самого любимого среднего сына. Фердинанд Дарнау, статный сорокалетний мужчина, имел к своим годам жену, двоих детей и шесть поместий по всему королевству. Пошёл второй месяц плавания, а новых месторождений их экспедиция так и не открыла. Алчность до поисков завела его каравеллу дальше нужного. И вот, проблемы не заставили себя ждать. Граф стоял на носу корабля, напряженно вглядываясь вдаль. Капитан судна, находившийся рядом, напротив, выглядел спокойным. Лёгкие волны принуждали обоих мужчин слегка покачиваться.  - Оно или обознался? - Да вроде как и оно. Флаг красненький с чёрным, паруса прямые, нос острый. - Пограничники это.  - Улья им в хвост! Как думаешь, заметили они нас?  - Думаю, что и заметили. - Капитан, полноватый, лысеющий на висках мужчина, приставил к глазу простенькую подзорную трубу. Он давно не ходил в этих водах и многие места подзабыл. Но внезапному появлению пограничного отряда из-за мыса полуострова, не удивился. В такой близи от берега, всякий будет настороже. А эти ребята - тем более. Расстояние между кораблями составляло по его разумению, не больше одной мили. - Разворачиваются в нашу сторону.        Граф стукнул кулаком о борт и яростно выругался. Проходивший мимо матрос дернулся и вжал голову в плечи, ускоряя шаг.  - Что прикажете делать? - Капитан Иллет Маврюк, украдкой почесал выдающийся живот, сытый после обеда и покорно взглянул на хозяина судна. Граф не удостоил его ответом, отобрав трубу и крепко стиснув её жёсткими пальцами. Ветер перемешанный мокрыми брызгами, трепал чёрные отросшие волосы дворянина и полы длинного расстегнутого жилета. Золотые круглые пуговицы на нём, поблескивали под вышедшим из-за облаков солнцем, занимая внимание капитана больше, чем стремительно приближающийся двухмачтовый бриг.  - С ним ещё какая-то мелочь идёт. Что за корабль? Будут нам от него проблемы?       Граф грубо сунул подзорную трубу обратно, чуть не вышибив собеседнику глаз. Да толкнул для спешки в плечо. Капитан надулся, но соизволил рассмотреть причину хозяйской тревоги. Самого его, ни пограничники, ни сопровождающая их шлюпка, не волновали. Перед началом экспедиции, ему чётко дали понять меру ответственности и отведенную роль. Он официально значился капитаном судна и даже жил в своей собственной каюте, но без всяких прав на управление кораблем. Средний Дарнау авторитарно захватил власть на судне, благо, оно и так принадлежало ему. И подзывал обленившегося от скуки капитана только, когда сам в чём-то испытывал проблему.        Поэтому, выяснения отношений с береговой охраной Партаскаля, Иллета не интересовали. Как и штраф за пересечение водной границы чужого королевства, нависший над заносчивым и упрямым графом, дурным характером пошедшим в отца. - Люгер это, ваша светлость. Кораблик несерьезный, но проблем доставить может, если близко подойдёт. Пушечки на нём, стало быть, есть в нужном количестве.        Граф по новой взорвался ругательствами, не решаясь больше долбить кулаком о каменное дерево борта. Костяшка кисти не перестала ныть с первого раза. Вместо этого, он злобно вызверился на стоящего, неподалёку боцмана, приказав бросать якорь и ждать гостей. Капитан философски пошевелил бровями, не вмешиваясь в дела начальства. Приблизительно рассчитав время, когда бриг подойдёт на расстояние слышимости, со спокойной совестью пошел допивать остывший чай.        Иллет Маврюк, капитан исследовательской каравеллы “Порхающей”, невозмутимо сидел за письменным столом, делая аккуратные пометки в бортовом журнале. Закончив с ними, он достал толстую кожаную самодельную тетрадь и любовно пососав кончик пера, принялся за творчество. Синие чернила старательно выводили ажурные парные строчки, подчеркивали удачные рифмы стихотворения. Муза в этот раз пришла в легкомысленном розовом платице, оголив плечики и лодыжки. Её пищащий голосок подхикивал, с жаром нашептывая автору всяческие скабрезности. Сюжет крутился вокруг молоденькой блондинки, несчастной обладательницы ничтожно маленькой груди. В результате судьбоносной случайности, она встречает возле своего дома…       Дверь в каюту распахнулась, выбитая ногой, звучно ударилась о стену и срикошетила обратно. Вошедший первым граф пребольно получил по плечу и так злобно раскраснелся и набычился, что следовавший за ним инспектор, приотстал.  - А здесь у нас каюта капитана. - Граф небрежно кивнул в сторону замершего над тетрадью человека. Секунду он следил за срывающейся с пера жирной каплей, моргнул и напрочь забыл про нее, накинувшись на оглядывающихся пограничников. Красный цвет их формы особенно бесил дворянина. - И чтоб вы знали, я до сих пор не понимаю к чему вся эта претензия! Я уже сказал, что мы случайно попали в эти воды! Заблудились! А вы требуете досмотра и штрафа! Вы сошли с ума! Вы не имеете никакого права!  - Откровенно говоря, необходимых прав у меня достаточно даже для ареста судна. Я же, смягчаюсь до элементарного штрафа и требую всего малость - доказать, что вы не имеете целью добычу нашего эприта.   - Да где же это видано, чтобы эприт в открытом море добывали! Вы спятили раз считаете, что это жалкое суденышко способно на подобные фокусы! - Не отрицаю, но настойчиво требую продолжить нашу экскурсию. К тому же, смею уверить, сто золотых торий, меньшее из возможных для вас зол.       При оглашении такой большой суммы, лицо графа пришло в сущее помешательство. Глаза, губы, нос, зашевелились, казалось, несвязно друг с другом. Из горла вырвался придушенный сип, а рука в перстнях, схватилась за сердце. Он качнулся на нетвердых ногах, ухватился за край стола. Капитан в страхе подскочил, кинувшись к поплохевшему начальству. Усадил на стул, обдул только что исписанными листами, вручил стакан воды.        Лицо главного инспектора, вместо беспокойства за здоровье дворянина, озарилось скукой и презрением. За двадцатилетнюю военную карьеру, подобная реакция успела ему изрядно наскучить. Стоило завести разговор в невыгодном направлении, как тотчас следовали истерики,  рыдания, обмороки и прочие радости избалованной жизни. На его памяти, всего три или четыре раза ситуация разрешалась без конфликтов и слёз. И то, дела эти касались исключительно местных, обнаглевших, рыбаков.  - Вижу, здоровье ваше не столь твердое, как ваши убеждения. В связи с чем, могу предложить другой вариант - купите у меня рабов, даром загаживающих трюм и мы в расчёте.        Подобный поворот беседы заставил умирающего графа прийти в чувство, залпом осушить стакан и громко стукнуть им по столешнице. Глаза его засияли прежней живостью и огнём.  - И экий товарец вы мне предлагаете? Небось, людишек гаденьких подсовываете, да эльфОв подохлых?  - Ваша правда, эльфы тоже имеются, пятеро. Остальные двадцать - люди.  - И за сколько?  - Пять торий за особь.       Поднявшийся следом ор, заставил инспектора прикрыть глаза и отклонить голову. Так чувствительно прошлась по его ушам звуковая волна. Граф перешёл границу собственного терпения и кричал не жалея лёгких. Листы, тетради, чернила и перья полетели на пол, стул - в дальний угол, стакан разбился в дребезги. Досталось бы и самому столу, но он оказался надежно прикручен к полу и на грозные позывы перевернуть его, не поддался. Зато досталось охающему и подпрыгивающему капитану, старательно уворачивавшемуся от летящих предметов. Комната не отличалась простором и свободное места для манёвра в ней отсутствовало. При очередном экспрессивном выпаде, хозяйская рука зарядила бедному Иллету Маврюку точно в лоб, откинув его на целый метр и впечатав в стену. Только после этого, разгневанный граф одумался и угомонился.        Он ещё тяжело дышал и переводил багровое, в пятнах, лицо с одного пограничника на другого, когда главный инспектор равнодушно продолжил.  - Разумея ваше пылкое обращение, возьму на себя обязанность отдать вышеуказанных эльфов даром. Итого получится сто золотых торий. - Уу-у хитрая скотина! Дык сумма-то прежняя выходит! Злодей! Да на кой ляд мне эти подохлики сдались, да за столько-то?! Вымогатель!       Инспектор сделал вид, что не расслышал.  - Что же, будем считать нашу сделку совершенной. Давайте бумагу, напишем расписку и уходите куда пожелаете в обратную сторону.  - Ирод! Ничего не получишь! Ни монетки!       Пограничник в очередной раз сохранил невозмутимость, сам прошёл к столу, поднял пару листов с пола, чернила, перо и стал быстро набрасывать текст стандартной формы. Закончив, повернул листы к шумно раздувающему ноздри дворянину.  - Подпишите. Один экземпляр ваш. - В гробу видел!       Граф злобно отгавкнулся, но подхватив перо, быстро и криво подписал документ. Инспектор взял свою копию, сложил и убрал под камзол.  - Готовьте трюм и вышлите людей. Деньги можете передать сейчас или после того, как загрузите.  - Уж потом! - Как изволите.        Инспектор официально отсалютовал, но по-человечески прощаться не стал. Развернулся, сделал знак выходить и первым же покинул каюту. Остальные гуськом последовали за ним. Охающий у стены капитан и его хозяин, остались одни. Граф схватил со стола ненавистный листок, вперившись в него глазами. В пылу эмоций, он даже не прочитал, что там написано и теперь занервничал. Кругленькие, мелкие, как бусины, буквы, плясали перед глазами. Он пробежал взглядом текст, потом ещё раз, остановившись на подписи. Под ней, с обратной стороны как бы чернело. Он перевернул лист и озадаченно прочитал вслух две одинокие строчки, шевеля толстыми губами: “Бедняжка страдала от страшных идей. Ничто в целом свете не даст ей грудей.” - Что за бред?! - Граф брезгливо откинул от себя листок, озадаченно качая головой.             Дурацкое двустишие как нарочно смеялось над щекотливостью сложившейся ситуации. Фердинанд Дарнау пребывал в ярости, но отлично понимал, что хорошо отделался. Пограничная инспекция не прознала об их настоящих планах и целях. В противном случае, каравеллу бы уже конвоировали под прицелом пушек. А там, на чужой земле, их мог ждать и суд и взятки куда большие, чем сто торий.  - Пусть нажруться своими деньгами! Иллет! Хватит разлёживаться! Легонько же приложил. И то, гад жирный, полез под руку, на кой спрашивается? Вставай скотина!  - Встаю, ох встаю.  - Иди, следи за процессом! Тут останусь. Сил нет встречаться с этими гадами. Да и ко мне зайди, возьми из сундука сотню, отдай там.  - Ещё чего? - Получишь сейчас, ещё чего! Бегом!       Капитан, охая и переваливаясь побежал исполнять приказ. Граф устало плюхнулся на поднятый стул. Ещё раз схватил возмутительный лист и перечитал. - Да чего ж это у ней грудей-то нет? Не баба что ли?!