***
Шапка. Он унёс с собой дурацкую «немецкую» шапку Раскольникова и даже не заметил этого. Или сделал вид, будто не заметил. Но возвращаться туда сейчас не стоило: на улице стояла глубокая ночь, и не самые лучшие личности решили пройтись по улицам. Разумихин отдаст шапку завтра, когда снова пойдёт в квартиру (комнатушку) болеющего Раскольникова. А пока нужно самому набраться сил и хорошо отдохнуть от попыток заставить Родиона нормально есть. Разумихин оставил шапку на кровати, а сам сел писать «перевод» очередной статьи. Немецкий — сложный язык, поэтому в тексте больше личных додумок, чем точности. Это не так важно: никто не станет разбираться, и статью без лишних расспросов просто напечатают. Но сосредоточиться на тексте не получалось: всё внимание приковала к себе «немецкая» шапка. Разумихин не выдержал и взял её в руки. Она странная, похожих крайне мало (Дмитрий ни разу не видел подобных у других), но Раскольникову безумно шла, будто шилась специально под него. Он не выглядел в ней как-то несуразно или глупо. Скорее, предмет одежды даже предавал какую-то серьёзность и дольку загадочности внешнему виду. По крайней мере, так искренне считал сам Разумихин, а чужое мнение его не шибко-то и заботило: все видели в Раскольникове лишь бездельника и лентяя. Дмитрий, совершенно не задумываясь, поднёс к носу шапку и сделал глубокий вдох. В нос сразу ударил запах пота, грязи и чего-то ещё непонятного. Возможно, это тот самый индивидуальный аромат, который, по слухам, имелся у всех людей. Разумихин в этом совершенно не разбирался, но это не мешало ему наслаждаться запахом шапки. Смесь крайне неприятная, но подобное предпочли проигнорировать. Разумихин прикрыл глаза и представил перед собой Раскольникова. Тот не болел, выглядел здоровым: кожа его не такая бледная, а худобы фактически нет. Воображение рисовала невозможный образ — счастливого и не бедно живущего Раскольникова. Такого никогда не будет в реальности, и от этого на душе становилось невероятно тоскливо и горестно. Открывать глаза и возвращаться в реальность не хотелось. Разумихин облизнул губы и опустил одну руку в штаны, обхватив член. Перед глазами по-прежнему стоял здоровый и бодрый Раскольников с мягкой улыбкой и огоньком радости в глазах. Разумихин поджал губы и медленным движением огладил головку члена. Щёки горели от стыда и неловкости, но эти чувства сейчас уходили на второй план и затмевались похотью. Дмитрий сел на кровать и сильнее сжал шапку, едва сдерживая довольное мычание. Разумихин всё же отвлёкся от своих фантазий, дабы стянуть с себя штаны (стирать их некогда). Он вновь закрыл глаза, поднёс к носу шляпу и начал медленно водить вверх-вниз по члену ладонью. Дыхание сделалось быстрым и рваным. По телу бежал табун приятных мурашек. Разумихин запрокинул голову и уже без зазрения совести застонал в пол-голоса. Движения ускорились, а воздуха будто бы стало намного меньше в комнате, от чего дышать стало тяжелее. Дмитрий закусил край шляпы, совершенно позабыв о том, что она крайне грязная и уже давно не видела стирки. Да плевать было на это: шляпа принадлежит Родиону Раскольникову, Роде. Движения то замедлялись, то, наоборот, ускорялись. Из головы вылетели и перевод, и желание поспать. Можно было сказать — все планы и желания полетели коту под хвост. Но один пункт Разумихин всё же выполнил — он хорошо расслабился и насладился вечером (или уже ночью). Разумихин кончил с громким мычанием и улёгся на кровать, всё еще прижимая к себе «немецкую» шляпу. Дыхание было по-прежнему тяжёлым и рваным: прийти в себя не удавалось. А Раскольников из воображения заулыбался только шире и сильнее. Подобный образ заставил и самого Разумихина приподнять уголки губ и немного успокоиться. А шляпу надо вернуть, пока Раскольников не заметил пропажу. Хотя, наверное, сейчас его это не очень-то и волновало, учитывая его тяжёлое состояние. Оно точно заставило позабыть и о шляпе, и обо всём на свете. И Разумихин воспользовался этой ситуацией и ни о чём не пожалел. Он, наконец, смог отдохнуть от «переводов» и расслабиться без алкоголя и сигарет.***