На пути у слёз

Любая встреча ведёт к расставанию. Спустя три дня, как Люмин достигла Инадзумы, ей пришлось вновь уезжать. В Сумеру творилось что-то неладное и её присутствие требовалось как никогда. Хэйдзо, на известие возлюбленной о скором отплытие, ответил многозначительным молчанием, скептическим взглядом и тяжелым вздохом. Они едва ли успели наверстать упущенное за месяц время, как тут Люмин опять собирается исчезнуть на неопределённый срок с одним лишь обещанием писать в качестве хоть какого-то подспорья. Не сказать, что Сиканоину это понравилось. Можно даже сказать, он едва ли не обиделся, как маленький ребёнок, но вовремя вспомнил, кто именно его возлюбленная. Великая путешественница на месте долго не сидит, постоянно что-то делает, кого-то спасает и мечется от региона к региону. — Закончу дела в Сумеру и возьму отпуск годика на два-три, — как-то сказала Люмин в последний день пребывания в Инадзуме. — Тогда, боюсь, в Инадзуме не останется ни одного монстра, а преступники сами будут приходить с повинной, лишь бы не огрести от твоего верного меча, — посмеялся Хэйдзо, стискивая в крепких объятиях Люмин. Прерогатива скорого расставания маячила перед глазами, но он старался не обращать внимания. Знал, в кого влюблялся, понимал, что будут часто находиться порознь, но не отступил. В конце концов, детектив Сиканоин сложностей не боится и ни перед чем не остановится. — Не преувеличивай, — она тихо хихикает, проникая руками в вырезы по бокам и едва царапает спину юноши. — Боюсь и жизни не хватит, чтобы исправить Инадзуму, — девушка приподнимается и быстро целует детектива в губы. — Я буду тебе писать каждую неделю, обещаю. Она писала. Действительно писала первые две недели, рассказывала, что Сумеру встретил её не так дружелюбно и она успела заболеть, а затем на долгие семь с половиной месяцев от Люмин не приходило ни весточки. Хэйдзо соврет, если скажет, что просто волновался. Это слово никак не подходило, чтобы описать всю его тревогу, все его переживания. И мало того, что сама мечница не писала, так и слухов о ней никаких не было, сколько бы он не спрашивал у приезжающих в Инадзуму торговцев из Сумеру. Ему казалось, ещё немного, и он сойдёт с ума. Его уже даже стали посещать мысли о гибели путешественницы, но он быстро их отгонял. Но с каждым новым днем уверенность в том, что она жива — угасала как пламя свечи под дождём. Грёзы о ней превращались в кошмары, где из раза в раз переживал известие о её гибели, где из раза в раз терял её и она звёздным сиянием таяла в объятиях, растворяясь с первыми лучами солнца. Многие заметили его подавленное состояние, резкость в словах, а юноша все больше и больше погружался в работу, брал сверхурочно, лишь бы не думать о плохом. Хэйдзо безумно скучал о возлюбленной и в последний месяц уже стал приходить в порт, из раза в раз ожидая Алькор. Алькор приплывал. Путешественницы все не было, как и вестей от неё. Он точно скоро сойдёт с ума от тоски. Глубоким вечером корабль с алыми парусами вновь вошёл в порт на острове Рито. Ожидал ли он увидеть её? Да. Увидел ли? Нет. Её снова не было на борту, лишь ронин сошёл на берег острова, в который раз встречая молодого детектива. Кадзуха подошёл к юноше, желая поговорить и ответить на вопросы друга. — Здравствуй, — лёгкий кивок головы. — Я знаю, что ты сейчас спросишь и отвечу сразу — о Люмин не было вестей, и встреченные мной торговцы в Ли Юэ так же ничего не знают. Лишь все упоминают, что в Сумеру сейчас очень тяжёлые времена и намекали на то, будто бы что-то неладное затевается. Но я скажу тебя, как человек, сражавшийся бок о бок с Люмин против Архонта — она точно жива, остаётся только ждать. — За все эти почти восемь месяцев она написала лишь два письма в первые две недели отсутствия, а потом тишина. Я...боюсь, что что-то действительно случилось, но...мне не хватает смелости поехать за ней. Не хочу видеть её разочарования в глазах. Она доверяет мне, я доверяю ей. Однако это доверие слишком дорогого стоит. — Я не буду тебя успокаивать, так как не имею на этого права, ведь не могу сказать, что понимаю тебя. Я просто буду надеяться, что скоро ветер расскажет мне о ее возвращении, — Кадзуха положил ладонь на плечо детектива. — Поверь ей ещё немного, она точно вернётся. Мечник уходит, грустно улыбнувшись на прощание. Видеть боль в глазах хорошего друга он не желал, но не мог ничего сделать, чтобы от этой боли его избавить. Юноше оставалось лишь верить, что Люмин вернётся в скором времени и у этой пары все будет хорошо. Каэдэхара невольно вспоминает смятение девушки, когда она отсутствовала месяц, как переживала о том, что о ней подумает возлюбленный и останется ли между ними то, что было раньше. Возможно, и сейчас она была в таком же смятении? Не могла позволить себе вернуться, так как в очередной раз надумала себе глупости и теперь терзает себя противоречивыми мыслями, мечется между желанием вернуться и мыслями, что между ними все может быть кончено? Юноша очень надеялся, что Люмин так не поступит и она просто очень сильно занята, в очередной раз спасает мир, потому и не может до сих пор вернуться. Ронин оборачивается, смотря на спину друга, который все всматривался в даль, ожидая её прибытия. И Кадзуха дивился тому, как люди, знакомые совсем немного, могут так сильно любить друг друга? Возможно, однажды он поймёт, а пока вольным ветром будет бродить по просторам всего мира, пока не осядет там, где он найдёт свой дом. Вечерело. Хэйдзо все ждал, потратив весь свой выходной на пристани в ожидании. В последнее время он сам на себя похож не был, это заметили все и постоянно спрашивали, что случилось. Не было в его глазах того прежнего задора, стал редко шутить и без всякого энтузиазма брался за новые поручения. Любовь меняет человека до неузнаваемости. И лишь сейчас детектив может дать подтверждение фразы, что любовь убивает. Так сильно болит его сердце от тоски, от волнения. — Где же ты? — Знаешь, если ты уже бросил меня, нашёл себе другую, или бросишь меня сейчас, то я не скажу тебе и слова, — родной и желанный голос раздался позади юноши. Хэйдзо замер, боясь обернуться. Он боялся, что ему просто послышалось, боялся, что уже сошёл с ума и слышит её голос. И все же, он обернулся. Светлые волосы заметно отросли, золотые глаза все так же сияли, как и в последнюю их встречу, правда сейчас на любимом и родном лице отразилась печаль, а золотые глаза блестели от слез. Бледная кожа щёк была расчерчена дорожками слез, на губах — едва заметная улыбка. Как же он скучал. Сиканоин не спешит, когда подходит к ней, а она так и замерла, кажется, даже не дышала, шепча лишь одно единственное слово: — Прости... — Ты не ранена? — Спокойно спрашивает он, как только расстояние между ними сокращается. Девушка вскидывает голову, в удивлении смотрит на детектива, встречаясь со взглядом спокойных зелёных глаз. — Нет, ничуть, — в добавок качает головой для большего убеждения. — А ты... — Это хорошо, — указательным пальцем он едва касается кожи на её щеке, собирая слезы. — Я так боюсь, что все это нереально, так боюсь проснуться один в своей комнате. Люмин... — Он наклоняется, касаясь лбом её лба и закрывает глаза, а девушка нежно обхватывает ладонями его щеки. — Это точно не сон, Хэйдзо, — Люмин все ещё плачет, кажется, сама боится, что все это окажется сном. — Это не сон, — убеждает его, убеждает себя, наслаждаясь их близостью.

***

Он просыпается, когда назойливые солнечные лучи проникают в дом. Рукой сразу же ощупывает постель рядом с собой и ожидаемо рядом никого нет. Разочарован ли он? Он мог бы сказать, что за столько недель уже мог привыкнуть к её отсутствию, но он соврет. Они были вместе так мало, но этого хватило вполне, чтобы привязаться так сильно, забивать голову мыслями о ней, грезить о скорой встрече. — Я соскучилась, — мягкие губы касаются его щеки, ладонями она уперлась в крепкую грудь. Привстала на носочки, мелкими поцелуями осыпая скулы, лоб, виски и наконец-то накрыла губы, утягивая в долгий и глубокий поцелуй. — Хэйдзо... Он боится дышать. Отстранилась, касаясь обеими руками его щёк. Сиканоин тонет в расплавленном золоте её глаз, задыхается от нехватки кислорода. Ему кто-то сказал, что люди задерживают дыхание, боясь спугнуть момент, и таким образом растягивают его. Он тоже боится, что все это сейчас исчезнет. Кончиками пальцев юноша проходится по выступающим позвонкам, а девушка прогибается, избегая этих касаний. Смеётся и смех её подобен звону хрустального колокольчика, и сама Люмин эфемерная настолько, что коснуться иной раз страшно — исчезнет, растает в его руках, обернувшись звёздным светом. Юноша поворачивает голову к окну. Солнце висит высоко и он явно проспал на работу, но какое уже дело? Он устал. Устал просыпаться, выполнять рутинную работу изо дня в день. Идти Сиканоин никуда не хочет. Он желает запереться дома, исчезнуть, стереть себе память и вырвать сердце из груди чтобы так сильно не болело. Её запах одурманивает, отравляет его разум, лишая возможности думать о чем-то, кроме неё. Золотистые волосы липнут к бледной коже, тонкие пальцы безжалостно впиваются в плечи, оставляя алые росчерки. Крадёт его дыхание поцелуями, касается ладонями груди, рисуя что-то, что сама себе придумала. — Хэйдзо... Люмин с придыханием произносит его имя, целует глубоко, перетягивая инициативу на себя, сжимает ладони на его груди и смотрит так открыто и в глазах цвета золота плещется страсть, проникающая под кожу, вызывая ответное желание. Наверняка у него такой же взгляд сейчас. Детектив поворачивается на бок, закрывая глаза и пытаясь вновь вернуться в те сладостные грёзы этой ночи. Он скучает, так сильно скучает, что не перестаёт думать о ней, кажется, уже даже во сне. Златоглазая странница свела его с ума, захватила все его мысли, его сердце, его души. Не думал Сиканоин, что однажды полюбит кого-то настолько сильно, что любимая работа перестанет вызывать интерес. Простыни холодят разгоряченную кожу, по которой сразу же пробегаются толпы мурашек. Люмин прогибается в спине, подставляя шею под поцелуи, но лишь чувствует несильный укус в области ключиц и слышит довольный смешок. Детектив отстраняется, чтобы разглядеть результат своих действий и удовлетворенно хмыкает, думая, куда бы укусить ещё. Люмин возмущённо, но не сильно, бьёт его по груди и он смеётся, уделяя время её припухшим губам. — Ты очень активная, — едва касается её губ своими, скользит по щеке так нежно, словно атлас по атласу. — А ты явно не спешишь. — Хочу наслаждаться тобой дольше. Мне кажется, я заслужил за столь длительное ожидание. — Прости, — золотые глаза тут же наполняются грустью. — Я все тебе расскажу. — Потом, — юноша оставляет крепкий и влажный поцелуй на груди, перемещая руки на бедра. — Давай ты объяснишь все позже. Хэйдзо совсем не хочет вставать с тёплой постели, где, кажется, все ещё остался её запах или ему уже просто чудится? Он точно сошёл с ума от любви к этой невыносимой девушке, и будет сходить дальше, потому что любит до боли в груди. Сиканоин знал, на что шёл, когда решил, что даст шанс своей любви к путешественнице. Понимал, что его ждёт, но не думал, что будет так невыносимо тоскливо и больно на душе. Он привык, что ему все давалось так легко, а теперь он столкнулся с тем, что не подвержено логике. Жарко. Слишком жарко. Царапины на плечах саднят, а он пытается словить ещё один поцелуй в бешеном ритме слияния их тел. Не получается. Девушка тихо стонет, пытается высвободить свои руки из захвата над головой, но не получается, да и не особо она и старалась. Смазанные поцелуи, жар их тел, шепот над ухом, твердящий всякие нежности, от которых голова уже шла кругом. — Как же я люблю тебя... Неизвестно, кто сказал это, да и не важно, ведь оба чувствуют одно и тоже, оба сгорают от жара собственных тел, от неудержимого желания быть ближе, чувствовать друг друга каждой клеточкой, делить дыхание на двоих, тонуть в омутах глаз друг друга. Они слишком влюблены друг в друга, чтобы обращать внимание на что-то ещё. Вставать не хотелось. Он так и лежал, закрыв глаза и вспоминал её светлый облик, пока неожиданно на всю комнату не раздалось: — Хэйдзо, вставай, уже обед, а мы ещё даже не завтракали, — звонкий и такой родной голос раздаётся в комнате. Снова сон? Он нехотя, как-то лениво поворачивается, во все глаза осматривая хрупкую фигуру возлюбленной. На ней не привычное белое платье, а его чёрная футболка, едва ли доходящая даже до середины бёдер, на которых отчётливо виделись красные следы укусов. И не только на бёдрах. Шея, ключицы, руки. Светлая кожа была усыпана следами их бурной ночи, и, кажется, он выглядел не очень. Улыбка сама тронула его губы. Если это сон, то он хочет остаться в нём навсегда. Девушка тоже улыбается. Ярко, нежно, а в глазах отражены все её чувства, от которых его дыхание сбивается, как у мальчишки на первом свидании. С грацией кошки она подходит к кровати, тянется к нему, падая в объятия. Хэйдзо прижимает её к себе, целует светлые волосы, вдыхает её аромат. Как же он, черт возьми, скучал. — Что ты хочешь на завтрак? — Девушка отстраняется, смотрит прямо ему в глаза — Тебя, — Он видит, как она краснеет. Её так легко смутить. — К сожалению, у нас только омлет и воздушные блинчики с о-очень вкусным джемом, — быстро возвращает себе нормальное выражение лица. — Как жаль, а так хотелось, — театрально вздыхает он, демонстрируя всю свою разочарованность. Она первая тянется к нему за поцелуем. Первая даёт повод продолжить, не просит прекратить, когда его руки проникают под футболку, оглаживая плоский живот. — Ты права, нужно поесть, — он неохотно отстраняется и видит возмущение в её глазах. — У нас очень много времени впереди, успеем. — Ты прав, я теперь здесь надолго, — быстро целует в губы и вскакивает с кровати. — Как раз расскажу тебе, что со мной произошло... Ты чего? — Знаешь, — он медлит, не спеша встаёт к кровати и идёт к ней, сразу заключая в объятия. — Ты кажешься такой нереальной, будто бы все это просто сон, — мягкий поцелуй в лоб. — Не хочу просыпаться. Она смеётся. Щёлкает его по носу и улыбается, обнимая так крепко, как может. — Могу покусать для убедительности, что это все реальность. Хэйдзо смеётся, всматривается в её золотые глаза и утопает в плещущейся в них любви. Она редко так открыто демонстрирует свои чувства и он очень рад, что свою искренность она доверила ему. — Я люблю тебя, — шепчет он, целуя в висок. Она снова смеётся. — А я люблю тебя. И все же, нам пора есть. А из-за кое-кого чересчур ненасытного, я голодна настолько, что мой аппетит сейчас сравним с аппетитом трёх Паймон. И если мы не поторопился, то завтрак исчезнет, — девушка целует детектива, вкладывая в поцелуй все свои чувства и они бы ещё задержались, если бы не голос феи. — Целуетесь? Вот и правильно, Паймон все-таки хочет быть феей-крёстной. Они смеются, а Люмин думает, что совсем не против пожить как обычный человек, без постоянной беготни, суеты и опасности. Она определённо не жалеет, что влюбилась.