♡♡♡
Когда Джисон узнает, что Ханыль из соседнего заведения наконец-то залез в штаны Чана, он рад за них. Правда. Он даже на некоторое время забывает о том милом парне, когда они все кричат из-за засоса Чана. Потом в салон заходит Чанбин, и они все должны перестать валять дурака, потому что Феликсу нужно работать. И Джисону совсем не горько из-за того, что они строят друг другу глазки. — Я одинок, но счастлив, — повторяет Джисон себе под нос. — Мне не нужен парень. — Он говорит, что ему плохо из-за того, что его отвергают, — говорит Хенджин. На его лице выражение притворной жалости, и Джисону хочется стереть ее с его лица. — Он не отвергал меня! — огрызается Хан. — Он просто... паникующий гей. — Паникующий гей, — категорично повторяет Хенджин. — Паникующий гей, который каждый день проходит мимо, чтобы пофлиртовать с тобой через витрину. Верно. — Ты просто злишься, что Сынмин не выходит из цветочного магазина, чтобы сделать то же самое, — бормочет Джисон. — Мой милый Сынминни? Он бы никогда, — усмехается Хенджин, прикладывая руку к сердцу. — Он слишком чист, в отличие от твоего блудника. Чушь собачья, — думает Джисон, потому что, в отличие от Хенджина, он был в цветочном магазине и точно знает, что Сынмин – воплощение дьявола, когда Чанбин, по его мнению, слишком громок. У этого человека лицо ангела, но внутри он демон. Бедный Хенджинни не знает, что его ждет. — В последний раз говорю, черт возьми, Джинни, он не... — начинает Джисон, но останавливается, раздраженно вскидывая руки вверх. — Почему я вообще беспокоюсь о тебе? — Ты раб моего существования, и ты застрял со мной навсегда, — Хенджин смотрит на свои ногти. — Я закажу тебе стриптизера на день рождения, если ты будешь хорошим мальчиком. Хван не удостаивается предупреждения, как вдруг Джисон прижимает его к дивану и пытается задушить. Именно в момент, когда ноги Хана находятся по обе стороны от Хенджина, а руки обвиваются вокруг его горла, Чан решает выйти из ванной. — Э-э... — начинает Джисон. — Объяснитесь, — Чан приподнимает бровь. — Папа, — выдыхает Хенджин. — Спаси меня. Поскольку бесполезно продолжать пытаться убить Хенджина теперь, когда папа здесь, Джисон (с сожалением) выпускает Хенджина из своих рук. Тот чересчур драматично притворяется, что откашливается, но, честно говоря, это выглядит реалистично, и Джисон знает, что Хван притворяется, только потому, что он даже не полностью схватил его за шею. А также он высовывает язык, когда Чан раздраженно закрывает глаза. — Дети, не могли бы вы, пожалуйста, прекратить попытки убить друг друга? — говорит Бан, расталкивая их и садясь между ними на диван. — Давайте поговорим об этом, как мужчина с мужчиной. — Звучит по-гейски, — фыркает Хенджин, и Хану приходится сдерживаться, чтобы не захихикать. — Джисон просто сексуально неудовлетворен, и он вымещает это на мне. — Ты был сексуально неудовлетворен дольше, — говорит Чан застенчиво, как будто извиняясь. Он обнимает его одной рукой и по-отечески похлопывает по плечу. — Все в порядке, приятель. — Дело не в этом, — Хенджин хмурится. — Дело в том, что Джисон продолжает дуться из-за этого. Как будто ничего не делая, он чего-то добьется. — Ах, да? — Джисон бросает вызов. — Тогда почему ты не в цветочном магазине с Сынмином? — У меня аллергия на цветы, ты, тупой сучонок, — Хенджин закатывает глаза. — А какое оправдание у тебя? Аллергия на стекло? — Давайте успокоимся, — говорит Чан. — Тем не менее, он прав. Ты должен что-то сделать. — Но я уже сделал! И посмотри, к чему это привело! — Джисон хнычет, обхватив голову руками. — Он, блять, сбежал! Чан выводит круги на его спине, успокаивая его. — Все в порядке, ты получишь его в следующий раз. — Почему это звучит так, как будто Джисон должен прыгать на него? — говорит Хенджин, на что тот перегибается через Чана, чтобы ударить его по ноге. — Эй! Что я сделал? — Родился, — ворчит Джисон. — Почему ты все так усложняешь? У Хенджина мерзкое выражение лица. — Ну что ж- — О боже, не отвечай на это, — выдыхает Чан. — Неужели у нас не может быть хоть одного взрослого разговора без каких-нибудь грязных шуток? — Нет, — немедленно отвечает Хенджин. Джисон соглашается, но не собирается говорить это вслух. — Вам двоим нужен фильтр. Вы беспокоите наших клиентов, — вздыхает Чан. — Всякий раз, когда у вас возникает желание сказать что-нибудь непристойное, разве вы не можете просто сказать что-нибудь милое, например, я не знаю... утка? — Как будто это хоть немного лучше, — Хенджин постукивает себя по подбородку. — Хм, я мог бы прямо сейчас взять в рот утку. — Жажду энергии большой утки, — добавляет Джисон. — Обожаю, когда мой рот тянется к большой, сочной утке. Чан выглядит все более и более расстроенным с каждым словом, слетающим с губ любого из этих двоих. — Держу пари, Чан хочет кусочек- — Ладно, — пищит Чан, резко вставая. Его лицо и уши стали ярко-красными. — Мне нужно почистить иголки! До свидания! Хенджин и Джисон наблюдают, как Чан убегает в заднюю комнату и натыкается на некоторые вещи. И стойку регистрации. Внутри что-то гремит, и они не удивляются, услышав глухой удар и громкое «БЛЯТЬ!» после этого. — Мы должны принести его в жертву, — внезапно говорит Хенджин. — Что? — Принести его в жертву Ханыль-щи в обмен на его преданность проекту «Достать Джисону член». — Хенджин! — О, извини, я имел в виду проект «Достать Джисону утку», — Хенджин обнимает младшего за плечи. — Давай, чувак, подумай об этом – в конце концов, тот парень работает на Ханыль-щи, он мог бы дать тебе так много шансов познакомиться с ним. — ...Уф, ты прав, — бормочет Джисон. — Но с каких это пор ты на моей стороне? — С тех пор, как этот блудник заигрывал с тобой и сбежал в ту же секунду, как ты начал заигрывать в ответ. Он слаб, Джисони, мы должны показать ему, кто здесь главный. — Ты смеялся надо мной, когда это случилось. — Это потому, что было весело, — невозмутимо отвечает Хенджин. — Но тебе нужен член- Джисон шлепает его. — ... утка, тогда- БОЖЕ, почему ты продолжаешь бить меня? — Он не просто кусок мяса, Джинни. — Ух ты, ты влип по уши, хотя даже не знаешь его имени, — присвистывает Хенджин. — Мы должны позвонить Ханылю и спросить. Ты в деле или нет? Джисон откидывается на спинку стула. Теперь, когда он флиртовал с тем парнем в ответ, он не может не чувствовать себя уже вовлеченным и... он действительно уже давно ни с кем не встречался. И почти все в торговом районе заняты! Или являются мишенью его коллег. Кроме, может быть, Чонина, работающего через дорогу, но никто не прикасается к детенышу демона. Он слишком опасен. И он еще ребенок. У того парня темные глаза. Темные, очень темные глаза, темные волосы и красивые розовые губы, и он улыбается так, словно хранит какой-то секрет. И Джисон... Джисон хочет знать, что это такое. Потребность горит в нем, как раскаленный уголь, и вау, он не знает, когда он так увлекся этим... этим оконным парнем. (Он фыркает про себя, и Хенджин насмехается над ним. Как обычно.) — Хорошо, — в конце концов отвечает Джисон, на что Хенджин озорно улыбается. — Я знал, что у тебя есть яйца, приятель, — говорит он, затем доставая телефон и набирая номер. Он включает громкую связь, и гудки эхом разносятся по пустой приемной. Джисон наклоняет голову. — Откуда у тебя номер Ханыль-хена? — Это телефон Чан-хена. Он убежал и оставил его. Джисон качает головой. Что за идиот. — Доброе утро, детка, — раздается из телефона. — Что случилось? — О боже, он сказал «детка», — выпаливает Джисон, не в силах сдержаться. Тишина. — Хм, ты не Чан, — говорит Ханыль. — Кто это? — Э-э... Это я, Хан Джисон. Мы встретились несколько дней назад, когда Чан-хен сделал тебе пирсинг соска. — Я тоже здесь, — добавляет Хенджин, немного наклоняясь в пространство Джисона. Тот толкает его просто из-за своей мелочности. — Я другой парень, с которым работает Чани-хен, Хван Хенджин. — О, я помню вас двоих. Тогда привет, — приветствует Ханыль. — Потрудитесь объяснить, почему у вас телефон Чана? — Моему другу действительно нужен член, и мы хотим заключить с тобой сделку, Ханыль-щи, — немедленно говорит Хенджин. — Выслушай нас. — Что за... Я не пытаюсь получить член, — бормочет Джисон. — Я просто хочу знать о том парне. — Каком парне? Обо мне? — раздается голос Ханыля. — Извини, Джисон, ты милый, но я вроде как трахаюсь с твоим боссом. — Значит, это был засос! — шипит себе под нос Джисон. Хенджин смотрит на него, как бы говоря «Конечно, это был засос, придурок», и отводит телефон от Хана. — Нет, нет, Ханыль-щи, — вмешивается он. — Мы говорим не о тебе. Мы имеем в виду парня, который работает с тобой. — О, а что насчет него? Он тебя беспокоит? — в голосе Ханыля нет ни намека на злобу. Джисон прикусывает губу. — Ну, да. Но и нет. — Твой сотрудник проходил мимо нашего тату-салона и бесстыдно флиртовал с Джисоном через витрину в течение последних пяти месяцев, — объясняет Хенджин. — И сегодня Джисон пофлиртовал в ответ, но он убежал. Нам нужно знать имя этого парня. — Ах, так вот почему он был так взволнован сегодня утром, — хмыкает Ханыль. — Я бы назвал вам его имя, но сначала – какую сделку мы должны заключить? — Мы хотим, чтобы ты помог нам с проектом «Достать Джисону утку», потому что ты знаешь этого парня лучше, чем мы, — говорит Хенджин. — Пожалуйста? Ты – наш самый большой шанс. — М-м-м, я не знаю, — протягивает Ханыль. В его голосе звучит сомнение. Это понятно, потому что как босс он должен принимать во внимание наилучшие интересы своего сотрудника- — Чани-хен сделает все, что ты захочешь, — выпаливает Джисон. — О, — говорит Ханыль, и внезапно Хан не может удержаться от болтовни. — Мы заставим его надеть ошейник, — добавляет он, и глаза Хенджина расширяются. — Кожаный, с шипами и все такое. На неделю. Ты подлая змея, — мысленно кричит Хенджин, хватая Джисона за плечи и тряся его, но тому все равно, потому что он в гейской панике, а Ханыль – босс милого парня, а также он любит Чана, и им действительно нужна его помощь. Джисон в отчаянии. Но затем, когда Хан упоминает ошейник, Ханыль соглашается так быстро, из-за чего они начинают беспокоиться. — Договорились, — говорит он, и Хенджин радостно кричит, как будто это его личная победа. — Хорошо, тогда, э-э, как его тогда зовут? — с красным лицом говорит Джисон, заикаясь. Хенджин кричит в подушку рядом с ним, но затем он убирает ее от лица, потому что он ни за что не пропустит это. — Ли Минхо, — легко отвечает Ханыль. — Он старше тебя. — Его зовут Минхо? — Хенджин ахает. — Святое дерьмо, идеально. Он Мин-блудник. Джисон бросает на Хенджина свирепый взгляд и бьет его подушкой. — Я чертовски ненавижу тебя, Джинни. — М? Прошу прощения, я начал проект «Достать Джисону утку», — Хенджин закатывает глаза. — Ханыль-щи, я так сожалею о неблагодарном поведении этого человека. — Все в порядке. И ты можешь называть меня хен, — говорит Ханыль. — Извини, я сначала подумал, что ослышался, но ты все время говоришь «утка»? — Чан-хен не хочет, чтобы мы говорили грязные вещи, и сказал нам вместо этого говорить «утка», — объясняет Джисон. — О-о-о, — воркует Ханыль. — Восхитительно. Чан, с его замечательным выбором времени, выбирает этот момент, чтобы выйти из своего укрытия, заставляя Хенджина и Джисона замереть. — Джисони, Джинни, кто-нибудь из вас не видел мой- Он смотрит на Джисона. Джисон смотрит на Хенджина. Хенджин роняет телефон. Он с глухим стуком падает на пол со звуком, говорящем об окончании разговора. — Я не имел к этому никакого отношения, — выпаливает Хван. По взгляду Чана становится ясно, что он ему ни на йоту не верит. — Ты грязный лжец, — шипит Джисон себе под нос. — Что вы делали с моим телефоном? — требует объяснения Чан, уперев руки в бока и нахмурив брови. Ни один из этих двух не отвечает. Чани-хен сделает все, что ты захочешь, – шепчет разум Джисона. – Мы заставим его надеть ошейник. Кожаный, с шипами и все такое. На неделю. Когда Джисон смотрит на Хенджина, тот просто пожимает плечами, как бы говоря «Эй, это ты сказал, а не я», и младший сглатывает. — Чан... Чани-хен, — заикается он. — Ты можешь носить ошейник в течение следующих семи дней, пожалуйста? Целую минуту Чан просто смотрит на него. А затем краснеет. — Что? Зачем? Ты... что? Зачем тебе... зачем мне носить ошейник! — Это интересно, — бормочет Хенджин. — О, вы только посмотрите на время – мне пора. Джисон изумленно смотрит на него. Сейчас одиннадцать часов, то есть обеденный перерыв Сынмина по средам, о котором Джисон знает только потому, что Хенджин никогда, блять, не затыкается об этом, и он никогда не пропускает ланч в это же самое время на тот случай, если Ким решит поесть в кафе вместо цветочного магазина, чтобы Хенджин мог пофлиртовать с ним. (Это никогда не случается, но Хван клянется, что так и будет.) Честно говоря, это уже стало обычным делом, но Джисон не может поверить, что Хенджин бросил его в этот критический момент. — Предатель, — шипит Хан, но Хенджин просто похлопывает его по плечу и встает, надевая пальто. Джисон наблюдает, как он перепрыгивает через телефон Чана, все еще лежащий на полу, и беспечно насвистывает, выходя из салона. Как будто ему все равно. Джисон хочет швырнуть телефон Бана ему в голову. — Хан Джисон! — причитает Чан. — Объяснись! — Чан... Чани-хен! Пожалуйста, сделай это для меня, — умоляет Джисон. В следующую секунду он уже стоит на коленях перед старшим, сцепив руки вместе. — Я умоляю тебя, хен, я уже сказал Ханыль-хену, что ты это сделаешь! — Сделаю... сделаю что? — Чан прижимает ладони к щекам. Теперь они стали еще краснее, хотя это вряд ли возможно. — Сделаю что, Джисони, о боже мой. — Я... мы... мы сказали ему, что ты сделаешь все, что он захочет, — визжит Хан. — И это... гм... мы сказали, что ты будешь носить ошейник целую неделю. В обмен на его услуги свахи для меня и его работника. Чан издает громкий, смущенный крик, обходя Джисона, утыкаясь лицом в диван. Затем открывается дверь одной из комнат, и Феликс высовывает голову. Он видит Чана, с красной шеей и ушами, лицом, прижатым к дивану, а также Джисона на коленях, со все еще сложенными вместе руками, как будто он молится. Феликс прищуривается и просто тихо закрывает дверь. Джисон прочищает горло. — Чани-хен, пожалуйста? Ради моей личной жизни? — Я... где... где я вообще... возьму ошейник? — доносится приглушенный голос Чана. — У меня нет... у меня даже нет ни одного! — Лжец, — произносит Джисон. — Я был в твоей квартире, хен! Он в спальне в нижнем ящике твоего стола! Чан поднимает голову. Вау, теперь он действительно покраснел. — Откуда ты вообще это знаешь?! — Не важно, — отмахивается Джисон, теперь тоже покрасневший. — Не похоже, что ты уже не планировал использовать это с Ханыль-хеном. — Джисон, боже мой, — стонет Чан, зажмуривая глаза. — Это не значит «нет», — замечает Хан. — Давай, хен, ты можешь это сделать? Пожалуйста? Долгий, протяжный вздох Чана – это то, что дает Джисону понять, что он выиграл этот раунд. Он снова закрыл лицо руками, опустив голову... может быть, ему стыдно. Или он смутился? — ...Если... Если я это сделаю, ты будешь подшучивать надо мной из-за этого? — спрашивает он приглушенным из-за ладоней голосом. — Хен! Я бы никогда, — Джисон прикладывает руку к сердцу. — Как я мог когда-либо подшучивать над таким красивым и добрым человеком, как ты? Кроме того, подумай о том, как эффектно и сексуально ты будешь выглядеть, надев- — Боже, пожалуйста, заткнись, — скулит Чан. — ...ошейник. Ханыль-хен, вероятно, думает, что это сексуально, — добавляет Джисон. — Ты знаешь, что он согласился только потому, что я предложил ошейник? Джисон ждет еще целую минуту, а затем тычет Чана рукой, но даже так тот не реагирует. — Чани-хен? Ты мертв? — Я бы хотел, — наконец отвечает тот, — чтобы ты закрывал салон каждый день в течение всей недели. Глаза Джисона загораются. — Да! Большое тебе спасибо, хен! — он подпрыгивает, вскидывая кулак в воздух. — Ты ни о чем не пожалеешь! (Хотя Джисон не совсем уверен, что не пожалеет он. Но это даже не имеет значения, потому что теперь он знает имя парня, флиртующего с ним каждый день.)♡♡♡
На следующий день Чан и вправду надевает ошейник на свою бледную шею. И он выглядит хорошо. На самом деле так хорошо, что, когда утром Минхо (Минхо!) проходит мимо, он останавливается – и на этот раз он смотрит не на Джисона. Он совершенно открыто пялится на кудрявый затылок Чана. Его брови приподнимаются в знак признательности, когда тот поворачивает лицо, обнажая немного больше блестящих серебряных шипов на своем черном кожаном ошейнике. И тут Минхо видит Джисона, выглядящего раздраженным его пристальным взглядом. Возможно, это принятие желаемого за действительное, но Джисон клянется, что видит, как по лицу Минхо пробегает виноватое выражение, уголки розовых губ на долю секунды опускаются вниз. Но мираж исчез в тот момент, когда Джисон заметил то, как Минхо подмигивает ему. Как он, черт возьми, смеет, — думает Хан. Затем эти красивые розовые губы изгибаются в ставшей знакомой ухмылке, которой он мучил Джисона последние пять месяцев, и тот сдается. Минхо неторопливо уходит, по-видимому, довольный тем, что Джисон прячет лицо в ладонях. Хенджин свистит где-то за плечом Хана. — Вау, он действительно блудник. Что я тебе говорил, Джисони? — Должен ли я вообще больше не соглашаться? — Джисон стонет в свои ладони. — Какой в этом смысл? — Ты серьёзно просто стоял и позволил ему сделать это. Ты должен показать ему, кто такой альфа-гей. Не позволяй ему ходить по твоей беличьей заднице. — Джинни прав, Джисони, — кричит Феликс с дивана, снова работая над эскизом. Завтра у него должен быть сеанс. — Держись подальше от этого, ты больше не одинок, — возражает Джисон. Феликс вскидывает голову и краснеет. — Не правда! — Говорит человек, который каждый день встречается с Чанбинни-хеном, — протягивает Хенджин. — Ты думаешь, мы не видим, как ты убегаешь с ним во время перерывов? Цветочный магазин через дорогу, Ликс, мы видим, как ты его забираешь. — Это... дружеские свидания, — бормочет Феликс. — Ага, — Хенджин прищуривает глаза. — Дружеские свидания. Вы сидите в пяти футах друг от друга, потому что вы не геи. — Мы геи! — защищается Ли. — Я имею в виду... мы геи, но по отдельности, как друзья! Бинни-хен не видит во мне парня! — Конечно, — говорит Хенджин. — Он водит всех своих друзей на дружеские свидания и угощает их кофе, когда они таращатся на него. — Я не таращусь на Чанбин-хена, — настаивает Феликс. — Мы что, дразним Фелисити? — спрашивает Чан, наконец поднимая глаза с телефона. Наверное, он переписывался с Ханылем. На работе, что не очень этично с его стороны как их босса. На шипах его ошейника отражается лампочки салона. (Джисон даже не удивлен тем, что, похоже, никого это не волнует.) — Он говорит, что их с Чанбин-хеном встречи – это дружеские свидания. Чан морщит лицо. — Фелисити, это чертовски глупо. — Почему мы говорим обо мне? — хнычет Феликс. — Разве мы не можем вернуться к тому, чтобы давать Джисону советы по любви? — Мы не можем, потому что единственный человек в этом месте, у которого есть парень, это Чани-хен, и он бесполезен, — парирует Хенджин, несмотря на возмущенное «эй!» Чана. — Мы должны спросить Ханыль-хена. Господь свидетель, он здесь единственный нормальный гей. — У тебя есть его номер? — спрашивает Джисон, потому что он действительно хочет поговорить с Ханылем. У него просто такая материнская атмосфера, несмотря на его многочисленные пирсинги, и Джисону не помешало бы немного материнского утешения. Отеческая забота делает все только грустным и неловким, особенно если она исходит от Чана. Хенджин качает головой. — Я не сохранил его вчера. Хотя ты мог бы пойти в магазин и позвать его. — Что за... и столкнуться с Минхо? Ни за что. Иди сам. — Нет, спасибо, у них внутри есть цветы, — Хенджин морщит нос. — Я умру, если войду туда. Чан-хен, иди ты. — Вы, ребята, понимаете, что я мог бы просто позвонить ему, верно? Секунду младшие пристально смотрят на него. — О-о-о, — протягивает Хенджин. — В твоих словах есть смысл. — Что с вами двумя не так? Вчера вы позвонили ему с моего телефона, — вздыхает Чан в свои ладони. Он все равно набирает номер Ханыля, включая громкую связь. — Привет, детка, — раздается голос Ханыля, и Джисону приходится сдерживать визг. — На этот раз это ты, не так ли? Уши Чана предсказуемо покраснели, но он все равно расслабляется. — Ты на громкой связи, дорогой. И да, это я. — О, хорошо. Всем привет. Что случилось? — в голосе Ханыля появляются странные нотки. — Это из-за Джисона? — Да, и тебе нужно сейчас прийти, — отвечает Хенджин. — Джисони нуждается в материнском совете и поддержке, и никто из нас не может ему дать это. — Что заставляет тебя думать, что Ханыль-хен сможет? — встревает Феликс. — Урыл, — театрально шепчет Чан, давая Ликсу пять. — Я ненавижу вас всех, — говорит Джисон, а затем слышит, как Ханыль ворчит на другом конце провода. — Я сейчас приду, — объявляет тот. — Вы все ненормальные. Честно говоря, Джисон не мог не согласиться. Но Ханыль вешает трубку, прежде чем он успевает что-либо сказать. — Наконец-то у нас будет мама, — говорит Феликс со своего места. — Мы, наконец, получим хорошую еду? — Боже, я надеюсь на это, — стонет Хенджин. — Эй! — Чан бросает на них взгляд. — Что это должно означать? — Твои обеды вроде как отстой, — отвечает Хван. — Извини, хен, тебе нужно было узнать правду. — Но я делаю их с любовью. — Любовь не может прокормить семью, хен, — парирует Хенджин. — Должно быть не менее 195 мужчин, чтобы произвести достаточно мужского сока для одного- — Утка, — говорит Джисон, закрывая уши ладонями. — Утка, утка, утка, я не слушаю. — Я отключился всего пять минут назад, и это то, что я здесь нахожу? — говорит голос, и Джисону требуется секунда, чтобы понять, что это Ханыль, невозмутимо стоящий в дверном проеме. Чан заметно оживляется при виде него. — Ханыль-а! — вскрикивает Чан, похлопывая по месту рядом с собой на диване. — Проходи, садись. Ханыль подходит к Чану и устраивается рядом с ним, как будто он всегда был рядом. Они выглядят восхитительно вместе, и Джисон совсем не завидует. — Хороший ошейник, — шепчет ему Ханыль. — Спасибо, — взвизгивает Чан, краснея. Джисон говорит себе, что это его не беспокоит. Я одинок, но счастлив, и мне не нужен парень. — Джисони, твоя зависть проявляется, — замечает Феликс, на что тот посылает ему уничтожающий взгляд. — Успокойтесь, дети. Теперь я здесь, — говорит Ханыль. — Итак, что я слышал о мужском соке? Хенджин оживляется. — Ты знаешь, что в каждой порции пять калорий- — Утка, — снова повторяет Джисон. — Утка, утка- — Хенджин, нет, — стонет Чан, проводя рукой по волосам. — Мы говорим не о мужском соке. — Тогда о чем? — спрашивает Ханыль, украдкой переплетая свои пальцы с пальцами Чана. — О Джисоне, верно? — Мы говорим о его личной жизни, — вставляет Феликс. — Он снова расстроен. — И почему? — Ханыль наклоняет голову. Хенджин фыркает. — Минхо прошел мимо, как он обычно делает, но он задержал взгляд на Чан-хене примерно на две секунды, а Джисон уже расстроен. — Минхо что сделал? — бровь Ханыля изгибается. Чан утыкается раскрасневшимся лицом в его плечо. Одна из рук Ханыля скользит по его ошейнику. — Пожалуйста, не бей его по заднице, — вздыхает Джисон. — Не буду. Но он все еще флиртовал с тобой? Джисон проводит рукой по волосам. — Я полагаю, что да? Он подмигнул и ушел. — Джисон вел себя как слабак, и он просто прикрылся руками, когда Минхо подмигнул, — добавляет Хенджин. Джисон буквально слышит, как он закатывает глаза. — Нам нужен какой-то план, хен. Джисону нужно доказать свое превосходство. — Джисони, ты должен перестать вести себя как слабак. Это делает его более могущественным. — И как я должен это сделать? — Джисон надувает губы. — Я ничего не могу поделать, если я... стесняюсь. — Не напрягайся, но и не игнорируй его, — говорит Ханыль. — Просто приподними бровь, смотря на него, или одари его одним взглядом, если его наряд выглядит хорошо. — Звучит просто, — поддакивает Феликс. Похоже, он закончил свой набросок и положил карандаш на стойку. Это механический карандаш. Джисону придется украсть его позже. Вероятно, это все равно его. — Для тебя, парня, который чуть не всадил нож в задницу Чжэ-хену, когда он впервые увидел бицепсы Чанбини-хена, — говорит Хенджин, изогнув бровь в сторону Феликса, который только хмурится на его слова. — Это совсем другое. Все так реагируют на Бинни-хена. — Он отчасти прав, — признает Чан. — У всех стояк на Чанбинни. — Мы можем вернуться к разговору о моей проблеме? — умоляет Джисон. — У меня гей-кризис. — Просто делай то, что я тебе сказал, — Ханыль машет рукой. — Но у меня есть дополнительный план, если ты хочешь, чтобы я пошел на это. — О-о, что это? — заговорщически спрашивает Хенджин. Вау, он так увлеченно звучит, как будто они говорят о его личной жизни, а не о жизни Джисона. — Ты делаешь татуировки, верно, Джисон? — Ханыль смотрит на него, и тот кивает. — Идеально – твой рабочий график свободен в пятницу? Джисон непонимающе моргает. — М-м. У меня назначен сеанс с девяти до двенадцати, но после этого я свободен. — Это хорошо, — Ханыль кивает. — Тогда я хотел бы назначить нам сеанс. — Что? — Джисон наклоняет голову. — Зачем? — Разве парень не может попросить сделать ему татуировку? — Конечно может, — говорит Джисон, пожимая плечами. — Это просто кажется случайным после... всего этого. — Это часть плана, поверь мне, — уверяет Ханыль. — Позже я просто отправлю детали Чани, чтобы он мог проинформировать тебя. — Почему не сейчас? — Минхо один в магазине, и я не доверяю ему настолько, чтобы не думать, что он не сожжёт его дотла, — объясняет Ханыль, вставая и отряхиваясь. Чан выглядит разочарованным потерей контакта, но светлеет, когда Ханыль целует его в макушку. — Фу, — шипит Феликс себе под нос. — Отвали, Фелисити. Через несколько недель ты будешь делать то же самое с Бинни, я это чувствую. — Закрой свой чертов рот, — разумно парирует Феликс, плюхаясь на свое место. Хенджин гладит его по голове. Уже подходя к входной двери, Ханыль говорит: — Джисони? — Да? — тот поворачивается и смотрит на него. — Не расстраивайся, хорошо? — Ханыль одаривает его теплой улыбкой. — Ты можешь понравиться ему больше, чем ты думаешь. С этими словами он вылетает за дверь и забирает с собой всеобщую выдержку.♡♡♡
В четверг дела идут как обычно, и Джисон пытается последовать совету Ханыля и добиться некоторого успеха. Он думает. Когда Минхо подмигивает ему в то утро, он делает чуть больше, чем приподнимание брови. Щеки Минхо слегка розовеют, а его походка становится немного неровной, как будто он не ожидал, что Джисон будет так спокойно флиртовать. Но он улыбается – чуть менее уверенно, чуть более застенчиво – и Хан считает, что может считать это личной победой. На следующий день – запланированный сеанс Ханыля – Минхо не подмигивает Джисону. Он также не посылает воздушный поцелуй. Но на нем его красивые джинсы, те, что на пять размеров меньше, а его большой свитер, наполовину заправленный спереди, любимого цвета Джисона. Тот не знает, совпадение ли это или Ханыль каким-то образом посоветовал ему, какого цвета надеть одежду, но это благословение для глаз Джисона, и он благодарно оглядывает Минхо. Красивый свитер, — произносит он одними губами, демонстративно избегая комментариев по поводу джинсов. Это единственная битва, которую он не может выиграть. Минхо прижимает свитерную «лапку» к своим красивым розовым губам, но его глаза изгибаются в полумесяцы, и так Джисон понимает, что он улыбается. Не для того, чтобы флиртовать, но может быть, просто может быть, потому что он... счастлив? Айщ! Джисон не знает. Минхо просто... выглядит так мило. С глазами-полумесяцами, розовыми щечками и свитерными «лапками». А потом Минхо уходит пружинистым шагом, заставляя Джисона смотреть на него. — Это почти хуже, чем раньше, — комментирует Хенджин, высовывая язык. — Раньше это было забавно, но теперь просто отвратительно. — Я думал, это ты начал проект «Достать Джисону утку», — ворчит Хан. — Целью этого проекта было заставить Минхо флиртовать с тобой наедине, а не перед нашим салоном. — Разве это не просто промежуточная стадия? — вмешивается Чан, в данный момент работающий с клиентом – каким-то подростком, скрывающим свое покрасневшие лицо за воротником. — У Феликса и Чанбина сейчас то же самое. — У тебя не было промежуточной стадии с Ханыль-хеном, — протестует Джисон. — Вы просто... внезапно стали встречаться. — Ты забываешь, что Чани-хен тоскует по Ханыль-хену дольше, чем мы работаем здесь, — говорит Хенджин. — И – я говорил это раньше, и я скажу это снова – Ханыль-хен – единственный нормальный гей во всем этом торговом районе. — Как скажешь, — парирует Джисон. — Феликс согласился бы со мной. — Жаль, что он занят, флиртуя с Чанбин-хеном наедине, — подколол Хенджин. — Ханыль-хен, лучше поскорее сведи этих двоих, или меня вырвет от них. Хенджин спасается от надвигающегося кулака Джисона только потому, что у того приходит клиент, и Чан собирается надрать им задницу, если они отпугнут его. Джисон бросает на него острый взгляд, отходя назад. Следующие три часа он проводит, рассеянно рисуя чернилами строки стихотворения на плече какой-то девушки, но в остальном его разум пуст. Он может думать только о серповидных глазах Минхо и свитерной «лапе», прижатой к его губам. Джисон знает, что он улыбался, и он хочет увидеть эту улыбку. Джисон все еще сидит сзади, когда Ханыль приходит на сеанс в час дня. Он пялится в стену весь свой обеденный перерыв и замечает, что прошел уже час, только из-за появления Ханыля. Он вскидывает голову, когда старший зовет его по имени. — Джисони, ты ведь еще не обедал, не так ли? — спрашивает Ханыль, но, судя по его тону, он уже знает ответ. Он вздыхает и садится на стул рядом с Джисоном. В его руке бумажный пакет, из которого доносится характерный аромат сэндвича с сыром, приготовленного на гриле. В животе Джисона урчит. Хан моргает и смотрит на бумажный пакет с едва скрываемым голодом. — О, черт. Наверное, я забыл. — Я так и думал, поэтому купил это для тебя, — Ханыль подталкивает пакет к нему. — Тебе понравился наряд Минхо? — Да, спасибо, мам. Подожди, что? Это ты сделал? — спрашивает Джисон, вгрызаясь в сэндвич. Сыр попадает ему в рот, и ему почти хочется плакать. Это так вкусно. — Я ничего не делал, — отвечает Ханыль с хитрой улыбкой. — Я просто намекнул, что тебе нравится. — Я даже не собираюсь спрашивать, откуда ты знаешь о джинсах, — произносит Джисон с полным ртом сыра. Некоторое время они молчат, пока Хан жует свой импровизированный обед, но затем Ханыль задает ему вопрос: — Ты участвуешь в этом только для того, чтобы залезть к нему в штаны? Джисон давится своим сэндвичем. Ханыль выглядит почти виноватым, когда успокаивающе выводит на спине младшего круги. — Хен! — кашель. — Я буквально сказал, что ввязался в это дело не ради утки! — Чани здесь нет, ты можешь сказать «член», — Ханыль пожимает плечами. — Но на самом деле. Минхо не так... уверен в себе, как кажется, поэтому я должен быть уверен, что ты не разобьешь ему сердце и не испортишь мои продажи, потому что он начнет вести себя как зомби. — Я... Я не такой, — заикается Джисон. — Я вроде как хочу... эм... — Хочешь чего, Джисони? — спрашивает Ханыль. — Я хочу узнать его получше, — тихо говорит Джисон, чувствуя, как его лицо краснеет, и он, должно быть, выглядит как ребенок со своими красными щеками и отведенными глазами, но, по крайней мере, он имеет в виду то, что говорит. Ханыль воркует над ним. — Это идеально, Джисони, — старший гладит его по спине. — Предоставь план мне. Все будет хорошо. Ханыль до сих пор не объяснил, в чем заключается этот «план», но Джисону, вероятно, следует довериться ему в этом. — Означает ли это, что я должен начать делать тебе татуировку прямо сейчас? Видя, как Джисон проглатывает последний кусочек жареного сыра, Ханыль кивает. — Чани прислал тебе подробности? — Да, просто подожди немного, пока я помою руки. Ханыль поручил ему вытатуировать стопку из трех книг на тыльной стороне его руки. Самая верхняя книга открыта, цветы и листья слетают со страниц среди намеков на звезды. Это одна из самых лучших работ Джисона, и она занимает у них всего четыре часа. — Спасибо, — говорит ему Ханыль, когда они заканчивают. — И всегда пожалуйста. Через несколько дней ты поймешь почему. Звучит зловеще, — думает Джисон. Если бы он мог сказать ??????? вслух, он бы так и сделал. — М-м, — говорит он вместо этого. — Спасибо...? Но у Джисона нет возможности расспросить его подробнее, потому что Ханыль уже напоследок кивает ему и выходит из салона.♡♡♡
В выходные ничего особенного не происходит. Джисон, кивнув Минхо в субботу утром, большую часть времени плачет над эпизодами «Без пощады», которые показывают по телевизору в салоне, и запихивает в рот мороженое с Феликсом, который в кои-то веки не флиртовал с Чанбином. Хенджин провел все это время, оценивая их. Чан был там только для того, чтобы поддержать своих детей. В следующий раз Джисон увидится с Минхо во вторник. Он никогда не приходит по воскресеньям и понедельникам; Джисон предполагает, что это его выходные. Но в следующий раз Хан увидит Минхо не во вторник. Сегодня понедельник. И это неправильно, потому что: Во-первых, он не должен идти в книжный магазин. Во-вторых, он направляется не в книжный магазин. В-третьих, он не флиртует с Джисоном. Ничего из этого не происходит, потому что звенит колокольчик на стеклянной двери тату-салона, когда бледные пальцы Минхо нажимают на ручку. Минхо в салоне. Глаза Джисона расширяются. Все, кажется, замерли, наблюдая за Ханом, затаив дыхание. — Привет, — Минхо машет рукой. — Привет, — выдыхает Джисон. (Он слышит, как Феликс ахает на заднем плане, но затем раздается хлопок, и он предполагает, что Чан, должно быть, зажал ему рот рукой.) Минхо идет к Джисону целеустремленной походкой. Эти чертовы джинсы, — проклинает себя Джисон, поднимаясь навстречу Ли. Минхо снова бьет его этим, казалось бы, невинным наклоном головы, и Джисон изо всех сил старается не умереть. — Я Ли Минхо, — говорит парень, когда подходит к Джисону. Тот надеется, что не очевидно, что он уже знает это. — Ты Хан Джисон? — Да, — Хан кивает, изо всех сил стараясь казаться спокойным. — Могу я.. могу я помочь? Минхо улыбается, но это не то, что Джисон хочет видеть. Он немного разочарован. — Ты сделал татуировку Ханыль-хену, верно? Это потрясающе, — говорит Минхо, отрывая Джисона от его мыслей. — Ах да, э-э, да, — Джисон краснеет от такого бесцеремонного комплимента. — Ты хотел записаться на прием? — Да, вообще-то. Ты можешь записать меня сейчас? — спрашивает Минхо. Джисон клянется, что его глаза блестят, но это может быть просто отражение света. Возьми себя в руки, — думает Джисон. — Да, мой следующий сеанс назначен только через несколько минут. Раздается отдаленный, приглушенный звук, как будто кто-то кричит. Джисон должен сделать глубокий вдох. — Ты можешь пойти со мной? — спрашивает он, чувствуя, как взгляды его коллег прожигают ему затылок. Это невыносимо. — Я должен проверить, нет ли свободного места, и я мог бы показать тебе несколько дизайнов. — Это будет здорово, — Минхо ухмыляется (его зубы действительно белые) и следует за Джисоном к стойке. Чан спрыгивает с нее и беспечно насвистывает, чтобы казаться менее компрометирующим, но, честно говоря, от этого становится только хуже, и Джисон с испепеляющим взглядом наблюдает, как Бан собирает остальных сотрудников в задней комнате. Глаза Минхо блестят, и Джисон уверен, что он точно знает, что происходит. Это больше, чем Хан может сказать в свое оправдание. Он просто хочет, чтобы его коллеги перестали быть неловкими и непрофессиональными на десять гребаных минут, пока он разбирается с Минхо. Джисон чешет за ухом и открывает папку. Минхо сейчас довольно сидит на табурете, с любопытством разглядывая фотографии внутри пластиковых листов. — Это татуировки, которые мы уже сделали, они могут дать представление о том, что мы могли бы сделать, — объясняет Джисон, немного успокоившись. Татуировки – это его конек. Он может это сделать. — У тебя был какой-то конкретный замысел? Минхо хмыкает. — Я хотел что-то замысловатое, но не слишком большое, понимаешь? Что-нибудь красивое. — Если ты... если ты хочешь, татуировка цветков – это всегда вариант, — предлагает Джисон. — Они довольно популярны в округе. — Может быть, но я хочу, чтобы это также что-то значило, — Минхо кладет подбородок на ладонь, и Джисон старается не пялиться на длину его ресниц, когда тот закрывает глаза. Угольно-черные, как и его волосы, цвета полуночи в безоблачный день. Джисон моргает. Он помнит, что когда открылся тату-салон, Чанбин подарил Чану книгу, чтобы вдохновить его на создание татуировок. «Язык цветов» от Кейт Гринуэй. Джисон использовал ее несколько раз, для цветочного рукава Чанбина, но теперь она лежит на полке в квартире Чана. — Ты знаешь о языке цветов? — выпаливает Джисон. — Это, э-э, вот почему цветочные татуировки так популярны. Я не хочу сказать, что ты глупый, если ты не знаешь или типа того, хотя ты не глупый, Минхо-щи, прости... Минхо хихикает, и его глаза (его глаза!) превращаются в полумесяцы, а затем он снова прикрывает свою улыбку свитерной «лапой». — Все в порядке, Джисони. ДЖИСОНИ??? — Теперь я озадачен, — вздыхает Минхо, скользя ладонью по щеке. Джисон, возможно, сходит с ума, потому что он клянется, что Минхо моргает намеренно медленно. — Я правда не знаю, чего хочу. — Ты всегда можешь вернуться, — предлагает Джисон. Он надеется, что его щеки не такие красные, как кажется, иначе он больше не будет следовать советам Ханыля. Но опять же, его совет, вероятно, вылетел прямо в окно, когда Минхо вошел в салон. — О, я, вероятно, и вправду должен, — Минхо прикладывает палец к губам. — Ты свободен в следующее воскресенье? Джисон открывает свое расписание, видя, что этот день уже забронирован. — Я занят в этот день, позволь мне просто проверить мое расписание на понедельник... (Если Минхо и замечает, что Джисон знает, когда у него выходные, он ничего не говорит, просто улыбаясь.) — О, — Джисон моргает. Его расписание на понедельник тоже расписано. — Мне правда жаль, но в понедельник я тоже не свободен. — Это очень плохо, — Минхо надувает губы. — Ах, это мои единственные выходные... — Я думаю, мой коллега свободен в воскресенье, — Джисон не знает, почему он это говорит. Лучше бы он этого не делал. — Феликс действительно талантлив. — Но я не хочу Феликса, — Минхо невинно наклоняет голову. — Я хочу тебя. Джисон чувствует, как его сердце делает кульбит. Он краснеет до самой шеи. Он быстро поднимает руки, собираясь прикрыть щеки, но нечаянно ударяет Минхо локтем в лицо. Тот громко взвизгивает от боли и хватается за щеку, теряя равновесие сразу после того, как замахивается руками, с громким стуком падая со стула на пол. Этот звук заставляет Чана и других с любопытством высунуть головы из задней комнаты. Они видят Джисона. Джисон видит их. Затем Хан дергается, случайно ударяясь предплечьем о край прочной мраморной стойки. Боль тут же пронзает его руку, и он сгибается пополам. Теперь он тоже визжит, в то время как его коллеги смотрят на него в шокированном молчании. Наступает многозначительная пауза, во время которой Минхо и Джисон просто стонут в воздух. Затем проходит некоторое мгновение, и Хенджин и Феликс разражаются смехом, хватаясь за животы и хлопая себя по бедрам. Чан все еще стоит в шоке. — Хван Хенджин, Ли Феликс, я клянусь гребаным богом, я вырву все ваши чертовы зубы, если вы прямо сейчас не вернетесь туда, откуда вышли, — рычит Джисон, все еще сжимая предплечье. Хенджин выглядит так, как будто он пытается что-то сказать, но не может произнести ни слова, хватая ртом воздух. Феликс изо всех сил держится за его плечо, не в силах удержаться на ногах. Тогда Чан, благослови господь его душу, тащит их за шиворот в заднюю комнату. Джисон немедленно обходит стойку и подходит к Минхо, все еще лежащему на полу и держащемуся ладонью за щеку. — Нет, достаточно, — говорит тот. Джисон стонет в свои ладони. — О боже, мне так жаль. Вместо того, чтобы помочь ему подняться, как обычный человек, Хан приседает, чтобы быть на его уровне. Темные волосы Минхо – нимб вокруг его головы, а его глаза все еще умудряются сиять. — С тобой все в порядке? — тихо спрашивает Джисон, в его голосе слышится настоящая забота. Он надеется, что не слишком сильно ударил Минхо, потому что теперь, когда они наконец разговаривают, он хочет, чтобы он понравился ему. — У меня болит лицо, — отвечает тот с закрытыми глазами. Он открывает один, чтобы посмотреть на Джисона. — Тебе лучше поцеловать меня. Красивые розовые губы Минхо снова изгибаются в улыбке. Кошачьей, кокетливой и дразнящей. У него красивая улыбка, — думает Джисон, но предпочитает серповидные глаза. — Я просто шучу. На самом деле я не это имел в виду, — поправляется Минхо, когда Джисон ничего не говорит. Затем что-то в груди Хана замирает. Если в тоне Минхо есть какое-то разочарование, Джисон убеждает себя, что ему это показалось. — Нам, вероятно, следует обсудить наш сеанс. Быстрая смена темы заставляет Джисона чувствовать, будто что-то царапает его грудь, но он не знает причины. Он пытается проглотить собственное разочарование. — ...Я свободен в воскресенье на следующей неделе, если ты все еще хочешь прийти, — бормочет Джисон. — О, это прекрасно. Я приду. Должен ли я... заранее связаться с тобой по поводу татуировки? Честно говоря, он должен был бы. Это даст Джисону некоторое время, чтобы ознакомиться с дизайном и набросать его на бумагу. Но что-то заставляет его хотеть сказать «нет». Я просто шучу, — сказал Минхо. — На самом деле я не это имел в виду. Поэтому Джисон качает головой. Это совершенно непрофессионально и глупо, и Хенджин будет издеваться над ним за это вечно, но... Минхо тоже шутил, когда флиртовал с Джисоном через витрину? Так вот почему он убежал, когда Хан начал флиртовать в ответ? Потому что он на самом деле не имел этого в виду? Джисон не хочет смотреть на него прямо сейчас. Не говоря ни слова, Джисон помогает Минхо встать и пытается игнорировать то, как его мягкая ладонь идеально ложится в его собственную. — Значит, увидимся через две недели? — спрашивает Минхо. На его лице появилась новая улыбка. Только один уголок его губ приподнимается, из-за чего его глаза не превращаются в полумесяцы. Джисон решает, что это его наименее любимая улыбка. (А потом он подавляет эту мысль, потому что составление списка улыбок Минхо только усугубит боль, потому что он больше никогда не заговорит с Джисоном.) Хан натянуто кивает ему и смотрит, как он уходит. Он игнорирует чувство, которое говорит ему, что чего-то не хватает.♡♡♡
В последующие дни после инцидента – как окрестили это коллеги Джисона – Минхо больше с ним не флиртует. Он даже не смотрит на него. Он проходил мимо, колебался, может быть, секунду, а затем продолжал идти, не оглядываясь назад. На самом деле в этом нет ничего плохого. В конце концов, он ни в коей мере не обязан флиртовать с Джисоном. Но это отталкивает, особенно учитывая то, чем он занимался последние пять месяцев. Это было много, а сейчас вдруг ничего. Прошло пять дней молчания от Минхо. Это не сводит Джисона с ума. Он просто чувствует... разочарование. Он так много страдает, что даже не может больше отрицать это, и его коллеги перестали спрашивать об этом, потому что Джисон отказывается отвечать. Бизнес возобновляется в обычном режиме. В основном. Они уже не такие громкие, и Джисон говорит им отменить проект «Достать Джисону утку», что расстраивает Хенджина. Ханыль тоже в замешательстве. Из-за этого Джисон чувствует себя плохо, поэтому иногда он заставляет себя спорить с Хенджином или возиться с Чаном и Феликсом, как ни в чем не бывало. (И ничего нет неправильно, черт возьми.) Но когда приходит время закрывать салон, Феликс внезапно выбегает из него и переходит улицу. Джисон наблюдает, как он покупает букет у Сынмина, прежде чем Чанбин заходит в магазин. Затем Феликс отдает ему букет, и становится ясно, что происходит. В букете есть какой-то смысл, Чанбин влюблен, и теперь они, наверное, пара. После стольких недель хождения (или, лучше сказать, танцев) вокруг друг друга, дружеских свиданий и тайных взглядов с сердечками в глазах... Внезапно Джисон начинает плакать. — Чертовски превосходно, вы, маленькие геи, — рыдает Джисон с метлой в руке, наблюдая, как Феликс и Чанбин улыбаются друг другу. Хенджин бросает на него взгляд. — Джисон, какого хрена? — Феликс отлично справляется, посмотри на него, — говорит Джисон, затем складывает ладони по бокам рта, чтобы заорать сквозь стекло. — Ты отлично справляешься, милый! — Это так жалко, — невозмутимо произносит Хенджин. Он берет метлу, зажатую под мышкой Джисона, и отбрасывает ее в сторону. — Тебе нужно вмешательство. Джисон просто рыдает сильнее. — Чани-хен! — кричит Хенджин. — Мы уходим пораньше! — Джинни, нет, ты слишком долго прогуливал уборку, почему я должен позволять тебе- — Чан просовывает голову в дверной проем. — Ох. О нет, Джисони. Затем чьи-то руки обнимают дрожащие плечи Джисона, и он плачет еще сильнее. Некоторое время он громко вопит, уткнувшись в плечо Чана, пока слезы не утихают. — Что случилось, Джисон? — мягко спрашивает Чан. — Это из-за Минхо? Тот качает головой. — Бред, — говорит Хенджин, за что получает строгий взгляд от Чана. — Я ему не нравлюсь, — Джисон шмыгает носом. — Это моя вина, что я предположил, что нравлюсь ему. — Ну а кто бы не предположил? — Хенджин усмехается. — Он подмигивал тебе каждый день. — Что Хенджинни хочет сказать, — начинает Чан, бросая на Хенджина свирепый взгляд, — так это то, что Минхо посылал смешанные сигналы, и это не твоя вина. — Ты можешь просто рассказать нам, что, черт возьми, с ним произошло? — спрашивает Хван. — Чтобы мы могли, наконец, разобраться с твоим дерьмом. — Я ударил его по лицу, и он сказал мне лучше поцеловать его, — начинает Джисон. — Но потом сказал, что не это имел в виду. Хенджин фыркает, но затем поджимает губы, когда понимает, что Джисон абсолютно серьезен. Он смотрит на Чана, в то время как тот смотрит на него. — Джисон, я уважаю твои чувства, но... — Чан гладит его по голове. — Тебе не кажется, что ты слишком много думаешь об этом? Совсем чуть-чуть? — Он посылал мне воздушные поцелуи в течение пяти месяцев, Чани-хен, тебе не кажется, что, если бы он имел в виду их, он бы воспользовался любым шансом, чтобы получить настоящий поцелуй? — Джисон вздыхает. — Вероятно, именно поэтому он сбежал в тот раз – потому что он никогда не имел в виду ничего из этого. — Если ты пойдешь со мной, мы можем заставить его пожалеть, — говорит Хенджин. — Давай повеселимся, Сони. — Хенджин! — протестует Чан. Джисон секунду обдумывает чужое предложение. — Знаете что? Все в порядке, хен, я пойду с Хенджином. — Джисон, — начинает Чан предупреждающим тоном. — Хен, со мной все будет в порядке, — Хан вытирает щеку рукавом. — Мне нужно отвлечься. Чан вздыхает, выпуская Джисона из своей хватки. — Никакой выпивки. У тебя завтра сеанс в восемь часов, Джисон. — Мы не будем делать ничего глупого, — обещает Хенджин. — Хорошо, хорошо, прекрасно, — Чан скрещивает руки на груди. — Веселитесь, дети. Джисон машет ему в последний раз, прежде чем Хенджин вытаскивает его за дверь. — Давай, ты, грустный гейский придурок, — говорит Хван, направляясь в сторону своей квартиры. — Мы собираемся покрасить твои волосы.♡♡♡
Итак. Они красят волосы Джисона. И он выглядит хорошо. Раньше он тоже хорошо выглядел. Неважно, что говорят его коллеги. У него были светлые пряди, которые ему нравились, потому что они делали его образ более ярким и теплым, в отличие от его естественного цвета волос. Но Хенджин, затолкнув Джисона в ванную, сует ему в руки пакет темно-серой краски. На протяжении двух минут они пристально смотрят друг на друга, прежде чем Хенджин угрожает побрить его голову, из-за чего Джисон неохотно подчиняется. Однако по большей части он рад, что согласился это сделать. Блеск его недавно покрашенных волос цвета оружейного металла выглядит почти неземным даже в свете дерьмовой лампы в ванной Хенджина, и это отличается от того, что у него было раньше. Этот оттенок очень классный и потрясающе смотрится на фоне его черной толстовки. Или нет, потому что Хенджин тащит Джисона в свою спальню и толкает его на кровать, чтобы раздеть. — Хенджинни, есть что-то, чего ты мне не говоришь? Должен ли я позвонить Сынмину? — спрашивает Джисон, но не делает ни малейшего движения, чтобы остановить парня. — Заткнись, неудачник, — огрызается Хенджин. — Я не поведу тебя на концерт Вонпиль-хена, когда ты так одет. Рубашка и толстовка сняты, и Джисон потирает руки от холода. — Вонпиль-хен выступает сегодня вечером? — Вся его группа, — объясняет Хенджин, слезая с Джисона и роясь в шкафу. — Это своего рода праздник, потому что Брайан-щи заключил крупную сделку или что-то типа того. Джисон хмурит брови. — Хорошо, но почему мы должны были красить мои волосы для этого? — Это сексуально, и сегодня вечером ты должен выглядеть как уверенный в себе гей, — как ни в чем не бывало отвечает Хенджин. — Тебе нужно познакомиться с новыми людьми, чтобы перестать вести себя как грустный идиот. — Лжец, — Джисон прищуривается. — Какова настоящая причина? Хенджин ничего не говорит. — Ты пытаешься заставить Сынминни ревновать, не так ли? — невозмутимо спрашивает Хан, точно зная, что Сынмин приходит на все концерты Вонпиля. — Я не могу поверить, что ты вот так пользуешься моим эмоциональным смятением. — Я не пытаюсь заставить Сынмина ревновать, — усмехается Хенджин. — Я пытаюсь заставить ревновать Минхо. Сынминни не имеет к этому никакого отношения. — Ты грязный лжец. И у Минхо нет причин ревновать. Мы поняли, что я ему не нравлюсь. — Если ты настаиваешь на том, что ты ему не нравишься, тогда ладно, — Хенджин закатывает глаза. — Но мы заставим его пожалеть. — Насколько ты уверен, что он вообще будет там? — бормочет Джисон. — Он, вероятно, будет смотреть на тебя, а не на меня. Хенджин шлепает его. — Сегодня вечером у нас не будет ничего подобного. Я потратил хорошие деньги на твою прическу, так что выставляй ее напоказ, ты выглядишь сексуально. — Хорошо! Ладно, блин, — фыркает Джисон, потирая руку. — Тогда ты можешь хотя бы дать мне свою черную водолазку? — Ты не можешь просто так это сказать. У меня их штук пять, — Хенджин снова скользит взглядом по своему гардеробу. Затем его глаза загораются, когда он снимает с вешалки два предмета одежды. — Надень это, Джисони. Хенджин протягивает ему черную водолазку, которую Хан просил, и кожаную куртку, которая заставляет Джисона прищуриться. Разве это не его...? — Почему у тебя моя кожаная куртка? — Ты оставил ее здесь, так что теперь она моя, — беспечно отвечает Хенджин. Скорее, он одолжил ее и так и не вернул, — думает Джисон. — Просто надень это. Натянув водолазку через голову, Хан чувствует, как ее мягкая шерсть успокаивает его кожу, а также ощущает, как идеально сидит кожаная куртка. Джисон никогда не признает этого, но Хенджин прав. Он хорошо выглядит, и это заставляет его чувствовать себя немного лучше перед выходом на улицу. Но особенность группы Вонпиля в том, что они не очень часто дают концерты. На самом деле они очень хороши, но работают в разных областях, поэтому не могут всегда быть вместе. Несмотря на это, у них много поклонников в округе. Это означает, что всякий раз, когда они выступают, кафе Вонпиля переполнено. Они прибывают как раз в тот момент, когда столы и стулья отодвигают в сторону, чтобы освободить место для толпы. Воздух уже густеет от массы теплых тел. Похоже, Вонпиль переделал кафе на ночь, убрав все украшения в виде горшков с цветами и заменив их неоновыми огнями. По большей части здесь темно, единственный свет исходит от этих огней и прожекторов, освещающих инструменты группы. Они сидят на импровизированной сцене, вероятно, собранной из ящиков, которые стояли у них в подсобке. И они, кажется, проводят проверку микрофона, но когда Хенджин тащит Джисона дальше в толпу, ведущий вокалист уже обменивается любезностями. — Как у всех дела? — спрашивает Сонджин-щи, если Джисон правильно помнит. Толпа отвечает ему громкими приветствиями. — Мы Day6, и это «What Can I Do». Песня начинается с глубокой басовой партии, от которой у Джисона трепещут вены. Толпа уже начинает подпевать – Хан клянется, что краем глаза видит, как Сынмин тащится от песни, и это заставляет его пожалеть, что он не знает ее текст. — Кто я для тебя? У тебя ещё есть ко мне чувства? — раздается хриплый голос Сонджина. — Каждый раз, когда я тебя встречаю, ты другая, и мне трудно тебя понять. — О, боже мой, Сони, тема этой песни – ваша с Минхо, — усмехается Хенджин. — Это идеально. Джисон легонько толкает его в плечо, потому что, как бы он не хотел этого признавать, Хенджин отчасти прав. Тот только хихикает и хватает Хана за плечи, глядя на что-то позади него. — Давай потанцуем, Джисони! — внезапно говорит Хенджин с блеском в глазах, который не может означать ничего хорошего. Затем он начинает танцевать самым нелепым образом – исполняя «Macarena» в такт рок-песне – и Джисон не может не начать смеяться. Отбросив все, что его волнует – осторожность, достоинство, – Джисон следует за Хенджином, и никого даже не волнует, когда их танец превращается в какую-то греховную вариацию танца цыпленка. Хван поддразнивающе наклоняется, когда темп замедляется для бриджа, затем поворачивает их так, что они меняются местами, и внезапно Джисон понимает, что заставляло глаза Хенджина блестеть. Минхо. Уставился прямо на них. Его волосы растрепаны, на шее бант в виде кошечки темно-бордового цвета, как будто он сделан из пино-нуара, а не из шелка. У Джисона пересохло в горле. И снова эти чертовы джинсы. Он выглядит как блюдо, а Джисон голоден. Даже если он хотел бы, чтобы это было не так. Джисон вытаращил глаза на Хенджина, но тот ответил только подмигиванием и злобной ухмылкой. Смирись с этим, — говорит выражение его лица, но Джисон не уверен, что сможет. — Ты змея, — произносит он одними губами, но Хенджин не отвечает и вместо этого начинает кружить Джисона, когда начинается припев. Тот изо всех сил старается... смириться с этим. Он думает, что у него все отлично получается, потому что он забывает о Минхо по крайней мере на пять секунд. Затем Ли хлопает Хенджина по плечу, и Джисон внезапно больше не может с этим мириться. Он замирает. — Привет, — губы Минхо изгибаются в усмешке. Новой, отмечает Джисон. Колкой и опасной. Он не знает, кто из них говорит «привет», но это вырывает его из мыслей. — Ты не возражаешь, если я немного потанцую с Джисони? — спрашивает Минхо приторно-сладким тоном. Он невинно наклоняет голову, и Хенджин отвечает ему такой же напряженной улыбкой. — Почему бы тебе не спросить его? — говорит Хван. Тогда Джисон понимает, что, хотя Хенджин, вероятно, действительно спланировал эту встречу, он дает Джисону выход. Удивительно, — отмечает тот. — Он не полностью змея. Но сейчас Минхо пристально смотрит на него. Может быть, это потому, что его кулаки сжимаются за спиной, когда Хенджин не отпускает Джисона. Может быть, это потому, что Джисон никогда раньше не видел его такой улыбки, с зубами, которые выглядят слишком белыми и слишком враждебными. Может быть, это потому, что гитарист на сцене поет «Ты плохая, я знаю это, тогда какого черта я преследую тебя?» или, может быть, это потому, что- — Джисони, — мурлыкает Минхо. — Ты хочешь потанцевать со мной? Может быть, это потому, что его взгляд смягчается, и Джисон говорит «да». Минхо светлеет, и Хенджин ускользает, едва скрывая подмигивание. Проект «Достать Джисону утку» возобновился, сучонок, — бормочет он одними губами, и Джисон очень старается не ударить его ботинком. В момент между окончанием первой песни и началом следующей Джисон полностью поглощает Минхо. Смотрит на его бант в виде кошечки, на его рукава винного цвета, на его слишком узкие джинсы и растрепанные волосы. Минхо делает еще один шаг ближе, и только тогда Джисон видит это. Его веки очерчены бордовыми и персиковыми стрелками. Они достаточно тонкие, чтобы Джисон не заметил их, если бы не был так близко, но это прекрасно. Минхо похож на кота, с его колкой улыбкой и еще более колким взглядом. Он как хищный зверь, а Джисон – его добыча. Минхо наклоняет голову. — Могу я прикоснуться к тебе? — Да, — Джисон сглатывает. — Да. Барабанщик отстукивает начало следующей песни, и Минхо берет руки Джисона в свои – Хан не знает, чего он ожидал, – и начинает двигаться в какой-то свободной версии польки. Он поет почему, почему, почему на ухо Джисону, и это нечестно, потому что он звучит как ангел и выглядит точно так же, и почему из всех людей он добровольно делает это с Джисоном? Но затем его глаза превращаются в полумесяцы, когда он напевает Я так волнуюсь из-за тебя, и на этот раз его ухмылку не скрыть свитерной «лапой». Она яркая и радостная, и Джисон не может перестать смотреть на нее, даже когда его глаза начинают гореть. Я продолжаю давать намеки, но ты не понимаешь, — напевает Минхо вместе с гитаристом, и Джисон позволяет себе думать, что он может понять. Минхо крутит его, сверкая глазами, и Джисон смеется, когда Ли пытается откинуть его назад. Мои глаза говорят, что ты мне нравишься, — слышит Джисон, как кто-то поет, но он видит губы Минхо, произносящие слова. Почему ты этого не чувствуешь, — продолжает Джисон. — Разве у тебя не перехватывает дыхание, когда ты видишь меня? Смех застревает в горле Минхо. Он выглядит удивленным, услышав голос Джисона. Они меняются местами, и Ли танцует вокруг него. О, пожалуйста, кто-нибудь, помогите мне с моим распирающимся из-за чувств сердцем, — напевает вокалист на сцене, и Джисон чувствует это. Его сердце распирает. Если это не так, то почему у него так сдавливает грудь? Глаза Минхо блестят в неоновом свете, и Джисон клянется, что на него больно смотреть, потому что кажется, будто он смотрит на солнце без солнцезащитных очков. Но даже когда его глаза щиплет и жжет, он чувствует внутри тепло из-за чувств. Песня утихает, голос Вонпиля сладко повисает в воздухе, когда Минхо наклоняется к Джисону. — Мне нравятся твои волосы, — горячее дыхание проносится над ухом Джисона. — Красиво. Пульс Хана учащается, даже когда Минхо отстраняется, чтобы посмотреть на него. Его глаза – почти остекленевшие – останавливаются на темных прядях Джисона. Тот скорее чувствует, чем видит, как тонкие пальцы Ли поднимаются к его затылку, поглаживая его. — Спасибо, — выдавил из себя Джисон. Затем, потому что у него совершенно нет фильтрации слов, он произносит: — Твоя задница выглядит потрясающе в этих джинсах. Красивые и розовые, Джисон помнит, как называл его губы. Они изгибаются в знакомой кошачьей улыбке – улыбке номер один – и что-то в Джисоне давит тяжелым грузом сожаления. Морщинки в глазах Минхо исчезают, когда он наклоняется вперед к младшему. — Вот почему я выбрал их, детка, — шепчет он. Джисон кончается как человек. Последние строчки песни он напевает как в тумане и не помнит, что они с Минхо делают. Может быть, они продолжают перекидываться словами. Может быть, они танцуют немного ближе, чем следовало бы. Может быть, они делают и то, и другое. Но в конце их лбы соприкасаются, и Джисон обнаруживает, что смотрит в темные глаза Минхо. Воздух вокруг них словно перегружен. — Значит ли это, что теперь мы можем быть друзьями? — наконец говорит Минхо, и Джисон старается не замкнуться. Его сердце замирает. Я просто шучу, — вспоминает Джисон. Верно. Ему хочется кричать. После всего этого все, чего он хотел, это быть друзьями? Неудивительно. На самом деле я не это имел в виду. Джисон собирается оттолкнуть Минхо. Но его глаза снова принимают форму сверкающих полумесяцев, улыбка искренняя и широкая – любимая улыбка Джисона из всех его улыбок – и Джисон... у него не хватает духу сказать «нет». — ... Конечно, придурок, — справляется он, уклоняясь от прикосновения Минхо. Он чувствует себя Икаром, летящим слишком близко к солнцу. — ...Минхо-щи, — начинает Джисон, — было весело и все такое, но я немного устал, а завтра мне на работу- — Хен, — перебивает его Минхо. Джисон моргает. — Что? — Ты продолжаешь называть меня Минхо-щи, — Ли надувает губы. — Называй меня хен, как хороший мальчик. Выпадение из реальности было бы действительно неловко прямо сейчас, поэтому Джисон изо всех сил старается не обращать на это внимания. — Хорошо, Минхо-хен, — говорит он. — Сейчас мне нужно идти. — Так скоро? — спрашивает Минхо, одаривая Джисона улыбкой номер три, той, при которой приподнимается только один уголок его губ, а глаза не превращаются в полумесяцы. — Извини, ты можешь идти. Это просто немного... Внезапно, — заканчивает за него Джисон, но ничего не говорит. — Не бери в голову, — Минхо отводит глаза. — Я... останусь здесь с Ханыль-хеном на некоторое время. Будь осторожен, хорошо? Стоп, Ханыль-хен? Голова Джисона резко поворачивается. Он здесь? ...Конечно же, Ханыль сидит в одной из немногих оставшихся кабинок. Это само по себе не является чем-то необычным. Что, однако, является необычным, так это тот факт, что Хенджин стоит позади него с хитрой ухмылкой на лице, как будто он наблюдал за всем с самого начала. Ханыль машет ему рукой, и Джисон чувствует себя пораженным. Они это спланировали. Он должен был знать, что проект «Достать Джисону утку» никогда по-настоящему не умрет. Отвратительно, — шепчет Хенджин одними губами, а затем показывает язык. Хан закрывает глаза. Глубокий вдох, Джисон. — Тогда увидимся на следующей неделе на сеансе, хен, — говорит он с некоторым подобием улыбки, а затем отворачивается, в последний раз неловко помахав рукой, чувствуя себя Золушкой, покидающей бал до полуночи. Он не оглядывается назад. Сначала Икар, потом слишком рано ушедшая Золушка. Джисон задается вопросом, будет ли у него когда-нибудь сказочный конец.