Милое дело

Это был бы самый шумный автобус из всех автобусов, если бы он не был один на дороге. Агатовский микро-бас катался по дорогам Москвы в неизвестную точку, все бушующие внутри праздновали первый концерт группы, когда все всё же переехали в столицу. Глебу взбодриться оказалось сложнее всего — переезд оказался каторгой. Бросить родную землю во имя будущего не было высоко нравственной перспективой для младшего Самойлова. Мама под влиянием Вадика подпихнула мелкого в дорогу, тем более, что непостоянство пути бесило самого Глеба и нервировало матушку. ⁃ Это небыль! — звенело по стенам автобуса, Глеба накрыло с головой празднество. О своём удовлетворении он заявился достаточно громко. Кузнецов только хлопал в ладоши от наблюдаемой богемы посреди транспорта. ⁃ Ребята, это новая эра — счастливый от единого состава Вадик только поднимал бутылки, взывая радоваться всю Москву. Вот они — Агата Кристи. Они здесь, в столице. В городе возможностей, городе культуры успеха. Он просчитывал шаги наперёд, только улыбаясь накатившей им удаче. Автобус направлялся в пансионат, дорога обещала быть ещё достаточно внушительной, чтоб успеть гульнуть вне улицы. Козлов умиротворенно уткнулся в стекло ещё во время отправления с площадки и считал пролетавшие мимо них огни. ⁃ Глебка, я так рад, что ты с нами — Вадик успел схватить пустую от общего внимания минутку и обнял брата, хотя вряд ли кто-то бы и удивился, будь оно посреди какого-то важного разговора. Глеб озорно хлопал глазами, ловя воздух и подбирая скатывающие от неведомого пойла капли с подбородка. ⁃ Вадь… Я сломался. Это ведь Кремль… это наше с тобой… ⁃ Тише… — уже полушепотом ласково пробормотал Вадик. Не всё стоит говорить здесь, далеко не всё. Не всегда доброта и любовь может быть принята так, как стоило бы. Да и как бы стоило, никто не знает. И не хочет знать. Пришлось сделать вынужденную остановку, самому младшему и самому впечатлительному пришлось выбежать, словно ветер. Пока младший Самойлов блевал в ближайших кустах, остальные бодро аплодировали ему — уже отцу, уже москвичу, уже знаменитому, уже пометившему столицу неизвестным безобразием. ⁃ Глебсон, держись! Ещё не вечер! ⁃ Кстати, а который час? — очухался Котов. Стрелки натикали почти четыре часа утра. Махнув рукой на всё, они продолжили свой праздник. Скоро из кустов выполз Глеб. Он агрессивно утирал рот сорванными с дерева листами. Хохот на фоне был уже не в сторону младшего Самойлова, каждый веселился, как хотел и имел повод. Глеб бросил взгляд в небо. Тускло-тёмное небо, не показывающее тех Асбестских видов. Вот и снова настигла тоска — тоска по дому. Даже несмотря на то, что большую часть времени Глеб и проводил в Москве, катаясь домой по возможности, но официально съехать он едва ли смог физически, а уж разумом Асбест был оцеплен железом. Это был дом, воспоминания о былых чувствах, таких единичных и более неосуществимых. Настоящее чувство свежести посреди затхлого мира живых и не очень людей. К тому же, нельзя отрицать Самойловскую кровную натуру, они оба ощущали этот мир несколько иначе. Романтически-коммунистически. — Вадь…- дрогнул Глеб. Он схватился за ветку, что была рядом и не отпускал, парня знатно заклинило. Кто-то назовёт это панической атакой, кто-то страхом перед будущим, но это был просто Глеб Самойлов. Да, всего лишь Глеб, зовущий брата. Как и всегда. — Тебе уже двадцать шесть, а всё Вадь-да-Вадь — снисходительно нежно выдохнул Вадик, который уже успел подойти к брату задолго до позывов. Он погладил того по спине. Какой же Глеб теперь был другой. Перед ним стоял взрослый мужчина, уже почти полгода, как отец, удивительный музыкант и секрет этой земли. Так же было и почти десяток лет назад, только судьба повернула время совсем в иную сторону, поменяв полюса местами. Самойлов-старший осторожно оторвал от несчастного куста своего брата и увёл в автобус. Ощутив родное тепло за спиной и под плечами, он решительно сделал вид, что уснул. И хоть Вадик об этом прекрасно знал, оба давно смирились с этой театральной фальшью. Это было нормально. До самого пансионата добрались не все, многие остались вне здания, что-то бурно обсуждая. Вадик свёл свой уход на помощь брату. Он не позволял никому быть в роли спасателя и поддержки, это место было забронировано ровно в тот день, когда судьба решила помазать их одной кровью. Коридоры пансионата вели в семейное гнездо, однако, Глеб далеко не самым заторможенным движением схватился за рубашку брата и, едва держась на ногах, стал тянуть и его вниз, к полу. — Стой, держись! Почти пришли! — Я не пойду туда, Вадька…- прошипел Глеб, опуская голову. От баснословных кудрей нельзя было увидеть голубых глаз, он удовлетворительно скрывал свой стыд от нежелания идти к семье. — Ты дрочишься? Глеб, не смешно — Вадик уже лучше перебирал языком, да и голова соображала куда лучше. В голове вертелся только собственный развод, а от Глебовой Тани он слышал очень похожие недовольства, что звучали и возле него самого. Отсюда поселился незримый страх утраты семьи самого любимого члена семьи, не считая дочери. — Там… не пойду. Нахуй, поехали обратно, Вадь? — поднял нос Глеб. Он сильно нахмурил брови, как когда-то в десятилетку, отбиваясь от контрольной в понедельник. Вадик продолжил нравоучения, вливая тому в уши доступные искушенным умам нормы морали и этики. -…в конце концов, у тебя сын! — А у тебя доч-ч-ч-ч-чь…- скрутил губы Глеб. В конце концов, он всё-таки рухнул на палас, схватившись за ногу брата, будто ленивец. Вадик оглянулся. Благо, никаких лишних глаз не было видно, а шаги не слышались. — Я сейчас её позову просто! — начинал шуметь Вадик, пытаясь воззвать хотя бы к инстинкту самосохранения. Глеб ухмыляясь махнул рукой и продолжил держаться о брата. — Как будто она меня такого пустит… Ты забавный. Так мы едем в Асбест? — пьяная заторможенная речь романтично кружила по коридору, Вадик не взирая на нелепость всей картины уже просто потащил его прямиком на ноге, подтягивая тело за рубашку. После смачного треска ткани он остановился и застыл. — Это у тебя, или у меня? — Вадик не понял, чья же одежда всё-таки пострадала. Первой мыслью стали собственные штаны. Глеб облегчил размышления и дорвал рукав на своей рубашке. -…чёрт с тобой, пошли — психанул Вадик. — В Асбест? — В подвал. Там хоть нет никого. В подвале и правда никого не было, как и обычно. Братья уже давненько успели прочухать, какой именно закуток и с каким номером позабыт Богом и Дьяволом одновременно. Позади обмотанной неизвестной субстанцией трубы стояли две бутылки. Из пустой Глеб как раз недавно смастерил подсвечник. Оставалось этой свече недолго, едва ли на пару-тройку таких ночей, когда один из братьев не шёл в гнездо. Вторая же на треть хранилась и береглась как раз на такой случай. — Кайф — Вадик вдохнул запах сырости. Братья уселись на трубы. Он и правда очень любил запах подвала, это какой-то детский фетиш остался — после пряток в гаражах и помощи соседям в поисках инструментов там же. Подвальный запах был отголоском малой юности. Глеб самодовольно поднял нос и стал хрустеть пальцами, всеми фибрами души показывая своё недовольство. — Вадик… Поехали домой? — снова заиграла та же пластинка. Вадик хмуро отвернул голову и сделал вид, что не услышал. Пламя зажжённой свечи болталось по воздуху, где-то недалеко отдавал сквозняк. Огонь метался из стороны в сторону, задерживая взгляд на себе. Прилетевший в плечо маленький камешек разбудил от огненного сна. — Эй! — Чё не отвечаешь? — максимально серьезно переспросил он. Голубые стеклянные глаза не выражали сомнения в собственном вопросе, они словно должны были уехать, обязаны. Вадик попытался вспомнить, какие же аргументы он не приводил в защиту их общего переезда. Похоже, список дошёл до логического завершения. Громко выдохнув он развёл руками. — Мы дома, Глебсон. Смирись с этим! — Мы в подвале пансионата «Лисьи горки» — Это «Ленинские горки» — поправил Вадик. — Ты Ленина видел? Та еще лиса, мать его — снова шутка, брошенная, как спичка. Невзначай, будто пепел с сигареты. Вадик привстал и подошел к сидящему напротив брату настолько ближе, насколько позволяла обстановка. Он обхватил ладонями пухлые щёки, задевая подушечками отросшие бакенбарды. — С тобой не сравнится — Вадик мирно улыбнулся. Пока Глеб снова изрекал что-то весьма сложное для пьяного мозга, Вадик лишь следил за мимикой и проникал сквозь собственную кожу, дабы не упустить всей нежности каждого прикосновения. Они оба не раз вслух задумывались, будто в небесной канцелярии официально прописано об их созависимости и зеркале судьбы, негласно существующем на земле. Вадик был уверен на все сто процентов, что его семейное несчастье повторится и с младшим. Он даже не скрывает незаинтересованности, будто так и нужно. В этом он тоже винил себя, ведь каждый день, даже когда всё было хуже некуда, Вадик надевал маску, играл в счастливого семьянина и мудрого отца. Нельзя удивляться тому, что младший и правда мог насмотреться на старшего и просто… забить? Закинуться порошком в сыром подвале подмосковного пансионата после радужного празднования официального переезда абсолютно всего состава Агаты? Ничего не стоит. Это мелочи, пыль. И на это явно больше смелости, чем зайти в гнездо. Вадик вписался запачканным белым порошком носом в волосы брата, зарываясь туда до потери пульса. Пока пальцы Глеба чуть ли не драли сжатую ткань штанов Вадика, тот чуть ли не утирался о него, как кот о кошачью мяту. Этот союз был обособленной космической вибрацией, существующей на планете и вибрирующей вне вселенной. Обнимать, крепко-крепко прижимать к себе друг друга в любой тяжелый случай было нормой с детства и стало потребностью на уровне жажды. — Глеб, я же знаю, ты нарочно это делаешь. Не стоит — Вадик снова вернулся к семейным вопросам. Пока кровь переливалась из вены в вену и кипятилась, глубина мысли выходила наружу. — Уже сделал. Вадик ошарашенно отстранился и сел на корточки, чтоб быть ближе к чужим глазам. Глеб спокойно покачивал веками и поддавался рвениям воздуха, покачиваясь. Старший откашлялся. — То есть? — Я уже сказал, не хочу повторяться — Глеб ткнулся губами в лоб старшего и подул на чуть влажную кожу. Глядя на недоумевавшее лицо перед собой, он расхохотался и чуть не рухнул с трубы прямиком назад. Сильные руки подхватили его за руки, рваный рукав окончательно сполз. — Так нельзя. Глеб в ответ только обхватил чужую голову и прижал к своей груди. Громкое сопение звенело на весь подвал. Самойлов-младший знал, что так будет, а Вадик только боялся. Никогда не было тайной нежелание вести привычную для всех томную жизнь в семье и детях. Не было отрицания, было безразличие. Естественный отбор. — Я могу как-то помочь? — Вадик отрешился от брата и снова упал в голубые глаза. Глеб только пожал плечами. Он уже давно не разговаривал с Таней, в абсолютную норму вошли молчаливые уходы и далеко не совместные выходные. Едва ли сын был во внимании, хотя, во всяком случае, в разы больше, чем супруга. Для себя младший уже всё решил. Его любовью была его жизнь, его дом. Его брат. Ни больше, ни меньше, происходящие связи вне этого адского круга были шуткой и ложью, на которую он шёл осознанно. — Я хочу домой, Вадь. Я не готов… Навсегда…- начинал перебирать буквы Глеб. Он пытался выразить мысль так, как способен, но тщетно. Он просто умолял разум Вадика съездить в Асбест. Уже без намёков, а просто криком души. Вадик словил мысль-компромисс. — Я могу рассчитывать на тебя? Мы съездим домой, а по возвращению ты помиришься с Таней. Глеб кивал, что есть мочи. Вряд ли он воспринял последнюю просьбу серьезно, внутри щебетали соловьи просто из-за грядущего совместного пути в Асбест вместе с Вадиком. Глеб не попрощался, не поставил точку. Да и хотел ли?.. Свеча потухла. Сведя всё на рукопожатие, они выбрались из подвальной зоны. По пути сквозь коридоры их успел подхватить Кузнецов, дабы закончить их совместный променад.