Милое дело

Братья шли по ставшими серыми сразу же после детства улицам. Когда-то этот город был целым миром, больше всей посторонней вселенной. Глеб довольно катил чемодан, им удалось организованно уехать фактически на неделю, хотя глядя на блеск в голубых глазах, он уже придумывал в голове, как дотянуть ровно до недели. Асбест в ночи казался пустым. Ни души, ни кота, ни шороха травинки. Вадик поднял глаза вверх, обследуя дома. Всё же, пара окон светилась оранжевым эхом, хоть какой-то отголосок жизни. Он замедлил шаг. — Давай чуть замедлимся. Или ты сильно домой хочешь? Глеб кивнул и приостановился. Братья отошли от асфальтированной улицы, забравшись под ивовые ветви. Там всё ещё лежало огромное бревно, позади которого местные прятали бутылки. Старший кивнул туда. — Странно, что никого нет. Не думаешь, что вернётся кто? — Глеб сел рядом с Вадиком и откатил вещи в сторону. Вадик мотнул головой и закурил. Минимальный свет дал щелчок зажигалки. Затянувшись, он снова щёлкнул, всматриваясь в небольшое пламя. Глеб поспешил присоединиться и уже потянулся сигаретой к пламени. — И спать совсем не хочется…- выдохнул Вадик. Руками он окружил шелохнувшийся огонь и помог брату подкурить. Глеб согласился. Сна не было видно и на горизонте, из-под полы полезли чувства, оставшиеся жить только здесь, на Родине. Темнота бодрила фантазию, старший Самойлов крутил зажигалку в руках и пытался сформировать мысль, чтоб не сидеть молча. — Не говори, что жалеешь! — толкнул Вадика Глеб. Сверкнула улыбка, полная наивности и блеска юности. Самойлов-младший не выбросил этот двор, не закрыл двери любимого дома, не зашторил окна на закат, когда Вадик уже давно повесил амбарный замок, не позволяя оборачиваться назад. Это было их общее, целое и неделимое. — Спасибо, что… заставил поехать. Правда спасибо — Вадик положил голову на плечо брата и прикрыл глаза. Темнота на йоту стала глубже. По лбу стали бродить чужие пальцы, перебирая сползшие на лицо пряди. Глеб копался в тёмных волосах старшего, накручивая локоны на пальцы и убирая подальше, раскрыв весь обзор. Карие глаза раскрылись, ветер принёс запах листвы и воспоминаний, когда Вадик приезжал с учёбы на такое малое лето и позволял себе воровать мелкого, увозя подальше. Лишь по пути домой они сидели на этом же месте, когда вместо бревна была скамейка, и планировали, как же прийти домой, не заставляя матушку нервничать, ведь было из-за чего. Первый алкоголь, первые тусовки, переборы струн и девушки. Много девушек. — Готов хоть всю ночь просидеть тут — засмеялся Вадик и отпрял от чужого плеча. Пепел спал с сигареты и разнёсся ветром по земле. Молчание Глеба убивало сердце и душу, с самого начала и до сегодняшнего дня он никогда не молчал просто так. Вадик повернулся к нему всем телом и опёрся виском о ствол ивы позади бревна. — Да не стану я, чё ты начинаешь…- Глеб смущенно опустил глаза. Если бы сейчас Вадик не развернулся и не порезал своим взглядом в темноте, то Глеб бы стал, очень даже стал. Рука бросила окурок, тяжёлая подошва растоптала его, словно таракана. Ветер продолжал нести запахи улицы, приятные и не очень, как водится во дворах. На колено Глебу упала ладонь, пальцы сильно сжимались. Жаль, что Вадик не смог увидеть во всей красе подлетевшие вверх брови младшего, тот знатно удивился. — Настолько всё плохо? — Ты даже не представляешь… — пролетело, как слеза. Он приподнялся и утащил вместе с собой младшего, пора уж было идти домой. Мама никогда не позволяла себе уснуть, зная, что сыновья будут дома. Так было и в этот раз, так что братья переглянулись, подбодрив друг друга в решении поскорее пойти домой. Вадик ощущал себя героем фильма, наблюдая за младшим братом и его поведением дома. Всё выглядело так, будто он и не уезжал никуда, будто это только сам Вадик оставался в роли кочующего члена семьи, пока остальные ждали его с пирогами и чаем. — Ваденька, чего стоишь? Давай, переодевайся скорее. Я постельное поменяла, вы ведь с дороги — причитала мама, разводя руками. Вадик тряхнул головой и ускорился. Пока старший только затаскивал себя в комнату, Глеб уже пронёсся мимо комнаты с пирожком в зубах. — Ложись спать, Глебушка — Мама чуть ли не затолкнула младшего в комнату. Смывая лишнее с лица на ночь глядя, Вадик всмотрелся в зеркало. Конечно, вблизи вид был жутковат. Красные глаза, мешки от гастролей и нескончаемых тусовок с группой и коллегами. Вещества. Да, признаться, только сейчас он осязал страхи мамы. Не боясь, что Вадим будет колобродить в ночи по дому, матушка не стала его подгонять и уже уснула. На всякий случай, он решил убедиться в этом, но та только шмыгнула носом, продолжая считать сны. — Мелкий? — шепнул Вадик, сунув нос сквозь щель приоткрытой двери. Младший лежал с книгой при лампе, которую он уже успел стащить со стола ближе к постели. Невооруженным взглядом было видно, что он только перебирает страницы. Пальцы касались золотых дней и грёз. Подушечки проходились по закладкам из ненужных бумажек с записями, по вмятинам на переплёте. Тихим шагом старший проник к брату и сел рядом. — Эверс? — Эверс-Эверс — кивнул Глеб и положил книгу на подушку. Вадик обнял брата и свалил на кровать целиком. Не поддаваясь под тихие мольбы младшего, он не слезал с него, пропадая в складках домашней футболки. — Вадь? — М? — мычал Вадик, медленно вбирая воздух. — У тебя нет чувства дежавю? Вадик приподнял голову и задумался. Недолго думая, Глеб слегка кусил того за нос, пробуждая воспоминания. — Да бл…- сквозь зубы прошипел старший. Он стал агрессивно утирать нос после чужих зубов, а Глеб уже вслух стал вспоминать далёкую ночь. — К нам тогда родственники приехали, мы с тобой вместе спать легли. Помнишь? Вадик застыл. Щеки быстро заплыли румянцем, глаза спрятались в одеяло. — Забудешь с тобой… — Я только тогда понял, что такое — адреналин… — шептал Глеб, тупя взглядом в потолок. Настольная лампа начинала сильно греть своими лучами. Старший дотянулся до выключателя и щёлкнул им, погрузив комнату в ночную тишь. Глеб не умолкал, он занижал голос, выпячивая свои способности рассказчика и драматизируя общие воспоминания. Вадик глотал каждое слово, ментально попадая в прошлое. — Ты мне тогда угрожал, что больше никогда спать рядом не ляжешь — улыбался Глеб, прикрывая веки. Вадик слёг с чужого тела и пристроился рядом. Места, по очевидной случайности, катастрофически не хватало. Двое здоровых мужиков не входили в планы этой кровати. — Ты сам и виноват, а как мне ещё было на тебя влиять? Люди ходят, а ты… — Мне стоит тебе что-то отвечать сейчас? — хитро стрельнул взглядом Глеб. На округлое лицо падала тень от оконной рамы, вводя эстетику в грядущую грязь разговоров. Вадик закатил глаза, понимая, к чему вёл младший. — Даже сейчас…- он лёг на бок, подложив под подушку руку, — …тебе всё так же нравится. Ладонь легла на щеку брата, Вадик сквозь астральные галлюцинации ловил ещё юные глаза, те глаза, которые ещё не были смазаны чернотой и месивом реальной жизни рок-музыкантов. Голубые, ожидающие только его, глаза. — Вадь? — Да, маленький? — Тьфу на тебя, Господи — фыркнул Глеб, убрав с себя ладонь — …всю малину испортил. Вадик довольно улыбнулся, утопая в одном сплошном капризе. Откровенное мальчишество заражало страшным чувством, что притупляла Москва. Да, столица и Агата подтёрла хвосты, забирая время в работу, а внимание в семью, когда она была. Была… Семья вымела песок с границ, обнажив их, не позволяя излишне фамильярничать друг с другом. Только шутки, и только. Тишина и открытость действий пнули под зад. Медовые надутые губы манили к себе, дыхание становилось чаще от внимательного исследования лица младшего. Как и много лет назад, он не справился. Вадик вольно навис над братом и поцеловал его, держась за спинку постели. Глеб театрально отбивался, не нарушая необходимую тишину. Всё же, Вадик оторвался. — Интересные у тебя методы… — шелестел ресницами Глеб. Вадик вопросительно нахмурился. Глеб облизал зацелованные губы и отвернул лицо, посмеиваясь про себя. Старший уловил мысль брата слишком скоро и, осуждая себя, стал сползать с кровати. Глеб взволнованно подскочил. — Серьезно? — Ты прав, зря я это — отмахнулся Вадик и покинул комнату. Рухнув в свою постель, он чуть не проорался в подушку от греховности собственных поступков. Самостоятельно вывести брата на обещание вернуть семью и… жуть. Самойлов так и не позволил себе уснуть, вгрызаясь в мозг и сердце. — Мальчики! Чувство контроля вернули оклики матери. Похлопав себя по щекам, Вадик выполз с постели, встречая тяжёлое утро. Всё ещё ловя действия младшего брата Вадик понимал, что и ехать-то ему было не обязательно. Он ведь мог просто отпустить брата сюда, чтоб тот наелся и напился вдоволь всей той патоки, которую не отпустил и вернулся бы. Чёртик с плеча нашёптывал простую истину, что всё это не создало бы культовой картинки без него самого. Глеб нарочно делал всё, выдёргивая старшего из реальности в юность, где позволялось всё, где не было жён и детей, где не было славы и чужих глаз. Где были только они. Поддавшись под уговоры поехать сюда Вадик и не догадывался о том, что же в форме подразумевалось на самом деле. Расставляя все точки и подбирая подсказки, он не пришёл к окончательному выводу игры. Вечером Глеб предложил смотаться за город. И снова намёк. Простая поездка домой превратилась в адский квест. — А чего ты так вовремя предложил? Уже темнеет, куда поедем? — сузил глаза старший. Глеб осуждающе выпучил глаза. — По кладбищу днём не бьютифул — ломал язык младший, мотая пальцем в воздухе. Молчаливый крик дал понять, что тот любой ценой попадёт туда, где они гуляли много лет назад, напившись отборной самогонки из серванта сокурсника Вадика. Тогда он привёз мутную бутылку, что была подарком, и разделил вместе с младшим. Никто из них не вспомнил, как именно, но на кладбище они попали. Там же гуляли, разглядывая плиты и оградки. Вадик выдохнул и пошёл к матери, выдумывая на ходу их пункт отправления. Выслушав множественные наставления, он ушёл переодеваться. Застегнув все пуговицы и молнии, он сам с собой согласился поиграть в эту добродушную рванину, куда топил брат, во всей красе сыграв на памяти сердца и тела. Не взирая на проблему транспорта, они вышли из дома и побрели поближе к трассе. Там ездили частники и могли бы их довезти без особой сложности до кладбища неподалёку. Так и случилось, судьба подвела обоих к точке схода без всяких проблем и лишних фраз, и только время суток подбавляло огня. Подбегала абсолютная ночь. Тишина пристанища покойных наводила нужную готику и пафос. Вокалисты Агаты Кристи на кладбище? Тю-ю-ю, просто иллюстрация, ожившая иллюстрация. — Ну, ты как хочешь, а я…- Вадик вытянул сосуд из сумки. Глеб хлопнул в ладоши, удивлённо нахваливая брата. — Я уж думал, ты только место вспомнил — пожал плечами младший и пошёл вперёд, выискивая глазами их старую околокладбищенскую базу. Не скупясь накатить по пути, они шагали сквозь проросшую траву и кусты. Следуя напрямую по линии забора, они дошли до нужной развилки. Она вела к лесу. — Кисок, ты куда потерялся? — Вадик ушёл значительно дальше младшего, желая поскорее разместиться и удивить брата. Тот только сверкнул матершинными способностями и посылами ещё дальше кладбища. Старший нескромно рассмеялся, чем разбудил какую-то птаху. Животина быстро переместилась и улетела с насиженной ветки, Глеб не оставил ситуацию в стороне, ехидно насмехаясь над братом. — Пенёк! — крикнул Глеб, видя на горизонте огромный пень, что был для них когда-то большим столом. Добравшись до него, братья сбросили сумки. Глеб вытащил пачку сигарет, вознаградив себя за преодоленный путь. — Он ещё здесь… и целый. Благодать — Вадик погладил шершавое дерево и потянулся к своему багажу. Вытянул он оттуда кулёк из какого-то старого наголовного платка, внутри болталась закусь. — Смотри, Вадь! — Глеб указал вверх на одну из множества ветвей. На ней сидела какая-то дикая птица и мотала головой, изучая пришедших гостей. Попытавшийся на «птичьем» языке угукнуть Глеб спугнул птицу. Безразлично мотнув плечами, он повернулся обратно к пню. — Ты чего там копаешься, Марио? — Глеб подошёл ближе за бутылкой. — Подожди, это тот самый платок?! — Да-да. Не только ты тут у нас самый помнящий, мелкий — съязвил Вадик и раскрыл кусок ткани. Вытащив оттуда всякую закусочную атрибутику, он сложил полотно в треугольник и надел на себя. «Бабушкин» вид оказался сильно забавным, Глеб рассыпался в смехе и не мог успокоиться. — Баб Вадь, по чём помидоры?! — взвыл Глеб и сел на корточки. В конце концов, он рухнул на землю, держась за живот. — Твою ж, это же как я выглядел тогда?! Почему ты со смеху не сдох?! — младший закрыл лицо руками и успокоился. Вадик стянул с себя ключ к воспоминанию и поднял брата с холодной земли. Парни застыли над, казалось бы, обычным куском затхлой ткани. Это и правда был платок какой-то бабушки. Та ночь, точнее, очень раннее утро, когда оба оказались у кладбища и придумывали биографии для каждой плиты, словно это испытание, оказалась богата на события. Вадик впервые позволил брату выпить такое грубое пойло, по другому не назвать. Молодой организм сыграл злую шутку, парень потерял и без того забытый контроль. Страстно и бессовестно целоваться посреди покойных благословило на личную историю. Юный Самойлов тянул руки в самые запретные места, шепча грязные, подобранные из собственных дневников, фантазии и желания. Тогда назревало утро и на горизонте показалась местная жительница, решившая с утра пораньше посетить кладбищенские колориты. Вадик уже и не помнит, как именно приструнил разгулявшегося мелкого. Скоро бабушка их настигла и задала вполне логичный вопрос: — Чавой вы в такую рань тут? Вроде не хулюханы — добрые глаза согрели душу старшего, сбавив страх старушечьих криков. — Мы заблудились, с деревни шли. А у брата моего так уши заложило… — Вадик бросил намекающий взгляд в сторону Глеба, тот собрал глаза в кучу и одобрительно кивнул. — Думали, хоть какую тряпочку найдём, прикрыть ушастого — вспоминал Вадик. Да, тогда точно было тепло, но и ветра не давали расслабиться. Оба в домашних футболках, как же иначе ехать за город? — Ой, Господи. Ребята, держите-ка — женщина вытянула из сумки старый платок. Рассказав, как выбраться к трассе, она всучила ткань старшему и настояла замотать брату голову. — А то совсем мозги отморозит. Там подберёт вас кто и снимете. Дома пусть ушки греет, в тепле держит. Всё пройдёт, мои хорошие. Вадик тут же поспешил последовать совету и нацепил платок на Глеба. Тому было абсолютно всё равно — все силы уходили на поддержку серьёзного вида перед бабушкой. Перекрестив обоих, она снова подсказала братьям выход и пожелала самого доброго пути. — Ва-а-а-адь — протянул Глеб, вырвав старшего в реальность. Это уже был взрослый Глеб Самойлов, исполнивший свою мечту стать рокером. Только вместе со счастьем пришли и грустные глаза. — Чего? — Я сейчас лучше целуюсь, чем тогда? — гордо подняв острый нос, он слышал шёпот аплодисментов. Вадик опустил гордыню младшего. — Откуда я знаю? Мы с тобой уже давно не… ну… — А ведь раньше ты это вслух говорил — и снова театральность. Наигранно снося с лица слёзы горя, Глеб продолжал поддевать брата. Старший что-то прошипел под нос и грубо притянул мелкого к себе. — Что ты хочешь услышать? — Вадик говорил чуть ли не в рот партнеру. Глеб бегал глазами в разные стороны и снова улыбнулся. — Что ты помнишь всё — он склонил голову набок, волосы единовременно опали на лицо, скрыв глаз. — Ты думаешь, я разлюбил тебя? — носом Вадик отодвинул мешавшие смотреть пряди волос. — Ничто и никто не утоляло мне жажду, как ты, Вадь. Весь мир — аперитив, но в стельку напиться могу только тобой — Глеб подобрался к чужой шее и выдал кошачьи фырчания. Интимные вибрации отключали мозг, Вадик только облизнулся, не имея сил сейчас оттолкнуть брата. Полное бессилие. Форма просила быть никем. Как когда-то тогда. Быть без имени, но рядом настолько, насколько позволила бы жизнь. Сейчас, сегодня, имея имя, братья ощущали взаимообособленность. Она пришла случайно, как дождь. Прежде, чем Глеб успел вдохнуть воздуха, Вадик перехватил его лицо и впился, словно это был последний поцелуй в его жизни. Медовые губы были холодными, но мягкими. Глеб оказался правда способен на большее. Пропащая подростковая страсть усилилась опытом и возрастом. Глеб стонал сквозь поцелуй, не взирая на существование мира вокруг. Не существовало стыда, существовало удовлетворение. — Глеб-бл… — вобрал побольше воздуха задыхающийся Вадик. Он оторвался от влажных губ, меж ними провисала тонкая слюна, державшаяся за губы обеих. Глеб улыбнулся во все зубы, словно скалился от собственной победы. Перед Вадиком был большой стратег. — Пей — дрожь в коленях перекочевала в головокружение, парни намеренно вливали в себя спирт ради углубления тех самых прошлых ощущений. Пока один морщился и прикусывал тем, что Вадик успел собрать в платок, второй делал глоток. И наоборот. — Какая же… дичь — прокомментировал Глеб. Вадик отставил бутылку, словив намёк на отторжение и тошноту. Слишком резко и грубо. — Ты можешь вспомнить, что ты хотел… тогда? — подогревал момент Вадик. — Поцеловать грязь — утёр рукавом рот Глеб. Кудрявый мальчик. Был и есть кудрявый мальчик, что под руку готов пойти куда угодно. Капризные взмахи ресницами и поджатые губы. — Маленький…- не отрывая глаз, Вадик утащил брата поглубже, за деревья. Прижав тело к грубой коре, он расправился с чужой ветровкой и бросил её на куст около дерева. Глеб питался каждым словом и движением, наблюдал за побеждённым старшим. Лохматый начальник, тыкающий пальцем и раздающий задания, серьёзный тогда, когда очень нужно. Младший Самойлов сладко улыбался, поддаваясь на грубость касаний. Застыв с раскрытыми ртами и едва коснувшись губ друг друга, братья стояли, задержав дыхание. Не дрогнув, Глеб выдернул заправленную в штаны под чужой кофтой майку. Порывистый звук и звон пряжки пробудил позабытое Асбестовское возбуждение. Чмокнув младшего в щёку, он принялся раскрывать чужой ремень. Подавшись бёдрами чуть вперёд, Глеб подталкивался к брату и его рукам, намеренно дразня. Вадик чуть сердито поджал губы. Отбросив концы ремня в разные стороны, левой рукой он обхватил чужую шею, пока правая расстегивала мешавшие пуговицу и молнию. Сквозь стволы и листву блуждали тени. Под веяньем ветра, они постоянно менялись и рисовали разные сказочные образы. Ветер разгонял разросшиеся кудри младшего. Руки сглаживали тёмные локоны брата, чья ладонь нагло двигалась по ткани трусов. — На такие грехи толкаешь, мелкий — дышал в шею Вадик, не забывая касаться губами нежной кожи. — Для вечности это — ничто. Мы сами себе рисуем этот путь — погружался в себя Глеб. Вадик невольно потянулся к этим шипящим змеиной речью губам. Уже без стеснения и игр, Вадик оттянул белье брата и обхватил влажный орган. Глеб слегка покосился, но удержался на ногах. Положительно кивнув старшему, он отвернул лицо. Вадик массировал головку собственной ладошкой, изредка переходя на длину. На всякий случай, старший осмотрел горизонт краем глаза. Всё было тихо и гладко. На фоне блёклости загородного неба оттенялся высокий крест. В ухо влетал горячий воздух из чужого рта. — Только молча, Глебушка… — Оштрафу-у-ешь — выплюнутый стон на букве «у» оборвал тонкую нить. Вадик заткнул тому рот свободной рукой и ехидно улыбнулся. — На пятнадцать суток посажу — хватка усилилась, темп нарастал. Младшему не нужны были долгие минуты для достижения неги, тем более, с Вадиком. Парень не чувствовал его рук и губ не один год, вынужденно. Мурчащий и визжащий басист хватался за брата, надрывая швы его одежды, как когда-то давно, когда он был ещё тоненьким и… чуть более невинным. — Глебка, молчи-молчи… только мол-чи! — хрипел Вадик. Сам же и держался на одном только честном слове, мечтая психануть и натворить самых больных анти-правил прямо на том пне, где одиноко стояла недопитая. Пальцы не мешали хохотать, злодейски-пошлый смех Глеба прокалывал мозг. Где-то внутри Вадик взволнованно иллюстрировал еще не знавшего греха мелкого. Не знавшего, но просившего провести на его сторону. Сейчас же он купался и пропадал в нём, не оставляя даже объедков. Вадик позволил сорваться только в поцелуй. Прижавшись всем телом к уже знатно дрожащему брату, не прекращая движения внизу, он сорвал затыкающую рот руку и проник языком внутрь. Слюна текла с подбородка у обоих, поцелуй сменялся на облизывания и рычащие кусания. Не хватало времени, не хватало воздуха — весь мир казался таким маленьким. Такт в такт вбиваясь в дерево, пара заигралась. Понятая вверх одежда и уже прильнувшие друг к другу голые тела. Вадик уже был бы готов проскользнуть вниз тем же языком и заставить брата кричать, хотя едва ли недавно просил его не издавать и звука. Хотел бы, но наступивший оргазм младшего не позволил. Глеб обхватил чужую спину, прижимая брата к себе и вцепившись правым клыком в губу Вадика. Оба взвыли от весьма разных мироощущений, укус оказался серьезным. Притупив крик боли, Вадик отвернул лицо и схватился за губу. — Вадь?.. — беспамятно выдохнул Глеб, на рефлексах подтягивая приспущенную одежду. — Ну ты… мелкий, блять — выругался Вадик, облизывая пальцы, обмазанные кровью. Глеб обеспокоено подскочил к старшему и попытался всмотреться в точку укуса. Ужаснувшись своей же безрассудности, он попытался сообразить хоть какую-то помощь. Он добежал за бутылкой и вернулся, гордо мечтая прижечь свежую рану. Старший забрал стеклянный сосуд и пролил немного жидкости на рану, не забыв после сделать глоток. Всё остановилось. Кровь. Время. Сознание. Оставшуюся ночь Глеб только извинялся перед старшим, а точнее, пытался веселить его, надев тот самый платок на обросшую голову.