По ту сторону леса

Девушку подняли на ноги и насильно повели в чащу, отчего эльфийка поняла, что ее явно не собираются сжигать прямо сейчас. Только лишь Алиана осталась там, привязанная к дереву и беспомощная. Каэлинн извернулась и увидела своего похитителя. Румяный от мороза кудрявый эльф, давний и хороший друг, постоянно оглядывался и тащил эльфийку как можно дальше от злополучного места, пока та отчаянно вырывалась, не готовая смириться с его обществом. Совель швырнул Каэлинн на землю, от чего та откатилась к какому-то дереву, метнулся следом и снова зажал эльфийке рот ладонью. — Только попробуй издать хоть звук, если не хочешь умереть, — угрожающе прошипел парень. Каэлинн со злобой мотнула головой, замычала другу в ладонь и попыталась пнуть его, но тот оказался сильнее. — Я на твоей стороне, — выдавил парень сквозь зубы, и тогда Каэлинн замерла в нерешительности, а потом с еще большей злобой укусила его за руку. Совель взвыл и отпустил голову девушки. — Если ты со мной, то не будешь пытаться помешать мне спасти Алиану! — выдохнула эльфийка. В следующий миг Совелю в живот прилетел новый удар локтем, но девушке вырваться так и не удалось. Эльф ткнул ее кулаком в ребра, чтобы усмирить. — Как раз-таки буду, — прорычал парень, — потому что ты ее не спасешь и сама погибнешь! Каэлинн даже не стала слушать. Ослепленная горем и злобой, эльфийка вывернулась из захвата и попыталась кинуться сквозь кусты к поляне, но Совель ловко сделал подсечку, и девушка свалилась, как бревно, на землю, ударив кулаками снег, перевернулась на спину и лягнула протянутую к ней руку эльфа. — Я вытащу ее из рук… — она замялась. Совель потянул девушку на себя за подол зимнего платья. — Кого? — усмехнулся он с горечью. — Ну, скажи это, Каэлинн. Признай. — …Из рук своего отца! — Каэлинн было больно это говорить, и она, чтобы заглушить горечь, еще раз пнула Совеля и попыталась встать. Тот прижал ее к земле своим весом, закрыл рот ладонью и жестом попросил заткнуться. За деревьями послышались голоса. — Тебя тут же поймают и убьют вместе с ней, — почти беззвучно прошептал Совель на ухо Каэлинн, когда голоса чуть стихли. — И что ты предлагаешь? — так же тихо выдавила эльфийка сквозь пальцы парня, зарываясь руками в сугроб. — Свою помощь, — вздохнул эльф. — Что?! — охнула девушка и села в снегу. Парень тут же опрокинул ее обратно на спину и приложил палец к губам, чтобы та их не выдала. — Это же такой!.. — Риск, я знаю. Но ты без меня не справишься, только себя загубишь. — И что ты предлагаешь сделать? Ты уверен, что Алиану не сожгут сразу же, как узнают о беглянке? Совель покачал головой. — Они ещё долго будут разводить костер, собирать народ… У нас есть время примерно до утра. Каэлинн задумалась. До поляны, где сейчас ее отец распоряжался казнью, ей далеко, да и смысла нет бежать — ее тут же схватят и прирежут на месте. Да и добежит ли девушка, когда эльфы настороже? А Совель говорит вполне разумные вещи, только вот успеет ли Каэлинн? Девушка увидела сквозь голые кусты, как двое стражников развязывают оставшуюся пленницу, которая не издала ни звука, увидев, как Совель тащит за собой Каэлинн. Должно быть, она что-то поняла. Один стражник огляделся, приставив руку козырьком, но не увидел в окрестностях Каэлинн. — Пленница сбежала! — в ужасе прошептал он напарнику. — Вижу я, что сбежала… надо сообщить командиру. Они подхватили Алиану под локти и подняли на ноги. Девушка в последний раз с надеждой взглянула в сторону Каэлинн и понуро двинулась за своими палачами. Теперь отец обо всем узнает. Их будут искать, а может, уже ищут. — У нас даже нет никакого оружия, — констатировала Каэлинн. — И почему ты никогда не носишь с собой хотя бы нож? Совель пожал плечами. — Я просто не ожидаю нападения каждый божий день, как некоторые дамы. — Не ври, ты ужасно с ним обращаешься. Впрочем, нам стоит подумать о чем-то более важном. Девушка задумалась, глядя сквозь прорехи меж веток на снующих мимо эльфов. Совель терпеливо ждал. — Их нужно отвлечь, — наконец произнесла эльфийка. — Но как? — Есть идея! Совель мгновенно вытащил из кармана свой платок, коим иногда завязывал волосы. Он сокрыл им нижнюю часть лица и накинул на голову широкий капюшон, так что теперь видны были только его хитрющие зеленые глаза да родинка над бровью. — Толпе ведь нужно шоу, — пояснил он, пока возился, убирая волосы. — Я просто начну ее заводить. Все будут думать, что так и должно быть: я, как шут, скачущий перед ними, болтаю о том, как род эльфийский велик, как чудесно, что все исполняют беспрекословно древние правила, и прочее, прочее, прочее… Толпа будет ликовать, кричать, веселиться и требовать вас сжечь, а ты в это время… — Развяжу Алиану. Ты гений, Совель! — Я знаю. Вот только меня могут почти сразу повязать, и тебе нужно действовать быстро. — Будет трудно без ножей, но я постараюсь. А где гарантия, что нас с Алианой не подожгут, пока ты заговариваешь всем зубы? — Ее нет. Друзья растерянно посмотрели друг на друга, зная, на что идут. Совелю подумалось, что он видит Каэлинн в последний раз, но обнять ее он побоялся. Это ощущение обреченности нахлынуло на обоих внезапно, и будоража их умы, и ослабляя тела. Друзья синхронно вздохнули, кивнули друг другу и без малейших раздумий принялись за дело. Совель громко зашуршал кустами, выходя из укрытия, и поднял руки в мирном жесте на суровые взгляды воинов, его тут же обступивших. — Братцы, я с миром! — усмехнулся эльф. — Покажи лицо, и будет тебе вера, — нахмурился воин и наставил меч на парня, что раскрывать личность не желал. — Зачем еще? Вы не любите интригу? Фи, какие же вы скучные… Эльф нарочито небрежно двинулся вперед, так, чтобы его видели все, кто был в толпе, и одновременно оценивал количество воинов. Его совсем не пугали клейморы, что буквально упирались в него остриями, и, казалось, будто для парня подобное является ежедневной вечерней прогулкой. Совель потянулся. — Уважаемые дамы и господа! — внезапно вскричал он, обращаясь к толпе, — Погодите же, куда вы спешите? Разве вы не хотите насладиться происходящим в полной мере?! Те, кто услышал его речи, одобрительно зашептались между собой, что и было нужно парню. Стража преградила эльфу путь, но он, как ни в чем не бывало, продолжил вещать. — Только подумайте: мы наконец сожжем предателей! Это ли не здорово? Так почему же вы тогда такие печальные? Танцуйте, веселитесь на благо эльфийского народа! Эльфы согласно закричали, вторя речам Совеля, и тогда вся стража, кроме снующих по лесу в поисках Каэлинн воинов, обратила на парня недоверчивое внимание. Каэлинн выждала немного времени, прежде, чем выйти из своего не очень надежного укрытия. Она видела чужие следы на снегу неподалеку от себя, слышала, как кто-то кричал ее имя и громко ругался, но это не отменяло надобности спасти Алиану, даже ценой собственной жизни. Если эльфийку поймают, то непременно свяжут и убьют вместе с возлюбленной, если не на ее же глазах. Девушка, как можно тише и аккуратнее, двинулась сквозь сугробы вдоль кромки леса, держась за толстыми стволами деревьев. Она металась взглядом между Совелем, отчаянно изображающим шута, и возвышенностью из бревен, к которой с воодушевлением воин привязывал Алиану пеньковой веревкой. Он что-то насмешливо говорил ей, но она с оскорбленным видом отворачивалась, будто его — скорее всего — комплименты были ей противны. Каэлинн еле удержалась от желания выскочить ей навстречу, помахать рукой. Она продолжила медленно скользить за каскадом леса и рассматривать место сожжения, чтобы понять, где ей на него лучше залезть. Она увидела отца: тот хмуро разглядывал фигуру Совеля издалека и стоял, словно мраморная статуя, неподвижно и угрюмо, как бы собираясь с мыслями и принуждая себя к чему-то. В конце концов, он двинулся в сторону эльфа, и Каэлинн сумела пройти чуть дальше и ближе к кострищу. К сожалению, оно располагалось почти в центре, чтобы его можно было обступить со всех сторон, и потому ни одного взгляда не должно было быть устремлено к ней, дабы Каэлинн сумела незаметно на него взобраться. Совель отвлекал толпу мастерски: он изо всех сил изворачивался, чтобы не попасться воинам Берриана, и продолжал громко и задорно расхваливать эльфийский род и провозглашать предателей призванными умереть. Каэлинн невольно содрогнулась, на мгновение вдруг уверовав в его слова. И только один стражник, что связывал до того Алиану, стоял с кострищем рядом и охранял его от нежелательных взглядов. Девушка понуро смотрела себе под ноги и хмурилась, зная, что ее ждет. Она как будто даже почти смирилась со своей участью, что Каэлинн всегда в ней раздражало, ибо эльфийка не привыкла смиренно ждать. Алиана была раздета и боса. Она зябла на холоде в одной только длинной льняной рубахе с расстегнутым воротом, и кожа ее давным-давно успела от мороза сначала побледнеть, а затем покраснеть. При ней не было ее корзины с провиантом, плаща, сапог… Девушка едва держалась на ногах от режущей снегом колени метели. Каэлинн, стоило стражнику отвернуться на мгновение и взглянуть на цирк, который устроил Совель, тут же разбежалась и всего в два прыжка преодолела высоту в четыре фута, вскарабкавшись в итоге на свой же смертный одр. Она мгновенно спряталась за широкой жердью от стражника, который — надо же! — даже и глазом не моргнул. Она зажала просиявшей Алиане рот ладонью и приказала молчать. — Я развяжу тебя, и мы убежим отсюда. Девушка согласно закивала и задергалась из последних сил в своих путах, но Каэлинн приказала ей стоять смирно. У нее не было ничего, что могло бы помочь перерезать веревку, и эльфийка схватила одну тонкую ветку прямо из-под ног, дабы воткнуть ее прямо в тугой сложный узел и ослабить его. Ветка сломалась, так и не выполнив свою роль, и Каэлинн принялась хватать прутья и дальше один за другим, но и те безбожно обламывались или просто были слишком широкими. Эльфийка покосилась на Совеля и увидела, как его окружила со всех сторон стража ее отца, а он продолжал приковывать к себе взгляды окружающих, кроме двух воинов рядом с кострищем. Да, к первому ехидному сторожу Алианы подошел другой, что держал в руках горящий факел. Они о чем-то долго говорили, а затем засмеялись. Дыхание Каэлинн перехватило, и она с еще большим усердием налегла на узлы, но все тщетно. Ей поддался только тот, что стягивал ребра пленницы, а тот, что был на руках, развязываться не желал. Эльфийка почти запаниковала, но сумела сдержаться и продолжить лихорадочно ковырять веревку ногтями. Когда Совель бросил осторожный взгляд в сторону кострища, то ужаснулся. Каэлинн не могла распутать узлы, а стражники вальяжно ждали указа командира поджечь поленья. Парень было закричал тем двоим, чтобы они отвлеклись, но его пресекли лезвием меча, мелькнувшим перед глазами, и эльфу пришлось и дальше разыгрывать публику, что желала увидеть его лицо. Парень медленно принялся двигаться к костру, при том держа все взгляды только лишь на себе. Он хотел успеть взбежать на возвышенность из всевозможных ветвей и попросту скинуть с нее неугомонную Каэлинн, но пока что надобности в этом не было. Впрочем, минуту спустя Берриан, не заметив дочь на кострище и устав ждать, пока ее найдут, дал добро. Он махнул рукой страже, а та бросила факел в сухие поленья. В мгновение ока они затрещали, задымили и загорелись ярким, жарким пламенем. Глаза Совеля от ужаса потемнели, и парень, сдернув наконец с головы неудобный капюшон и прекратив вещать толпе сладкие речи, бросился было к подруге, но ему мигом поставили подножку, от чего он растянулся на утоптанном снегу. Эльф вставал вновь и вновь, но каждая его попытка приблизиться к загорающемуся алым ореолом кострищу пресекалась. Совель закричал: — Каэлинн, беги оттуда! Эльфийка взглянула под ноги, которые обдало жаром, невыносимым в сравнении с ужасным холодом января. Огонь медленно подползал к ее сапогам и к босым ступням раздетой до исподней рубахи Алианы. Связанная девушка заметалась, пытаясь поджать под себя ноги, но тщетно. — Каэлинн, уходи отсюда, — проскулила она, — бросай меня и беги, пока можешь. Ты не спасешь меня и погибнешь сама же. — Даже не вздумай такое говорить, глупая! Я развяжу тебя во что бы то ни стало! — Ты обещала мне не геройствовать, так сдержи слово! Или тебе уже плевать на клятвы? — Я отвратительный, нечестный эльф, который о таком и не слыхивал, поэтому помолчи и дай мне развязать тебя. У нас ведь есть еще немного времени… — В таком случае поторопись. — Я стараюсь! У меня отобрали нож еще несколько часов назад, я не могу перерезать веревки… Может огонь их пережжет? — К этому времени я превращусь в уголь, придумай же что-нибудь! Эльфийка начала тянуть веревки из узла, помогая себе зубами, ветками, ногтями и чем только можно, вот только чертова стража завязала их так крепко, что при желании и сама не смогла бы развязать. Каэлинн почувствовала, как все взгляды обратились к ним с Алианой, и теперь Берриан отдавал приказы вытащить дочь из огня, а Совель боролся за то, чтобы прорваться к подруге. Алиана заплакала. Дышать ей стало чуть легче, когда веревка отпустила ребра, но легкие ее сразу же наполнил дым, что поднимался черным столбом, заслоняя две фигуры на вершине кострища. Огонь еще не подобрался к ее ногам, и девушку захлестнул животный страх смерти, какой бывает у зверя перед забитием. Она успела принять свою участь, вот только первобытный инстинкт в ней подсказывал, что нужно бороться до самого конца. Каэлинн все еще старалась распутать узлы, когда как Алиана повернула голову к ней с жалобным взглядом. — Уходи, — одними губами прошептала она. Каэлинн заупрямилась. — Ни за что. В тот же миг на нее бросились сразу несколько воинов, желая стащить с кострища. Огонь подобрался к самым ногам, поджег одежду, опалил волосы. Каэлинн едва сумела заставить себя не зажать уши, когда Алиана разразилась животным, душераздирающим криком. Ноги ее покрылись сначала алыми волдырями, а затем — Каэлинн в ужасе отвернулась — кожа девушки начала сходить кровавыми лоскутами, обугливаясь в огне. Девушка кричала от невыносимой боли, и этот крик переходил в рык. Ее глаза закатывались, пока огонь охватывал ее волосы и одежду. Эльфийка не прекращала своих попыток, когда ее плащ превращался в уголь, жгло ноги и руки, едва ли защищенные. Каэлинн трясла веревку, которую тоже охватил огонь, и, когда она пала к ее ногам, боль стала почти нестерпимой. Девушка заставляла себя стоять на месте, понимая, что это бессмысленно, и твердила себе, что, в таком случае, умрет вместе с Алианой, но тут ее дернули за волосы, и эльфийка повалилась назад. Ее плащ потух в холоде снега, обожженная кожа рук покрылась волдырями, но не так уж болела после того, как оказалась в сугробе. Каэлинн тянула руки к Алиане, пока не было ей известно, дышала ли еще девушка. Ужасающим зрелищем было смотреть на то, как она извивается в пожирающим ее хрупкую фигурку пламени, таком ненасытном и страшном. И во что превращается ее худенькое тело под гнетом гневного костра волшебной расы. — Пустите меня! Пропустите! — закричала неистово Каэлинн. Она не могла вынести того, как страдает ее верная подруга за неудавшиеся грехи прошлого, — такая невинная, юная и наивная. Эльфийка беспрерывно винила во всем себя и старалась без особой уже цели пролезть обратно в костер. Может быть, она хотела разделить судьбу Алианы. А может, вынести ее тело из огня. Но ни того, ни другого ей сделать не давали острые мечи, что были приставлены к ее груди. — Спасите ее! Почему вы стоите?! Никто не посочувствовал зову посмертно влюбленной. Взгляды окружающих были настолько же холодны, как и лед, а щеки Каэлинн — такими же горячими, как и пожар перед ней. Толпа смеялась, ликовала, и это было страшно. Она желала затоптать эльфийку вместе с ее же чувствами, совершенно не осознающая всего ужаса. Алианы больше не было. Не стало и Каэлинн. Ей почудилось, будто кто-то оторвал кусок ее сердца и бросил в печь, и теперь эту дыру в груди уже никак не восполнить. В глаза бросилась вначале кроваво-алая, а затем почерневшая, словно уголь, фигура, уже не имеющая ясных очертаний, замолкшая. Внутри эльфийки все обрушилось вниз, перебив дыхание. Каэлинн вцепилась ногтями в шею, а затем принялась беззвучно что-то шептать. Казалось, она никогда не забудет ужасного крика сжигаемой заживо девушки. Нет, Алиана вот-вот скажет ей, как любит ее. Там, в деревне, остался без хозяйки Найтгард, совершенно ни о чем не сведущий. В голове сплошной кинолентой, вперемешку со звоном, неслись все моменты, пережитые со светловолосой девушкой. Уши заложила тишина. Каэлинн упала, поднялась, а затем снова упала. Она даже не обратила внимания и не стала отбиваться, когда ее схватили сразу несколько стражников и связали ей обожженные руки. Ей стало безразлично и то, что делали с Совелем, которого мгновенно повязали и прижали к земле. Эльфы что-то ей говорили, заставляли им отвечать, только Каэлинн совершенно не помнила — что. Перед ее глазами отчетливо стояла Алиана, что в отчаянии тянулась к ней. «Она умерла, как вы не понимаете?! Умерла!» — хотелось закричать Каэлинн в лицо усатому эльфу, который еще час назад нагло лез целовать ее Алиану и совершенно не хотел ее спасти. Ее больше нет! Ее больше нет?.. Как? Почему? Разве может не быть Алианы? Она была всем: воздухом, запахом, звуком. А теперь вмиг исчезла, и мир поглотил вакуум. Девушку, еще в состоянии аффекта, оттащили подальше от догорающего костра, на котором обуглилось высокое бревно вместе с телом. Поляну наполняли неприятные ароматы горелого трупа, от которых никто не морщился — всем это было привычно. Каэлинн же тяжело хватала ртом воздух, ибо чувствовать это у нее не было сил. Она знала, что будет следующей. И также знала, что Анаис невдалеке жмурится от удовольствия. Каэлинн поставили на колени и прижали ее голову ногой к большому гладкому камню. Холодному, словно лед. Ну вот, ее дни сочтены. Возможно, эльфийка даже обрадовалась скорой встрече с возлюбленной, вот только смерти она никогда не желала до этого. Ей было и боязно, и смирение охватило ее. Без особой торжественности над шеей эльфийки занесли меч. Все это казалось такой обыденностью в рыжем свете заката, что Каэлинн стало обидно за то, что все происходит так быстро. — А последнее слово? — без особого интереса напомнила Каэлинн. Стражник с занесенным мечом слегка отпустил голову эльфийки. — Валяй. — Смотри, птичка! — неожиданно выпалила девушка, и это сработало. Стражник верил, что Каэлинн давно сдалась, а потому расслабился и отвернулся от пленницы. Каэлинн собрала себя в кулак ради Алианы; ногами, что были свободны, ударила эльфа в колено и сумела подняться без помощи рук, чему ее с детства учил отец. Она быстро рассекла веревку о меч, выхватила его же и наставила на грудь стражника. И все это произошло столь быстро, что эльф не успел опомниться, как Каэлинн стояла над ним с его же оружием. Его взгляд уперся в острие меча. — Сделаете хоть шаг — и я его зарежу! — гаркнула эльфийка остальным воинам вокруг, что готовились ее ловить. Мужчины замерли, но не расслабились, готовые в любой момент промедления накинуться. Девушка огляделась. — Поднимайся, — приказала она стражнику на земле. — Живо встань на ноги! Эльф поднялся, преследуемый острым взглядом Каэлинн, и она приставила лезвие к самому его горлу. — Анаис, я хочу, чтобы ты вышла сюда! Не все счеты ещё сведены. Толпа зароптала. — Дайте мне сюда чертову нимфу, или я буду резать вам горло одному за другим! Эльфы завертели головами в поисках Анаис, которой и след простыл. «Она трусливо сбежала от кровожадного действа», — посчитала Каэлинн, только вот слева от нее раздался звонкий, ничем не омрачаемый говор нимфы. Девушка скривилась. — Успокойся, девочка. Тебе больше ничто не угрожает, — растягивая гласные промурчала Анаис. — Мне только что едва не отрубили голову. Должно быть, я счастлива. — Давай не будем о таких глупостях… просто разделаемся со всем этим. Право, мне так с тобой скучно… Каэлинн резко и яростно разрубила воздух мечом в сантиметре от лица нимфы — удар был предупреждающий и призывающий к схватке, но только эльфийка не учла одного. Анаис подняла руки в мирном жесте: — Я безоружна. Каэлинн кивнула на совершенно юного стражника. — Ты! Дай ей что-нибудь, или тебе не поздоровится, я клянусь. Мальчишка тут же боязливо бросил нимфе под ноги свой клеймор, и теперь девушки были на равных. Они замерли друг против друга. Взгляды их скрестились не хуже лезвий. Каэлинн чувствовала, как клокочущая, горячая ярость захватывает все ее существо без остатка. — Тебе совсем не жаль? — понадеялась она на раскаяние. — Ни капли, — равнодушно кивнула нимфа. Тогда Каэлинн сделала выпад вперед, и схватка началась. Нимфа грациозно отражала удары, наносимые преданной ею подругой. А злость в каждом движении Каэлинн была такой жуткой и всепоглощающей, что Анаис грозила смерть в первые минуты поединка, которая до сих пор не наступила благодаря лишь отличной ее подготовке. Эльфийка корила себя за жалость. Ей хотелось убить нимфу, но также душа требовала смирения и простых слов раскаяния от Анаис, которой было глубоко плевать. Разве что кровавые воспоминания подогревали гнев Каэлинн и заставляли ее сражаться так, будто Алиану было возможно этим воскресить. Техника Анаис была великолепна. Тем не менее, Каэлинн уже было нанесла последний сильный удар по незащищенному плечу, как нимфа подло резанула ее бок, едва скрытый под одеждой из кожи. Эльфийка содрогнулась от яркой боли, когда снег под ней окрасился багровым, но даже не отвела глаз от острия клеймора противницы. Та же глядела исподлобья загнанным зверем, и белый ее хитон, совершенно не вяжущийся с погодой, в заходящем солнце стал сначала алым, а затем серым. Девушки снова скрестили оружие. В голове эльфийки крутилось только одно слово: «больно», подкрепляемое металлическим запахом крови. Она удерживала себя на ногах только усилием воли, когда как Анаис толком не напрягалась. Каэлинн медленно, но верно подбиралась к нимфе без единой прорехи в защите, но последняя умудрилась задеть ее руку, распоров рукав одежд. На коже, к счастью, осталась только болезненная царапина. Каэлинн не заставила себя ждать: вскоре на оголенной коже Анаис появились кровавые ссадины от всего лишь заигрывающих прикосновений меча, которые заставили девушку шипеть. Эльфийка, словно обухом, обрушила сверху несколько сильных ударов, от которых нимфа едва увильнула. Она чуть не отрубила эльфийке кисть по ее же невнимательности и поплатилась за это рассеченной ногой, на которую начала припадать. Эльфийка устала от любезностей. Она в короткую паузу подскочила к нимфе и ударила ее навершием в лицо, от чего в глазах Анаис потемнело на долгие несколько секунд, за которые девушка ударила ее еще и еще раз с ужасной ненавистью. После этого нос нимфы неизбежно искривился и измазался кровью, а правый глаз покраснел. Анаис, на сколько хватило ей сил, удивилась такой прыти раненой Каэлинн, которую держала только злость. Пощадив ненадолго противницу, она резанула по ногам, и нимфа рухнула вниз тряпичной куклой. — Ты отвратительно бьешься, — глумливо усмехнулась Каэлинн, наступая Анаис на грудь в желании услышать молящий стон. Та же — из гордости ли, из глупости ли, — не стала противиться ей, а лишь нагло смотрела одним целым глазом прямо в лицо эльфийке, чем заставила ее смутиться. Девушка пнула поверженную нимфу каблуком под ребра, дабы та прекратила. — Я даже не старалась, — выдавила Анаис, морщась от боли. — Слишком много чести, Каэлинн. — Чем мы с Алианой тебе помешали? — Не мне, а всем нам. Вы поставили под угрозу безопасность наших народов, а еще пренебрегли правилами, по которым таких, как вы, принято наказывать. — Мы бы ушли и ничем не потревожили ваше неприкосновенное общество! — Но мою совесть — да. — Какая же ты совестливая, Анаис! Эльфийка представила, как вместо невиновной гостьи леса на костре кричала Анаис, что давилась воздухом и кровью у нее под подошвой, и жажда мести вновь переполнила ее. — Предателей принято наказывать, Каэлинн. Мне все равно, друг это или враг. Да и ты соврала мне, что убила Недостойную, так что мы квиты. — Мы никогда не будем квиты! Никогда, слышишь? Даже, если ты сдохнешь самой страшной смертью, это никогда не восполнит того, что потеряла я! — Каэлинн снова ударила Анаис сапогом в грудь, едва не сломав ей ребра, от чего последняя на мгновение забыла, как дышать. И все же ей было приятно, что предательница лежит у ее ног без сил. — Человека все равно больше нет, тебе уже не за что драться, — усмехнулась еле-еле нимфа. — Хотя бы за память о ней я бы уже отдала жизнь. Ты мелешь глупости, Анаис, и тебе давно пора закрыть свой паршивый рот, если… — Так что ты медлишь? Убей меня! Ты ведь такая смелая, самоотверженная, влюбленная и глупая! Ты никогда не поймешь, что есть разница между отвагой и безрассудством, а последнее губит жизни, народы, миры! — Я не хочу знать наш народ, если он таков! Наверное, пора бы наказать настоящих предателей. Прежде чем нимфа успела вздохнуть, Каэлинн вогнала в ее сердце меч едва не по самую рукоять. Ее искренне обрадовало выражение, обуявшее лицо нимфы, от которого все больше отливали краски. Все существо ее будто вмиг лишилось благообразия, перекошенное, и легкости, присущей лишь ветреной росе, и теперь Анаис выглядела едва ли не как человек. Каэлинн смотрела в ее глаза, пока взгляд нимфы потухал с каждым мигом. Кровь лилась рекой по ее белым грудям и ключицам, сочилась изо рта, и не могло пошевелиться в аффекте тело, чьи силы иссякли. Эльфийка убрала ногу с груди противницы, возвышаясь над ней гордой статуей. И жутко ей стало от того, что ни единой капли сочувствия не проснулось внутри, и только торжество захватывало весь ее дух. Удивительным было то, что смерть наступила так быстро. Еще минуту назад Анаис лениво защищалась в поединке, а теперь недвижимая лежала у ног своего же противника в самом что ни на есть уродливом виде. Каэлинн села на снег рядом с телом, дабы оторвать кусок обгорелого плаща и перевязать себе бок, из которого непрестанно сочилась кровь, ослабляя ее. Стоило узлу затянуться, как эльфийка силой подняла себя на ноги. На обмякшее тело нимфы упала тень, отчего алая-алая кровь показалась черной. Ее лицо замерло в ужасной гримасе смерти с приоткрытым охладевшим ртом и остекленевшими глазами, смотрящими за дрожащее плечо своей убийцы. Каэлинн даже не попыталась обернуться. — Дочь, остановись, — мягко, но с ноткой стали в приказе сказал Берриан. Девушка осклабилась так, как это делают сумасшедшие, будто его слова показались ей чем-то смешным. — Вы почему-то не остановились, так почему я должна? — нетвердым голосом выдохнула она. Во всем ее дрожащем теле читалась ярость, ощущающаяся всеми, кто присутствовал в том действе. — Потому что так сказал твой отец. — Тот, кто хотел убить меня? — Тот, кто любит тебя и желает тебе только добра. «Только добра». У Каэлинн едва не подкосились от этих слов ноги. Ее снова поставили перед выбором: отец-монстр или отец-спаситель. Ее снова завели в тупик, чтобы оставить там навечно. Девушка, что, казалось, пришла в себя, с размаху вогнала меч в глазницу лежащего перед ней бледного тела. И еще раз, и еще. Вязкая от мороза кровь хлынула во все стороны, окропив лицо эльфийки и снег в округе, что были теперь одного оттенка. Каэлинн уродовала мертвую нимфу все больше и больше, оставляя открытые раны на теле, которое уже невозможно было опознать. Слезы полились из ее глаз рекой вместе с рыданием, а вскоре она просто уронила руки и голову на эфес своего оружия, измазанная багряным. — Среди вас никто никогда не желал мне добра, папа, — хрипло выдавила она. — Вам плевать друг на друга, а чужой — обязательно враг. Посмотрите, до чего вы довели! — Мы все делали правильно, Каэлинн. Ты просто еще слишком юна, чтобы это понять. — Ваше правило — чушь! — Каэлинн сорвалась на сиплый крик и наконец обернулась к отцу, что не достал из ножен меча. На лице девушки слезы смешались с кровью, став уродливой грязной маской на белой коже. Девушка перемежала крик с рыданием, пока внутри нее все непрестанно переворачивалось с ног на голову и обратно, не в силах осознать произошедшее. Она хотела одного: сейчас же упасть в снег и умереть. — Это на благо народа, Каэлинн, — Берриан встал на шаг ближе к дочери, но та едва не распорола его грудь мечом. — Подойдешь ближе — и я убью тебя! — Так уж и убьешь? — он усмехнулся. — Всю мою жизнь ты учил меня не сомневаться в последний момент, и это единственное, за что я тебе благодарна. Только теперь мы играем по-настоящему. Тишина воцарилась. Она была такой густой и тяжелой, что хотелось разрубить ее пополам и свободно вздохнуть, но пока что на поляне никто не мог ровно дышать. Все взгляды были прикованы к расколотой надвое семье, которая не надеялась воссоединиться. Берриан достал из ножен меч и с тихим звоном лезвий отодвинул от себя окровавленное оружие дочери. — Я люблю тебя. Всегда любил. И все делал ради твоего блага, как может поступать только отец. Опомнись, Каэлинн! Я хочу обнять свою дочь, а не врага, и вернуться к нормальной жизни. — Нормальной жизни уже нет. Каэлинн сделала неожиданный выпад, кой Берриан сумел отразить. Она боялась его ранить, страшилась убить, но жажда расплаты и ненависть застилали ей глаза. Зазвенел металл под истерический хохот и хруст не то снега, не то костей. Отец и дочь постоянно смотрели друг на друга и будто говорили друг с другом взглядом. Каэлинн улыбалась, словно была счастлива как никогда, а Берриан ожесточенно отбивался от ее атак, даже не пытаясь ранить. — Прими нашу сторону, — умолял отец, стоило ему отойти от дочери на шаг. — И все будет как прежде! У тебя будет дом и семья, как ты и хочешь! — Я хочу воскресить Алиану, — прорычала Каэлинн и размашисто ударила Берриана, целясь прямо в голову. — Ты убил ее, хотел и меня! Для тебя народ важнее, чем собственная семья. Открою секрет: теперь у тебя ее не будет. Лязг металла стал звонче, ожесточеннее, и бой велся уже не играючи, а на смерть. Берриан перешел в наступление, оттесняя дочь под сень леса, где развернуться было бы сложно. Девушка не переставала бороться. Ее руки дрожали, ноги отказывали, и все ее существо требовало сдаться и уснуть поскорее, дабы забыть все это словно кошмар. Но эльфийка не остановится, пока отец ее не умрет самой жестокой смертью за то, что разрушил ее жизнь. Ей было больно. Значит, ему тоже будет. В кристальной тишине Каэлинн в истерике смеялась. Лоб Берриана покрылся испариной, а от оружия отлетали искры. На лице эльфийки чужая кровь вместе со слезами и потом уже высохла, а девушка еще надеялась пролить отцовскую. Она была уверена, что убьет и его без колебаний, что ее рука не дрогнет над его грудью, и она еще закричит над его телом победным кличем, как стояла над мертвой нимфой. Боль потери в ее груди нарастала с каждой минутой, и ничто уже не могло ее заглушить. Наконец Берриан упал, запнувшись о камень, на котором стража хотела отсечь голову его же дочери. Каэлинн мгновенно занесла над его шеей меч без всяких речей, и теперь орудия скрестились в воздухе со скрежетом. — Остановись, — сквозь зубы выдавил отец, на что Каэлинн налегла на меч сильнее. — Прекрати этот цирк, и я останусь твоим отцом! — Ты… можешь… забыть… мое имя, — выдохнула девушка с трудом, и меч наконец опустился к самой груди ее противника в опасной близости от его кожи. Раздался крик из толпы: — КАЭЛИНН, СТОЙ! И к ней, запинаясь, бросилась со стороны Сетриаль. Девушка на мгновение растерялась, и Берриан воспользовался этим: он мгновенно вскочил на ноги и сделал выпад, задев плечо эльфийки. Полилась кровь из тонкой резаной раны, и Каэлинн пришлось зажать ее ладонью, сжав зубы. Сквозь пальцы сочилась кровь, а рука, в которой был меч, обмякла и повисла вдоль тела негнущейся плетью. Силы начали улетучиваться, но это распалило девушку только больше. Мать остановилась в нескольких шагах от нее, в растерянности глядя на то, как она бледнеет у нее на глазах. Ее руки дрожали, а теплый плащ остался где-то в толпе, забытый. — Не так быстро, папочка, — процедила Каэлинн и перехватила меч в левую руку. Она не владела ею в совершенстве, но на следующий ее неуклюжий выпад Берриан остался стоять, не желая защищаться. Каэлинн остановилась. — Дерись же! — воскликнула она в замешательстве. — Что ты стоишь?! — Я не хочу убивать собственную дочь. — опустил голову Берриан. Каэлинн на мгновение замерла, а затем закричала не своим голосом и ударила мечом по его груди в тайном страхе, что эльф так и не ответит ей тем же. Берриан упал на колени, прижимая ладони к ране. Меч выпал из его рук. Сетриаль подхватила мужчину за плечи и уложила на спину. На снег хлынула кровь; горячим потоком заструилась по груди эльфа и окрасила руки его жены, что в ужасе пыталась зажать рану ладонями. — Что ты наделала?.. ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛА?! — срывая голос закричала Сетриаль на дочь, в ужасе распахнув глаза. Та же молча упала на колени, выронив оружие, пока на снег струилась ее же горячая кровь. Девушка глядела вниз и совсем не удостоила вниманием ослабевшего отца, тихо скрежеща зубами не то от горя, не то от злости. — Это твой отец! Он умирает! Он истекает кровью… кто-нибудь! Сейчас же! Помогите мне! Сетриаль стерла испарину со лба мужа и похлопала его по щеке. — Берриан, очнись! Пожалуйста, не засыпай… только не засыпай… Берриан тяжело вздохнул и посмотрел на рану, находящуюся у него промеж ребер. Она не была столь глубокой, но ослабляла его с каждой минутой, не давая дышать. Он закашлялся на руках Сетриаль и протянул руку к дочери. — Каэлинн, останься… Девушка усмехнулась на эти слова. Она видела страх в глазах отца. Берриан ужаснулся перекошенному ее лицу, месиву грязи на нем; слипшиеся взлохмаченные волосы обрамляли ее лицо, будто воронье гнездо вместо нимба, от которого отливали краски. Девушка больше не была солдатом — она желала только отмщения и быть свободной. Ее уже не мог остановить вид плачущей матери, разрывающейся между дочерью и мужем, слишком сильно любящей обоих и желающей только мира; своих соседей и друзей, теперь осуждающе ропочущих на нее. Назад дороги нет. — Забудь. Мое. Имя. — отчеканила Каэлинн, и в следующий миг ее схватили под локти и, пока толпа обступала раненого, поволокли за собой против воли.

***

— Бежим отсюда! — прошептал Совель девушке, и оба эльфа ринулись вперёд, ибо от этого зависели их жизни. Внутри Каэлинн все переворачивалось и не желало прекращать. Девушка уже успела пожалеть обо всем содеянном и единственное, чему она была рада, так это мертвой нимфе под деревом позади. Ветки хлестали эльфийку по лицу, снег сыпался за шиворот и обжигал, рука, за которую ее вел Совель, болела. Каэлинн вспомнила, как поцеловала Алиану напоследок, как думала, что все у них будет хорошо, и глаза ее снова наполнились слезами. Ранее бы девушка утерла их и продолжила бежать, но не сейчас, когда она больше не воин. Ей захотелось домой. Где есть маковое поле, Алиана, мама с папой и ежедневные тренировки. Неужели Алианы больше нет? Как так? Она должна ждать ее в поле у кромки леса верхом на Найтгарде… Нет-нет-нет, Каэлинн не может поверить! «Возьми себя в руки, я люблю тебя», — сказала бы она и поцеловала эльфийку. Каэлинн на ходу сжала под плащом золотой медальон с портретом возлюбленной — последнюю память о ней и посмертные обручальные оковы. Совель протащил Каэлинн прямо сквозь сугроб, когда она обмякла и упала без сил. Девушка, не останавливаясь, рыдала и, перевернувшись на спину только, сумела вдохнуть полной грудью. — Успокойся, Каэлинн, умоляю! — взвыл Совель. — Нам нужно идти! — Нам нужно вернуться обратно, — в ответ проскулила эльфийка и вцепилась в ворот его плаща. Друг испугался ее безумно расширившихся и покрасневших глаз, распахнутых в маниакальном припадке. Ее волосы разметались по плечам, кожа едва была видна за слоем крови, а рана на руке все ещё сочилась, не перевязанная. — Давай вернемся, я могу все это исправить, — горячо и быстро зашептала Каэлинн. — Я вернусь к отцу, к нормальной жизни, и ты тоже! Там умирает папа! Пощади меня, Совель. Давай вернемся! Парень резким движением поставил эльфийку на ноги и встряхнул ее, обмякшую, с такой силой, что ее голова ударилась ему в грудь. — Что ты мелешь?! — процедил он. — Мы сейчас же пойдем дальше, о другом не может быть и речи! Живо шагай, или мне придется тебя тащить! — Я хочу домой! Совель, я хочу домой! Я хочу к маме! Я хочу обнять их! Я хочу… хочу, чтобы Алиана была здесь… Девушка снова расплакалась и ударила друга в грудь. — Я вытаскивал тебя не ради того, чтобы вернуть обратно! Тебя убьют, не моргнув и глазом. Я сказал: шагай! Парень потянул за собой эльфийку, упирающуюся всеми оставшимися силами. Она била и кусала его руку, падала, поднималась, плакала, кричала и молила оставить ее здесь, но эльф тащил ее за собой скрепя сердце. — Ты жестокий, бесчувственный, глупый! Сейчас же брось меня здесь, и я вернусь домой! — Что с тобой стало? Ты всегда была сдержанной, а сейчас… да что такое?! — Я просто желаю чувствовать! — убеждала Каэлинн. — Мне всю жизнь это запрещали! Учили, что воин — это просто вещь. Но Алиана научила меня, что такое любовь, слезы, смех... Я хочу плакать, Совель, и я буду плакать! Я не кукла, я — живой эльф, пойми! — Поплачешь потом, живой эльф! Сначала попробуй выжить в этой чертовщине! — Думаю, если бы ты был мне действительно другом, то не заставлял меня идти с собой. — Как раз наоборот, глупая. Совель неожиданно прижал к себе эльфийку, от чего его рубаха перемазалась в крови. Его кудри коснулись ее бледного лба, а затем взгляды эльфов встретились. — Я ведь люблю тебя. Ты — моя единственная подруга, которую я терять не желаю. Когда мы поссорились, мне было очень плохо, поверь. Я просто боялся извинений — ты ведь такая гордая… — И ты тот еще гордец, — буркнула Каэлинн Совелю в грудь. — Но я тоже очень тебя люблю. Они замолчали, согревая друг друга теплом тел. Эльф прижал девушку к себе еще крепче, когда она вновь разразилась рыданиями. Парень принялся покачиваться из стороны в сторону, чтобы ее успокоить. — Все будет хорошо. У тебя все будет хорошо… Раздались крики эльфов за деревьями. Совель мягко отстранил от себя подругу, и заглянул ей в глаза: — Нам стоит уйти отсюда. Ты можешь? Каэлинн подавленно кивнула. Тогда парень взял ее за руку и побежал вперед, указывая дорогу к Изгороди, что разделяла лес на две части. Девушка молча утерла слезы и внутренне напряжённая, почти обессилевшая, разбитая, на дрожащих ногах послушно помчалась за ним, подгоняемая животным страхом и чувством вины. Они выживут. По-другому быть просто не может.