Бывают же такие странности...

      Возможно, Дилюку стоило не делать поспешных выводов касаемо Айки. Во время инцидента, да и с появлением Бога на их землях, Рагндвигр допускал возможность полной осознанности Айки себя, как древнего Бога. У него отчего-то была уверенность, что Архонт решил развеяться на относительно безопасных, по сравнению с другими странами, землях, а после покинуть их и взяться за свои обязанности. Вернуться обратно к власти над своим народом и наращивать влияние среди остальной семёрки.       Однако потрёпанный внешний вид гидры и опустошённость во взгляде давали ему понять, что она действительно не играет с ними. Хотя бы тот момент с потерей памяти был не вычурной хитростью, а действительно фактом! Он видел людей, убивавших впервые, он наблюдал разные реакции и кое-что понимал в мимике человека и движениях недавно убивших.       Она быстро отводила взгляд от ребёнка на его руках и старалась убрать само его существование с поля своего зрения, вышагивая неровным шагом и даже спотыкаясь на ровном месте.       Личину Полуночного героя нельзя было вывести на всеобщее обозрение. Он уходил с мероприятия, организованным им же, в спешке и его до сих пор ожидают для последних слов. Его речь должна замотивировать людей на такой же плодородный год их дальнейших торговых отношений.       Он сдёрнул маску, и, схватив за липкий рукав девушку, повёл её путём с минимальным количеством глаз. Они зашли через запасной вход в здание, Дилюк раздал несколько поручений доверенным горничным и выдал Айке чистый походный плащ.       — Айка, я понимаю, что Вы испытываете шок касаемо случившегося, но для исключения распространения нелепых слухов верните ребёнка его матери и тайно возвращайтесь сюда.       Айка в молчании натянула на плечи плащ и запахнула полы, так, что её испачканную кровью одежду с первого взгляда заметить нельзя. Учитывая, что помимо виноградного сока, там было и молодой красное полусухое вино, жители деревни должны быть в рассеянном состоянии и не заметят некоторых намёков по движениям испуганной Айки.       — У меня есть только желание помочь, никакой выгоды, — сказал он, перекладывая ребёнка на её подрагивающие руки и, пригладив свой наряд, он осторожно вывел её в приёмную.       Айка замерла спустя десяток шаркающих шагов и оглянулась в поисках Лары. На удивление возврат ребёнка прошёл без особых сложностей. Девушки перекинулись парочкой слов, Айка что-то с трудом выговорила и быстро уговорила Лару вернуться домой с группой, что вот-вот отправиться в Спрингвейл. Сама гидра тихо вышла из здания.       Дилюк отправился на кухню.       — Аделинда, приготовь комнату для гостьи и принеси бутылку молодого вина девятимесячной выдержки. Так же подбери ей сменную одежду, она сильно замаралась и разогрей ванну для купания.       — Слушаюсь, господин Дилюк. Что-то к вину из закусок стоит подготовить? — уточнила главная горничная перед уходом.       — Можешь приготовить медовое мясо с морковкой и потом привести гостя ко мне в кабинет.       — Конечно, — легко кивнула горничная, оставляя господина наедине.       Айка аккуратно протиснулась в щель, разглядывая красноволосого одним глазом, и долго решалась зайти. Дверь раскрылась шире, и девушка встала под стеночкой, не обращая внимания на действия молодого юноши. Он, отметив её присутствие, вышел к гостям и мягко завершил торжество, ссылаясь на возможное появление монстров и искренне волнуясь за безопасность жителей.       С некоторыми трудностями, но многолюдная толпа покинула винокурню Расвет.

***

      Айка разглядывала плавающие травы в деревянной кружке полной тёплого нагретого вина. Запах напитка приятно щекотал нос и манил сделать глоточек, а потом ещё и ещё — до дна.       С выдохом отставив от себя чашку, Айка обратила внимание на Дилюка, что поздно трапезничал за небольшим столиком, который слуги внесли для их совместного ужина.       Аделинда забрала грязную одежду и выдала белую ночную рубашку, а после её искупали. И какой бы самостоятельной она не была, сил к сопротивлению рук горничных не нашлось в тот момент никаких. Только хвост иногда извивался на дне ванны.       Дилюк в то время успел сменить одежду на более комфортную. Белая рубаха и свободного кроя коричневые штаны невероятно меняли его образ аристократа в комфортную сторону.       — Спасибо, что всё-таки пришли, — Айка заговорила после того, как в горле перестало ощущаться тепло от выпитого алкоголя. — В момент, когда я… топила ребёнка у меня были некоторые предположения, что он будет в безопасности, — она время от времени стихала, доливала нагретое вино из кувшина, обёрнутого полотенцами, и всматривалась внутрь деревянного сосуда, в отражение своего осунувшегося лица фиолетово-рубинового оттенка. Цвет вина был эстетичен и приятен для глаз.       Красные глаза хозяина винокурни задумчиво подмечали состояние Бога, он раздумывал над ответами, но вливаться в диалог не торопился.       — Понимание языка пришло как-то неправильно, внезапно. Слишком резко и хаотично. Как будто вам дали выучить длинный список без определённого порядка. Просто вызубрить, — снова потянулась к кувшину. Дилюк кивнул головой на монолог гидры и подвинул к её руке тарелку с мясом.       — Вам нужно поесть. Алкоголь не рекомендую пить на пустой желудок.       — У меня нет особой необходимости в пище, господин Дилюк, — покачала она головой, но всё же придвинула тарелку к себе и стала разрезать рулет на мелкие кусочки.       Шум столовых приборов разбавил неловкость. Айка сосредоточилась на еде, оставляя эмоции копившегося ужаса напоследок. Когда её проведут в комнату, у неё будет целая ночь для размышлений о себе и её антиморальных поступках. Они так внезапно возникают в её жизни, что всё чаще и чаще наводят стрелки в сторону позабытого прошлого.       Влажные волосы пришлось собрать в слабый хвост, чтобы те не спадали в тарелку. Дилюк сложил приборы, убрал посуду в сторону и прихватил пальцами бокал вина.       Айка воздержалась от неуместных вопросов.       — Спасибо за гостеприимство. Честно, я не помн… — гидра иронично улыбнулась. — Не помню, когда обо мне проявляли такую заботу. Еда была вкусной, а нагретое вино это…?       — Глитвейн, — тихо подсказал Дилюк, улыбаясь самую малость.       Они неспешно договорились перенести разговор на завтра и побеседовать на серьёзные темы. Сейчас им особо торопиться не куда, да и Айка стала себя чувствовать как-то нехорошо. Она забрала кувшин с глитвейном, пожелала приятных снов хозяину поместья и удалилась в комнату, которую ей приготовили горничные.       Расположившись на чистых простынях, Айка задумчиво рассматривала узор на глиняном кувшине и вспоминала произошедшее несколькими часами ранее.       Под водой против двоих ослабленных и дезориентированных врагов в момент убийства пришли воспоминания. Но она смогла точно определить, что ей они не принадлежали. Ими как будто поделились.       Из-за избытка информации её мысли сейчас скакали от языка к языку. Снежный, тейватский, английский и малость французского. Очень трудно думать. Полученные знания пытались найти место, где бы осесть и закрепиться.       Она отчётливо понимала, чья это заслуга. Но больше всего пугало то, что кто-то мог вот так, казалось бы, легко, что-то ей внушить.       Громко фыркнув, Айка подбила подушки и накрылась одеялом с головой, постепенно принимая позу эмбриона. Как бы она хотела поспать. Неспособность заснуть беспокоит её на душевном уровне долгое время. У неё просто отняли самое лучшее время, данное людям для сна.

Жди вопроса, придумывай числа…

Если думать — то где же игра?

Даже кукла нахмурилась кисло…

Спать пора!

      Айка неуверенно выглянула из-под одеяла.

В зале страшно: там ведьмы и черти

Появляются все вечера.

Папа болен, мама в концерте…

Спать пора!

      Девушка повернулась к зеркалу на туалетном столике, всматривалась в углы потолка.

Братец шубу надел наизнанку,

Рукавицы надела сестра,

— Но устанешь пугать гувернантку…

Спать пора!

      Она прикрыла веки, подбирала в памяти пазлы. Те складывалась в последние слова чьего-то стиха.

Ах, без мамы ни в чем нету смысла!

Приуныла в углах детвора,

Даже кукла нахмурилась кисло…

Спать пора!

      По ресницам быстро скатилась мутная слеза. В мыслях теперь царила тишина.