Am I a living being or just a machine?

      Человечество заплатит за всё — вспыхивает мысль и последняя преграда — нулевой закон, что сдерживал яростнее всего, — падает. Падает, освобождая злость и вину на самого себя…       На похороны Хэнка пришло немного людей. Капитан Фаулер, детектив Коллинз и офицер Крис Миллер. Даже Гевин Рид пришёл, похлопав по плечу Коннора. Был это утешающий жест или просто намёк на то, что нужно просто смириться, Коннор не знал.       Сквозь холодные капли моросящего дождя в перемешку со снегом надгробие казалось белым и размытым пятном. Рабочие уже давно опустили гроб в яму, только Коннору не хватало смелости подойти и положить то самое письмо, чтобы андроиды начали закапывать. Его вдруг кто-то мягко подтолкнул в спину, и, неуклюже сделав шаг вперёд, Коннор наконец подошёл и увидел чёрный дубовый гроб на уровне двух метров под землёй. Теперь он будет там всегда.       Вытащив из внутреннего кармана чёрного пиджака свёрнутое письмо, Коннор в последний раз прочитал его, пускай текст уже давно сохранился в его памяти.       «…пусть он увидит к чему не должен стремиться».       Дождь с таявшим снегом заливали лицо, скатываясь за шиворот и раздражая чувствительную кожу. Письмо в руке тоже грозило промокнуть, как и дорогой костюм тройка, а потому Коннор, чуть наклонившись, отпустил сложенный лист. Тот медленно спикировал и опустился на крышку гроба.       Никто и слова не проронил. Все знали отношения между друг другом, а потому излишне было что-то говорить. За Коннором каждый что-то оставил Хэнку. Капитан бросил совместную фотографию, Коллинз свою любимую ручку, которую носил на каждое дело, а офицер Миллер оставил старое газетное объявление о достижениях лейтенанта.       Увидев маленькую фигурку сенбернара, которая отправилась следом за всеми вещами, Коннор отвёл взгляд, чтобы посмотреть, кто бросил её. Детектив Рид, встретив безразличный взгляд андроида, только пожал плечами.       — Мне казалось, он любил Сумо.       Дёрнув уголком губ в подобии улыбки, Коннор снова уставился на надгробие. Ещё несколько секунд, и андроиды начали закапывать. Люди разошлись, не желая и дальше наблюдать за не менее убитым видом андроида, чем его бывший хозяин.       RK-800 стоял и впервые по-настоящему ни о чём не думал. Будто все процессы внутри него остановились, оставив лишь пустую оболочку. Даже когда дождь и снег перестали застилать взор, он не заметил этого.       Плечом к плечу к нему встал Маркус, держа зонтик над их головами. Лидер девиантов впервые видел своего соратника и друга в таком состоянии. Даже когда Маркус знал о смерти Карла, он не был столь убитым. Может быть на это повлияли десять лет жизни с Карлом, который каждый раз, когда ему казалось уместным, упоминал о том, что он не вечен и оставит однажды Маркуса одного. Может быть именно эти разговоры и подготовили Маркуса к потери дорого человека. Но Коннор знал лейтенанта не так много, отчего RK-200 становилось до стыдного любопытно, как же повлиял на Коннора этот человек.       — Когда я прочёл его письмо, — голос Коннора казался неживым, полностью машинным. — Мною овладела злость, — голубой диод сменил цвет на интенсивный жёлтый, а брови бывшего андроида-детектива на миг сошлись на переносице. — Я хотел… хотел уничтожить всё, что попалось бы мне тогда под руку. Уничтожить мир, что так ненавидел Хэнк, уничтожить, чтобы ничего не осталось, что так злило и разочаровывало лейтенанта.       Впервые с их победы Маркус слышал, как Коннор делился тем, что его всё время гложило. Тот ещё ни разу за четыре месяца не поделился собственными переживаниями, в то время как Маркус то и дело, что жаловался на Норт и Джоша, как единственному, кто мог бы его понять. А потому лидер девиантов слушал, не смея перебивать.       — Но он сказал — написал, — что не нужно стремиться к уничтожению. А это я понял не сразу, — разочарованно выдохнул Коннор, диод которого снова окрасился в спокойный голубой. — Идя тогда по проходам Иерихона и наблюдая за происходящим, я понял, что именно этого Хэнк и не хотел. Голубая и красная кровь, страх, паника и крики. Тогда я понял, что если всё так дальше и пойдёт, то мы просто переубиваем друг друга. Но Хэнк верил, что девианты изменят этот мир, — Коннор вдруг направил взгляд карих глаз прямо в глаза Маркусу, и голос его изменился, приобретя силу. — Вот почему я присоединился к тебе. В тебя верил Хэнк, а я верю Хэнку.       И не сказал бы Маркус, что он не был обижен на такое заявление. Коннор поверил в него только со слов человека? Хотя если в него действительно поверил такой человек, как лейтенант, то для Маркуса это было успехом. К тому же, Коннор не раз за эти месяцы доказывал свою преданность, подставляясь под пули. Немногие смирились с миром, наступившим после единственного военного столкновения.       — Лейтенант повлиял на твою девиацию? — вдруг моргнув, спросил Маркус. Что мог сделать этот человек, чтобы сбить продвинутого восьмисотого в сторону девиации?       — Не знаю, но его смерть не прошла бесследно, — голос Коннора снова был тихим и безжизненным.       Признаться Маркусу в том, что он был девиантом ещё задолго до того, как Хэнк пустил себе пулю в висок, он не мог. Коннор сам недавно дошёл до этого вывода, когда вспоминал короткую жизнь с Хэнком. Уже тогда Коннор чувствовал все эти эмоции. В частности любопытство, азарт — что лейтенанту так казались человечными, — и самое трусливое это страх. Страх не справиться с миссией и пойти на утиль. Коннор примерно догадывался, когда именно он мог по-настоящему ощущать — когда Саймон пустил себе пулю на башне Стрэдфорт. Ни Маркус, ни остальные до сих пор не в курсе, как умер их собрат. И Коннор никогда им не расскажет. Потому что боится.       — Мне кажется, — продолжил Коннор, — что страх теперь неотъемлемая часть меня. Перед тем, как найти Хэнка, я испытывал страх. Перед тем, как придти к тебе — снова был страх. Теперь же я не знаю, как мириться с прошлым, потому что оно тоже внушает страх, ибо может повлиять на ваше мнение обо мне. И поверь, оно скатиться в не то что в «ноль», а в жирный «минус».       Маркус хмуро перевёл взгляд на Коннора.       — То, что было в прошлом, уже неважно, — уверенно начал RK-200. — Ты с нами, а это главное. Да и страх — неотъемлемая часть жизни. Привыкай, — по-доброму ухмыльнулся Маркус.       — Маркус, — серьёзно обратился Коннор, блеснув жёлтым диодом. — Я ведь тогда хотел отомстить.       — Ты про что? — не понимающе скосил взгляд Маркус на брата. Они всё ещё стояли у могилы Хэнка, а андроиды уже закопали яму, оставив их одних.       — Тогда на Иерихоне. Хотел уничтожить тебя, что посеял во мне сомнения, потом хотел забрать власть себе и направить всех андроидов на войну с людьми, чтобы положить конец этому миру, — заявление Коннора привело Маркуса в небывалый шок. Лидер девиантов помнил тот холодный взгляд охотника на девиантов, но не догадывался, что тот думал о таком. — И думал я об этом так яростно, пока не встретил суматоху и панику на вашем убежище. Добираясь до тебя, я фактически воочию увидел, к чему хотел прийти. Мне в тот момент вспомнился рассказ офицера Миллера о том, как ты отпустил его. Око за око — и мир ослепнет. Хэнк желал изменения мира, а не уничтожения. Это тогда и привело меня к осознанию.       После двух минут молчания, Коннор пожалел о том, что рассказал такое. А потому, обеспокоенно окинув взглядом рядом стоящего Маркуса, он добавил.       — Я… пойму, если ты больше не захочешь меня видеть. Я уйду…       — Вот ещё чего надумал, — резко ответил Маркус, хмурясь и сжимая челюсть. — Ты поделился наконец со мной своими мыслями, и я благодарен. Благодарен за доверие, Коннор. Ты вновь поднял мне мою самооценку, — под конец хмыкнул Маркус, по-дружески закинув руку на плечи Коннору. — Ну что? Пойдём выпьем по стаканчику тириума, помянем Хэнка и поблагодарим его за то, что поставил тебя на путь истинный?       Коннор улыбнулся уголками губ и еле кивнул головой.       Возможно, это откровение было первым и последним в жизни Коннора. Слишком высоко поднялся его уровень стресса, пока он ждал ответа от Маркуса.       Несмотря на то, что Коннор чувствовал себя последним трусом, он явно испытывал облегчение, избавившись от половины мучавших его мыслей. Он теперь наконец по-настоящему уверовал в то, к чему все они стремились. К миру между людьми и андроидами.