I'm a nightmare dressed like a daydream

— Ты не отправишься туда одна! — безапелляционный голос Морфея гулко разнесся вокруг, пока он преследовал удаляющуюся от него раздражённым шагом женскую фигуру. Вечернее небо мягко золотило волны, по которым которым скользили отголоски ветров Зефира, неторопливым прибоем заставляя их накатывать на тонкую полосу песчаного пляжа. Даже небо казалось подернутым бежевой, облачной дымкой, но ещё не тронутой мрачным касанием приближающейся ночи. Солёный воздух смешался с хвоей старых пиний, что хотелось спокойно вдыхать его полной грудью. Однако, обоих бессмертных существ это никак не занимало, а их беспокойные голоса совершенно не вписывались в мирное настроение острова. — Очень умно повелителю снов соваться в то место, где изобрели «ловца снов»! Чувствуешь алогичность уже на фонетическом уровне?! — фыркнула Ирис, недовольно упирая руки в боки и поблескивающим алым пламенем в глазах, смотря на Морфея. Да, она сердилась и даже очень. — Я, — с расстановкой начал Морфея, с каждым словом делая шаг вперёд и сокращая расстояния между собой и богиней радуги, — иду, — девушка чуть затаила дыхание от приближающегося мягкой, но угрожающей походкой бесконечного, — с тобой, — закончил мужчина, уже нависая над Ирис и заглядывая в её упрямое лицо с высоты своего роста. — Я не сновидение, поэтому не обязана Вам подчиняться, — сглотнув комок в горле и постаравшись придать голосу уверенности, произнесла богиня. — А по-моему, — с губ Морфея сорвался тяжелый вздох, — ты как раз мой персональный кошмар, — он едва уловимо усмехнулся, наблюдая, как в радужных глазах всполохи красного уступили место сочетанию горящего оранжевого, растаявшего в смущенной бирюзовой лазури. Он знал, что их подслушивают три гарпии, притаившись в ветвях неподалеку. С одной стороны, это раздражало, но возможно было и к лучшему — не будут спорить с ним, подражая младшей сестре. — Ну, раз так, то я не имею права поступить согласно вашим желаниям, — вздернула бровь богиня. — Оставайтесь здесь, ваше величество, наслаждаться компанией моих сестриц, а я быстро навещу Манабозо* и тут же вернусь… — Нет, — рыкнул Сон, прервав беззаботную речь Ирис. Она говорила об этом, как о безобидной прогулке на встречу со старым другом, но только дурак сможет поверить в её непринужденный тон! Древнее измерение индейцев было куда опаснее Олимпийского, Египетского, Скандинавского и многих других. Разделенное на много уровней, это хаотичное соединение множества племен и божеств в нечто единое, которое не признавало практически никаких, так называемых, «протоколов». Только созванные вокруг единого вечного костра, главные демиурги могли нести ответ, но они не контролировали стихийность слишком многих существ населяющих те земли. Касательно же того, одним из имен которого было Манабозо, то у Морфея от одного его упоминания челюсти сводило. Кто-то называл его Великим Зайцем, творцом всего, а кто-то плутом. Песочный человек склонялся, без сомнений, к последнему. В своё время Манабозо тоже был сродни посланнику, но в отличие от Ирис, обрёл куда больше сил, хитростью и манипуляциями. Как и все из трикстерского рода, он был чем-то между всеми возможными определениями и переменчив, как ветер. Единственное, в чем он был постоянен, так это в шалостях и своей любвеобильности… — Никто не дает ничего просто так, необходим обмен, — сквозь стиснутые зубы, объяснял, как дитю, Морфей. — Но у меня ничего нет, спасибо, что напомнил, — нахмурилась Ирис и не скрывая горечи, добавив, — богини судьбы, когда я просила их о помощи в твоих поисках, очень ясно дали мне это понять, ведь кроме иллюзии, созданной светом и водой, я ни чем не владею: «простая почтовая пташка». Отвернувшись, она с досадой пнула мокрый песок, омытый водами Эгейского моря, и сложив руки на груди. Длинные волосы, никогда не знавшие заколок, трепал восточный ветер, пропитанный солью, приподнимая одинокие пряди, будто заигрывая. На фоне бескрайней синевы, её изящный силуэт сам по себе казался миражем. Сейчас Морфей не видел её глаз, но мог поспорить на что угодно, что сейчас они обрели цвет глубокого индиго, как всегда, когда она грустила. — Всемогущей Сон из рода Бесконечных способен практически на всё, — тихо начала богиня, — кроме доверия… — последние её слова поглотил прибой, но мужчина их все равно расслышал. — Я верю тебе, — вздохнул он, пряча руки в карманы и опуская хмурый взгляд на темнеющий от влаги песок, проваливающийся под его черными ботинками, — но не Манабозо. — Ну, так поверь мне и сейчас, — всплеснула руками богиня, резко обернувшись, — он крепко связан с племенем оджибве, которое изобрело ловца снов и кто, как не он должен знать ответы! Я не верю, что Манабозо выслуживается перед кем-то кроме самого себя, но тебе идти туда опасно, а я все же посланница! — Но там все твои протекции от верховных богов других измерений практически ничего не стоят! — в тон возмущенным заявлениям Ирис, воскликнул Морфей, пытаясь образумить это беспечное создание. От едва сдерживаемого гнева и отчаяния, с которым он пытался достучаться, его черты обрели хищную остроту, но её это никогда не пугало, впрочем, кажется, как и что либо другое! Сколько веков не прошло, а она все та же! Неразумное, импульсивное, доверчивое дитя, что бросается с головой в неизвестность! — Вот скажи, — с лукавым подозрением, скрестила руки на груди Ирис, — что тебе так не нравится в Манабозо? Ответ последовал крайне лаконичный: — Всё. — Кто бы сомневался, — закатила глаза богиня, — а больше всего? — Беспорядочность его страстей, — буркнул Сон. — Вот значит как, — с таящейся в уголках рта улыбкой, хмыкнула богиня, — но меня же ты подобным упрекать не можешь? — она подошла чуть ближе, лучась заговорщицким весельем под скептическим взглядом Морфея. — Ну…., — протянул Сон, молча наблюдая за мгновенно вспыхнувшим негодованиям на лице девушки. — Интересно, что эта за «ну…» ещё?! — Например, Зефир**, — ему вспомнился тот нахал с мягким, как тающее сливочное масло, голосом, носящий на своих крыльях лепестки весенних цветов и не брезгующий непристойно длинными комплиментами, — хотя число твоих воздыхателей явно больше. — Вот значит как… Что ж, это было давно и я не питаю склонности к ветряным мужчинам, — двусмысленность высказывания заставила его слабо усмехнуться, найдя ответную улыбку у богини. Но в следующее мгновение она вновь нахмурилась, а проблеск былого игривого настроения рассеялся, словно дым. — Сон, я хочу помочь. Ты выручал меня не единожды, в конце концов, вы с Люсьеном помогли обрести мне свободу, что я больше не обязана выслуживаться перед Зевсом. — Но ты тоже мне помогала и не дала совершить роковой поступок…хотя я до сих пор не могу понять почему именно, — мрачно признался Морфей. Он как сейчас помнил тот далекий день, когда в радужном вихре света и капель, его остановила та странная посланница, дитя в его глазах, прежде, чем он бы преступил неведомую ему черту невозврата… — Ты про признание крови? — грустно качнула головой Ирис, пускай это был вопрос не требующий ответа. — Просто…хоть тогда ты мне ещё откровенно не нравился, да и вообще, это было не моё дело, но никто не заслуживает так горько обмануться, тем более с правилами твоей семейки и последствиями, что последует, если одно из них будет нарушено. Калиоппу, при всей напряженности наших отношений, я не считаю коварной злодейкой и искренне верю, что на обман её надоумил отец или кто ещё, ведь если бы ты признал Орфея своим сыном, а его кровь своей кровью, то попал бы в петлю, которую в один день чья-то невидимая рука, могла бы затянуть. Все эти тонкости, аспекты действительности, которая становиться явью от наименования или признания, слишком проблематичные и сложные. Ты — бесконечный, врагов или желающих использовать тебя всегда было много, как мы видим и по сей день…– она невесело хмыкнула, явно погружаясь в собственные воспоминания, но как и всякий раз, быстро себя одернула, вернув прежний беспечно-насмешливый тон. — Хотя вот честно, Сон, Орфей был блондином с добродушным характером, ты бы мог и сам догадаться, что он сын Аполлона, ведь не ты, не дочь Зевса такими качествами и близко не обладаете. И кстати, — немедленно продолжила Ирис, пока её не успели перебить, — помнится, я ничего у тебя взамен тогда не просила, — щёлкнула пальцами богиня, вспомнив важную деталь и возвращаясь к их прежнему спору, — так что это не закон и Манабозо не обязан требовать обмена. — Ты редчайшее, если не единственное исключение, — никак не мог угомониться Морфей, что девушка издала звук, похожий на иступленный вой, закрывая тонкими пальцами лицо. — Ты обязан по совместительству называться олицетворением упрямства! — простонала она, пока Сон оставался внешне абсолютно беспристрастным к выражению её эмоций, хотя, на самом деле, напряженно ждал. — Ладно, поставлю вопрос по другому, — глубоко выдохнув, заправила пряди за уши Ирис, — я иду к Манабозо — это факт. Воспрепятствовав же, ты подвергнешь опасности свой мир, да и дневной, как мы знаем, тоже! Она знала, что говорила, ведь её слова подействовали, как крепкая пощёчина и теперь на неё смотрели с глубокой обидой, что она посмела воспользоваться этим приемом, но и, одновременно, мрачной обреченностью, ведь ему не оставляли выбора. — Молчание — знак согласия, — оптимистично заявила богиня, победоносно улыбнувшись. — Нет, — глухо возразил Морфей, но его уже не слушали. — Я скоро вернусь, а ты пока будь джентльменом, — ему кивнули в сторону пиний, где притаились гарпии, чтобы расслышать каждое слово, и с хлопающим звуком крыльев засуетились, когда поняли, что их обнаружили. Характерный треск и последовавшие древнегреческие ругательства свидетельствовали, что одна из веток не выдержала теснящихся на ней любопытных сестер и предательски обломилась. — И не закатывай глаза, — усмехнулась Ирис, наблюдая за реакцией бесконечного, — тебе ли не знать про сложности семейных отношений. Мягко развернувшись, практически не оставляя следов на песке, словно паря над ним, она заскользила вперёд. Пространство вокруг богини замерцало тысячами радужных отблесков, словно первый весенний дождь в лучах рассветного солнца. Смешиваясь со звуком шепота набегающей волны вечернего прибоя, послышался звонкий голос: — Может однажды в библиотеке Люсьена появится скромная брошюрка «Как одна почтовая пташка выручала вредного бесконечного»? — Ты спасала меня куда большее количество раз, чем можешь себе представить, — практически беззвучно проговорил Морфей, наблюдая, как в радужном переливе растворяется фигура Ирис…

***

Однажды в замке Морфея… Сквозь высокие витражи едва проходил слабый рассеянный свет. Стекла почернели, а по краям тонких рам поползи острые морозные узоры. У подножия высокой лестницы, ведущей к трону бесконечного, сидел сам король царства снов, понурив голову и остекленевшим, бесцветным взглядом смотря в пространство. В этот момент не одна живая или мертвая душа не посмела б и на милю подойти к нему…кроме одной единственной. — Морфей… — нежным эхом разнёсся голос богини радуги из-за его спины. — Не сейчас, — глухо проронил мужчина, не оборачивая головы. Он не справился. Не сумел исполнить свой долг… — Ты не можешь казнить себя за попытку уберечь невинную жизнь, — по каменным плитам тихо зашелестел невесомый подол платья. — Нет, могу и обязан. Это…у меня одна единственная задача и я не справился. — Вихрь это лишь наименование, никто на свете не виноват, что порой Вселенная подбрасывает монету, не зная, куда она упадёт. В этот раз это было невинное дитя. — Моя нерешительность погубила целую мета вселенную. — Морфей, это не нерешительность, а лишь доказательство, что у тебя есть сердце, а будь иначе, то мир снов стал бы сродни аду! — Возможно, мне стоит оставить свой пост, если я не справляюсь… — в сердцах произнёс Морфей сомнение, что точило отравленным, острым ножом его разум, но он не смел озвучить это даже недавней пустоте вокруг себя. Услышав, как эхом отразились собственные слова, он замер, не веря, что сказал это вслух…значит он ещё слабее, чем думал. — Знаешь, Сон, — задумчиво проговорила богиня, присаживаясь рядом с насупленным Морфеем, на холодные ступени, — однажды, я явила на мгновение радугу кораблю, который вот-вот должен был затонуть. Как ты думаешь, что остается у человека, посреди бушующего моря, когда волны настолько высокие, что закрывают черноту грозового неба? Что сильнее? Бесконечный не произнёс ни слова, лишь чуть повернул голову, но это было достаточным ответом для Ирис. — Надежда, — её теплая рука скользнула на плечо мужчины, слегка сжав его, будто стараясь вселить в него веру в свою правоту. — Ничему, хоть зверю Судного дня, когда тьма должна поглотить всё живое, не победить её. Какое-то время они сидели в абсолютной тишине первозданной Вселенной, когда ещё некому было её нарушить. Морфей обдумывал услышанное, скользя взглядом по линии тонких медовых пальцев, поцелованных солнцем, что всё ещё лежали на его плече и от места прикосновения по телу расходилось легкое тепло. Его нос щекотал аромат напоминавший цвет дикого вереска после дождя, исходивший от волос богини. Совершенно чуждый запах греческим землям, впрочем, и сама дочь Тавманта также сильно отличалась от всех, кого он встречал и не только на берегах древней Эллады. — А что стало с кораблем? — глухо прозвучал голос Сна. — Он выжил, — улыбнулась Ирис, — спасся, хоть так и не понял, что не молитвы Посейдону его спасли, а это сделали сами люди, надежда в их сердцах, которая зажглась от мимолетного семицветного видения. — Я не вижу такого видения…– мрачно выдохнул Морфей, но в ответ получил лишь тихий смешок. — Кхе, оно сидит сейчас прямо рядом с одним мрачным, лохматым врединой, что тому стоит лишь немного повернуть голову, перестав сверлить взглядом пустое пространство. Тогда, в мыслях повторяя такое простое слово — «надежда», будто пробуя его на вкус, и внимательно всматриваясь в мягкие черты девушки с радужным мерцанием в глазах, бесконечный ещё не догадывался, что однажды, пускай и спустя много лет, но именно оно решит его судьбу в темных залах преисподней Люцифера Морнингстара.

***

Ноги утопали во влажном от рос разнотравье, а первое, что ощутила Ирис — пьянящий свежей-терпкостью аромат шалфея, который раскинулся перед ней холмистым лугом. Сейчас здесь было ещё утро, когда Эгейское море уже золотили закатные лучи. Высокие сосны и пихты гордыми стражами росли у каменистого края бурного ручья, берущего начало в заснеженной высоте Скалистых гор Канады. В разнообразии звуков, доносящихся со всех сторон, можно было потеряться: переспев птиц наполнял всё вокруг, ломающиеся ветви под поступью оленя, далекий рев медведя, токование тетерева…узнав голос последней птицы, Ирис тихо рассмеялась, вспоминая, как Манабозо имел неосторожность оскорбить этих малышек, не поверив, что они заслужили своё второе имя — Те Кто Внезапно Пугает Людей. Решив отомстить, они стаей подкараулили его в месте, где трикстер хотел перепрыгнуть широкий речной поток. Когда все же он собрался с духом и стоило его ногам оторваться от земли, как тетеревята внезапно выпорхнули все разом, крича и шумно хлопая крыльями, да так испугали Манабозо, что тот упал прямо в реку и вымок до нитки. Пожалуй, больше всего богине нравилось в этом существе то, что в отличие от многих из бессмертного рода, он не был обидчив и мстителен, пускай попадаться ему под горячую руку все же не стоило. От размышлений Ирис отвлекло быстрое движение между трав. Обернувшись, она увидела, как к ней приближается дикий заяц, неспешно перепрыгивая с кочки на кочку, будто красуясь перед девушкой. Замерев на небольшом пригорке, он поднялся на задние лапы, с выжиданием рассматривая гостью. Его маленький нос забавно дрожал, пока пушистая грудка быстро вздымалась. — Привет, братец, — улыбнулась девушка, присаживаясь на корточки, что её лицо поравнялось с одним из посланников трискстера. Ещё пару мгновений на неё внимательно смотрела пара глаз, напоминающих два огромных, черных уголька, в которых билась мысль. Затем же зверь молча развернулся и поскакал обратно, порой задерживаясь, нервно дергая длинным ухом, чтобы проверить следует ли странное двуногое создание за ним. — Кто за кем: Алиса за кроликом, а вот я — за зайцем, — хмыкнула Ирис, — спешно находя глазами скромную тропинку, скрывающуюся в пышных зарослях трав, — что ж, веди меня в норку своего хозяина, малыш. Дикий лес смыкался высоким, узорчатым сводом листвы и ветвей над головой. Это не были дворцовые залы, как у Морфея или беломраморные храмы эллинов, но все равно создавалось ощущение огромного, вечнозелёного чертога. Тянущиеся к быстрой реке склоны были покрыты пурпурным и желтым диким разноцветьем, но которое уже начинало угасать, чувствуя приход осени. Бархатистый мох стелился мягкостью изумрудного ковра под ногами. Оглядываясь вокруг, Ирис всё чаще замечала замаскированные древние символы на деревьях, а вместо скрипа, она могла расслышать тихую речь в шелесте, что разносили порывы ветра и это не была метафора. Да, в этом краю каждый имел право молвить слово и не зверям, не растениям рот никто не затыкал, как в других мирах. Манабозо бывало забавлялся с людьми, но современный брат человека казался ему слишком примитивным, в отличие от древних времен, поэтому в последние пару веков трикстер редко покидал свою обитель, во всяком случае в своей обычной личине… Впереди показалось строение, напоминавшее, если бы какой-то великан снял одну лишь крышу с дома и опустил её на землю. Две огромные части сходились острым шпилем, а фасад представлял собой прозрачный треугольник, который казался сплошным куском зеркала, отражающим лес вокруг. — Что ж, радужка, входи, раз пришла повидаться! Чего стоишь? — раздался насмешливый голос и стекло задрожало, пустив круги, словно поверхность воды, в которую бросили камен и из неё шагнул на встречу хозяин этого дома. — Здравствуй, Манабозо. Он не особо изменился с их последней встречи, что удивительно, учитывая, что трикстер крайне любил экспериментировать над своей внешностью. Он был облачен в совершенно обыкновенную домотканую рубаху, черные и прямые волосы, доходившие до самой груди отливали медным огнём в отблесках света. Лицо мужчины будто создали парой ударов топора, но живое выражение хитрющих глаз придавало необъяснимую привлекательность грубым чертам. — Давно не виделись, — отметил Манабозо, с интересом скользя взглядом по богине, — хотелось бы мне думать, что твоя красота увяла за эти годы, чтобы смягчилось разочарование твоего отказа, но, увы, ты прекрасна, как и прежде, — с обречённой театральностью вздохнул трикстер, на что Ирис только закатила глаза. — Где же твои манеры, — внезапно раздался скрипучий голос из старого, поросшего мхом пня, стоявшего у входа в дом, — совсем растерял обоняние! — Уж тогда обаяние, — выдохнул мужчина, как утомленный ученик, которому преподаватель сделал очередное замечание, но и то не впопад, — вот, что значит жить со своей бабкой. — Здравствуй, Нокомис***, — мягко улыбнулась Ирис, видя, как в щели коры мелькнули сверкающие, словно две звезды, глаза. — Небесная Мускодэ пришла, — проговорила теплым, лучащимся радушием, каким бывает лишь у пожилых людей, голосом бабушка Манабозо, — Все цветы лесов зеленых, все болотные кувшинки, на земле когда увянут, расцветают снова в небе****. — Спасибо, Нокомис. Красивее и приятней, чем ты, никто не способен молвить слово. — Ой, всё, — замахал руками трикстер, будто отгонял от лица комаров, –слишком приторные беседы, как для начала разговора. — Бабушка, свари-ка чаю нашей гостье, на дольше, она, боюсь, не останется, — он положил руку на пень, который лишь грустно вздохнул и ворча что-то про спешащую молодежь и нерасторопность внучка, что упустил такую девушку, прошла сквозь зеркально-водную поверхность, исчезая внутри дома. — И что же ты хотела у меня попросить? — лукаво улыбнулся Манабозо, когда они остались вдвоем. — Не верю, что кому-то понадобилось передавать мне послание. — Мне нужно спросить у тебя кое о чем, — специально сделала ударение Ирис, на что мужчина неожиданно залился смехом, напоминавшим пение птицы. — Умная, что спрашиваешь, а не просишь, — наконец проговорил он, смахивая слезу с черных ресниц, — или просто подстраховщица. — Да уж, в общение с тобой дело не лишние: я помню, как к тебе один приходил просить вечной жизни и ты превратил его в огромный, черный камень, заявив, что так он, пожалуй, проживет до конца света, — хмыкнула Ирис, пока неподалёку раздался приглушенный барабанящий звук лапок зайца по бревну. — Да…– протянул с хитрой улыбкой Манабозо, — нужно было поступить, как твой Морфей — дать ему бессмертие и выпивать в корчме каждые сто лет, но понимаешь, — он с досадой щелкнул пальцами, — в те времена я ещё не знал о существовании таверн и все ограничивались трубкой мира за костром. — Морфей не мой, — заметила богиня, пустив выразительный взгляд на древнего плута, на что тот лишь пожал плечами. — Тогда ты его, в вашем измерении слишком много условностей, но могу лишь посочувствовать, ведь с такой семейкой, как у него, я бы в жизни не связывался. Как говорится, на черепахи от смерти, судьбы, желания и всех остальных, не уплывешь. Однако, если я ошибаюсь, — лукаво добавил трикстер, — то просто скажи почему этот бесконечный увязался за тобой, точно ревнивый муж? — Что? — Ирис удивленно вскинула брови. Неужели очередная шутка? Но нагло поигрывающий бровями Манабозо, выразительно кидающий взгляд куда-то в сторону, заставил, скрипя зубами, обернуться. В начале девушка никого не заметила, выискивая взглядом черный, высокий силуэт Морфея. — Что ты выдумываешь? — раздраженно фыркнула богиня, надеясь, что это всё же розыгрыш, но движение в зарослях папоротника заставило её не торопиться с окончательными выводами. Запрыгнувший на поваленный ствол старого дерева, тот самый заяц, что провожал Ирис к дому трикстера, совершенно человеческим жестом, выразительно тыкал лапой куда-то вниз. Если б мог, то верно и длинным ухом, вместо указательной стрелки, намекнул бы. В зелёных зарослях вновь появилось движение и под испепеляющим взглядом Ирис, на пригорок неохотно вышел красивый, дикий черный кот. — Морфей, — опасно процедила Ирис, пока Манабозо лишь посмеивался, уже не сдерживая себя…