Хроники одиноких вечеров

По контуру искусаных губ легла нюдовая помада — стойкая, чтобы не стёрлась от выпитого. Зимой в баре по-особенному уютно, и совсем не хочется выбиратся из тепла песцовой шубы. Безвкусица? Возможно, но какое это сейчас имеет значение? Снимаю верхнюю одежду и оставляю на вешалке, а сама прохожу к барной стойке, попутно поправляя белое каре. Хорошее место, давно его присмотрела для вечеров вторника — по вторникам по особенному хотелось сдохнуть. Женщины в таких местах часто пьют вино и курят тонкие сигареты, и я не стала клишеированным исключением. Вишня с табачной горчинкой смешалась с запахом чьего-то сильного перегара. На меня искоса поглядывают мужчины с одного из столиков, явно раздумывая, что эта расфуфыреная барышня делает в баре в такое позднее время. Усмехаюсь и заказываю вино. Официант просит уточнить, но я в игривой манере отвечаю: «Любое…», а после прикусываю губу — не для того, чтобы ему понравиться и получить напиток бесплатно. Просто никак не отучусь от дурной привычки. Взбиваю рукой причёску и достаю из сумочки телефон. Какое разочарование, он уже разрядился и мне не удастся в очередной раз понервничать, перечитывая сообщения от начальника! Ибо не так давно я официально осталась безработной… Я не очень жалею о потеряном месте в офисе, меня скорее задело то, как легко со мной распрощались. Пригубив бокал белого вина, раздумываю над тем, чтобы купить какой-нибудь десерт на последние деньги. А потом будь что будет — ничего страшного, если я умру от голода в песцовой шубке. Позади меня звенит колокольчик входной двери, которая впустила в помещение морозный вихрь. Не оборачиваюсь, но встревоженный бармен тут же ставит возле соседнего места гранёный рокс (бокал для виски), затем достаёт из холодильника небольшую, круглую формочку для льда, кладёт в стакан замёрзший шар. Наконец, поворачиваюсь к посетителю, который сел рядом со мной. Все его руки плотно перебинтованы, но выглядит он жизнерадостным. Кивком поблагодарив пожилого бармена, который явно знает его предпочтения и уже налил хороший виски, мужчина отпивает глоток и ставит рокс на стойку, прикрыв веки: — Неприлично пялиться на людей в общественных местах, — меня не смущают его слова, а скорее удивляет наглость — А кусание губ является скрытой формой мазохизма. — Судя по вашим запястьям, в мазохизме вы недурно разбираетесь. Парирую и игриво улыбаюсь, но он не выглядит уязвлённым. Скорее, наоборот — ухмылка не предвещает ничего хорошего. Краем глаза замечаю, как бармен тревожно показывает рукой жест «замолчи», но не придаю этому особого значения. В полночь в баре для меня опасен почти каждый мужчина, так чего выделять его среди остальных? Достаю новую сигарету, кладу пачку на барную стойку, раскуриваю и затягиваюсь. Меж тем, незнакомец поворачивается ко мне: — Это были попытки суицида, — выражение лица подозрительно равнодушное — Не хотите ли совершать двойной суицид? — Вы всем это предлагаете? — Нет, только очень красивым женщинам, готовым совершить это со мной. А у вас нет денег, работы и супруга. И вы красивы. — С чего вы взяли? — Что вы красивы? — Нет, про работу и супруга. — Это просто: сегодня вторник, но вы в баре, выпили, и никуда не спешите, на вас нет обручального кольца, тушь не смазана от слёз, а ещё в вашей пачке осталась последняя сигарета. — Но сигарета не значит, что денег у меня нет. — Значит, со всем остальным вы согласны, — он отпивает ещё немного виски — Осаму Дазай, детективное агентство. — Рада знакомству, Т/И. Повисает небольшая театральная пауза, во время которой Дазай болтает ногой, сидя на барном стуле. Знакомство вышло странным, но этот человек не противен мне. Кажется, будто в нём есть какая-то загадка, которую даже он сам не до конца понимает. Лицо красивое, хоть и есть ссадина на скуле, плащ хорошего качества, но небрежно измят. Всё в нём противоречит друг другу: ореховые глаза кажутся невинными, но чуть плутоваты, а неаккуратно остриженые волосы лежат как раз так, чтобы ни коим образом не лезли в глаза. И я, в своём строгом, бордовом платье до колен и волнистым каре, смотрюсь на его фоне шаловливой школьницей. — Вы снова пялитесь, Т/И. Я кажусь вам красивым? — Вы кажетесь мне, — бросаю недокуреную сигарету ему в бокал и наблюдаю, как она потухает в недопитом, дорогом виски — Заносчивым. Делаю невинные глаза, по привычке прикусывая губу. Не представляю, что у него сейчас в голове, и как скоро его ладонь оставит на моём лице тяжёлый удар, но… Ничего не происходит. Напротив, Дазай остаётся доброжелательным, мягко рассуждая: — Вы прямо как это сигаретка, Т/И. Самое интересное в том, что если даже вытащить её из виски, он уже бесповоротно испорчен. — Вы просто мастер оскорблений. — Благодарю, но это был комплимент — очевидно, что куда бы вы не пошли, вы везде оставляете неизгладимый след. Пожилой бармен продолжает подавать мне знаки, чтобы я заткнула свой рот. Словно передо мной какой-то мафиозник, а не простой детектив с синдромом бога… Отмахиваюсь и тянусь в сумочку за кошельком, попутно наблюдая за Дазаем — он кажется слегка безумным, быстро потеряв интерес к выпивке: — Метро уже не работет, такси в такую погоду не повезёт вас. Заночуете на вокзале? — А вы проницательны, детектив, — опрокидываю остатки белого вина — Так сильно хотите составить мне компанию? — Я оплачу её заказ, — он протягивает бармену пластиковую карту — У меня сегодня была назначена встреча в этом месте, но боюсь, я так опоздал, что меня никто не стал дожидаться. — Врёте ведь, Дазай? — Как обидно, — он шутливо корчит разочарование — Просто переживаю, как бы вас не сцапали псы портовой мафии. — Много вы об этом знаете, можно подумать… — Больше, чем вы думаете, Т/И. Как насчёт ночной прогулки? Звон разбивающегося бокала отвлекает нас обоих, но если я вздрогнула от неожиданности, то Дазай лишь медленно повернул голову к барной стойке — бармен выронил рокс, который должен был убрать. Но я чувствую, что это был такой знак для меня, чтобы я не вздумала соглашаться. Бармен однозначно что-то знает… Но благодаря этому Дазаю у меня остались деньги ровно на одну пачку сигарет. Неплохая цена за мою бесцельную жизнь, не находите? Он снимает с вешалки мою белоснежную шубку, и я даже не интересуюсь, как именно он угадал мою. Только сейчас понимаю, насколько сильно его плащ несоответствет нынешней погоде, но шучу про себя, что его согревают бинты. Дазай галантно набрасывает шубу на мои плечи, и мы в унисон делаем шаг за порог бара. Только бармен уныло смотрит мне вслед, зажав руку окровавленной тряпкой — порезался, когда убирал осколки. На улице довольно сильно метёт, и снег бьёт по лицу, обжигая кожу. Дазай вдруг берёт меня под руку, чтобы мне было легче идти — заметил, что мои зимние сапожки на довольно тонком каблуке. Мы идём с ним по наитию — то веду я, то он. Похоже на танец, вот только замыленный от снегопада свет фонарей кажется слишком тусклым, чтобы нас мог кто-то хорошо разглядеть. Если он решит что-то со мной сделать, то теперь у меня точно не осталось шансов. Но Дазай выглядит весьма мирно, когда мы поднялись на пеший мост через небольшой канал. Мужчина облокачивается о кованые перила, улыбаясь мне: — Вы так и не ответили мне, что думаете насчёт двойного самоубийства. — Если прыгнем тут, то переломаем себе по несколько костей, но не более того, — понимаю, что всерьёз задумалась над этим бредом. Ненавижу вторники, хотя технически уже наступила среда… — Думаю, вы не так уж и хотите умирать. А иначе не шатались бы по барам. Если бы по настоящему хотели смерти, то были бы уже на дне этого канала с камнем на шее. Вы просто слабак. — Рассуждаете как один мой очень давний знакомый, Т/И… — он закатил глаза, словно вспомнив чьё-то лицо — Возненавидите меня потом также, как и он? — Наказываете себя? Это глупо и так по-детски. Не проще просто извиниться? — За сломаную жизнь не отделаться простыми извинениями. К тому же, если я это сделаю, то он потеряет последний смысл жить. Да и я ни о чём не жалею. Он идёт дальше, вдоль кованых перил, и с каждым шагом его силуэт видно хуже и хуже из-за снегопада. Сейчас для меня самое время сбежать, но… Я нагоняю его, завороженная, словно моль, летящая на свет лампочки. Дазай оглядывается и предлагает мне свой локоть, чтобы я могла придерживаться за него. Принимаю этот жест и перейдя мост, некоторое время мы идём молча. Теперь нас ведёт только он, а я соглашаюсь быть ведомой. — Я не была ещё в этом районе, — я уставила на него небесно-синие очи — Куда мы? — А куда вы хотите попасть? — голос стал вкрадчивей и загадочней — Могу проводить. — Да вы проведёте разве что до рая… — Вы уверены, что вам туда нужно? Боюсь, в раю довольно скучно живётся, если он вообще есть, — Дазай задумчиво отвернулся — Но если попадёте туда, то не передадите ли послание моему старому другу? — Ради этого убьёте меня? — С чего вы это взяли? Мне незачем это делать. Я просто гуляю с вами — что в этом плохого? — Мы разговариваем одними вопросами. В таком случае, проводите меня до места, где потерянные души могут обрести покой… — До кладбища что ли? Интересный выбор… Вы не призрак, случаем? Плевать, пусть говорит что хочет и ведёт меня на кладбище — там и разойдёмся с ним. Шмыгаю замёрзшим носом и покрепче ухватываюсь за своего странного провожатая. В моих карманах пусто, и я заталкиваю туда свободную ладонь. В голове, видимо, тоже пусто… Взгляд Дазая слегка притуплён — он в своих мыслях, и я не представляю как ему, должно быть, холодно сейчас. — Может, перекусим по пути? — его предложение вводит меня в небольшой ступор — Я угощаю. Кротко киваю головой, решив больше не вдаваться в разговоры. Но словно бы почувствовал это, Дазай не начинал их. Свободной рукой он вытаскивает телефон из внутреннего кармана плаща, в попытке подыскать подходящее заведение поблизости. Очень скоро чувствую, что мы ускорились, заходя в какой-то симпатичный, но малоосвещённый двор. Вывеска мини-кофейни светит голубым неоном, и мы шагаем туда по сугробам — в этом году что-то слишком много снега. Мы открываем дверь под звон колокольчика, входя и стряхивая с волос и одежды снежные шапки. Тёплый воздух мгновенно расслабляет у внушает ощущение уюта и безопасности, так что я со спокойным сердцем снимаю шубку, а Дазай отправляет её на вешалку. Но свой плащ он неизменно оставляет на себе — странно. Он ведёт меня к одному из дешёвых, пластиковых столиков, какие обычно выставляют летом у кафе. Его тут же окликают: — Дазай-сан! — белобрысый, худощавый паренёк вскакивает из-за стола и спешит к нему — Какая встреча… Не думал, что увижу вас в такое время! За соседним столом, откуда парень поднялся, осталась сидеть невысокая девушка с двумя низкими хвостиками, подвязаными милыми резинками с белыми цветочками. Смущённо помахав ладошкой Дазаю, она перевела пугливый взгляд на меня, но быстро отвернулась. Меж тем, слышу, что ответил мой спутник пареньку: — Ацуши, рад увидеться. У вас с Кёко что, свидание? — Ну… Как бы… Я… Бесцеремонность Дазая не переставала меня поражать. Говорит мягко, но иной раз именно это и ранит, пугает или смущает. Парнишка мгновенно изменился в лице и залился румянцем, а Дазай уже подзывал рукой официантку. Не советуясь со мной, бросил ей несколько слов, после чего она удалилась. По видимому, парню, которого зовут Ацуши, было неловко от моего присутствия, и он старательно избегал моего взгляда. А потом и вовсе попрощался с Дазаем и, прихватив куртки, они с его подружкой покинули кафе, оставив на своём столике только пустые чайные чашки. Дазай садится напротив меня, зевая: — Я заказал нам кофе — сюда завозят хорошую арабику, судя по запаху. Снова не спрашиваю ни о чём. Сбоку от нас большое, стеклянное окно, через которое почти невозможно разглядеть ничего на улице — как ни посмотри, постоянно наслаиваются наши отражения. Это из-за яркого света в кафе, и отражение Дазая смотрит само на себя невидящим взором. У меня по спине пробегают мурашки, но к счастью, официантка с подносом разряжает обстановку: — Ваш кофе и сырные сендвичи. Приятного аппетита! Безликим маникеном, официантка покидает нас, пока я любуюсь ароматной капелькой сыра, вытекающей между двух поджареных ломтей тостов. Сглатываю, и Дазай пододвигает тарелку с четырьмя сендвичами ближе ко мне. Тоже мне, широкий жест… Но я не ела уже почти сутки, поэтому старательно делая вид, что не голодна, с небывалым удовольствием надкусываю угощение. Мужчина наблюдает за мной, словно изучает мою манеру есть, и это слегка напрягает. Взгляд равнодушный, но также напоминает кобру, приметившую мышь себе на трапезу. Он пьёт кофе мелкими глотками, согревая озябшие пальцы о чашку — Дазай не выглядит бедным человеком, так почему зимой шастает в таком лёгком плаще? Но у него свои причуды, не хочу больше вмешиваться. Надоедливый звонок телефона вдруг вынуждает его поставить чашку с кофе на поднос, а затем мужчина отключает устройство, едва глянув на экран. В этот момент между нами всё окончательно прояснилось. Ничего серьёзного — так, просто чтобы согреться в эту февральскую ночь. *** Медленные движения всегда растягивают удовольствие, дразня все чувствительные точки — это как медленно рассасывать кусочек шоколада во рту, позволяя ему свободно таять на языке. В этот момент нельзя сорваться, а иначе можно всё испортить. Но я сейчас сверху, и всё подконтрольно мне. Разве что, только не разум этого человека. Дазай дышит глубоко, придерживая меня за бёдра и периодически мягко опуская на себя. Мы вдвоём, мы предохраняемся, мы даже делаем вид, что давно знакомы — чего ещё надо? Но если бы мне знать, что у него сейчас в голове… Секс с едва знакомым человеком — инфантильное, но порой слишком соблазнительное решение. Бокал белого вина, два сендвича с сыром, чашка кофе и пачка сигарет — столько я стою. Мне хорошо, только если думать об этой близости не как о самопродаже. Он перемотан с ног до головы — даже горло в бинтах. Лишь ноги и некоторые участки груди остались открытыми, так что я даже не знаю, куда могу его целовать. От монотонных движений начинают ныть бёдра, а Дазай стал держать их сильнее, доставляя слабую боль. Грудь поднимается и опускается в такт движениям, а завороженные, ореховые глаза разглядвают моё тело — месяцы работы над собой в спортзале не прошли даром. Насаживаюсь чаще, кровать скрипит сильнее — вот поэтому я и ненавижу дешёвые отели. Мужчина чувствует моё нетерпение, помогая мне руками, а я запрокидываю голову назад и громко выстанываю что-то нечленораздельное. Плевать, даже если меня будет слышать весь отель — пусть знают, что мне хорошо. Песцовая шуба валяется на полу дорогой подстилкой, рядом с бежевым плащом. У Дазая вполне себе нормальный, среднестатистического размера. Да и ни к чему женщинам конский инстумент — ничего особенного, кроме боли, он не принесёт. На выдохах с его губ срывается что-то похожее на постанывания, но этого почти не расслышать за моим голосом. Мы больше не говорили, да и в этом больше не было смысла — кульминация вечера достигнута. Ощущаю сокращения своей матки, приятную истому, волной растёкшуюся в теле, и резко снявшееся напряжение. Повезло, что тут на ресепшене продают презервативы, потому что не хотелось бы прерывать такой момент. Он тоже закончил, поскольку резко и с силой делает несколько рваных движений внутри меня. Плевать, что будет после этого — главное, что сейчас хорошо. Мы сделали это уже трижды за ночь, и пожалуй, хватит. Дазай уже тоже утратил всякий интерес. Бёдра и ягодицы ноют от непривычной нагрузки — давно я не была с мужчиной. Если не стану покупать сигареты, попридержав последнюю, то не умру голодной смертью ещё сутки. А хотя… Чёрт, похоже я забыла почти пустую пачку в баре! Ладно, придётся бросать. На том свете они мне точно не понадобятся. Но не хочу даже слышать о том, как в очередной раз мне предложат двойное самоубийство — слишком бесславный конец для меня. Я ещё буду держаться, и держаться до последнего. Может, даже смогу выкрутиться. Отдышавшись, соскальзываю с мужчины и перебираюсь на вторую половину кровати. Скрипучие пружины противно заныли под моим весом, и Дазай обернулся ко мне с безучастным выражением. Мужская рука с жёсткими пальцами ложится мне на талию, невесомо поглаживая. Резко стало спокойнее, словно бы я не вижу этого человека впервые в жизни, а знаю много лет. Мне нравится притворяться, что это так. Говорят, что если долго притворяться, то это может взаправду случиться. Но глядя на Дазая, в это верится большим трудом. Что ж, я его не держу. И вот он ушёл, и рядом со мной снова никого нет… Всё ещё обнажённая, вытягиваюсь на постели и пересчитываю деньги, которые он оставил — хватит на месяц достойной жизни. Словно заевшая пластинка, в голове крутится его «Я найду тебя позже», и Дазай исчез в дверном проёме. Тоже мне, благотворитель… Но не могу не поблагодарить судьбу за то, что пересеклась с ним. Лишь бы он не сиганул с моста к следующей нашей встрече…