Тьма не коснётся тебя

      Лучше всего характер человека раскрывается на войне и в походах, гласит народная мудрость. И это правильно. Последняя война, последний союз людей, гномов и эльфов доказал, что только преодолев взаимные сомнения и обиды, можно было добиться победы над врагом, славящимся своим безумием и жестокостью. И кто бы мог подумать, что не последнюю роль в том союзе сыграет полурослик — Фродо Бэггинс. За уничтожение Единого Кольца ему пришлось заплатить покоем и он вынужден был отправиться вместе с эльфами в Бессмертные земли вместо Арвен. Там он написал книгу о походе, в которой тепло вспоминал Братство Кольца: верных и весёлых Пиппина и Мерри, деловитого Сэма, ворчливого Гимли и утончённо философствующего Леголаса. С большой благодарностью он вспоминал Арагорна, прошедшего путь от Странника до Короля, вернувшего свой престол по праву. И с тихой грустью вспоминался ему Боромир — мрачный, порывистый и задумчивый, павший в бою. С какой-то тайной горечью он вспоминал, как славный воин почти сдался тьме, с какой злобой и отвращением он кричал проклятья ему и всему роду полуросликов, и как он сожалел, что не слышал извинений, отчаянных призывов. Он простил его почти сразу и жалел в основном о том, что Боромир этого не знал. Оставалось надеяться, что его опрометчивость будет прощена Эру и он обретёт хорошее посмертие. Так думал маленький полурослик, а то что произошло, то что было сокрыто от его глаз и затмено тяжёлой ношей, стало известно намного позже.        Если бы кто-то расспросил о характере Боромира его близких, все бы сказали, что он честен, упрям, горд и готов положить жизнь на благо Гондора и его народа. Он был гордостью наместника Денэтора, его идеальным продолжением сияющим и не совершающим ошибок. Именно его, старшего своего сына, Денэтор, ослеплённый отчаянием и жаждой сохранить власть отправил на совет с поручением — забрать Кольцо и привезти в Гондор, где из него сделают оружие. Оно будет реликвией рода наместников и, наверное, с этого и началась вся эта история.       То ли Кольцо так влияло, то ли дорога выдалась дурной, то ли подспудное желание остаться в только что отвоёванном Осгилиате, но на совете Боромир был уже зол. И причина этой злости сидела на совете прямо напротив него. Арагорн — сын Араторна, наследник Исильдура, настоящий король Гондора. Как он посмел заявлять права на трон? Сейчас, когда Враг настолько силён, когда земли Запада ещё не лежат в руинах только из-за того, что льётся кровь его солдат? Сколько можно ещё терпеть? Что ещё ждать? — Гондору не нужен король! — он бы много что ещё сказал, но его остановили эльфы.       Арагорн раздражал его тем, что называлось «породой». Ловкая фигура, спокойные манеры, цепкий внимательный взгляд, и главное, чего не хватало самому Боромиру, это способность сохранять здравый смысл в любой критической ситуации. Неправы были те, кто считал, что братство стало раскалываться в лесах Лориена. Оно изначально было с трещиной, и имя ей было Боромир. И пусть на стоянках он бывал весел, и учил хоббитов драться мечом, и в Мории вёл себя отчаянно и храбро, изнутри его точили сомнения, а с падением Гэндальфа он начал приходить в отчаяние. И если раньше он сдерживался, то видя смерть одного из хранителей, «жестокость» Арагорна, он решил попытаться получить кольцо. Случай долго не представлялся, бдительный эльф всегда оказывался рядом, но в этот день ему повезло. Почти.       Он никогда и никому не рассказал бы и под страхом смерти, как слышал в ушах зловещий шёпот, когда пытался отнять кольцо у Фродо. Голос был льстивый, угодливый, но от него исходила аура смерти и дикого ужаса. И он нашёптывал картины величия Гондора, его новой боевой славы, признания. И нужно было всего лишь свернуть шею наглецу, посягнувшему на «прелесть». Просто протянуть руку и пришибить проклятого полурослика как надоевшую осеннюю муху. Ведь это так легко. И здесь страж Гондора ужаснулся по-настоящему, тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и упал. Он хорошо помнил, как кричал и звал Фродо, но тот не откликнулся. Потом он часто вспоминал, как вернулся в лагерь, отводя глаза. Он солгал боевым товарищам, солгал своему королю, и от этого становилось невыносимо стыдно. Вот что-что, а лгать он не умел и не любил, да и, прямо сказать, был даже излишне зависим от мнения других, и это принесло ему в итоге много горя. — Где полурослик? Ищите полурослика! — страшный голос разносился над лесной опушкой.       Мерри и Пиппин попятились, но выхода не было. Нужно было дать Фродо и Сэму уйти, в итоге они помогли как умели. Им удалось отвлечь большую часть орочьего отряда. Боромир вступил в неравный бой, пытаясь спасти их и унять свою совесть. Он орудовал мечом без устали, гора орочьих трупов под его ногами росла, но усталость и влияние кольца сказывались, а потом на поляну вышли урук-хаи. Боромир поднял рог и протрубил тревогу. Трижды он успел позвать на помощь, но подмога не успела, а может, и вовсе не пришла, как он потом вспоминал.       Под огромными ногами, обутыми в подкованные сапоги из воловьей кожи, хрустели ветки. Они шли размеренно, один поднял тяжёлый лук и пустил стрелу. Та пробила Дуплет и впилась между ключицей и плечом, лишь чудом не задев артерии, вторая стрела вонзилась под ребро, но была задержана кольчугой и поддоспешником, от третьей из глаз посыпались искры. Доспехи защитили от стрел, но никак не от переломов, полученных в ходе боя. На несколько секунд Боромир потерял равновесие и этого хватило, чтобы урук-хай ударил его ногой в живот, а следующий удар пришёлся по затылку. Он рассёк кожу, и светлые волосы залило алым. Издалека казалось, что Боромир мёртв.       Первым отреагировал Леголас, он успел выпустить несколько стрел и убить орков помельче. Арагорн дрался с крупным урук-хаем и видел, как часть орков уносила Мерри и Пиппина, а другие за ноги утаскивали мёртвого Боромира. Схватка постепенно стихала. Арагорн добил противника и посмотрел на остальных. Леголас казался бледным, Гимли рассерженным. Никто не знал, что сказать. Эльф кинулся к лодке и стал толкать её к воде: — Скорее! Фродо и Сэм уже подошли к восточному берегу! — Арагорн не тронулся с места. Как всегда выверенно, спокойно он произнёс. — Фродо покинул братство. — Значит, всё было зря! — почти прорычал Гимли. — Нет, — странник покачал головой, — мы не оставим Мерри и Пиппина на растерзание оркам.       Гимли горько улыбнулся и протянул на вытянутых руках будто самую великую ценность белый рог, в который трубил Боромир. Леголас горько вздохнул и обратился к Арагорну. — Орки нечестивые создания. Они надругаются над телом. Его надо вернуть.       Будущий король помолчал, вздохнул. В его глазах стояли слёзы. Пусть Боромир не признавал его, пусть он ярился, но он любил и защищал Белый Город, заботился о его народе.       Они не могли дать достойное погребение Боромиру, но его рог, меч и щит сложили в лодку и пустили в последний скорбный путь по реке к водопаду. И только Леголас всё ещё оборачивался в ту сторону, куда уволокли тело военачальника Гондора. Ему пришлось делать выбор. Он видел орочью стрелу, наверняка ядовитую, видел безжизненное тело, которое волокли в лес, и всё же, если бы не Мерри и Пиппин, он кинулся бы в погоню, чтобы как должно, с почестями, проводить своего товарища в последний путь.       Леса и камни быстро сменились степью. Орочий отряд откочёвывал подальше от эльфийских владений. Было решено обогнуть Рохан по краю и соединиться с большим отрядом, направляющимся к Осгилиату. Какое-то время Боромира ещё волочили по земле, отчего лицо его покрылось пылью и ссадинами, пока это не надоело одному из вожаков. Он достал верёвку, стащил кожаные наручи с белым древом и замер. — Что там? — поинтересовался визгливый голос. — Белое древо, — почти выплюнул другой орк, — он дунадан. Значит, знает об обороне Гондора. Мы ещё поговорим с ним, если не сдохнет в дороге. А сейчас тащите его на себе.       Орк что-то протестующе зарычал, но урук-хай так рявкнул, что вопросов больше не возникало. — Он обязательно умрёт, — прохрюкал другой, - но перед смертью спляшет для нас. Ох как спляшет.       Бешеный бег продолжился, и расстояние между Боромиром и остальным братством росло и росло. Только к вечеру следующего дня орки остановились на ночлег. Разбив примитивный походный лагерь и сварив мясную похлёбку, и лучше не знать, что за мясо в ней было, орки пустили по кругу бурдюк с зельем. Шаман начал варить настойку. — Гшах! — позвал одного из солдат. — Разбуди свежее мясо и дай противоядие, если ты не хочешь, чтобы наша добыча умерла раньше времени.       Боромир закашлялся и попытался сесть, но ничего не получилось. За руки и ноги он был привязан к кольям, вбитым в землю. Сыромятные ремни перетягивали запястья, поддоспешник и кольчугу, а сапоги орки стащили с него, пока он пребывал в беспамятстве. Где-то на краю сознания он слышал орочью речь и уже понял, что в плену. Притворяясь более ослабшим, чем он был на самом деле, Боромир попытался пошевелить запястьем. Получилось слабо: левое плечо тут же прострелило болью. Воин поморщился и закусил губу чтобы не вскрикнуть. Из-под рубашки торчал обломок стрелы, а в плечо будто бы воткнули раскалённую добела кочергу. Перед ним возник мелкий орк и, насмешливо оскалившись, спросил: — Мясо хочет пить? — Боромир выругался сквозь зубы и вдруг рванулся. Один колышек видно был некрепко вбит, ремень впился в плоть, пошла кровь, но воин успел поймать орка и почти задушил его до того, как град орочьих плетей не отправил его в черноту.       В следующий раз он очнулся от того, что ему в рот вливали горькое орочье пойло. — Это чтобы ты мог хорошо сплясать для нас, — противно хрюкнул тот же самый орк, который назвал его мясом. А может, уже другой, орки были поразительно похожи между собой. Пониже человека, сутулые и криволапые. От них ещё можно было бы сбежать, но вот боевые урук-хаи были умнее и выносливее. Сейчас в сознании Боромира всплыла история Маэдроса, который провёл долгое время подвешенным на скале. Когда Фингон освободил его, тот почти ничего не соображал от боли. Пришлось пожертвовать рукой. Но он не эльф, у него не хватит сил и умения бежать, это было уже понятно по состоянию ран. Оставалось одно — пасть смертью храбрых.       Он был распят как лягушка на обломках каменной стены Осгилиата, когда-то белой, а теперь багрово-чёрной и пахнущей плахой. Восемь скованных солдат стояли полукругом вокруг этого эшафота. В отличие от Боромира, их не было видно со стен ближайшего укрепления, которое находилось в трёхстах метрах от этого места. Сам военачальник Гондора готовился встречать свой конец. Несколько орков притащили жаровню и поставили так, чтобы он мог ощутить жар, исходящий от политых маслом дров. Один из них подошёл и положил лапу ему на колено, погладил и поднялся выше, почти к паху. — Сладкий, — проскрипел он, — и снова погладил, а затем вытащил раскалёнными щипцами восьмиконечную звезду и приложил к бедру, надавливая со всей силы. Металл ввинчивался в плоть и, казалось, сам продвигался глубже. Боромир попытался вырваться, захрипел, едва не обмочился и издал полузадушенный стон. Тут же урук-хай с мясницким тесаком схватил одного из пленных и отрубил ему руку. Кровь хлынула фонтаном и солдат упал замертво на землю. — За каждый твой крик, за каждый твой стон мы будем отрезать от твоих солдат кусок за куском. И ты…       Боромир потерял сознание. Его окатили помоями и дождавшись, пока он проморгается, показали на ещё один труп. На сей раз освежёванный. — Не расстраивай своих людей.       И он терпел. Терпел, когда такого же паука загнали под рёбра, терпел, когда в плече проворачивали кусок стрелы. Терпел сколько мог, но солдаты гибли под свист и улюлюканье орков, а душа Боромира истончалась и крошилась. Слёзы неконтролируемо текли по его щекам. Из всех пленных остался только один воин. Почти мальчишка, едва ли отпраздновавший пятнадцать зим, а силы кончились, он терял сознание, но бледное лицо перед ним, и понимая, что ничего не исправит, он всё равно заорал: — Не надо! Господин, прошу пощады! — такие слова отдавались в гордом сердце лютым ядом. — Пощадите его! Умоляю!       Урук-хай осклабился, ведь видеть унижение того, кто долго вселял священный трепет в орочьи сердца, было приятно. Один из орков прижал клинок к горлу последнего солдата, а второй выволок Боромира перед стеной, поставил на колени и показал на свой сапог. Сглатывая злые слёзы, Боромир подчинился и склонившись поцеловал кончик орочьего сапога, шепча мольбу о пощаде. — Долго думал! — хмыкнул орк и в ту же секунду обезглавленное тело последнего солдата упало на камни, но и сам орк не уцелел. Стрела с белым оперением пронзила ему горло. Денэтор и несколько его солдат вломились в стан врага, и Боромир устало подумал, что всё закончилось. Как оказалось, ещё ничего и не началось.