shore of truth

The sun comes up I think about you The coffee cup I think about you I want you so It's like I'm losing my mind — Давай, чудо ты мое развихрастое, показывай свои невероятные творения! – Шурик улыбнулся во все тридцать два зуба, нежно потрепав голову Левчика. — Отст-а-а-ань, они сырые и незаконченные, нахер тебе это надо? — в глазах Левы в миг появился холод твёрдой стали, а все из-за того, что он налажал с очередным сложным аккордом. — Блять, не лезь, говорю же! — раздраженно шикнул Левчик. — Я занят, не видишь что-ли? — Ну, хватит кочевряжиться, а? Я не засмею, ты же меня знаешь. — Шурик расхаживал взад-вперед по чердаку, пуская в ход всю свою юношескую очаровательность, дабы получить заветные тексты. И не только их, будем честны. — Нам нужны тексты, не будем же мы одни каверы да стихи всяких поэтов в ход пускать. Твои то тексты всяко баще будут. — Шура глазами протирал дыру на руках Левы, пытающихся извлечь очередной мудовый аккорд. — Нет, так дело не пойдет! Мы люди самобытные, смекаешь? — Да смекаю я, блять, смекаю, не доебывайся до меня, а то твои шансы увидеть их снова пробьют новое дно! – Лева, насупившись, точно оскорбленный индюк, сидел на сбровленной кровати и подбирал очередной аккорд на Шуриной гитаре. Тут он больно шарахнул струной по свежей мозоли и громко шикнул. — Да как это дерьмо играть вообще?! — он зло отложил гитару в сторону. Спасло ее от долбашинья об пол лишь то, что она была чужой. Даже нет, не так. Она была Шуриной. А так, не поздоровилось бы несчастному инструменту... Тут Шурик решил принять радикальные меры. Ну а что ему оставалось делать? Он подошел к Леве, взял его мягкую ладонь в свою и начал целовать больное место, перемещаясь между делом на другие пальцы, поглаживая шершавыми подушечками пальцев. Затем он заговорщицки взглянул в его глаза, провел большим пальцем по нижней губе Левы, вызывая у того сдавленный выдох, и напористо вовлек парня в очередной страстный поцелуй. — Я люблю тебя. — он медленно отпрянул от Левы, не давая разорваться тонкой нити слюны, тянущейся между ними. — Если это твой самый любимый и до невозможности изощренный метод получения желаемого, то поздравляю — сейчас это более чем сработало… — Лева удовлетворенно выдохнул в его губы и вновь впился в них с небывалой настойчивостью и желанием. Тут он, не разрывая поцелуя, потянулся за одним из листков, на коем красовались неаккуратно выведенные в порыве вдохновения буквы. Потянулся, так что зачинщик сего дела в итоге упал на него, а сам Лева по-провакаторски помахал им перед лицом Шурика и наконец передал тому, азартно подмигнув. — Держи, чудовище, будь по-твоему в этот раз. И слезь с меня, иначе задохнусь и не будет тебе этих злосчастных стихов! На этом трижды мятом, залитым богомерзким кофе из вертепа Рачо, листке красовался следующий, чрезвычайно интересный текст: Поцелуй меня насмерть Потерявшие небо в карманных часах, Ночью плоской любви потушит свой страх, Плоским чувствам спрессуют плоских детей, Потерявшие цель в игре мелочей. Поцелуй лай лай меня насмерть Итогом девственных лиц рядовой герой, А дальнейшая жизнь речевой онанизм, И желание стираясь слабостью веры Приведут в исполнение высшую меру. Поцелуй лай лай меня насмерть, Поцелуй лай лай меня насмерть Поцелуй меня насмерть, родная моя, Только насмерть и только меня, Здесь стареющих женщин полнеют ряды, Поцелуй меня насмерть поцелуй меня ты. — «Речевой онанизм»? Что это значит, боюсь спросить… — во время прочтения сия творения Шурик аж закурил, а потом, на данной животрепещущей строчке, чуть не подавился сигаретой, давя непрошенный смех. — Тьфу на тебя, такой романтичный момент испортил блять. – он зло отобрал листок у озадаченного Шурика. — Это метафора, Шура! – Леве все еще было не очень привычно обращаться к парню по имени, однако, ему казалось, что таким образом их доверительные отношения выходят на новый уровень или вроде того. Не так уж и важны эти условности. Важно то, что именно имя гитариста в устах Левы звучало намного правильнее нелепой клички. Его имя внезапно стало столь родным и уютным, что в венах вскипала кровь, а тонкие губы по ночам все шептали и шептали это милое сердцу имя. Шу-у-у-ура. — Ладно-ладно, понял, лучше не спрашивать… — улыбнулся Шура. — Вот и молодец, а теперь иди сюда! – он протянул руки, дабы захватить Шурика в плен своих теплых объятий. Они так лежали и миловались, целовались до ноющих губ и болтали всякую ерунду невпопад. — Ты хоть понял, что эти строчки про тебя, а? — поинтересовался поэт. — Догадывался. Что-то как-то не очень оптимистично выглядит… — Шурик озадаченно почесал репу и вновь уставился в текст. — Я написал их после того дня, когда мы ходили сжигать письма, помнишь? Как я мог в таком состоянии писать что-то жизнеутверждающее?... — Лева исподволь взглянул на Шурика, вновь пронзив его горькой голубизной бескрайних морей, точно из романов Жюля Верна. — О да, такое не забудешь… — эту тему они так и не поднимали. Да и незачем было. Шуре казалось, что Лева хорошо себя чувствует и не нуждается в сложных разговорах по душам... – Мне ещё никогда не посвящали стихов да и вообще чего либо такого... — Так я первый выходит, да? — с присущим одному ему ехидством и одурительно наглым прищуром усмехнулся Левчик. — Да... — это короткое слово скрылось в новом поцелуе, еще более влажном, чем прежде. — Я надеюсь, ты знаешь, что ты — моя самая любимая идиотина на этом гребанном свете! — Это взаимно... — Лева лишь усмехнулся этому. All afternoon doing every little chore the thought of you stays bright Sometimes I stand in the middle of the floor not going left, not going right — Итак, друзья, я полагаю, Левчик в представлении не нуждается. Однако, сейчас вам предоставится возможность узнать кое-что особенное о нем! Лева, пребывавший все это время в сторонке, вдруг опомнился. Он понял, что это не та тайна, которую хотелось бы разбалтывать направо и налево. Все-таки, тяжело отказываться от своих привычных моделей поведения и, как казалось ему, деланной загадочности. Именно поэтому он сейчас оттащил воодушевленного Шурика в сторону и начал судорожно объяснять ему свою позицию. Шурик на это нахмурился, но согласно хмыкнул и продолжил свою мегаэпичную речь. — Итак, друзья, о чем это я? — спросил Шурик, обрабатывая информацию. — Так вот: Левчик у нас оказывается умеет петь, и не просто петь, а петь офигенно круто! — Шурик, уже не такой вдохновлённый, продолжал толкать речь. — Поэтому, Костыль... — он начал оглядывать присутствующих. — который вновь не удосужился донести свой драгоценный зад до репетиции, блять. Раз в неделю, мать вашу. Я не понимаю, я много прошу что-ли? — нахмурился Шура, порывисто выдохнув. — Ладно. Итак, короче, теперь у нас в группе будет два вокалиста. Надеюсь, это устроит всех. Через 15 минут начинаем! — тут он достал курево и вышел из актового зала, мягким движением руки захватив с собой призадумавшегося Левку. Так они и дошли до мужского туалета: Шурик с Левой в охапке, очень мило. Благо, место оказалось пустым. А то разговор обещал быть душещипательным... — Левчик, ты чего? — Сам не знаю, что на меня нашло. Мне кажется, я еще не готов поведать эту ужасную тайну другим. — лишь посмеялся тот. — Давай-ка серьёзнее, без дурачеств. — Шурик пронзал его неожиданно серьёзным взглядом карих глаз, пытаясь докопаться до самых-самых закромов по обыкновению беспокойной души. — Да все хорошо, Шур, я в порядке, правда. — Лева свистнул сижку из торчащей из Шуриного кармана пачки и медленно закурил. — Зачем ты придаешь этому такое значение? — Не хочешь рассказывать? — Да нет, почему же... Дело в том, что я не хочу так сразу раскрывать все карты. Нафига? — Ну, ты чего? Все бы тобой восхищались. Ты вообще знаешь, сколько здесь поклонников твоего творчества? — Шурик аж схватил его за плечи и легонько потряс. — А ты уперся и не хочешь заслуженных дифирамбов. — Ты не понял: я не хочу их внимания. — Лева спокойно смахнул пепел и продолжил. — Мне нравится смотреть на этих лицемеров и их разное отношение ко мне, как к загадочному творцу и как к обычному замкнутому идиоту. Они такие смешные. Хотя, ты знаешь... — Лева нахмурился и потушевавшись сказал. — Мы им поведаем эту тайну, но позже. Обязательно! Хотел бы я видеть их охуевшие рожи! — Хорошо, я тебя понял. Охуенный план кстати, меня не забудь позвать, когда будешь проворачивать это все. — посмеялся гитарист. — Всенепременно! — Лева вдруг кинулся в его объятия и прижал к стене, мокро целуя. — Стой-стой, вернёмся к ребятам, а то эти филонщики совсем разбегутся. — смеялся Шурик. Парни тихонько докурили, обмениваясь долгими взглядами, а потом вернулись в ободранный актовый зал. А пока шли, хохотали как и подобает влюблённым идиотам. — Итак, все в сборе? — спросил Шурик, оглядывая присутствующих. — Ба-а-а, да неужели, кого я вижу, бля. Сам Костыль удостоил нас своим драгоценным вниманием! Не верю своим глазам! — Шурик, завидев вокалиста, начал деланно удивляться и строить ошарашенные гримасы. — Ну да и че? Нахера строить такое лицо, а? — Ты не борзей, пока за пропуски не выперли, а то скоро такая возможность вполне появится... — Ты на что намекаешь? — нахмурился Костыль. — Ах да! — деланно опомнился Шура. — Ты же пропустил важное объявление. Левчик теперь наш новый вокалист! И не делай такое лицо, мы тебя не выгоняем, будете выступать вдвоем по очереди, есть претензии? — Конечно есть, какого хрена, а? — разозлился Костыль. — Почему ты меня не догадался спросить? Или хотя бы других? Нахуя нам этот сосунок в группе, ты сам себя слышишь вообще? Ни прослушивания, ни черта? Какого хрена? Смотрю, ты бы и людей с улицы просто так взял, да? Если ты его трахаешь, это не значит, что он может просто так попасть к нам! — Заткнись, придурок! — тут Шурик вскипел, не выдержал и смачно зарядил Костылю в челюсть. Тот в долгу не остался, и завязалась драка не на жизнь, а на смерть. Разнимать пришлось Леве, он оттащил Шурика, пнув Костыля, который сразу отлетел на пол. Драться, как ни странно, Левчик умел. Не все же терпилой быть, правда? — Убирайся. — прошипел Шурик, сплевывая свежую кровь. — Ох, вот это щедрость с твоей стороны! — прохрипел Костыль, потирая свежий синяк и поднимаясь с бетонного пола. — Я и сам уйду, на таких условиях я работать не буду. И не надо играть в важную шишку, Уман! Много чести! Костыль развернулся и громко хлопнув дверью ушёл. Воцарилась гробовая тишина. А Шурик, сидя на полу, погрузился в мысли. Откуда он узнал его фамилию? *** — Зря ты полез к нему. — нравоучительно изрекал Лева, обрабатывая ссадины на Шурином лице. — У Костыля тяжелая рука. — Да, я уже пре-е-екра-а-асно это понял. — прошипел Шурик, когда проспиртованная вата вновь коснулась его губы. — Жить его шайка теперь нам не даст, уж поверь! — проворчал Лева. — Оу, я думал он только на вид такой грозный... Блять, больно же! — Ну, терпи теперь, сам ебало бить полез! — Да я как услышал, что он про тебя мелит, так с тормозов слетел... — Как мило с твоей стороны! Но лучше бы ты остался целым и невредимым, я бы пережил этот выпад, я уже привык. — Привык говоришь? Звучит удручающе. — Как есть, знаешь ли. — горько улыбнулся Лева. — Ух, вроде все! Теперь заразу хотя бы не схватишь. — Лева сделал вид, что смахивает пот со лба. — И пообещай мне больше не лезть в идиотские драки, усек? — Усек! — Шурик устало свалился на матрас и закрыл глаза. Через пару мгновений он почувствовал как другое тело повалилось рядом и закинуло на него все свои конечности. — А ну-ка цыц, слезь с меня! Во первых, мой боевой раскрас еще болит, а во вторых, если будешь так делать, то я за себя не отвечаю... — последнее слово скрылось в настойчивом и ярком поцелуе с привкусом запекшейся крови и призрачных надежд. I dim the lights and think about you Spend sleepless nights to think about you You said you loved me, or were you just being kind Or am I losing my mind Or am I losing Losing my mind