Вместо доброго слова — собачий лай

— Цицерону холодно… Скади косо взглянула на него. Цицерон мялся рядом с Тенегривом, потирал руки и пританцовывал на месте. Вороной конь за его спиной не двигался вообще и казался статуей по сравнению с этим доморощенным скоморохом. — Скоро будешь в столице, тогда согреешься. — Хотелось бы побыстрее. — Цицерон сказал это с таким очевидным намеком, что Скади даже ухмыльнулась. Она немного задерживала их компанию, на что и намекал компаньон. — Не сахарный, не растаешь. — отмахнулась она от своего спутника, однако решила и вправду ускориться. С имперским легионером разговаривать больше было не о чем, так что Скади на его лишённые смысла фразы лишь угрюмо хмыкнула и попрощалась. Ей хотелось узнать, какие форты захватили люди Ульфрика, какие — имперские солдаты, хотя и понимала, что простой легионер, вероятнее всего, и сам ничего не знает об этом. Дело в том, что расчетливый мозг Скади давно уже решил, что раз война дело огромного масштаба и смысл ее вовсе не в том, чтобы просто навязать свои интересы, то ей просто следовало примкнуть к тем, кто побеждает. Ей было плевать, кто там будет стоять у власти, ведь деньги в карманах и драугры в пещерах будут всегда, так что её мир от того, кто победит, не изменится. Но она бы не отказалась откусить кусок от славы победителя, особенно если такая слава означала бы большее количество звенящих новехоньких септим в её карманах. Скади мрачно фыркнула. Пока что имперцы и Братья Бури лишь поколачивали друг друга, будто пытались играть в войну. В голову даже начали закрадываться странные мысли: северянка частенько замечала, что пока она не вмешается сама, дела с мертвой точки не двигаются. Что же, не удивительно, что люди с особыми силами склонны к гордости, подобно Мираку. Скади тоже была горда, но у неё уже было своё маленькое королевство, да и не хватало еще брать на себя ответственность за целые народы. — Слышащий, у меня скоро ноги к земле примерзнут… — Иду. Нордка не собиралась вмешиваться в войну. У нее было Братство, что было разрушено и потеряло своё былое влияние, сумасшедший шут и свои мелочные низкие интересы. Пока что это занимало все её время, в этом она видела свои планы на будущее, с этим надо было разобраться. — Иду, Цицерон, — повторила Скади и, хрустя ботинками по снегу, вернулась к своим спутникам. Тенегрив выдохнул обжигающее облако пара из ноздрей, когда хозяйка потрепала его по крупу. — Скоро будет тебе и теплая постель, и гора сладких рулетов. Можем птичек пострелять… — Ох, Слышащий, — в голосе компаньона прорезались мечтательно-слащавые нотки, которые заставили Скади сморщиться. — У тебя нынче хорошее настроение? Цицерону это по нраву. Цицерон хочет пострелять птичек… свернуть их маленькие шейки… и сладкий рулет… Проходящий мимо стражник пробухтел что-то нелестное себе под нос, но Скади ощутила, как тот боялся — нос бывшего волком никогда её не подводил. Конечно, Цицерона боялись. И еще сильнее боялись её саму, хотя она и не знала, насколько быстро разлетаются новости, хотя, пожалуй, будет правильнее называть подобное сплетнями. — Это же неправда, что про тебя говорят? — это Скади услышала уже за спиной, когда садилась в седло. Правда, правда, друг, все правда. Но этого она уже не сказала, забыв о стражнике в ту же секунду, как оказалась на широкой надёжной спине Тенегрива. — Нам пора, Цицерон. Постарайся не потеряться, если не хочешь снова увязнуть в болоте. Шут лишь насмешливо взвизгнул. Любовным жестом он убрал кинжал за пояс и глянул на Скади с таким обожанием, будто та была иссохшим телом старушки Матери. «Потеряется», — подумала Скади и отвернулась. Тронув бока Тенегрива пятками, она пустила его шагом. Морфал с его сказочками о криках и огоньках, непутевыми бардами и симпатичной редгардкой остался позади. Как только последняя крыша скрылась в тумане, Цицерон начал петь. Пел он плохо, почти как Лурбук — отличал его, пожалуй, только высокий голос и умение складно сочинять. Но ни то, ни другое Скади не нравилось, а потому она, будто похлебка в котле, медленно закипала. Путь предстоял не близкий, и хотя с некоторых лужаек и были видны высокие шпили Солитьюда в туманной блеклой дали, Скади понимала, что через болото пробираться задачка не из легких, поэтому дорога им предстояла долгая. — Красотку Нелли как найду-у… — Скади аж вздрогнула с того, как громко и неприятно резанул по ушам голос Цицерона, оказавшегося прямо перед мордой Тенегрива, когда нордка зазевалась. — Помолчи, Цицерон, а… мне кое-что от тебя нужно. Хранитель и правда замолчал, уставившись с гримасой неубедительно наигранного удивления на спутницу. Скади криво ухмыльнулась, спрыгнула с лошади и указала на полянку ядовитых колокольчиков. Откровенное издевательство для ассасина, а не просьба, но Скади за те месяцы, что была вынуждена путешествовать вместе с хранителем, натерпелась и сама. — Во имя Матери, Слышащий! — на такое восклицание нордка лишь гадко хмыкнула, запрыгнула обратно на коня и двинулась вперёд. Пускай маленький Хранитель возмущается дальше, Скади хотела лишь пару минут побыть в тишине, не беспокоясь, что оставленный без присмотра Цицерон натворит дел. Пожалуй, день, когда предыдущая глава братства была свержена, а Скади невольно возложила на себя корону, связал её обязательствами по рукам и ногам. На её плечи легли и забота об осиротевшей горстке подопечных Астрид, и попытка восстановить хоть какое-то влияние их ордена хотя бы в Скайриме, про Тамриэль можно было даже не заикаться, и к этому всему неусыпная слежка за сумасшедшим Хранителем. Так-то Скади могла бы не брать его собой, забыть о Братстве так же, как она забыла о Соратниках, о Коллегии магов, о деле, в которое ее втянули седобородые, о воровской гильдии в Рифтене… Скади даже немного совестно стало вспоминать, как много обещаний она дала людям, не исполнив ни одного из них, ведь находила всё более выгодные предложения. Впрочем, нет, не совестно. Плотный кошель, занимающий большую часть её походных сумок, да надежные сейфы, тоже набитые до отказа, были куда тяжелее, чем какая-то совесть. Но с Братством история была другая. То обилие писем с угрозами, заказов на её же собственную голову, в конце концов, ответственность, не давали ей распрощаться с этим местом так же легко, как с другими. К тому же на чужих ошибках Скади учиться умела, во всяком случае, информацию, что Братство, Мать и Хранителя желательно держать как можно дальше друг от друга, она усвоила очень хорошо. — Слышащий издевается над бедным Цицероном, — услышала Скади позади себя жалостливые стенания. — Цицерон не хочет собирать цветы просто так. Цветов достойна только Матушка, а её здесь нет. — Матушка твоя в гробу перевернётся, если узнает, как ты лобызаешься с мумией, — пробормотала себе же под нос Скади, не оборачиваясь. — Еще и цветы такой красавице носишь. Цицерон, естественно, ничего этого не услышал, только продолжил причитать, но всё же начал упорно собирать колючие яркие колокольчики. Скади любила эти цветы — большие, синие, будто далекое вечернее небо, но куда больше ей нравились их свойства. Возможность замедлить противника хотя бы в половину его скорости очень часто помогало ей успеть наложить на тетиву новую стрелу и пробить оборону противника куда быстрее, пока он вообще сообразит, что происходит. — Собирай побольше, Цицерон! Скади усмехнулась в капюшон и натянула его повыше на макушку. Уж больно свежо потянуло с болот, даже теплые бока Тенегрива не особо согревали. — Здесь очень холодно, Слышащий! — будто подумав о том же, о чем и нордка, взмолился Хранитель. — Цицерон не может больше собирать… — Разве это должно волновать Слышащего? В мои обязанности входит только внимать прекрасному голосу Матушки, а не присматривать за её Хранителем. — Скади не была так жестока к гадкому орку. — Орку? Мне было противно марать об него руки, только и всего. После этого Скади слегка натянула поводья, когда Тенегрив забрался на маленький холмик среди вязкой болотной жижи, и оглянулась к оставленному позади шуту. Ей уже было тяжеловато разбирать его голос и уж тем более кричать на таком морозе в ответ. Здесь было не так холодно, как в северной столице Скайрима, но сырая погода ухудшала ситуацию в лучшем случае втрое. Черная фигура Цицерона маячила где-то позади, среди засохшей травы и уже обобранных кустов. Вокруг него даже клубилась заметная дымка, хотя между ними было совсем небольшое расстояние. Цветы он складывал в корзину, откуда он только взял такую — непонятно. Колокольчиков в ней было уже до краёв. — Этого достаточно, Цицерон. — Слава Ситису… — Хранитель стоял, кажется, по колено в воде, ведь как Скади и предполагала, выбирать нормальную дорогу, чтобы не увязнуть и не потеряться, он не умел. — У меня промокли ботинки. — Так ты смотри, куда ступаешь. Я жду. — Цицерон боится заболеть. — У страха глаза велики, умник. Посмотри во-он туда, — Скади махнула рукой между двумя кронами, где уже было видно город. — Если поторопимся, ещё к полудню успеем. — Зачем тогда Слышащий заставляет бедного Цицерона собирать цветы? Цицерон не может делать это быстрее. Нордка недобро улыбнулась, поглядывая на попытки шута пробраться между кочками и вязкими заводями, припорошенными то ли снегом, то ли болотной гнилью. — За тем, что Цицерону давно пора научиться слушать, что я говорю, и выполнять мои указания, а не припираться, как это было недавно в «Вересках». Даже издалека было заметно, как лицо Хранителя сначала вспыхнуло, а потом побелело от негодования; он остановился, как вкопанный. — Слышащий дурно поступает — Цицерон старался ради великой Маменьки. — Хуяменьки, — отозвалась Скади. — Шевелись поскорее, балда. Скади развернулась обратно к дороге, и Тенегрив, послушный её руке, устремился по заснеженной тропке в сторону столицы. — А, колокольчики, кстати, отдай. Конь зарылся копытами в снег, и Скади досадливо дёрнула поводьями. Холод, как бы ни было это странно, делал раздражительной даже нордку. — Вокруг розовый кустов, вокруг травок и цветов, кружим, кружим хоровод. Апчхи! Апчхи! До того мы закружились, что на землю повалились. Бух! — Цицерон на последнем слове сунул в руки спутнице корзину, но с такой силой, что сразу стал понятен его недобрый настрой. Мда, Морфал и в правду действовал на довакина и её компаньона угнетающе, уж слишком много ссор случилось за последние несколько часов. Рассерженная Скади даже вздохнула, осознавая, что и сама стала очень нетерпима. — Хэй. Извини. Думаю, мы просто устали. И замёрзли. — Бедный Цицерон прощает Слышащего. Не печалься, Мать нас всех защитит и от холода, и от усталости. — И это как же? Кинжалом под ребра от ближайшего ассасина? Вечный сон в объятиях Ситиса был бы многим по душе. Скади невольно намекнула на Цицерона, только вот ещё не определилась, является ли он тем, кто накинется на неё с кинжалом, или кого она сама была бы не прочь отправить на тот свет. Даже вспомнился момент, когда проведение дало ей возможность решать, оставить ли этого скомороха с острыми языком и клинком в живых или же положить его шутовству конец раз и навсегда. Было странно, что тогда она пощадила его не задумываясь, а теперь все чаще приходила к мысли, что без него проблем в её жизни было бы на порядок меньше. — Ха-ха-ха, а Слышащий умеет шутить, — в противовес словам пресным, невеселым голосом ответил Цицерон, будто восприняв замечание главы Братства всерьёз. — Но Цицерон имел в виду не это. Цицерон лишь хотел напомнить, как Скади спаслась из огня, который сожрал шлюху Астрид. — «Шлюха Астрид» этот огонь сама и устроила. Почти. А я спаслась только потому, что вовремя догадалась, как себя обезопасить, как и в любом деле, в которое ввязываюсь. — Коне-ечно, Слышащий все са-ам, — казалось, Цицерон выбрал самую отвратительную интонацию, на которую только был способен. — Однажды и до тебя дойдет, что без Матушки тебе никуда. — А маленький Хранитель решил угрожать? — Вовсе не-ет, Слышащий! Цицерон шутит, шу-тит! Скади кое-как запихнула в сумку цветы. В любом случае, для зелий их придется толочь, так что мятые они будут, или нет, особого значения не имело. — Что же. Тогда я посмеюсь. — Скади даже не постеснялась позубоскалить пару мгновений, позабыв о вечно недовольном выражении волчьей морды, которое она так часто за собой замечала. Ядовитая получилась улыбочка. Как раз с такой на Цицерона и хотелось смотреть в последнее время — уж больно надоедливы стали и его выходки, и само присутствие. Да уж, эта дорога сильно их измотала, Скади и самой было обидно, что приходилось тратить силы и время на такие перепалки. Цицерон ничего ей не ответил, только замычал какую-то глупую песню, но, как только Тенегрив вновь двинулся в путь, его завывание позади затихло. Скади оторвалась от него специально, только изредка поглядывала назад, чтобы не сильно спешить, но в любом случае ехала в отдалении. Кочки были, конечно, но не настолько непроходимыми, чтобы даже такой мастер встревать в любую неприятность не мог через них пробраться. Скади и сама даже начала напевать, свист ветра рядом и скрип снега под копытами нагоняли на неё тоску, так что нордка решила скрасить дорогу себе фальшивым мычанием песни о довакине. Сама песня-то была не очень, даже в устах опытных бардов, что уж говорить о Скади, которая не обладала ни голосом, ни слухом. — Во имя Матери, ты можешь не мучать чувствительные уши почти придворного шута этим посрамлением народных песен? — Что-то не помню, когда дурака червей, плетущегося сзади, просили говорить лишнего. — Скади огрызнулась, не раздумывая, даже сплюнула куда-то в бок, где, как полагала, тащился ее спутник, но промазала. Настроение было раздавлено и размазано, как коровья лепешка по дороге, а всему виной казавшаяся бесконечной дорога, пронизывающий ветер и раздражающий компаньон. — Ты меня лучше не зли, Хранитель, поверь — если мы сейчас разругаемся, ты сам отсюда дороги не найдешь. — Это Слышащему нужно не злить Цицерона — его кинжал остер, а рука быстра, и дурак червей прожил куда более долгую жизнь, чем Слышащий, чтобы не чувствовать угрызений совести, если чья-то чужая станет короче. — Захочешь убить меня — возьми контракт, нам хоть денег заплатят. Впрочем, про совесть ты уже приврал, мою тоже не поколышет, если одним сумасбродным ассасином в Скайриме станет меньше. Скади с особой нежностью и любовью погладила оперение стальных стрел, что торчали за её плечом, откровенно гаденько посмеиваясь. На самом деле от слов спутника стало чуточку не по себе. Всё-таки её тревожил факт того, что ровно с той же вероятностью, с которой сейчас они едут по лесу такой милой дружной компанией, один из них мог лежать среди холодных стен пыточной Данстарского убежища, таким же холодным трупом, как и буквально каждый булыжник вокруг. — Однако, сам понимаешь, дружище, в нашем положении каждая душа важна. А тело — тем более. — Конечно, конечно, Цицерон все понимает, Слышащий. — Ты давай-ка не запугивай. Мы ведь договаривались, что до Солитьюда спокойно доедем. — Такого Цицерон, увы, не помни-ит. — Теперь значит пусть помнит. Рука Скади на поводьях сжалась сильнее. Глядя сейчас на Цицерона, она почувствовала что-то схожее с тем ощущением, что появлялось внутри при виде собак. Она их ненавидела, потому что от одного их присутсивия сердце в груди охладевало от напряжения. Ей казалось невозможным определить, зла ли собака или нет: вроде добрый безобидный песик, а укусить может так, что добавки не попросишь. Сейчас ситуация была такой же. Хвататься за лук было рано, но понять, шутит сумасшедший имперец или нет, было задачей не из легких. — Едрена мать! Во имя Талоса, что за… — Скади со всем отвращением, на которое только была способна, сплюнула под копыта лошади густую, липкую, вязкую зеленую субстанцию. Глаза и волосы за мгновение склеились, мир перед взором помутился и поплыл во все стороны так же нехило, как от скумы. — Я языка не чувствую, проклятые пау-ки! Скади усилием воли разлепила веки, наложила стрелу и натянула тетиву лука так сильно, как только могла. Она на дух не переносила пауков, так что не удивительно было, что в этот выстрел она вложила одну только ярость, а точность оставила только рукам, ведь глаза её сейчас были на такое не способны. Стрела с хрустом вонзилась в панцирь одновременно с кинжалом Цицерона, на расстоянии пальца друг от друга, показалось даже, будто сталь зазвенела о сталь, но нет. Членистоногое с грохотом и скрежетом повалилось на дорогу, цепляя сухие кусты и поднимая пыль. Длинные лапы его сразу сложились в изломанной позе, выставив вперед только два острых жала, с которых еще капал свежий морозный яд. Скади от души харкнула ещё раз, стараясь не проглотить этой дряни еще больше. Её тело, конечно, было натренировано выносить и яды, и холода, и ранения, но это не отменяло того факта, что следующие полчаса говорить она будет, как сельский молодец, которого в детстве лошадь копытом по голове огрела. — Час от часу не легче. — промямлила нордка. — Будешь знать, как заступать мне дорогу! — победно воскликнул Цицерон, с хохотом выдернул кинжал и оглянулся на Скади, будто ожидая её одобрения. — Дай мне пузырек. — кисло отозвалась она, потирая лоб рукой и спешиваясь на землю. Проклятущей жижи оказалось поменьше, чем она ожидала. — Будто птичка нагадил., — Хранитель с улыбкой подал маленькую стекляшку. Скади угрюмо забрала её, даже не глядя. — Ага… дракон тут целый, знаешь ли… и не нагадил, а насрал, вонизму эту по иному и не назовешь. — Ну-у, Цицерон бы мог успеть зарезать его быстрее, если бы не был вынужден отбиваться от нападок Слышащего. — Я бы тоже могла успеть. И поверь, моя стрела поразила бы его на три порядка раньше, чем ты успел бы только достать свою тыкалку. — Слышащий желает помериться скоросью и силой? — Отнюдь. Сейчас я хочу только две вещи: добраться до Смеющийся крысы и до огромной бадьи горячей воды. Готова в ней даже жить, если бы это было возможным, — Скади с усталым вздохом подставила горлышко склянки каплям, яд неспешно начал стекать внутрь. Кажется, этот злосчастный паук своей смертью сделал хотя бы одно благое дело — разрядил обстановку, что накалялась быстрее, чем металл на наковальне. — Я слышу с той стороны еще одного. И правда, вторая тварь в панцире ползла с другой стороны, и, к слову, весьма стремительно. — Ну, иди, почти придворный рыцарь и шут… Цицерон и правда побежал, весело размахивая клинком из эбонита, и со всем смаком воткнул его между грубых сочленений, выдергивая и втыкая ещё и ещё раз, ровно до тех пор, пока и этот скрипящий всеми суставами паразит не повалился навзничь. Скади наблюдала за этим в полглаза, втихомолку одобрительно усмехаясь. Всё-таки Цицерон хорош, ещё ни один человек или мер, с которыми Скади рисковала пуститься в дорогу, не бежал навстречу осточертелым врагам с такой прытью и радостью, как этот. Даже на фоне бесчисленных минусов и обязательств, эти маленькие плюсы казались выигрышными. Во всяком случае, с Цицероном Скади могла даже не утруждать себя мыслями о том, чтобы тратить силы и стрелы на столь никчемных противников. Это вызывало азарт, но и раздражало её самолюбие. Впервые Скади встретился человек, способный быть с нею на равных. — Тра-та-та, тра-та-та, отворяем ворота. Золотые ворота, золотые ворота, поспешайте все сюда. Пропустим раз, пропустим два, а на третий раз — не пропустим вас! — с этим стишком на устах Цицерон воткнул кинжал ещё и в огромного грязевого краба, что выбрался, видимо, потревоженный их шумом из своей уютной норы в болотной трясине. Что же, ничего удивительного, что и крабов, и пауков тут в достаточном количестве — для таких тварей это сырое холодное обиталище было в самый раз. — Давай-ка немного потише, Цицерон, не хочу чтобы эти бадьи на ножках сбежались на нас целым караваном со всех сторон. Поспешай — и поехали. — Цицерон не хочет идти через воду. — Зато так куда быстрее. Уверена, что Цицерону захочется получить сладкий рулет как можно раньше. — Мм… Скади вскочила в седло, положила наполненный ядом пузырёк в специальный кошель, и тронула Тенегрива с места. Конечно, на сладости её нынешний спутник покупался легче легкого, так что она не раздумывая направила коня к стоялой сероватой жиже. По топям они выбрались прямиком к большой воде, где и нордка, и имперец, и черногривый конь смогли вздохнуть свободнее. Солитьюд возвышался прямо перед ними, через залив были слышны звон корабельных колоколов и крики ястребов. Красота, могла бы подумать Скади, будь они праздными путешественниками. Однако, будучи уставшей главой Темного Братства, Скади подумала: «Ещё час в обход залива.». Целый час быть бесплатной сиделкой Цицерону, ведь обход нужен был в основном ему. Течение Карта здесь было сильным, поэтому ради спутника Скади намеревалась найти брод. — Идем. Нам надо к той лесопилке. — Тут холодно. — Тогда советую идти побыстрее.