Вместо доброго слова — собачий лай

За спасение девчонки Скади не получила ни гроша. Хуже того, она получила презрение людей, негодование толпы и много-много ещё более неприятных вещей. Когда она вытащила Минецию как котенка за шкирку из-под тяжёлого люка, пытаясь одной рукой держаться за трухлявую лестницу и ползти, другой нести, скажем так, далеко не дроздовое перышко, а настоящее увесистое тело, которое, естественно, от драконьей магии быстро оклемалось и начало бить нордку по рукам и пинаться, истошно вопить, брыкаться. В общем, Скади чувствовала себя совсем не великой спасительницей, а, как ранее выразился Цицерон, дрессировщицей диких животных, только в данной ситуации совсем не для потехи. Проклятая девка визжала как резаная, будто её не на землю под небом вытаскивали, а по частям топили в кипятке. Разумеется, на её крики сбежался и стар и млад, все, кто только умел ходить и видеть. Масла в огонь подливало так же и то, что люк вышел аккурат перед Мрачным замком, где люди генерала Туллия трудились и упражнялись и днем, и ночью. Остаться незамеченной было невозможно. Имперские легионеры на шум сбежались раньше остальных, горожане подтянулись позже, но из них Скади запомнила не многих. Помнила только выжившего из ума старика Дервенина, Бейранда, примчавшего с оружием наготове, еще не успевшим остыть после обработки в кузне, и противную зеваку Гисли. О, Девять, как Скади ненавидела их всех! Да и себя отчасти тоже, потому что не предугадала, что, возможно, проползти по проходам обратно было бы чуть более безопасно, чем вот так появляться на главной площади на глазах у кучи народа. Впрочем, что прошло, уже никак не изменить, и Скади оставалось лишь с содроганием и презрением вспоминать о произошедшем. Схватили её, наверное, в первое же мгновение, когда ноги коснулись мостовой. Самое интересное, что помогать вытаскивать и её саму, и непутевую девку никто не стал, но вот оттащить друг от друга после ринулись целых два могучих легионерских молодца. — Ты совершаешь преступление против Скайрима и его народа! — прокричали ей в ухо зазубренную фразочку, от которой у каждого стража, небось, набилась оскомина. — Я исполняю свой долг и спасаю ребенка! — рявкнула она в ответ, отбиваясь локтем и отпихиваясь от людей, которых вокруг прибывало и прибывало. Да уж, стать героем ночного происшествия всегда было её мечтой, кисло подумалось в тот момент Скади. Минецию в это время оттащили подальше. Но что-то определенно было не так, потому что она продолжала визжать что-то нечеловеческое, выть и вырываться из рук легионеров, и как выяснилось позже, она даже умудрилась их искусать, будто бешеная собака. — Как это так ты её «спасаешь», милочка, вы только поглядите, во что превратился этот ребёнок! — выкрикнула какая-то женщина из толпы, вызывая у Скади зубной скрежет. — Это не девочка, а дикий, нечесаный, опасный зверь! — А какой ещё ей быть, если я спасала её от злокрысов? Скади отпихнулась наконец от держащих её рук, ведь у стражей закона, кажется, впервые появилось желание разобраться в том, что происходит. — Это дочка Корпула Виния, Минеция. Я должна вернуть её отцу, — нордка постаралась произнести это со всем терпением, на которое была сейчас способна. Она чувствовала какую-то ужасающую абсурдность ситуации, никогда ещё она не попадала ни во что подобное. Вокруг шумели, шумела девчонка, и шумели тяжелые мысли в голове. Скади почти не понимала, как ей себя сейчас вести. Да и, если честно, не хотела, потому что ощущала себя где-то не здесь. Все будто происходило во сне. Конечно, слишком неожиданно было после солитьюдских помойных катакомб оказаться в самом центре людских разборок. — Корпул, Корпул! — сразу же после её слов раздались мужские голоса, зовущие корчмаря на место происшествия. Глупо, «Смеющаяся крыса» была отсюда далеко. — Идем к таверне! — приказал легионер в рогатом шлеме. Скорее всего, он был высокого звания, но Скади было на это глубоко наплевать. Она хотела другого. — Не мешайте мне делать мою работу! — Закрой пасть, нордская давалка! Мне следовало бросить тебя гнить в камеру, а не возиться с тобой. Скади от возмущения и негодования чуть не задохнулась. За что?! Где это вообще видано, чтобы её, Довакина, за спасение человека не благодарили, а поносили и обругивали целой толпой?! Хорошо ещё, что камнями и лопатами не принялись её бить. Шум среди людей, пока Скади и бешеную девчонку волокли к таверне, поднимался, потому что стража с самых дальних уголков города-крепости подтягивалась к задним рядам и пыталась выяснить, что произошло. Норка молчала. От паники и буйства вокруг и внутри себя её обуяло смятение, язык в глотке будто разбух и стал совсем неповоротлив, но причиной тому был совсем не страх, а негодование от беспочвенного обвинения и обиды на людскую несправедливость. Она просто не понимала. Почему последние дни от неё отвернулся каждый из Девяти богов, а коварные даэдра по очереди посылали на её голову все новые и новые испытания, будто глумясь над её выдержкой и выносливостью. — Проклятье! — в сердцах ругнулась она. Спину ей дырявили штыки и тащили все дальше и дальше. — Корпул Виний! — вновь прогремел голос легионера, и он огромным кулаком задолбил в двери заведения. Старик Виний показался оттуда с мокрыми руками, тряпкой, он, казалось, был единственным человеком в городе, который не слышал ни криков, ни ругани с улицы. Однако буйную Минецию он увидел сразу же, бросил и тряпку, и фартук, кинулся к дочери. — Минеция! — вскричал он, но та его будто не узнала. С глазами навыкате и оскаленными маленькими зубами она и сама чем-то напоминала злокрыса. — Что ты с ней сделала, колдунья? Скади злобно приподняла уголки губ, обнажая зубы, и прошипела: — Спасла! Я спасла твою дочь, а эти Ситисом проклятые имперцы намерены меня за это казнить! Корпул с высоты ступеней оглядел людей, Скади тоже оглянулась. За её спиной толпились как минимум десяток зевак, ещё столько же легионеров Империи и простых стражей в безликих шлемах. Больнее всего было видеть на их лицах злость и ненависть к ней, так что надежда на поддержку умерла как раз в этот момент. Её судьба буквально зависела от ответа корчмаря. В голове сразу всплыли картины казни Роггвира, но того казнили хотя бы по суду. А её саму будто вернули в то время, когда она была безызвестной оборванкой в Хелгене и даже не хотели слушать. Слезливые глазки корчмаря метались между нордкой, легионерами и сошедшей с ума дочерью. Паника от выбора захватила и его, но он не был бы хозяином успешнейшего хозяйства, если бы в его голову не стукнуло озарение сразу. Награда. И Скади по его глазам, столкнувшимся с её, мгновенно это поняла. Ему не придется платить. — Колдунья! — взревел он, поднимая палец и указывая Скади прямо в лоб. — Ты погубила мою девочку и закляла её! Яростная горячая душа северянки воспылала. — Ты лжешь! У меня есть свидетель. И он докажет, что я невиновна, а ты, паскуда, должен мне гору золота! Она выхватила из пестрых одежд вокруг черный рукав Цицерона и подтащила его в круг света. — Дак он же сумасшедший! — вскрикнул Корпул. — Я сам видел, это настоящий шут! А шутов в Скайриме отродясь не бывало, он просто сумасбродный бродяга! Как мы можем ему верить?! Лицо Скади под капюшоном побагровело. Этот скользкий гад сейчас в буквальном смысле похоронил все её шансы доказать свою правоту, хотя бы потому, что все эти зеваки при любом раскладе останутся на стороне корчмаря, а не безымянной нордки, у которой не было ни единого доказательства, будь она хоть сто раз довакином. — Сумасшедший тут только ты, крыса! Я вернула тебе дочь, живой и невредимой, плати, а не пытайся спасти свою никчёмную шкуру! — Невредимой?! — вскричал выросший за спиной Корпула Сорекс. — Да она не узнает родного отца! Посмотрите, люди, моя сестра совсем одичала и превратилась в яростного зверя! — Она просидела в темноте в коллекторе несколько дней, как, по-твоему, она должна сейчас себя чувствовать? Всеми этими разборками вы девчонку только больше пугаете, — Скади постаралась обуздать злость и сказать как могла спокойно. В груди у неё с каждой секундой, приближающей её к провалу, становилось все холоднее, а липкий страх бу́хал в ушах. Злоба и ярость от несправедливости лишь дополняли букет отвратительных ощущений. — Мне плевать, что было, я платил тебе, чтобы ты вернула мне мою Минецию, а не этого даэдрого зверя, в которого она превратилась! — Платил? — в сердцах изумилась Скади, — Да ты не дал мне ни септима, обманщик! — Как это не дал? Ты вынесла у меня всё подчистую, проклятая Ульфрикова шлюха! Все норды одинаковые, перевешать надо вас всех! Скади в мгновение ока схватилась за лук, натягивая стрелу. Всеми уголками своего сознания она понимала, что спор она с треском проиграла и терять ей уже было нечего. — Эй, эй! Убрать оружие! — ей на плечо легла крепкая рука легионера, а Корпула и его сыночка схватили другие стражи закона. — Про нордов сейчас было лишнее, мха-ха! — вскричал Цицерон. В руке его блестел кинжал, и он так резко двигался, что стража не знала, как к нему подступиться. — Из бездомных собак плодятся волки, без сомнений! — Нечего с огнем играть, полоумный, — гаркнул легионер, что сжимал плечо Скади. Нордка его команде не следовала, мысленно прикидывая, сколько стрел понадобится, чтобы изрешетить всех окружающих и чем это для неё обернется. Будто угадывая её мысли, Цицерон пробормотал: — Нечестивая матрона будет оч-чень довольна. Скади натянула тетиву сильнее, примериваясь аккурат в лицо предателя-корчмаря, и между ней и перепуганным имперцем ни одна душа не осмеливалась встать. — Ты не посмеешь! — визжал он, хватаясь за руки стражников, но те прикрывать его совсем не спешили, а сами чуть было не бросались в рассыпную. Действие Скади и впрямь посеяло смятение в их рядах, потому что они не думали, что уличная потасовка дойдёт до кровопролития. — Ну что, теперь по-другому запоешь, птичка? — Тебя вздернут, если только попробуешь прикончишь меня! — Скади даже усмехнулась, услышав это, ведь в голосе Виния уже проскальзывали визгливые нотки паники. Наконец-то она перетянула на себя хотя бы часть одеяла, рискуя дорого поплатиться за это. Терпеть унижения она не была намерена. — Убрать оружие! — вновь рявкнул легионер. — Я требую, в противном случае именем легата Рикке я прикажу перевешать здесь всех, кто оружие держать умеет! Рука на плече Скади сжалась, будто каменная, даже кости заболели от давления. — Нет, нет, Слышащая, стреляй! Давай укокошим их всех! — Помалкивай, шут, иначе на плаху мои люди отправят и тебя и даже не взглянут, что ты из ума выжил. — Цицерона? На плаху? Эге, нет, такое причинение смерти дураку червей совсем не по вкусу! Легионер даже посмеялся. — Тогда в пыточной камере разрешу выбрать любой инструмент, которой придется тебе по вкусу, дурак. — А забрать можно будет? Цицерон хочет забрать! — С собой в могилу — что пожелаешь. Скади слушала их разговор с дрожью негодования и опаски, её голова судорожно пыталась найти способ выкрутиться. И раз за разом она приходила к выводу, что единственным способом будет лишь стрелять и бежать. Но ужасной обузой тогда становился проклятый напарник, который ни за что не побежит за ней, а останется тешить матушку кровью врагов до тех пор, пока ему самому не отрубят и голову, и руки. И сейчас преимущество было уж точно не на их стороне. — Я не уберу оружие, пока этот выродок не заплатит, а ты и твои люди меня не отпустят, — вернула она в нужное русло разговор. Руки уже начинали уставать от напряжения, но она не позволила ни единому мускулу дрогнуть. — Какие у тебя доказательства, женщина? — Я ей всё заплатил, клянусь! — вновь завыл Корпул, — Она меня обманула! — Ты лжец, старик! Видят боги, что ты лжешь и передо мной, и перед законом! Над площадью воцарилась тишина. Слышен был только треск огня факелов да тяжелое дыхание и той, и другой враждующей стороны. Кажется, никто не понимал теперь кого судить, и каменная уверенность Скади, с которой та держала тяжеленный лук прямо перед носом у противника, заставляла и впрямь задуматься. И вдруг из толпы раздался голос несчастного бродяги босмера. Дервенин, протолкнувшись поближе к свету, произнёс: — Ордалия! Я был епископом Мании и проповедовал в часовне Арден-Сула, что в Нью-Шеоте, и ордалии всегда помогали нашей пастве улаживать любые неурядицы. Пусть же боги рассудят их и в этот раз! Десяток глаз с неверием и непониманием обернулись к нему. Скади и сама очень удивилась, ведь никогда прежде не слышала от старика таких вменяемых речей. Да и вообще, он впервые на её глазах заговорил с реальными людьми. — А бродяга дело говорит. — заметил один из легионеров. Их командир, не долго думая, кивнул. — В Храм Богов этих двоих!