Десять лет назад
Чонгук вваливается в квартиру и на ощупь запирает дверь, тут же схватившись цепкими пальцами за ткань футболки в области сердца. Свободной ладонью он крепко зажал себе рот, пытаясь подавить истошный крик, рвущийся прямиком из глотки, и обессиленно пытался стянуть с себя обувь, чтобы побыстрее добраться до своей комнаты. — Ебать, Гук-и, ты чего? Чонгук вздрагивает, ничего не видящим взглядом вперившись в размытый силуэт перед собой. Дома никого не должно было быть. Родители вместе с Инми уехали в Пусан к родственникам, Хосок должен был находиться у Юнги, и вся квартира оставалась в распоряжении Чонгука, которого с каждой секундой накрывало всë больше. И он правда может себе представить, как сильно офигел его старший брат, который не имел даже примерного представления о том, что могло произойти с Чонгуком. У него же ведь всегда всë было так, как надо. Учился на "отлично", побеждал на городских соревнованиях по плаванию и занимал первые места в вокальных конкурсах. Истерик не закатывал, беспрекословно выполнял все просьбы родителей, при этом периодически покрывая брата-оболтуса и его друзей-идиотов, когда те в очередной раз умудрялись что-то натворить. Хосок считал своего брата лучшим, просто идеальным, но стоит помнить, что идеальных людей не бывает, всегда есть какая-то лазейка, которая эту "идеальность" нарушает. Чонгук вот влюбился в своего друга. И он по-прежнему умный, амбициозный, добрый подросток, просто немного гей и слегка хреновый друг. — Гук-а, ты чего? Хосок суетится, в состоянии шока пытаясь вспомнить, что могло довести его брата до истерики. Тот плакал-то в последний раз лет десять назад, когда с велика на асфальт улетел, а тут вдруг настоящий срыв, который, по правде говоря, выглядел довольно жутко. Чонгук дышал громко, издавал странные булькающие звуки, всхлипывал и страшно хрипел, и у Хосока от его вида волосы на жопе дыбом вставали. Он правда был хорошим старшим братом, но даже ему Чонгук не мог доверить свою тайну. Знала только Джеëн. Иронично то, что именно от неë и прилетел нож в спину. — Всë, — Чонгук всхлипывает и давится воздухом. — В...сë нормально. Ничего нормального в сложившейся ситуации нет, это понимал даже Чонгук, который всегда и во всëм винил в первую очередь себя. Он уже признал, что является не самым лучшим человеком, раз умудрился влюбиться в своего друга, но и Джеëн не была примером для подражания, раз начала встречаться с Тэхëном, будучи единственным человеком, который знал о чувствах Чонгука. Джеëн знала, как он мучился морально, пытаясь признать собственную ориентацию, как он корил себя за чувства к другу, как варился в переживаниях и надеждах, как мечтал, чтобы Тэхëн обратил на него внимание в том самом смысле. Она знала. Да, Чонгук и вправду последние несколько месяцев молчал, не говорил о том, что творилось внутри, но ведь Джеëн сама об этом попросила, сказав, что не может до конца принять ориентацию друга. Чонгук еë понимал, он сам себе был противен, но это ведь не значит, что он перестал любить, не значит, что его чувства остыли. Он любил Тэхëна, любил так сильно, что задыхался ночами, пытаясь утопить в слезах подушку и помереть наконец хоть от удушья. Ему хотелось говорить, хотелось кричать, но он не мог лишиться единственного близкого человека, с которым он мог хотя бы изредка делиться своими переживаниями. Джеëн была замечательной подругой, как казалось Чонгуку. Он не хотел, чтобы ей было с ним дискомфортно. Оказалось, у Джеëн не было никаких проблем с принятием ориентации друга. Проблема была лишь в том, что и ей Тэхëн со временем начал нравиться, только рассказать об этом лучшему другу она решила лишь спустя несколько десятков тайных свиданий, когда они уже начали встречаться. — У тебя истерика, Чонгук, — Хосок говорит вкрадчиво, почти шëпотом, глядя на красное лицо брата, на размазанные по нему слëзы, дрожащие плечи и сжатые в кулаки ладони. Он всë ещë даже примерно не может представить, что могло довести его до такого состояния. — Пошли на кухню? Водички попьëшь. Чонгук отрицательно мотает головой, снова давясь всхлипом. — Может, ты хочешь поговорить? Ты можешь мне доверять. — Хосок для убедительности кивает, глядя на жмущегося к двери брата. — Никому нельзя доверять, — булькает в ответ обиженно, обессиленно вытирая мокрые щëки. Хосок видел в глазах напротив обиду на весь мир, и Чонгук еë действительно ощущал. А ещë он чувствовал потребность выговориться, рассказать обо всëм, что накипело, и получить в ответ поддержку, а не осуждающий взгляд. Чонгук привык молчать, держать всë в себе, быть сильным и правильным, но он так чертовски устал, что сил попросту не осталось. Он не мог попросить сам, потому что он умел лишь помогать, а принимать помощь — нет. И сразу согласиться не мог, потому что внутренний голос шептал, что никому, на самом деле, до его проблем не было дела. И всë же Чонгук эгоистично надеялся, что Хосок его переубедит, что действительно заинтересуется его проблемами и выслушает. Чонгуку нужен был кто-то, потому что один он уже не справлялся. Ему было больно и плохо, так сильно, что хотелось кричать во всë горло, лишь бы стало хоть немного легче. — Давай как в детстве, а? — Хосок, всë такой же растерянный и перепуганный, кривовато улыбается, пытаясь собраться. Он ни разу, блять, не попадал в подобные ситуации. Он вообще считал своего младшего брата самым стабильным человеком во всей вселенной, он не был готов к таким поворотам судьбы. — Секрет за секрет. Я расскажу тебе кое-что, чем ты сможешь меня шантажировать до конца жизни, а ты в ответ мне поведаешь, что у тебя стряслось. Идëт? Хосок не смог придумать ничего лучше, но всë же очень сильно надеялся, что сработает. На Чонгука было больно смотреть – его хотелось обнять и утешить, хотя бы потому что сам он именно так бы и сделал. Хосок точно знал, что его младший брат не должен был оказаться в таком состоянии, потому что Чонгук был замечательным. И страшно было представить, сколько всего Хосок мог упустить. Ведь он так ничего бы и не узнал, если бы не вернулся домой раньше на несколько часов. Что, если эта истерика – не первая? — Заваришь мне чай с мелис...сой? — Чонгук смачно всхлипывает под конец предложения, тут же смутившись. Хосок, который закопался в собственных мыслях по самую макушку, даже не сразу понял, что младший у него что-то спросил. Он смотрел на Чонгука с такой печалью во взгляде, что тому показалось, будто бы старший сам вот-вот заплачет. — Заварю, — Хосок, наконец, отвиснув, кивает несколько раз, вытягивая руку вперëд. — Я ещë тортик купил. Думал, спрячу и ночью сожру в одну харю, но тут ситуация сос. Ты же любишь тот черничный из пекарни? Чонгук тянет плаксивое, совершенно не мужественное "угу" и цепляется за ладонь брата. Потому что Гук, конечно, парень, и ему уже целых шестнадцать лет, но он слишком отчаянно нуждается в поддержке, которой теперь у него не было совсем. В тот вечер у Чонгука помимо брата появился брат по несчастью. Хосок, влюблëнный в Юнги с самого начала их дружбы, младшего прекрасно понимал. Лучше, чем Джеëн.***
TaeTae: Чонгу Можно я приеду? Пожалуйста Я урод, я знаю Но я без тебя не справляюсь Чонгук остервенело трëт тарелку губкой, в очередной раз морщась при сглатывании. Не надо было читать сообщения, надо было игнорировать с самого начала. Теперь у него горло неприятно сжимается, в глазах щиплет и нос чешется. Ещë и руки от моющего средства покраснели. От нового моющего средства, которое стоит как почка и не должно раздражать кожу. Чонгук как раз покупал его, чтобы не надевать во время мытья посуды ëбаные перчатки, от которых раздражалась не только кожа, но и потрëпанные нервы. — Блять! — Чонгук с психом кидает тарелку в раковину, даже не смыв пену. Он просто хочет в одиночестве и полном спокойствии провести заслуженные выходные после тяжëлой рабочей недели. В его планы входит двухчасовое отмокание в горячей ванне, после которого он кое-как налепит на лицо тканевую маску, которая, конечно же, не подойдëт по размеру и будет убого топорщиться, посмотрит тупую романтическую дораму, где главные герои чуть ли не срут радугой от любви друг к другу, выпьет бутылку вина, съест за раз сырную тарелку и ляжет спать под утро, чтобы точно ни о чëм не думать и сразу же вырубиться. Он не обязан решать чужие проблемы. Он не обязан помогать справляться с болью. Он не обязан выслушивать пьяные речи, подставлять плечо и склеивать чужое разбитое сердце. Он ведь сам искалеченный, вывернутый наизнанку, разбитый и раздавленный. Ему никто не помог, почему он должен? Чонгук так и не закончил мыть посуду. В раковине остались три вилки и тарелка, и Чон решил чисто по-человечески забить на них хер. На телефоне продолжала играть музыка, которая становилась тише каждый раз, когда приходило очередное уведомление. Чонгук не знал, пишет ему Тэхëн или Ëнро, и знать не хотел. Он просто хотел послушать ëбаную музыку, но его друзья, к сожалению, решили в очередной раз выебать ему мозг именно в тот день, когда их дражайший "семейный психолог" с экономическим образованием собирался проводить терапию восстановления собственного душевного равновесия. В ванной комнате все звуки будто бы стали ещë громче, и поэтому Чонгук настроил такой напор воды, что смеситель начал подозрительно вибрировать. Сам парень уселся на бортик и запрокинул голову, высматривая на полочке жертву сегодняшнего дня – бомбочку в виде сердца, после которой вода в ванне должна будет блестеть как сальная рожа директора Со при тридцатиградусной жаре под палящим солнцем. Чонгук очень сильно любил своего начальника. Как и работу в целом, естественно. В какой-то момент уведомления о сообщениях прекратили приходить. Чон после минутного затишья даже слегка расслабился, но вскоре просто взвыл, когда музыка прервалась из-за прозвучавшего рингтона, который Чонгук специально поставил на контакты двух конкретных людей, чтобы точно не ответить и не испортить тем самым собственные выходные. Чонгук к телефону даже не притрагивается, просто ждëт, когда надоедливый звук стихнет. Он дëрганно снимает лëгкую домашнюю рубашку, стягивает свободные штаны и перелезает через бортик, усаживаясь на дно. Уровень воды всë ещë был слишком низким, но Чонгук боялся передумать и снова положить своë личное время на жертвенный алтарь собственной тупости. Вместо этого Чон просто спокойно распаковывает бомбочку и закидывает еë в ванну, наблюдая за тем, как та начинает растворяться прямо возле его ног, окрашивая воду в блестящий красный. Противный рингтон перестаëт раздражать тяжëлую голову, и Чонгук наконец выдыхает, откидываясь на бортик позади себя. Плейлист, специально подобранный под такие дни, так и не восстанавливается после тяжëлой атаки со стороны нарушителей чужого спокойствия, но Чонгук так и не собирается с силами, чтобы подняться и включить его снова. Хер с ним, в тишине посидит. Два часа наедине с собственными тараканами в голове, что может быть лучше? У Чонгука ведь, на самом деле, голова забита буквально двадцать четыре на семь. Взять хотя бы его работу, да? Просто песня! Целое минное поле для измученного сознания, и всегда есть, о чëм задуматься. Чонгук сразу же морщится, вспомнив о новом проекте, в который их компания собирается вбухать ебейшее количество средств. Чонгук – инвестиционный аналитик, и, по правде говоря, у него не такой уж большой опыт работы. Но даже с таким небольшим стажем он с лëгкостью может предугадать, насколько скоро с подобной политикой ведения бизнеса они разорятся к чëртовой матери. Чонгук только кривится и коротко поджимает губы, морща нос. Нет, о работе он думать не хочет. Может, о семье? Точно. Например, о маме, которая до сих пор отпаивает отца корвалолом, когда тот вдруг вспоминает, что из трëх его детей мальчиков любит не только дочь, но и оба сына. Или о драгоценной Инми, которая до сих пор не знает, как сказать родителям, что она не собирается поступать на фундаментальную физику, ведь она уже подала заявку на прослушивание в несколько агенств, на полном серьёзе собираясь стать трейни и податься в айдолы. Ну или о Хосоке, который является не только лучшим старшим братом, но и прекрасным парнем (почти женихом) для своего котëнка. И не важно, что такие котята только в аду водятся, ибо они – те ещë чертилы. Да, думать о Хосоке действительно приятно. Но больно. Нет, он правда чудесный, буквально лучший старший брат, которого только можно было бы себе представить, но Чонгук не может спокойно думать о том, что Хоби скоро вместе с Юнги свалит в Штаты, чтобы там обручиться. Во-первых, потому что он будет адски скучать, а во-вторых, потому что он завидует, ибо ему такое счастье явно не светит. Он влюбиться-то взаимно не может в свои двадцать шесть, о чëм вообще речь? Плакать Чонгук не хочет, поэтому мысли о семье тоже откладывает на какой-нибудь сложный день, когда портить себе настроение будет не жалко. Что остаëтся? На самом деле, много всякого. Чонгук может думать об изменëнном меню в кафешке напротив офиса, о собственном списке дорам, которые ему хочется посмотреть, о следующем сеансе у тату-мастера, или о... Чонгук вздрагивает, распахивая глаза. Ну, нет. Только этого не хватало. По ванной комнате разносится новая мелодия, которую Чон поставил только на одного человека в списке контактов. И как же жаль, что этот факт не является действительно значимым, как могло бы быть. С недавних пор в телефонной книжке Чонгука характерные мелодии стоя́т только на тех контактах, к которым по какой-то причине нужно относиться с осторожностью. Чонгук надсадно стонет и дрыгает ногами под водой, из-за чего часть выплëскивается за борт. — Как же они все меня заебали, вашу мать. Дживон перестаëт звонить только через несколько минут. Кажется, за это время вызов обрывался раз пять, но мужчину это не останавливало. Возможно, он хотел предложить Чонгуку провести эти выходные вместе, и, по правде говоря, было бы неплохо согласиться, особенно если учесть тот факт, что Чон ещë вчера пообещал этому прекрасному мужчине перестать ломаться и дать им шанс построить нормальные отношения, но... Нет. Просто нет. Не сегодня, и уж точно не завтра. Возможно, не в этой жизни. Кажется, Чонгук действительно останется в полном одиночестве до конца своих дней. Стоит ли ему взять из приюта кошечку? Как бы он ни старался, все его размышления всегда сводились к личной жизни, думать о которой хотелось в последнюю очередь. Ситуацию в ней можно было описать довольно коротко: за Чонгуком ухаживал очень состоятельный, приятный мужчина средних лет, с которым можно было бы построить крепкие, стабильные отношения, но Чонгук уже десять лет не мог разлюбить друга детства, который в качестве пары мог выбрать даже дикобраза, но только, блять, не Чонгука. Проблема стара как мир, но что насчëт решения? Несложно догадаться, что за десять лет Чонгук перепробовал многое и через многое прошëл, и по логике его любовь уже давно должна была умереть, но сука оказалась до абсурда живучей. Прямо как червь-гермафродит из передачи по Animal Planet, которую Чонгук смотрел прошлой ночью, мучаясь от бессонницы. Чон с поразительной для четырëх часов утра внимательностью слушал закадровый голос, который вещал о паразите, способном перерождаться даже из отрезанного фрагмента тела длиной в несколько миллиметров. Чонгук слышал, что этого червя практически невозможно убить из-за ебейших способностей к регенерации, и первой аналогией при просмотре странной передачи, естественно, стали его идиотские чувства. С чем-то светлым они у него давно не ассоциировались, а вот с каким-то стрëмным червяком – очень даже. Но всë правда не так плохо, как было несколько лет назад. Раньше было больнее, потому что у Чонгука была надежда, были варианты по типу "подождать, ещë чуть-чуть потерпеть, постараться", а сейчас у него вариантов не было и последние несколько лет он просто плыл по течению. Смирился, ужился с собственной болью, очерствел, научился быть один, и в итоге вся его жизнь постепенно свелась к коротким эмоциональным вспышкам от объятий любимого человека, от заботы и внимания с его стороны. От рассказов об отношениях, о чувствах к другому человеку, о душевных терзаниях, явно не связанных с лучшим другом. Чонгуку уже двадцать шесть. У него нет возрастных рамок относительно каких-то жизненных достижений, но он просто устал от собственного состояния. Это не жизнь, когда единственные эмоции, которые ты испытываешь, целиком и полностью зависят от чужого мужика, который никогда твоим не будет. Чонгук давно пришëл к такому выводу, но делать что-то, чтобы изменить своë положение, он так и не начал. И сейчас, кажется, наступает тот самый переломный момент, который должен стать для Чонгука хорошим пинком под зад. Ему действительно пора заняться собой и своей личной жизнью, потому что именно сейчас ему выпала отличная возможность сдвинуться с мëртвой точки и наконец отпустить свою любовь. Сейчас, когда они с Тэхëном постепенно отдаляются друг от друга, меньше общаются и практически не проводят время вместе, Чонгук наконец может включить голову. Он может послать нахер сидящего внутри наивного влюблëнного идиота и правильно расставить приоритеты. И Чонгук не дурак, он прекрасно понимает, что такая отчаянная уверенность испарится в тот же момент, когда на горизонте снова появится Тэхëн. И именно поэтому Чонгук сделает всë возможное, чтобы Ким не возвращался в его жизнь как можно дольше.***
— То есть, ты не взял трубку и на сообщения не ответил? — резюмирует Сокджин, глядя на измученное лицо друга, который упорно ковырялся в тарелке с рисом. Чонгук с самого утра был каким-то подавленным, он едва ворочал языком и даже не язвил, что, по правде говоря, испугало Джина больше всего. Он, конечно же, сразу понял, из-за кого его друг так расстроен, ибо причина в девяносто девяти процентах случаев была одна, и имя ей – Ким Тэхëн. Именно поэтому Сокджин потащил страдальца в их любимое кафе напротив офиса вместо того, чтобы идти на обед с коллегами в столовую. — Я написал ему перед сном, чтобы они с Ëнро разбирались со своим говном самостоятельно и не втягивали в это меня, — Чонгук морщит нос, стараясь сконцентрировать внимание на содержимом тарелки, а не на собственных воспоминаниях. Вот нахрена он это сделал? Зачем так ответил? Мог же придумать какую-нибудь правдоподобную отмазку, сослаться на собственную занятость, так нет же, нагрубил и выключил телефон. В их с Тэхëном переписку теперь смотреть было страшно, поэтому все последующие сообщения друга Чонгук просто игнорировал. И он сколько угодно может убеждать себя в том, что сделал это не нарочно, просто не подумав, может сколько угодно врать себе о том, что он хочет, чтобы Тэхëн исчез из его жизни, но он прекрасно понимает, насколько желанно для него чужое внимание. И, возможно, он прислал своë сообщение в надежде на то, что они снова сблизятся. И это так жалко, боже! Он ведь ещë в субботу обещал себе, что прекратит, наконец, это мучение, всю ночь за просмотром сериала продумывал, как сегодня, в понедельник, наконец, самостоятельно подойдëт к Дживону и позовëт его на свидание, а по итогу весь день бегал по офису как в жопу укушенный, пытаясь спрятаться и не отсвечивать. — И теперь я переживаю за этого идиота, — Чонгук ворчит недовольно и невольно скашивает взгляд на телефон. — Судя по всему, он сильно напился. Надеюсь, в итоге он просто лëг спать и ничего не натворил. — А сам ты как себя сейчас чувствуешь? Сокджин задаëт довольно простой вопрос, но Чонгука он ставит в тупик. Как он себя чувствует? Он даже не знает, как это описать. Чувствует себя так, будто бы он сам себя предал, будто бы опять пообещал себе, что отпустит свои истерзанные чувства и позаботится о собственном сердце, но снова своë обещание не выполнил. Чувствует себя так, будто бы через несколько секунд он начнëт смеяться, а потом обязательно расплачется, потому что он жутко устал. Устал и запутался – классика. — Никак. Не понимаю себя, — Чонгук ведëт плечом, чувствуя себя некомфортно из-за поднятой за обедом темы. Они с Сокджином дружат три года, и все три года Гук мусолит одну и ту же тему, каждый раз решительно заявляя, что вот-вот всë решит и наконец двинется дальше, но по итогу возвращается в начало. Он не может отказаться от Тэхëна, и его это постепенно убивает. К счастью или к сожалению, Сокджин был достаточно проницательным человеком. Он и сам прекрасно понимал, что Чонгук от Тэхëна не откажется, и не потому что не захочет, а потому что не сможет. Чон из породы тех людей, которые всю свою жизнь преданным зверем крутятся вокруг объекта своей любви, даже если тот не заслуживает такой верности и привязанности. Даже если чувства только причиняют боль. Сокджин в какой-то мере Тэхëну завидовал, потому что стать буквально центром чьей-то вселенной – это невероятно круто. С одной стороны. С другой же – парню можно было только посочувствовать, потому что тот на протяжении многих лет причинял своему другу невыносимую боль и даже не подозревал об этом. Такого и врагу не пожелаешь. Сокджину вообще довольно сложно о чëм-то судить. Он по-прежнему не знает Тэхëна лично, но заочно испытывает к нему довольно смешанные чувства. Чистой неприязни не было, потому что Тэхëн не был плохим человеком, и Чон никогда не сваливал на него вину за собственные чувства, но из-за чонгуковых истерик, свидетелем которых Сокджин становился по чистой случайности несколько раз, отрицательные эмоции всë же имели место быть. — Знаешь, я немного беспокоюсь насчëт твоего состояния, — Сокджин говорит вкрадчиво, с несвойственной для него тактичностью. Он ведь как никто другой понимал, насколько тема личной жизни для Чонгука болезненна. — Ты вообще притих в последнее время. О Тэхëне не говоришь, — Джин даже на шëпот переходит, потому что это действительно серьёзный показатель в их случае. — Что-то серьёзное случилось? Чонгук в ответ только плечами жмëт, поджимая губы. Сокджин, право слово, начинает скучать по его стервозности. Потому что Чон был тем человеком, который всегда знал, что ответить, и никогда не упускал возможности съязвить. Ким ещë при знакомстве посчитал его достаточно вредным и не в меру бойким, но сейчас эти качества будто бы потухли. Чонгук явно слишком много думал и часто погружался в себя, поэтому у Сокджина действительно были основания для беспокойства. — Я ведь говорил тебе, что в последние месяцы мы меньше общались. Гораздо меньше. Поэтому и рассказывать мне нечего, — Чонгук трëт шею, продолжая ковыряться в острых закусках. Пропавший аппетит – это тоже звоночек. Чон ведь раньше хомячил за десятерых и умудрялся тырить еду у старшего, голодной саранчой сметая всë со стола. С чего теперь он не может даже кимчи палочками подцепить? — Уверен, что дело именно в этом? — Сокджин не хочет давить, но наблюдать за Чоном уже было больно. К тому же, старший очень хорошо чувствовал, что тому действительно нужно выговориться. — Всë очень странно, — Чонгук наконец откладывает палочки в сторону, поджимая губы. Он не уверен, что хочет говорить на эту тему, потому что собственные мысли кажутся ему глупыми и незрелыми. Чон выдыхает неровно и неловко заламывает пальцы. Он чувствует себя подростком, который пытается самому себе доказать, что объект воздыхания испытывает к нему ответные чувства, придавая обыденным действиям "особенный" смысл. Он жуть как хочет поделиться, но ему правда стыдно. — Мы действительно стали меньше общаться, но когда мы встречаемся, то происходит... что-то непонятное. Чонгук, если бы в нëм была хоть доля былой уверенности, высказался бы по-другому, но сейчас парень всячески пытается избежать слов, за которые потом ему придëтся краснеть. Он вспоминает их с Тэхëном последнюю встречу – горячее дыхание за ухом, из-за которого волосы на затылке шевелились, крепкую хватку на талии, узловатые пальцы в собственных волосах, и в завершение – ночь в одной постели. В обнимку. Чонгук искренне пытается слушать мозг, а не вопящее сердце, но у него не слишком хорошо получается. Ведь если бы десять лет назад Тэхëн вëл себя так же, как ведëт себя сейчас во время их встреч, то Чонгук бы без всяких сомнений заявил, что тот тоже влюблëн. Разница заключается в том, что теперь Чон понимает, какой болью для него могут обернуться его собственные ожидания, поэтому он просто боится что-то надумывать. И Чонгук правда многое хочет рассказать своему другу, но вместо этого лишь повержено выдыхает, сдаваясь. Это плохая идея. — Но я правда не хочу это обсуждать, потому что мне кажется, что я просто выдаю желаемое за действительное, — Чонгук для убедительности кивает. — Думаю, это связано с тем, что я сильно скучаю по Тэхëну. Сокджин шумно выдыхает, откидываясь на спинку стула. Он уж точно не собирается давить на друга. Если тот не конкретизирует, не описывает с точностью до мелочей, что с ним происходит, как делал это раньше, то он просто отступит. Значит, Чонгук сейчас к этому не готов. Сокджин правда хочет быть для него хорошим другом, поэтому он просто подождëт, когда его помощь понадобится. — Думаю, хватит обо мне, — Чонгук принимает более расслабленную позу и пускает на лицо маленькую улыбку, когда Сокджин вымученно стонет, понимая, какой вопрос его ждëт. — У тебя-то как на личном фронте? Ким явно драматизирует, звучно прикладываясь лбом к деревянной поверхности стола. У Джина в делах сердечных тоже были проблемы, но он относился к ним с юмором, так как себя и деньги он любил больше, чем кого-либо. Ему лишь не нравилось, что в этот список постепенно втискивался третий лишний. Сокджин громко набирает воздух в лëгкие, выпрямляясь на месте и выдерживая паузу для эффектности. — Меня Квон пригласил на свидание. Чонгук присвистнул, вытянувшись в лице. Краем сознания он подмечает, что внутри всë будто бы перестало сжиматься, когда он перестроился на другую тему. Чону всегда становилось легче, когда Сокджин был рядом, за что он был очень благодарен. Признаться честно, от этого мужчины он не ожидал такого смелого шага. Да, Минхëк весьма очевидно оказывал Сокджину знаки внимания, но это было настолько аккуратно и максимально деликатно, что никто эти поползновения всерьëз не воспринимал. Тем более, Квон не так давно развëлся, и Чонгук, если честно, считал его натуралом на девяносто девять процентов. Оставшийся процент Чон всегда списывал на красоту Ким Сокджина, которая могла пошатнуть гетеросексуальность даже такого отпетого семьянина, как Минхëк. — А ты что? — А что я? — Сокджин повышает тон, складывая руки на груди. — Отказался, — с меньшим энтузиазмом отвечает Ким, сразу замечая выгнутую в довольно однозначной реакции бровь. — Не смотри на меня так. Ты же знаешь, что мне Намджун нравится. Чонгук искренне сочувствует. В этой ситуации он как никто другой понимал Сокджина. За ним ведь тоже ухаживал очень приятный, интересный, обеспеченный мужчина, а он всë никак не мог себя заставить хотя бы на свидание с ним сходить. — Минхëк – хороший мужчина, но от свидания с ним у меня вряд ли появятся бабочки в животе, — Сокджин жмëт плечами, улыбаясь как-то обречëнно, грустно. Он хотел надëжного человека рядом, стабильных отношений, красивых свиданий и хорошего секса. Минхëк мог дать ему всë перечисленное, и это действительно заставляло Сокджина чувствовать себя полнейшим придурком. — Нахер бабочек в животе, Джин-и. В животе должен быть лобстер. Ким фыркает, посмеиваясь. Чонгук очень скептично относился к этому щекочущему ощущению, говорил, что каждый раз у него лишь возникает желание пропылесосить в собственном желудке. Никакой романтики. — Если бы ты прислушивался к собственным советам, уже давно позволил бы Дживону сводить тебя в ресторан. Сокджин не давит на больное и не говорит серьëзно, знает, что такие скользкие шутки его друг воспринимает абсолютно адекватно. Оба понимают, что для Чонгука тема, касающаяся непосредственно Дживона, не является болезненной. Может, неприятной, но только лишь из-за того, что Чон в этой ситуации чувствовал себя полным говном по отношению к своему неудачливому ухажёру. — Боюсь, в этом случае к лобстеру в животе бонусом идëт член в жопе, — Чонгук натянуто улыбается, морща нос. — А я, как ты знаешь, не слишком заинтересован. Чонгука во время обсуждения подобных тем обычно без преувеличения подташнивает, потому что фантазия у него очень живая, а представлять себя с кем-то, под кем-то, ему было просто противно. Чонгук состоял в отношениях три раза, и во всех случаях сложнее всего ему давалась близость. Те мужчины привлекали его по-человечески, они были приятными, с ними было комфортно, но сексуального влечения к ним Чонгук не испытывал. Сколько раз Чонгук ложился с кем-то в постель, столько раз он закидывался успокоительными, хотя до сих пор не понимает, зачем себя заставлял. И это даже смешно в какой-то мере. Он ни разу не спал с человеком исходя из собственного желания, просто потому что всю сознательную жизнь был влюблëн в друга, с которым у него изначально не было шанса. — Я бы только рад был, если честно. У меня от недотраха уже крыша подтекает. А под Минхëка всë равно лечь не смогу, — Сокджин уныло кривит губы, опуская взгляд на свою порцию говядины, о которой он мечтал всю первую половину дня. Теперь и у него аппетит пропал. — Ëбаный Ким Намджун. Телосложение – шкаф, сердце – кирпич. — Член – дубинка? — без особого энтузиазма, меланхолично добавляет Чонгук. — Ой, да иди ты. Чонгук посмеивается, снова цепляя пальцами палочки. Надо нормально поесть, иначе потом придëтся сидеть с урчащим на весь офис желудком до конца рабочего дня. На телефон, всë это время лежавший на столе, приходит очередное уведомление. Чонгук едва заметно дëргается, нехотя заглядывая в загоревшийся дисплей, на котором высветилось сообщение от Дживона. — Что там? — Сокджин заинтересованно вытягивает шею. — Дживон написал, что хочет встретиться, — Чонгук кривит губы, выключая телефон и отодвигая его в сторону. — И что делать будешь? — Ничего, — Чонгук жмëт плечами. — Сяду за свой стол, спрячусь за компьютером и просижу так весь день. — Не могу поверить, что тебе действительно двадцать шесть лет, — Сокджин смешливо фыркает, качая головой. Чонгук ему в ответ криво улыбается, неосознанно постукивая палочками по тарелке и обращая внимание на настенные часы. — У нас обед закончится уже через пятнадцать минут. Доедаем и двигаем в сторону офиса? — Угу-м.***
После окончания рабочего дня Чонгук идëт на парковку с такой скоростью, будто бы за ним кто-то гонится. В офисе только за вторую половину дня он трижды натыкался на Дживона, и все три раза ссылался на кучу дел, из-за которых у него совсем не было времени на разговоры. Кан явно бесился, и Чонгук понимал, что тот имел на это полное право, но сделать с собой ничего не мог – он пока что не готов был к адекватному диалогу. И сейчас Чонгук просто очень сильно хотел домой. Он на ходу разблокировал машину, краем глаза замечая припаркованный рядом внедорожник Дживона. Чон выдохнул с облегчением, заметив, что самого водителя поблизости не было, и уже собирался сесть в свою машину, но вдруг застыл на месте, когда его окликнули. Вашу мать... — Чон Чонгук, стой на месте! Гук матерится под нос и с нечитаемым выражением лица оборачивается, замечая Дживона, который буквально бегом сокращал оставшееся между ними расстояние. Вряд ли он когда-то мог представить, что в свои сорок плюс будет бегать за несносным парнем, младше него самого на пятнадцать лет. — Стою, — Чонгук выдыхает совсем безрадостно, поворачиваясь корпусом к мужчине. Они давно общаются без формальных обращений, поэтому Гук позволяет себе назвать старшего по имени. — Дживон, я правда очень устал и... — Хватит уже. Чонгук затыкается, опуская взгляд в землю. Кан впервые на его памяти был так раздражëн, а ещë он явно был очень серьëзно настроен. И это пугало Чонгука больше всего. — Что происходит, объясни мне, — Дживон открыто смотрит прямо на Чонгука, который явно осознавал причину, по которой у мужчины окончательно сдали нервы. — Я уже в прямом смысле бегаю за тобой по всему офису. В выходные я не смог до тебя дозвониться, сегодня ты игнорировал мои сообщения и шарахался от меня при встрече. Ты пешком поднялся на пятнадцатый этаж, чтобы не ехать со мной в лифте! Чужие слова всë сильнее давят на совесть, и Чонгуку становится стыдно, потому что он действительно ведëт себя как ребëнок. Он эгоистично пытается держать рядом с собой взрослого, самодостаточного дядьку, который явно не собирается терпеть подобное к себе отношение. Но почему-то упорно продолжает добиваться внимания Чонгука, который ведëт себя как минимум неуважительно. — Мы ведь говорили совсем недавно, и если мне не изменяет память, ты обещал, что перестанешь упираться, — Кан ощутимо смягчает тон. Он всë ещë тяжело дышит, но глаз с Чонгука не спускает. Чонгук многое замечает в его поведении. Он видит, что Дживон не подходит близко, не пытается дотронуться и в целом не пытается нарушить чужие личные границы. Это действительно добрый мужчина, харизматичный, уж точно не лишëнный манер. Умный, красивый и богатый, если угодно. Быть с ним – одна сплошная выгода, но Чонгук, видимо, на голову отбитый долбоëб, раз до сих пор не может и одного шага навстречу сделать. — Прости, Дживон, — Чонгук смотрит прямо, печально. Он эгоистично держал Дживона рядом не только потому что был дерьмовым человеком. Он действительно надеялся построить крепкие, здоровые отношения, и верил, что с Дживоном у них могло что-то получиться. — Но я, видимо, правда не готов. — То есть на этом всë? — Кан смотрит с очевидным разочарованием. Он пытливо вглядывается в такое красивое лицо напротив и совсем не может понять, что чувствует Чонгук в этот момент. — Я не хочу тебя мучить. Прости, что потратил твоë время, — Чонгук жмëт плечами и делает несколько шагов назад. — Я не хочу, чтобы всë вот так закончилось. Мы даже не попытались, — Дживон не сокращает расстояние, остаëтся на месте. Чонгуку его искренне жаль. Он испытывает чистую человеческую симпатию по отношению к этому мужчине, и ему правда больно от того, что из-за него так у них ничего и не вышло. — Мне нужно время. Много времени. Сейчас я не готов даже поговорить спокойно. — И, видимо, никогда готов не будешь, — Дживон говорит то, что было озвучено лишь в мыслях. Это Кан понял, когда в ответ на его слова Чонгук лишь улыбнулся краешком губ. — И всë же, давай попробуем? Чонгук выдыхает громко, прикрыв глаза. Ну что за горе? Что он такого сделал в прошлой жизни, как проявил себя в этой, что в него влюбился такой прекрасный мужчина, а он не может ему взаимностью ответить? — Дживон... — Я прошу просто проводить со мной время. Я не пытаюсь затащить тебя в постель, я даже на поцелуях не настаиваю. Просто узнай меня поближе, ну же, — Дживон наклоняет голову чуть в бок, смотрит пытливо, с надеждой. А Чонгук, видимо, тряпка, раз кивает повержено в ответ. Знает же, что ничего не изменится. И всë равно продолжает давать ложную надежду. — Давай завтра сходим в ресторан после работы, м? Просто совместный ужин, — Дживон спрашивает с лëгкой улыбкой. У Чонгука перед глазами возникает чужая, совершенно глупая и квадратная, с едва заметной родинкой на нижней губе. Приходится крепко зажмуриться и тряхнуть головой. — Да, хорошо. — Вот и отлично, — Дживон не тянется по привычке за объятиями, решив, что Чона сейчас лучше не трогать. — До завтра, Чонгук. — До завтра, Дживон. Кан уезжает со стоянки спустя минуту, а Чонгук свою машину даже не заводит. Сидит в салоне, откинувшись на спинку сидения, и просто пытается понять, что он опять учудил. — Идиот, — Гук бьëт руль и шипит под нос. Он сейчас злой, уставший и голодный, но заехать в магазин за вином придëтся. Чонгук правда старался не пить в будние дни, тем более по понедельникам, но обстоятельства не позволяли оставаться трезвым. В итоге Чонгук приходит домой на час позже обычного, в состоянии хуже обычного и с желанием напиться больше обычного. Именно поэтому он неуклюже снимает с ног ботинки, стряхивает пальто с плеч прямо на пол и ленивой походкой движется в сторону кухни, держа в руке бутылку любимого вина. Чонгук просто не мог поверить, что он опять пообещал попытаться, хотя у него была прекрасная возможность всë прекратить. Прекратить попытки выдавить из себя что-то большее, чем обычная человеческая симпатия, прекратить кормить Дживона ложными надеждами, прекратить самому на что-то надеяться. Ну какие здоровые отношения с его-то дурной головой? Чонгук фыркает себе под нос и ставит бутылку на столешницу, отправляясь на поиски штопора. В ящике со столовыми приборами его почему-то не оказалось, и сейчас, когда Чонгук чувствовал себя максимально разбитым, такая подлянка вызывала особо острое раздражение. В самые тяжëлые дни Чонгук всегда старался себя чем-то занять, чтобы просто не думать, но в последнее время таких дней стало слишком много, и действительно отвлечься получалось крайне редко. Чаще всего внутренняя тревога так и не давала расслабиться, а едкие, пугающие мысли отражались на качестве сна. Чонгук устал. Он не высыпался, стрессовал на работе, всë чаще выпивал в будние дни и всë глубже погружался в собственное одиночество. Чонгук вздрогнул всем телом, когда кто-то позвонил в дверь. Он только в этот момент понял, что нашëл штопор и замер с ним в руке, зависнув в своих мыслях. Теперь он постепенно приходил в себя, пока кто-то всë так же настойчиво нажимал на дверной звонок. Раньше Чонгук по пути из кухни в коридор всегда кричал звучное "иду!", но потом перестал, потому что по ту сторону двери не всегда оказывались люди, которых хотелось бы видеть в собственной квартире. Чонгук даже шаркать по ламинату перестал, чтобы в случае чего он смог тихонечко отойти от двери, сделав вид, что дома никого нет. Посмотрев в глазок, Чонгук увидел часть чьей-то головы и невероятной красоты букет. Он сразу же отстранился от двери и тихо выругался, решая, что делать. Он знал, от кого букет, сразу узнал "почерк" даже через глазок буквально за несколько секунд. Выбора особо не было. За дверью ждал курьер, который просто выполнял свою работу, и уж точно не был виноват в том, что в жизни Чонгука происходил пиздец капитального масштаба. Букет, судя по размеру, был довольно тяжëлым, и Чонгук с трудом мог представить, как несчастный парень удерживал цветы, планшет с бумажкой для подписи, и одновременно с этим нажимал на звонок. Чонгук медленно открыл дверь и встал напротив улыбающегося курьера, лицо которого казалось ему подозрительно знакомым. — Здравствуйте! Вы Чон Чонгук, верно? Чонгук кивнул заторможенно, узнав и голос. Кажется, именно этот парень доставлял предыдущий букет на прошлой неделе. Странно было то, что Дживон тогда заказывал цветы в довольно популярной сети цветочных магазинов, у которой была своя курьерская служба, а этот букет был доставлен из цветочной лавки Чимина – лучшего друга Тэхëна, которому Ким периодически помогал составлять букеты. Так почему курьер один и тот же? Чонгук понимает, что думает вообще о чëм-то странном. Он берëт в руки массивный букет и, стараясь не смотреть на торчащую записку, ставит свою подпись на протянутом ему листе. Курьер улыбается во весь рот и кланяется, а Чонгук почему-то с места сдвинуться не может, смотря то на соцветия гортензии нежно-розового цвета, то на тонкие веточки гипсофилы, то на слишком дружелюбное выражение лица парня напротив, который, видимо, хотел что-то сказать. — Знаете, — тот всë же подаëт голос, пряча клипборд в сумку. — Это совсем не моë дело, но если вдруг вы сомневаетесь, то выбирайте мужчину, который подарил вам этот букет. Предыдущий по сравнению с ним был похож на пучок укропа. Чонгук не любит, когда в его жизнь суют нос чужие люди, но ему почему-то всë равно становится смешно, и он опускает голову, едва сдерживая улыбку. — До свидания, Чонгук-ши! Чонгук отвечает на ещë один поклон слабым кивком головы. — До свидания. Дверь закрывается с тихим хлопком, Чонгук разворачивается к ней спиной и тяжело выдыхает. Букет в его руках кажется невыносимо тяжëлым, он будто бы тянет к полу, не даëт сдвинуться с места. Это действительно какая-то магия. Безумие. И сам курьер, который каким-то образом за неделю сменил место работы и снова приехал к Чонгуку, и его слова, которые в нынешней ситуации звучали максимально иронично. И не то чтобы Гук верил в знаки судьбы, но сейчас ему правда хотелось поверить. Неудивительно, на самом деле. Чонгук любил слишком сильно и не хотел эту любовь отпускать. Сейчас он был готов увидеть этот "знак" где угодно, лишь бы дать себе возможность продолжить страдать и ничего не менять в своей жизни. Чонгук не захотел возвращаться на кухню, поэтому сел на коврик в коридоре. Прямо в своих красивых штанах терракотового цвета. Он просто вдруг вспомнил, что самая красивая ваза в его квартире была занята букетом, подаренным Дживоном. И хоть, по мнению Чона, тот был действительно неплохим, Тэхëн бы назвал его "депрессией флориста", просто потому что тот был стандартным, хоть и наверняка дорогущим. Чонгук долго рассматривал цветки гортензии, нежные гипсофилы, небольшие бутоны кустовой розы и лиловые крокусы. Глупая улыбка на губах была не к месту. Тэхëн ведь всерьез увлекался флористикой, он часто собирал букеты своим друзьям и знакомым, поэтому искать в таком презенте какой-то романтический подтекст не было смысла. А Чонгук не мог не придумывать себе всякое. Глупое сердце забилось так сильно, что стало больно. Он поэтому записку обходил стороной, морально готовясь к тому, что сейчас снова придëтся плакать. Небольшая бумажка, сложенная пополам, была прикреплена сбоку, прямо на упаковке. Чонгук потянулся к ней в последнюю очередь, а потом ещë несколько секунд втыкал в выведенное курсивом название цветочной лавки Чимина, которое органично смотрелось на глянцевой поверхности миниатюрной открытки. Почерку Тэхëна Чонгук, естественно, не удивился. Он понял, от кого букет, ещë когда в глазок смотрел – естественно, записка могла быть только от него. Но Чонгук никак не мог сфокусироваться на содержании. Его почему-то слегка мутило. Прости меня. Ты так сильно мне нужен, знаешь? Не потому что я ищу того, кто заменит Ëнро, а потому что я никогда не смогу найти того, кто заменит мне тебя. Ты главный человек в моей жизни, белëк. Позволь мне вернуться. Я очень по тебе скучаю. Чонгук тихо цокает языком, ногтëм ковыряя выведенное на бумаге школьное прозвище. Чона им наградил, конечно же, Тэхëн. А Чонгук тогда так радовался, что пофиг ему было на то, что милый зверëк, с которым его сравнили – это детëныш тюленя. Все вокруг малыши, котята и зайчики, а Чонгук – тюлень. Замечательно. Чонгук посмеивается, и, конечно же, начинает плакать. Он правда устал. Это ведь как во время болезни. Когда у тебя закладывает нос, ты вдруг забываешь, как легко тебе дышалось без насморка. Тут то же самое. Чонгук уже забыл, каково это, когда сердце не болит, когда дышишь спокойно и знаешь, что живëшь не зря. Когда твои эмоции не зависят напрямую от одного лишь человека, вокруг которого крутится весь твой мир. — Что ж ты делаешь, сволочь? — Чонгук откладывает записку в сторону и дотрагивается подушечками пальцев до нежных лепестков. Он размазывает по лицу слëзы и устало прикрывает глаза, сгибаясь над букетом. — Я же тебя так никогда разлюбить не смогу.