О причинах одиночества говорит любовь

      Тэхён как-то сказал, что Чонгуку вредно слишком много думать, и, если честно, он был чертовски прав. Чонгук вёл войну с собственной головой и буквально купался в потоке причиняющих боль мыслей. Возможно, если бы он эти мысли выражал словами, таких проблем бы не было, но Чонгук предпочитал разбираться со всем самостоятельно, молча. Может быть, если бы Гук говорил, они бы не оказались в итоге в таком положении. Так он думал сейчас, спустя три месяца после начала их отношений, сидя на кухне своего парня в пять часов утра с мокрыми щеками и четвёртой кружкой чая в руках. Тэхён, если бы он мог пробраться в чужую голову и знал, какой ужас там творится, обязательно сказал бы, что это не его вина, потому что у Чонгука действительно были причины для такого поведения. Но правда была в том, что Гук мог сколько угодно жалеть себя, огрызаться и цепляться за прошлое, но из-за страха одиночества он рисковал действительно остаться ни с чем. Изначально его поведение казалось чем-то естественным и вполне объяснимым. После пережитого нервного срыва он ещё две недели ходил сам не свой и был похож на зашуганного котёнка, которого только-только подобрали с улицы. Тэхён не знал, как к нему подступиться, потому что Чонгук смотрел на него с опаской, удивлением и недоверием, будто бы видел в первый раз, вздрагивал от каждого прикосновения, а при единичных попытках поцеловаться вообще превращался в статую и выглядел так, будто бы терпел что-то крайне неприятное, разве что рукой потом губы не вытирал. Естественно, Тэхён понимал, что отношения у них начались только на словах, потому что они так ничего нормально и не обсудили, но он всё же надеялся, что Чонгук даст ему понять, с чего они могут начать. Разговоров он упорно избегал, как и обычных встреч, телесный контакт сводил к минимуму, и Ким просто терялся, потому что не знал, что ему делать. Самым верным решением тогда виделось обычное ожидание, казалось, что Гуку просто нужно время, поэтому Тэхён не давил. Он не приходил без предупреждения и без повода, старался тщательно подбирать слова при разговоре, никогда не обнимал со спины и не обнимал слишком крепко, чтобы Чонгук мог контролировать ситуацию и в случае чего отстраниться. Приходилось очень внимательно следить за настроением младшего, чтобы даже для самого маленького продвижения вперёд был подобран правильный момент. Тэхён тогда знал точно: один неверный шаг вперёд может обернуться целым стратегическим отступлением. И пока он думал, как сделать всё правильно и не навредить любимому человеку, Чонгук успешно закапывался в собственных страхах и переживаниях, добровольно отдаваясь на съедение собственным мыслям. Весьма предсказуемо, но всё же удивительно: собственное состояние почему-то волновало в последнюю очередь. Раздрай в душе и погром в квартире Чонгука беспокоили не так сильно, как отрывочные воспоминания о том, как Тэхëн успокаивал его после взрывной истерики. Чонгуку было за себя стыдно. За то, как он в совершенно унизительной позе ползал по полу и в спешке собирал уцелевшие рисунки, за то, как он в соплях и слюнях сначала отбивался от спасительных объятий, а потом вцепился в чужое тело мëртвой хваткой. За то, что после этого представления и двух часов сна решил, что нашëл самое подходящее время для скомканного выяснения отношений. Чонгук не оставил Тэхëну выбора, предложив отношения в тот момент. Тому наверняка просто было жаль Гука, и он из-за этого не смог отказать. Так Чонгуку думалось. Он ведь не просто предложил, он попросил, чтобы его назвали своим, присвоили, если угодно. Вообще Гук тогда говорил какой-то бред, просто потоком вывалил то, что давно просилось наружу, а Тэхëн, кажется, на всë был согласен, лишь бы младший успокоился и почувствовал себя чуть лучше. В итоге получилось то, что получилось. Чонгук ходил и шугался каждого порыва в свою сторону, просто потому что боялся, что Тэхëн этого на самом деле не хотел, что согласился он вынужденно и теперь не знал, как об этом сказать. Первые две недели были самыми тяжёлыми, но после всё же наметился намёк на потепление. Чонгук просто в какой-то момент неожиданно вспомнил о том, что незадолго до всей этой ситуации Тэхëн вроде бы как признался ему в чувствах. Не то чтобы ситуация от этого становилась легче, уверенности в силе и устойчивости чужих чувств по-прежнему не было, но Чонгук всё чаще стал ловить себя на мысли о том, что в этом нет ничего ужасного. Нет уверенности? Да и чёрт с ней. Чонгук, кажется, постепенно возвращался к тому же состоянию, в котором находился несколько лет назад, когда он был согласен буквально на всё. Тогда он понимал, что даже если Тэхëн предложит секс по дружбе, он не сможет отказать. Будет потом собирать собственные ошмётки с пола, но не откажет. Вот и сейчас Чонгук ловил себя на том, что он всё больше стал цепляться за любое проявление хоть мало-мальски тёплых чувств, и не было уже у него никаких сомнений, связанных со страхом их слабости и хрупкости. Главное, что хоть какие-то были. Это явно было не лучшее для Гука состояние, но без постоянного страха и тревожности ему было гораздо легче жить. И всё же Чонгук никак не мог взять в толк, с чего вдруг в тот день, находясь в жутком моральном состоянии, он с такой уверенностью начал разговор об отношениях, если до этого так долго не мог на него решиться. Чуть позже до Чонгука всё же дошло: в Тэхёне он видел опору и защиту, и не было ничего удивительного в том, что в самом уязвимом своём состоянии сердце потянулось к своему живому щиту. Ким всегда неосознанно наносил самые глубокие раны, но правда была в том, что кроме него никто не мог их залечить. А вся эта ситуация с Ёнро просто стала тем самым пинком под зад для принятия решения. Конечно, можно было и послабее, кто-то сверху явно чуток перестарался, но сработало же, верно? После всей этой стихийной мысленной борьбы голова ощущалась более лёгкой, она будто бы перестала быть стотонным грузом на ослабленных плечах. Чонгук и сам успокоился и стал постепенно вылезать из собственной скорлупы. Всё это время он был в себе, разбирался с внутренними проблемами и совсем не обращал внимания на то, что находилось снаружи. А снаружи был Тэхён, который по-прежнему боялся сделать лишнее движение, чтобы не спугнуть ненароком. Странное дело. Раньше он всегда чувствовал Чонгука, с лёгкостью мог понять, когда надо надавить, а когда оставить и не трогать. Сейчас же у него ничего не получалось из-за страха навредить и внутренней тревоги. Он не мог собраться и просто ждал, просто был рядом, чтобы в нужный момент подхватить. И не прогадал. Всё началось в тот день, когда Чонгук впервые сам позвонил Тэхёну и пригласил его к себе. Пожалуй, это был их первый адекватный диалог, в котором Гук смог отпустить себя и не зажиматься так сильно. Тогда они и сдвинулись наконец с мёртвой точки, чтобы дальше начать двигаться в одном направлении с общей целью. Чонгуку казалось, что всё происходило медленно, и их сближение тянулось чуть ли не вечность, но на деле за следующий месяц Тэхён перевернул его жизнь вверх тормашками и сделал это так профессионально мягко, что Гук даже сперва ничего не замечал. Никаких ярко расставленных акцентов, никаких неприятностей и выхода из зоны комфорта, которой у Чонгука, как оказалось, и не было никогда, а по итогу «выхлоп» был такой, что сейчас, оглядываясь назад, он даже сказать ничего не мог. Просто как-то совсем незаметно Гук в определённый момент начал общаться с Черён, которую по чистой случайности застал дома у Тэхёна. Это была женщина средних лет, подруга мамы Кима, которая по неведомому стечению обстоятельств оказалась прекрасным психологом. Как их переписки и частые встречи в кафе возле дома Тэхёна буквально за полторы недели переросли в полноценные сеансы в кабинете частной клиники – история, конечно же, умалчивает. Совпадение, не более. Дальше случилось что-то совсем мистическое. Чонгук до сих пор не понял, с чьей конкретно подачи спустя непродолжительное количество времени он вдруг уволился со своей работы, за которую держался долгие годы как за спасательный круг. С одной стороны, Тэхён, ненавязчиво интересующийся его делами и подбирающий поразительно правильные слова, с другой – Черён, прямым текстом заявляющая, что Чонгуку нужно «отпустить этот якорь» и двигаться дальше, чтобы найти то, к чему лежит душа. К ним ещё и Сокджин чудесным образом присоединился и слов совсем не подбирал – трёхэтажными матами крыл компанию, в которой сам, вообще-то, работал. И Чонгук ушёл, совсем некрасиво, не так, как планировал, в буквальном смысле плюнув директору Со в лицо. Зато отпустило. Дальше дело оставалось за малым – это знал Тэхён, но из-за этого сильнее всего переживал Чонгук. Он не знал, как будет зарабатывать, понятия не имел, как вообще можно раскрутиться на никому не нужных рисунках, потому что он никогда, по сути, не искал работу, да и просто не знал, как можно зарабатывать на том, что действительно нравится. Для него всегда существовало разграничение между работой, которая приносит деньги, и хобби, которое приносит удовольствие. Никто никогда не воспринимал его увлечение рисованием всерьёз, за одним лишь исключением, благодаря которому Чонгук понял, что лучшая работа – это высокооплачиваемое хобби. Теперь у Чонгука от количества заказов трещит почта, и это действительно заслуга Тэхёна. То, что Чонгуку становилось легче – заслуга Тэхёна. Их отношения тоже… изменились. Они становились нежнее и ближе на протяжении всего того времени, что Чонгук пытался осознать тот факт, что они действительно стали парой. Теперь ведь всё было по-другому: все слова, все прикосновения, забота, ласка – всё это было между ними и раньше, но теперь воспринималось совсем иначе. Тэхён до сих пор для Чонгука оставался прекрасным другом, просто теперь их дружба переросла во что-то совсем сокровенное, то, что смело можно было назвать личным, принадлежащим только им двоим. Чонгук тогда робко и совсем неуверенно размышлял о том, что, может быть, из них действительно выйдет что-то хорошее. Он долго ещё задавался вопросом, можно ли ему делать те или иные вещи, и каждый раз удивлялся, как в первый, когда понимал, что да, теперь можно. Чонгук действительно может проявлять свои чувства, может прижиматься теснее во время объятий, может с трепетом прикрывать глаза во время поцелуя и не стесняться своих желаний. Всё это было похоже на какой-то сладкий сон, и Чонгук в какой-то момент поймал себя на мысли, что до нервной дрожи в руках боится всё это потерять. Он всё ещё ждал, что его оттолкнут, и каждый день просыпался с мыслью, что вот-вот всë хорошее у него снова отберут. Чонгук не знал, как с этим бороться, и просто надеялся на то, что вскоре этот закостенелый страх пройдёт. Ведь и правда становилось лучше. День за днëм, шаг за шагом, переживания мучали всë меньше. Они всë ещë сидели на подкорке и мешали спокойно спать, но Чонгук чувствовал себя лучше, не ощущая такого огромного давления на своë состояние. Ему, по правде говоря, было просто некогда заниматься самокопанием, оно постепенно отходило на задний план. Чонгук много рисовал и общался со своими заказчиками, дважды в неделю посещал психолога, всë чаще выбирался в гости к семье и возобновил занятия спортом, на которые забил несколько месяцев назад. Тэхëн его подбадривал и всячески подбивал на любую активность, водил на свидания и делал всë, чтобы вытащить Чонгука из той ямы, в которой младший находился вот уже на протяжении нескольких лет. Чонгук чувствовал себя так, будто бы он всë это время болтался над пропастью, из последних сил держась за каменный выступ, и вдруг ему протянули руку. Тэхëн теперь тащил его наверх, крепко обхватив ладонь, и Чонгуку оставалось просто упереться ногами в землю, чтобы помочь себя вытянуть, но последний рывок он так и не сделал. До сих пор ему сложно обосновать, что тогда случилось. Просто в один день они наконец проводили Хосока и Юнги на рейс в Штаты, и всë только что налаженное, такое хрупкое и неустойчивое, резко пошло под откос. Гук чëтко помнит тот небольшой отрезок времени, который они потратили на дорогу от аэропорта до дома, когда он сидел на пассажирском сиденье сбоку от Тэхëна и пялился в окно пустым взглядом, не реагируя на чужие слова. Можно было бы подумать, что он просто тяжело переживал переезд брата в другую страну, но Тэхëн теперь чувствовал его лучше и не терялся в чужих эмоциях так сильно, он понимал, что что-то не так. А у Чонгука просто что-то щëлкнуло в голове, и все те несколько десятков минут, что они добирались до дома, он думал о том, что они с Тэхëном вряд ли когда-нибудь смогут добраться до того уровня отношений, при котором можно будет с полной уверенностью друг в друге переехать в другую страну и обручиться. Это, наверное, глупо, но Чонгук хотел хотя бы иногда просто выходить на улицу и держаться за руки, хотел иметь возможность обнять и поцеловать любимого человека не только в стенах собственной квартиры. Гук хотел настоящую, полноценную семью, с взаимными обязанностями, с этим дурацким официальным статусом, он хотел называть Тэхëна мужем и носить обручальное кольцо. Ему просто вдруг стало ужасно больно, потому что у них всë только начиналось. Чонгук любил уже десять чëртовых лет, а у них только начинался ëбаный конфетно-букетный период. Вот, что продолжало Чонгука мучить, хотя он не задумывался об этом слишком часто. То, что происходило между ними, не соответствовало внутреннему состоянию Гука. Он совершенно не умел строить отношения, потому что нормального опыта с любимым человеком у него не было. Чонгуку эгоистично хотелось всего и сразу, чтобы его просто себе присвоили, серьëзно сказали о намерениях и никогда не отпускали. Глупо? Возможно. Но у Чонгука крыша ехала из-за аккуратных объятий и редких поцелуев, когда он уже весь был для Тэхëна, уже давно себе не принадлежал и совершенно нездорóво стремился всего себя отдать в чужие руки. Наверное, на этом этапе им стоило взять паузу. Возможно, Чонгуку было бы полезно погрузиться в любимое дело, заняться саморазвитием, продолжить посещать психолога и вдали от Тэхëна ещë раз хорошенько подумать над тем, нужны ли ему отношения, в которых он полностью эмоционально зависит от своего партнëра с учëтом того, что вряд ли что-то изменится в ближайшее время. Но он не мог, и до этого знал, что не сможет. Он любил Тэхëна слишком сильно и не мог от него отказаться добровольно, как бы плохо ему ни было. Но и успокоиться он теперь не мог. Чонгук снова застопорился и начал отступать, утопая в собственных мыслях, а Тэхëн не понимал, что происходит. Они начали ссориться. Гук закрывался, избегал встреч и всë чаще начал думать о том, что он не готов отпустить своë одиночество даже при том, что боялся его больше всего на свете. Но он всë ещë не мог с головой окунуться в отношения, когда с каждым днëм всë больше рисковал лишиться даже самого мизерного шанса вернуться к жизни без Тэхëна в том случае, если они всë же расстанутся. Чонгук почему-то крепко уверился в том, что Ким не в курсе, насколько всë серьëзно. Поэтому и чужое предложение съехаться, вопреки всем законам логики, он принял в штыки. Тэхëн верно предполагал, что Чонгуку не хватает уверенности, но он вряд ли мог сделать хоть что-то, что могло младшего в тот момент успокоить. Чонгуку снова нужно было время, Тэхëн же решил, что после отъезда Юнги и Хосока в США наступил самый нужный момент для того, чтобы двинуться дальше и сделать следующий серьëзный шаг в их отношениях. Чонгук стал отказываться от их встреч, начал огрызаться и грубить, обижать ненамеренно и говорить то, чего и в мыслях не было. Сам знал, что словами режет без ножа. Говорил, что не доверяет, не хочет съезжаться, потому что не сможет так долго терпеть чужое общество, говорил, что их отношения – ошибка, и что он по-прежнему не знает, точно ли хочет с Тэхëном что-то строить. Он видел в чужих глазах непонимание и растерянность, видел, как больно его слова били по самому близкому человеку, и только больше пугался, залезая в собственную раковину. Всë происходило по принципу снежного кома – из маленькой проблемы вырастала огромная, практически нерешаемая, Чонгук всë больше острил и прятался в себе, не подпуская близко, но при этом внутренне разрывался на части, умоляя помочь. В этот момент он ещë и отказался от встреч с психологом, потому что Черëн по просьбе Тэхëна на сеансе затронула эту тему, а Чонгук почувствовал, что не может с ней поделиться. Хотел, но почему-то просто не мог. Идиот. Чонгук правда корил себя за сказанное, но не мог по-другому выплеснуть эмоции. Ему казалось, что он всë это время пытался докричаться до человека, не используя нормальных слов, но при этом и сам не знал, что ему нужно. Чонгук злился на себя, но не мог остановиться, и каждый раз со страхом исподлобья смотрел на Тэхëна после очередного своего выкидона, ожидая, когда ему наконец скажут, что это конец. Он будто бы проверял собственные ебанутые догадки и чужие нервы на прочность, пытаясь вынудить старшего положить всему этому кошмару конец, а сам вечерами ревел у себя в квартире, вспоминая, как тепло и спокойно ему было в тот единственный месяц, когда у них с Тэхëном получалось двигаться друг другу навстречу. Тем не менее, конец всегда неизбежен, и весь этот ужас когда-то должен был закончиться. Чонгук знал, что ждать сопливого хэппи энда не стоит, но каждый раз перед сном он робко представлял, как сможет всë исправить. В итоге снова грубил и огрызался, сильно задевая Тэхëна, который почему-то всë никак не сдавался. Последний свой выпад Чонгук совершил этим вечером, когда старший приехал к нему в гости, взяв с собой всë для романтического ужина в двух больших тканевых пакетах, с которыми в итоге и был с криками выставлен за дверь после того, как речь снова невольно зашла о переезде. Чонгук ещë и сделал это настолько грубо, что умудрился довести Тэхëна до слëз, а потом сам стоял, прислонившись спиной к двери, и пытался как-то осознать, что натворил. И вот теперь он здесь – сидит на кухне Тэхëна со своей любимой кружкой и думает, что делать. Это было его первое за последнее время взвешенное решение. Он не проснулся посреди ночи с годовым запасом решительности, он просто думал весь вечер, а после и ночь о том, что он так больше не хочет. Не может видеть в самых родных глазах отчаяние и растерянность, не хочет плеваться ядом в человека, которого до боли в сердце любит. Чонгук до сих пор не мог понять, из-за чего в его голове произошëл тот щелчок, почему вдруг снова стало так страшно, и он всë так же не знал, какое решение является правильным в их ситуации. Может, ему стоило отступить, чтобы не причинять Тэхëну боль и уберечь хотя бы его от своей больной головы, но Чонгук решил, что он сможет разобраться со своими психами, не отказываясь от Кима. Он снова написал Черëн, он решил постараться, потому что не хотел, чтобы Тэхëн оставался для него несбывшейся мечтой. Он всë ещë надеялся, что из них что-то выйдет. Наверно, стоило подождать хотя бы до девяти часов, потому что сегодня было воскресенье, и будить человека в пять утра, когда ты со стопроцентной гарантией стал его поводом для бессонницы – как минимум бесчеловечно. Но Чонгук и не собирался Тэхëна будить. Он просто хотел посмотреть буквально одним глазком, как тот спит, чтобы убедиться в том, что с ним всë хорошо. Поэтому Чонгук опустил босые стопы на холодный пол и практически на цыпочках дошëл до чужой комнаты, предсказуемо затормозив перед дверью. Чувство вины неприятно стягивало внутренности, ещë и волнение перед встречей, пусть даже и вот такой странной, односторонней, слишком быстро охватило всë тело. Чонгук буквально на секунду упëрся лбом в дверь, и уже спустя несколько секунд с тяжëлым выдохом опустил ручку вниз до упора, приоткрыв дверь в чужую спальню. Они много времени здесь проводили. Чонгук часто ночевал у Тэхëна, и когда Ким не был в отношениях, они спали в одной постели, смотрели в ней сериалы, рубились в приставку, сидя на полу, болтали перед сном и тихо смеялись. Тэхëн шутил, что ни с кем в отношениях ему не было так комфортно спать, как с Чонгуком. И теперь Гук думал, что, возможно, это были не шутки. Он тоже безумно любил с Тэхëном засыпать и просыпаться. Он до безумия хотел съехаться и жить вместе. Теперь собственные истерики казались такими смешными и пустыми, что нужно было не смеяться, а плакать. В этой спальне было всë, что Чонгуку было нужно: большой и безумно мягкий ковëр бежевого цвета, уютная кровать с очередным идиотским постельным бельëм, большой рабочий стол, идеально вписывающийся в интерьер, телевизор на противоположной от кровати стене и гвоздь программы – сам Тэхëн, как всегда укрытый одеялом по подбородок и умиротворëнно посапывающий в мягкую подушку. У Чонгука вдруг в сердце кольнуло от этой картины. Нужно было посмотреть и уйти, но он уже не мог. Всë равно подошëл к кровати и сел на краешек, рассматривая красивое умиротворëнное лицо. Чонгук бы всë отдал, чтобы больше никогда не видеть слипшиеся от слëз длинные ресницы и влагу на щеках. Он этого не вынесет. Гук не совсем понимает, что делает, когда тянется пальцами к припухшей щеке. Он лишь бездумно касается кончиками пальцев мягкой кожи, ощущая на подушечках знакомое сердцу тепло. Ему просто нужно было ещё хотя бы несколько минут, и он бы обязательно ушëл. Чонгук бы ещë совсем немного позволил себе касаться, а потом собрал бы себя в кучу и так же бесшумно вышел из комнаты, чтобы просидеть на кухне ещë несколько часов и дождаться чужого пробуждения. Обязательно. Но не в той вселенной, где у Тэхëна слишком чуткий сон и какой-то встроенный внутренний радар на любое чонгуково телодвижение. — Я тебя разбудил, да? — Гук смотрит в чужие сонные глаза, и тихо шепчет, боясь нарушить тишину. Он не получает в ответ даже обычный кивок, лишь взгляд, который с каждой секундой становился всë более пристальным и осознанным. — Извини, я... — Ляг ко мне, — Тэхëн хрипит после сна, смотрит одновременно строго и растерянно, и в какой-то момент хватается за Чонгука так, будто бы тот кажется ему сном. Гук слабо осознаëт, что происходит, потому что не поспевает за сонным, но вопреки всему быстрым и дëрганным мужчиной. Тэхëн суетится, одновременно пытается продолжать держать своего замершего парня за запястье и сдвинуть одеяло в сторону. Он делает всë это так неожиданно, что Чонгук теряется, потому что Ким проснулся буквально несколько секунд назад, и теперь с каким-то болезненным изломом на лице пытался уложить Чонгука рядом с собой, не замечая, с какой виной на него смотрят круглые чернющие глаза. Гук его не останавливает. Он ложится рядом и придвигается ближе к тëплому телу, прижимается крепче, ощущая, как жадно за него хватаются родные руки. Тэхëн тоже жмëтся, укрывает одеялом и собой, тычась носом в макушку. Обиделся ли Тэхëн? Оказывается, нет. Он просто жутко испугался. Они так и замирают, лëжа в крепких объятиях и громко дыша. И в этот момент, даже с недомолвками и застывшей в воздухе недосказанностью, оба чувствуют себя спокойными и счастливыми, потому что вместе. Чонгука внезапно и слишком резко отпускает, всë внутри расслабляется до состояния желе, и на глазах почему-то выступают слëзы. От облегчения, наверное. Гук просто впервые чувствует, как напряжение перестаëт стягивать внутренности. Он безумно скучал по комфорту, который всегда испытывал рядом с Тэхëном, и теперь, снова ощущая себя на своëм месте, хотел только извиниться и позорно расплакаться. И, наконец-то, говорить. — Прости меня, — Чонгук тычется носом в чужую шею и крепко жмурится, а Тэхëн привычно едва заметно покачивается вперëд-назад, поглаживая вихрастый затылок. — Ты не виноват, — Тэхëн шепчет как-то совсем тихо, будто бы снова засыпая, успокоившись, дышит чужим ароматом и чувствует, как тревога постепенно отступает. И уже неважно, что было вечером и ночью, главное, чтобы Чонгук был рядом. С остальным он как-нибудь справится. Им, конечно, нужно будет поговорить, но сейчас они просто молча лежат и вслушиваются в тихое дыхание и неровное сердцебиение, под ладонями ощущая тепло и слыша такие привычные друг для друга запахи. — Белëк, эй? — Тэхëн нарушает тишину только спустя несколько минут, всë так же крепко прижимая к себе Чонгука, стремительно проваливающегося в сон. — Я бы всë равно от тебя не отступился, слышишь? Чонгук слышит. Он жмурится крепче и едва заметно кивает, поджав губы. Тэхëн чувствует, что тот плачет, но не отнимает голову от своей шеи, всë так же обнимая ладонью чужой затылок. — Я люблю тебя.

***

      Спустя несколько недель после невероятно важного и ужасно долгого разговора, Чонгук лежит на той же кровати в гордом одиночестве и пялится на кучу картонных коробок, которые им с Тэхëном предстояло разобрать. Вещей было много, и было понятно, что им придëтся поменять шкаф, поставить ещë одну тумбу и повесить несколько лишних полочек в комнатах и в ванной. И это пока что был лишь план-минимум на ближайшее время. Чонгук все эти переезды жутко не любил, но сейчас почему-то чувствовал приятное греющее тепло в груди. А ещë жуткое, сводящее с ума волнение. Джин писал, что Чонгуку не стоит беспокоиться. Он отвлекал друга ахуительно увлекательными историями о своей личной жизни, и Гук действительно чувствовал некоторое облегчение, потому что с ним вряд ли уже могло случиться что-то подобное. И это уже было неплохо. Вряд ли он был бы рад оказаться на месте своего друга, который последние три месяца игнорировал все ухаживания Намджуна, который из кожи вон лез, чтобы заслужить прощение, потом по пьяной случайности с ним же сегодня ночью переспал и с утра сбежал в другой город, на всякий случай заблокировав все способы связи с внешним миром и теперь переписываясь с другом с маминой почты. Чонгук искренне поражался чужим приключениям и был ужасно рад, что у него все эти страсти в жизни наконец закончились. Сокджин, несмотря на то, что был старше, ещë явно не набесился, а Чонгуку уже нужно было посадить задницу ровно, осесть и получить бесконечный запас уверенности в завтрашнем дне. Тэхëн смог дать ему такую возможность, и теперь Гук чувствовал себя так, как надо. Ну, почти. Ещë несколько месяцев назад, когда им впервые удалось хоть как-то обозначить свои страхи и опасения, Чонгук, то краснея, то бледнея, робко рассказал про свою проблему, касающуюся интимной составляющей отношений. Тэхëн, что неудивительно, понял и не давил, и вообще эту тему больше не поднимал. Они могли спать вместе только в белье, могли целоваться до головокружения, трепетно касаться обнажëнных участков кожи, но не больше. Поэтому и непонятно, как Чонгук несколько дней назад оказался на коленях своего парня с чужими пальцами в заднице. Чонгук жутко боялся, но хотелось ему не меньше. За последние несколько дней явно что-то изменилось, они становились ближе, и когда сегодня они улеглись отдыхать после изматывающего перетаскивания тяжëлых коробок, лениво целуясь и касаясь друг друга в каких-то слишком неожиданных местах, Чонгук вдруг выпалил, что хочет вот прямо этой ночью попробовать. Как итог – Тэхëн пошёл в аптеку, а Чонгук, пока его не было, сидел дома и нервничал, переписываясь с Джином. С хлопком входной двери стало совсем дурно, и Чонгук от стресса принял какую-то максимально неудобную позу, захлопнув ноутбук. При виде Тэхëна, входящего в спальню с небольшим аптечным пакетиком в руке, ещë и пальчики на ногах поджались. — Мы можем сделать это потом, ты же знаешь? — Тэхëн, видя чужое состояние, решает на всякий случай уведомить любимого человека, что его никто ни к чему не принуждает. У него, конечно, горит, просто потому что он любит Чонгука, как минимум, но он никогда не станет жертвовать его комфортом. — Хочу сегодня, — Чонгук приподнимается и как-то неуклюже садится в позу лотоса, наблюдая за тем, как Тэхëн стягивает с себя толстовку. — А ты нет? — Как я могу тебя не хотеть? — Тэхëн усаживается на кровать и садится ближе к чужим бëдрам. Чонгук машинально раздвигает ноги шире и старший нависает над ним, оставляя поцелуй на линии челюсти. Гук и вправду задумывается, точно ли ему надо вот прямо сейчас, действительно ли хочет он сам, и по какой внутренней причине он отправил Тэхëна в аптеку часом ранее. И всë же пришëл к выводу, что не было в его действиях какого-то сакрального смысла. Он просто желал любимого человека и хотел понять, будет ли ему приятно во время секса с ним. Хотя, судя по тому, как феерично он за несколько минут кончил с пальцами в заднице несколько дней назад, проблем не должно было возникнуть. — Тогда давай попробуем сегодня, — Чонгук кивает для верности, вытягивая руку и аккуратно оглаживая пальцами самые красивые черты лица. Засматривается. — Иди в душ, ладно? Я правда хочу, но я безумно нервничаю. — Может, тогда сходим вместе? — Тэхëн сначала играет бровями и улыбается немного придурковато, а потом без всяких шуток и с особой нежностью целует раскрытую ладонь, притираясь к ней щекой. — Я уже там был. Тэхëн смотрит сперва с удивлением, но быстро берëт себя в руки. Он не собирался сейчас говорить кучу совершенно тупых общих фраз, которые в теории должны были помочь Чонгуку успокоиться, потому что знал, что это не поможет. Тот снова пытался что-то для себя понять, снова боролся со страхами, тем более, у них был первый общий опыт. Поэтому, да. Волнение – это нормально. — Я быстро, — Тэхëн оставляет короткий поцелуй на родинке под нижней губой и слезает с кровати, направляясь в ванную. Чонгук ещë долго сверлит взглядом противоположную стену, снова осматривает заставленную коробками комнату, потом достаëт ноутбук, проверяет почту и бегло пробегается взглядом по уведомлениям из соцсетей, замечая несколько сообщений от Намджуна. С матами. Чонгук забавляется. Всегда интересно получать подобные сообщения от интеллигентов, которые при тебе ни разу не сквернословили и вообще с рождения воспитывались аристократами. Ноутбук в итоге снова был отложен в сторону, а взгляд невольно зацепился за оставленный на тумбочке пакет с логотипом круглосуточной аптеки. Чонгук косится на него с опаской, прислушивается к звукам из ванной и решает, что он может что-нибудь сделать самостоятельно, пока Тэхëн принимает душ. В конце концов, он уже неоднократно самостоятельно себя растягивал, хоть это и было довольно давно, но в этом нет ничего такого, он просто ускорит процесс. В голову полезли не самые приятные воспоминания, и Чонгук поморщился, быстро вытащив из пакета смазку и вернувшись вместе с ней на кровать. Волнение после этого только усилилось, и внизу живота всë неприятно стянуло. Ещë и подташнивать начало после того, как память услужливо подкинула Чонгуку воспоминания о его «богатом» половом опыте. Это несложно – стянуть с себя бельë, херануть побольше смазки и попытаться максимально аккуратно вставить в себя палец. Но от этого действия Чонгуку было ровно никак. Он понятия не имел, что с ним делал Тэхëн, но с ним он, кажется, мог бы кончить и без прикосновений. Чонгуку, видимо, удовольствие приносил не сам физический контакт, а человек, с которым этот контакт происходил. Просто факт, что Тэхëн теперь с ним, был гораздо приятнее, чем сам процесс, поэтому Чонгук постепенно успокаивался. Даже если ему что-то не понравится, это будет Тэхëн. Этого уже достаточно. Дверь в ванную комнату распахнулась на том моменте, когда Чонгук, накрутив себя до предела, всë ещë максимально аккуратно засовывал в себя три пальца, но был почему-то уверен, что делает вообще всë не так. Больно ему не было, приятно – тоже, он даже не возбудился, хотя тут сам виноват, нужно было либо подрочить, либо что-то себе представлять, но Чонгук не умел. Блять, он вообще, наверное, какой-то не такой. Теперь в голове появилась мысль, что в сексе, вообще-то, участвуют двое, и ладно, если ему не понравится – он к этому готов. А что, блять, будет, если не понравится Тэхëну? Он ведь даже не скажет ничего! Чонгук пыхтит, сдувая чëлку со лба, и поворачивается, наконец, к Киму. Тот стоял возле той самой тумбочки, и Чонгук думал, что он всë это время там что-то высматривал. Но, как оказалось, Тэхëн был повëрнут лицом к кровати, и его взгляд, направленный прямиком на Чонгука, не выражал ничего. А тот лежал с пальцами в заднице и прилипшей ко лбу чëлкой, в одной домашней футболке с разведëнными в стороны ногами. У Тэхëна язык к нëбу прилип, и низ живота стянуло приятным жаром. — Белëк... — О да, я сейчас вылитый детëныш тюленя, — Чонгук фыркает, вытаскивая пальцы из задницы. Он с психом вытирает руку об простынь и без какого-либо намëка на грацию поднимается с постели, попадая прямиком в объятия Тэхëна, который слишком быстро оказался у кровати, чтобы Чонгука перехватить. Гук успокоился практически сразу же, уткнувшись носом в чужое голое плечо. Выглядели они, наверное, крайне комично. Тэхëн стоял в одних штанах, а Чонгук в футболке, но с голой жопой. Смешно им, конечно, не было, а младшему вообще больше хотелось плакать, потому что думал, что вот-вот опять всë испортит. — Всë хорошо, почему ты переживаешь? — Тэхëн ужасно знакомым движением гладит и без того взъерошенный затылок, целуя мокрый висок притихшего парня. — Эй? Поговори со мной. — Я, может, дефектный какой-то? — Чонгук бубнит в чужое плечо, обхватив Кима за талию. — Или фригидный. Хрен его знает, я не разбираюсь, но я точно какой-то не такой. — А твой стояк до того, как я в аптеку ушëл – это такой особый признак фригидности, да? — Тэхëн коротко сжимает и оттягивает волосы на чужой макушке, отрывая покрасневшее лицо от своего плеча и целуя Чонгука в нос, словно ребёнка. Будто бы они сахарную вату покупали в парке аттракционов, а не трахаться собирались. — Не издевайся! — Чонгук хнычет и запрокидывает голову назад, а Тэхëн пользуется случаем и кусает чужой подбородок, после чего подталкивает Гука к кровати в несколько движений, и тот плюхается на неë пятой точкой. Чонгук сперва не понимает, что от него хотят, но когда большая тëплая ладонь надавливает на грудную клетку, он тут же ложится на спину, наблюдая за тем, как следом забирается Тэхëн. Он тянется за лежащей сбоку смазкой и щëлкает колпачком, одновременно с этим целуя полную нижнюю губу, которую Чонгук вечно кусал от нервов. Сейчас он бы наверняка при возможности целиком сгрыз ноготь большого пальца, но такой возможности у него и вправду не было. Чуть позже, буквально через несколько секунд, Чонгук понял две вещи: во-первых, он нуждается в моральной подготовке или хотя бы каких-то предупреждениях от Тэхëна, и во-вторых, у него, оказывается, очень гибкая спина, которая дугой выгнулась над постелью, когда Ким без слов опустился вниз и взял в рот всë ещë мягкий член, одновременно с этим проталкивая в Чонгука два пальца. Младший тогда подумал, что так не делается. Он не хотел бы слечь с инсультом так скоро. Тело, конечно, отзывалось, и у Чонгука в голове не осталось ни одной мысли о дефектности, фригидности, импотенции и других прелестях жизни. У него в принципе никаких мыслей не осталось, лишь чувства и ощущения, от которых голова шла кругом. И тут уже невозможно было разобраться, из-за чего Чонгуку было так хорошо, но одно он знал точно: так у него могло быть только с Тэхëном. Гука буквально за несколько минут разморило до состояния желе, его бëдра сжимались уже просто рефлекторно, а руки хаотично цеплялись за простынь, пока Тэхëн с не меньшим удовольствием облизывал пунцовую головку, с едва заметной улыбкой отмечая, как твëрдо у младшего стояло от таких простых манипуляций. Тэхëн долго мучил растянутое колечко мышц тремя пальцами, пока Чонгук не взвыл, подбираясь к кульминации. Тэхëн только в самый последний момент выпустил член изо рта и с хлюпающим звуком достал пальцы, слыша подвывания сверху и видя, как красивое, сильное тело дëргается и заходится дрожью. Тэхëн, кажется, ничего красивее в своей жизни не видел. У Чонгука бëдра подрагивают даже в тот момент, когда он за волосы вытягивает старшего наверх и ногами оплетает чужую талию. Тэхëн теперь чувствует тремор в его напряжëнных мышцах, видит подрагивающие пушистые ресницы, и от количества чувств внутри начинает болтать всякую чушь. Чонгук, правда, совсем его не слушает, но это даже хорошо, потому что Тэхëн и сам не понимает, что говорит. Точно про любовь что-то – это главное, а дальше и неважно совсем. На первом толчке Чонгук просто красиво размыкает губы и заламывает брови, пока Тэхëн погружается в него до середины, после чего тут же выходит, чтобы у Чонгука от чувства наполненности не появилось неприятных ощущений. Гук, не понимающий, что ощущается хуже – пустота или член в заднице, не расслабляется, потому что ощущает упирающуюся в колечко мышц головку, и вскоре чувствует второе сильное движение, после которого из груди вырывается рваный выдох на грани стона. Тэхëн в этот момент смотрит на него и тихо матерится, потому что Чонгук выглядит как ëбаное произведение искусства. Ким и сам стонет едва слышно, когда толкается снова, подкручивая бëдра, следит за каждой эмоцией на чужом лице, и слабо улыбается, когда видит прикрытые от удовольствия веки. Чонгук определился довольно быстро, и хотя пока что он не испытывал особого удовольствия от распирающего чувства наполненности, вариант с членом в заднице ему всë же нравился больше. Поэтому он сжал бëдрами чужие бока и расслабился, вверяя себя в чужие руки, думая о том, что он вполне сможет полюбить секс, если он будет таким. Ему уже нравился сам процесс, и от этого внутреннее напряжение окончательно рассосалось. Тэхëн с другими душевными терзаниями рукой сжал крепкое бедро и толкнулся с оттяжкой до шлепка, потом ещë раз, чуть сменив угол, а потом ещë, с готовностью прижимаясь к груди Чонгука, когда того подкинуло над кроватью. Старший облегчëнно выдохнул, и после небольшой паузы, устроившись поудобнее, взял ровный уверенный темп, раскачивая поскрипывающую кровать. Чонгук стонал громко и протяжно, и смотрел своими круглыми глазами будто бы ошарашенно, вообще не понимая, почему вдруг стало так хорошо, где у этих ощущений начало и конец, и что ему вообще делать, куда от этого удовольствия деваться. Он сжимался лихорадочно и несколько раз приподнимался на локтях, чтобы глянуть, что там внизу происходит. Блять, да знал он, что такое простата, его бывшие наверняка были прекрасными любовниками, и если бы Чонгук не был во время каждой близости сконцентрирован на том, что они – не Тэхëн, ему бы, может, и понравилось. Но здесь и сейчас с ним его любимый человек, и Чонгук чувствовал так много всего, что его буквально размазывало по постели. Внутри не было и миллиметра свободного места, и все ощущения в совокупности заставляли Чонгука змеëй извиваться и крепче сжимать бока Тэхëна своими бëдрами, которыми при желании, вообще-то, он вполне мог задушить человека. Двигаться было тяжело, потому что Чонгук будто бы арбуз пытался раздавить, на автомате стараясь уйти от чересчур приятной стимуляции. Тэхëн двигался в нëм коротко и быстро, мягко мазал губами по лицу неаккуратными поцелуями, и напирал так хорошо, так правильно, что у Чонгука тело начало жить вообще отдельной жизнью. Оно податливо гнулось под умелыми прикосновениями нежных рук, отзывалось на каждый, даже самый незначительный телесный контакт, подстраивалось так естественно, будто бы они с Тэхëном в этот момент были одним целым. Чонгук всхлипывал беспомощно и счастливо, потому что ему впервые было так хорошо, ему было так, как он мечтал, и от этого внутри всë только сильнее скручивалось и натягивалось, лопалось мыльными пузырями где-то внизу живота. Тэхëн остановился в какой-то момент, продолжив наглаживать совершенно разморенное тело. Чонгук дрожал в его руках, ласковым прирученным зверëнышем подставлялся под каждое аккуратное касание, доверчиво прикрывал глаза и двигался навстречу. Тэхëн был в восторге. Чонгука хотелось схватить в охапку и целовать, обнимать, жамкать, сминать в руках, а потом долго настойчиво трахать, потому что им обоим нравится. Тэхëн аккуратно выходит из измученной задницы и переворачивает такого мягенького, совершенно плюшевого парня на живот. Чонгук сам приподнялся на коленях, выгнув спину, и Ким залип, рассматривая невероятные сильные плечи, трогательно выпирающие крылья лопаток, контрастно узкую талию, округлые, манящие ягодицы и крепкие, поджарые бëдра. Ничего красивее Тэхëн никогда не видел. Он мог лишь поверженно целовать горячую кожу и ласково оглаживать гибкую спину. Ему, кажется, в жизни больше ничего и не нужно было. Только Чонгука да и... всë. Тэхëн любовно сжал в ладонях не по-человечески мягкую ягодицу и отвесил хороший такой шлепок, тут же пристроив головку к растянутой дырке. Чонгук тут же слегка напрягся, но в итоге лишь выгнулся сильнее, почувствовав головку внутри и крепкие ладони на изгибе талии. Им обоим не так много осталось, и как бы Тэхëну ни хотелось довести младшего до финиша мягкими ровными толчками, держаться было чертовски сложно. Чонгук всë ещë был чертовски сильным и выносливым, он гнулся навстречу и заглядывал через плечо, а после сам насаживался, чтобы чувствовать глубже и сильнее. Тэхëн только этого, кажется, и ждал. Он до шлепка толкнулся в податливое тело, а потом навалился сильнее и быстро заработал бëдрами, напрягаясь до упора. Чонгук под настойчивыми движениями совсем поплыл, а потом почувствовал чужую большую ладонь на чувствительном члене и выгнулся в обратную сторону, пытаясь уйти от сводящего с ума удовольствия. Тэхëн только вернул его в прежнее положение, а потом и вовсе надавил на заднюю сторону шеи, уложив грудью на постель, и принялся рваными движениями доводить их до пика. Гук подавался назад с прерывистыми всхлипами, приглушëнными одеялом, которое он комкал ладонями, ощущая внутри глубокие, твëрдые движения. Он кончил первым, выгнувшись до хруста и замерев, пока Тэхëн его догонял, максимально ускоряясь и до боли в бëдрах вбиваясь в обмякающее тело. С последним толчком он кончил в презерватив и навалился на Гука сверху, сразу же перекатившись на другую сторону. И, наверное, впервые в жизни после секса он сразу же потянулся за объятиями, сгребая своего парня в охапку, как и хотел. Ему срочно нужно было вжать любимого человека в себя, чтобы успокоиться и побыстрее заснуть. А утром обязательно повторить. — Видишь, а ты боялся, — Тэхëн выдал хрипло спустя пару минут, когда дыхание успокоилось и сердце перестало сходить с ума. Он прижимал Чонгука к груди, уложив на себя чуть ли не целиком, и ласково целовал макушку, вяло моргая. — Спасибо, — Гук не уточняет, за что именно, но мысленно благодарит за терпение, за то, что Тэхëн тоже не сдался, за то, что лишил ещë одного страха и теперь крепко прижимал к себе, не оставив ни единого повода для переживаний. — Было бы здорово, если бы вот так можно было разобраться со всеми моими заëбами. — Разберëмся, — Тэхëн кивает для верности, знает, что действительно разберутся, им просто не вместе уже никак. — Мы со всем справимся. Чонгук оставляет нежный поцелуй на чужой груди и притирается к ней виском. Взгляд фокусируется на никуда не девшихся картонных коробках, и Гук несдержанно улыбается. — Даже со сборкой шкафа? Повисшая в комнате тишина прерывается обречëнным выдохом. — ... нет. С этим справится мастер, — Тэхëн прекрасно знает, чем обычно заканчивается их общая сборка мебели. — Ну, не всë же нам самим решать, верно? Чонгук задумчиво кивает, постепенно проваливаясь в сон. Такие разговоры успокаивали. Не хотелось говорить о чëм-то серьëзном, только не сейчас. — Прошлый мастер потоптался ботинками по нашему ковру, — Чонгук морщится и почему-то всë равно улыбается краешком губ, вспоминая, как он вычищал грязь из плотного светлого ворса. — Этого заставим снять ботинки в прихожей, — Тэхëн едва заметно жмëт плечами, чувствует, как постепенно окончательно выравнивается чужое дыхание. Он и сам уже засыпает. — Видишь? Всë просто. Чонгук уже не реагирует. Тэхëн поправляет непослушные пряди его волос и чувствует нежность, умиротворение, а ещë любовь, о которой он тихо шепчет в воздух, проваливаясь в сон. Чонгук жмурит глаза и поджимает губы, он слышит. Слышит и чувствует себя по-настоящему счастливым.