1
Больничное утро похоже на пациента. Оно вылезает из палат, угрюмое, заспанное, растерянное, и лениво тянется по коридорам в сторону столовой вслед за другими такими же пациентами. В коридоре пахнет мылом и чем-то сладко-гнилым. Неопределимый и неприятный запах. Выйдя из палаты, Персиваль сталкивается с медсестрой, и та пугливо втягивает голову в плечи, одновременно запуская правую руку в карман своего халата. Скорее всего, у каждого медработника припасен шприц с успокоительным. — Извините, мисс, — осторожно говорит Персиваль, поднимая руки вверх, словно преступник при виде полицейского. Девушка осматривает его с ног до головы и выпрямляется. — Знаете ли вы, что завтрак начинается ровно в 8? — Нет, — честно отвечает Персиваль. «Хорошо, что здесь есть распорядок», — думает он про себя. — «Плохо, что я его не знаю». — Вы уже двадцать минут должны быть на завтраке, — продолжает медсестра властным тоном. Кажется, в ней прибавилось смелости, когда он поняла, что Персиваль не опасен. — Конечно, мисс. Я как раз направлялся туда. Что-то буркнув себе под нос, девушка удаляется. Мужчина чувствует себя нашкодившим щенком. Он плетется по коридору к открытым прозрачным дверям, откуда доносится стук ложек о тарелки и редкие голоса. Войдя в столовую, Персиваль замечает, что все столики уже заняты. Пациентам, по-видимому, разрешается сидеть там, где они пожелают. Исключение составляют только те, кто по какой-либо причине не в состоянии держать ложку самостоятельно. Они сидят отдельно, над ними пыхтят санитары, пытаясь впихнуть ещё одну ложечку и ещё одну. Патрик действительно сидит один. Он поднимает голову и, заметив Персиваля, машет ему рукой. — Я взял тебе порцию, — улыбаясь, говорит он, когда мужчина садится за стол.— Надеялся, что ты придешь. — И вот я здесь, — выдыхает Персиваль, зачерпнув ложкой овсянки. Мгновение он разглядывает тягучую сероватую массу, и, зажмурившись в предвкушении чего-то нехорошего, глотает ее целиком. Патрик с улыбкой наблюдает за его реакцией. Мужчину судорожно сотрясает, затем он открывает глаза. — Сначала это кажется противным, но со временем ко всему привыкаешь, — сочувственно говорит парень. — На самом деле, здесь неплохие обеды. Персиваль молча кивает, утирая рот салфеткой. В общем, вкус каши не слишком противен. Противна ее консистенция. Будто позволяешь огромному слизню проползти по пищеводу. Мужчина несколько раз сглатывает, стараясь прочистить язык и горло. — Боже… — наконец шепчет он. — Как же паршиво. И так каждый день? — Почти. Персиваль качает головой. Он глотает очередную ложку разваренной овсянки, и на этот раз вкус кажется еще более противным, чем в первый. От нахлынувшей вдруг тоски и жалости к себе хочется выть. Как долго он будет здесь? Что, если целую вечность? Во что тогда он превратится? Два больших окна выходят на внутренний двор. В солнечные дни здесь, наверно, бывает много света, но не сегодня. Сегодня пасмурно, серый свет оседает на стенах, будто слой пыли, придавая холодный мертвенный цвет всему, к чему прикасается. — Ты уже готов к групповой терапии? — Черт… — Персиваль поднимает глаза, полные боли. — Зачем ты напомнил? Патрик пожимает плечами и смеется. — Ты слишком из-за этого нервничаешь. В крайнем случае, можешь молчать… Я могу сесть рядом, если тебе будет легче. — Мне будет! — восклицает Персиваль. — Боже, какой же ты… Его прерывает крик: — Пять минут! Патрик вскакивает с места, быстро складывая грязную посуду на поднос. Подобным образом поступают и другие пациенты. — Что это значит? — спрашивает Персиваль, поддаваясь минутной панике. Он тоже вскакивает. — Возьми яблоко, — советует сосед. — До обеда еще нескоро, а ты совсем не поел. Сейчас мы пойдем в общий зал на групповую терапию. Потом свободное время. Ты как? Бледность разливается по лицу Персиваля. — Если тебя тошнит, я провожу тебя до туалета. — Я… я… — темные глаза мужчины блуждают по помещению, по чужим лицам. Желудок скручивает, как мокрую тряпку. — Эй? Рука парня касается его щеки. Она теплая и отчего-то шершавая. Персиваль вздрагивает и хватает Патрика за запястье. — Что это? Он убирает руку от щеки и подносит ближе к глазам, чтобы рассмотреть. Вся ладонь покрыта шрамами от рваных ран, кожа вокруг них огрубела и побелела. — Это следы от плетки? — Это не мое, — шепчет Патрик, пытаясь освободиться. — А чье же?! — восклицает Персиваль. Он смотрит прямо в глаза парню, тот, как обычно, улыбается. — Не мое… Пациенты сбиваются в кучу, пытаясь просочиться в узкий дверной проем. Они толкаются и ссорятся с санитарами. Кто-то на ходу доедает кашу перед тем, как поставить поднос на стол для грязной посуды. Все пространство наполняется голосами, криками и… музыкой. — А чье?.. — Эй, голубки! — звероподобный рык раздается прямо над ухом Персиваля, так что тот даже приседает. — Посуду убрали и марш на терапию. — Уже! — отзывается Патрик. Он хватает мужчину за руку и тянет за собой. — Пойдем. Персиваль с осторожностью и интересом разглядывает своего новообретенного друга. Какие тараканы наполняют его голову? Опасен ли он? Если это не его шрамы… то чьи? Музыка, которую мужчина услышал ранее, звучит из граммофона в просторной комнате в самом конце коридора. «Общая комната», — догадывается Персиваль. Посреди нее кругом расставлены стулья, большинство из них уже занято. Медсестра хлопает в ладоши, чтобы обратить на себя внимание. — Займите свои места, — говорит она. — Не расходимся. Доктор Ньюман? Доктор сидит в кресле у окна и курит. — Что я говорила про курение в помещении? Мужчина отворачивается к окну, затягиваясь и выпуская дым. — Начинайте, — хрипит он. — Я попозже присоединюсь. — Это наш доктор? — шепчет Персиваль. Патрик молча кивает. Его рука все еще сжимает руку мужчины. — Дурдом… — возмущается тот. Патрик хихикает в знак согласия.2
— Уверена, что никто не сбежал во время завтрака — вздыхает медсестра, когда доктор, докурив, присаживается рядом, — но все же отмечу присутствующих. — Отмечайте, — соглашается доктор, закидывая ногу на ногу. В целом, он ведёт себя нарочито вальяжно и непринужденно. Возможно, он старается таким образом расслабить пациентов, но это напрягает Персиваля ещё больше. Точно таким же был его первый психотерапевт, и мужчину не покидало ощущение, что над ним экспериментируют. — …Джо Бакинских. — Здесь. — Майкл Риддли? — Здесь, — кивает на него санитар. Голова Майкла запрокинута назад, на лице застыла мечтательная улыбка. Персиваль по очереди вглядывается в лица тех, чьи имена произнесены, и ищет сходства с ними. Ему хочется, очень хочется найти доказательство тому, что он не должен здесь находиться. Но половина больных совсем на больных не похожи. И это угнетает. — Рэндел Патрик? — Тут. — Криденс Бэрбоун. Перекличка обрывается молчанием, и Персивалю почему-то становится не по себе. Глаза медсестры отлипают от журнала. — Криденс Бэрбоун, — повторяет она. Ее напряженный взгляд скользит по лицам присутствующих и останавливается на Патрике. В тот же момент она возвращается к списку и делает в нем пометку. «Странно», — думает Персиваль. Его жутко напрягает такое спокойствие. — Этот Криденс, кстати, твой сосед, — шепчет Патрик. Его рука до сих пор покоится на руке мужчины, ладонь покрывается испариной и становится липкой, но лучше так. Кажется, если парень уберет ее, Персивалю будет не за что держаться, когда подойдет его очередь, и он свалится со стула. — А он… нормальный? — спрашивает Персиваль. Парень смотрит на него, вопросительно приподнимая бровь, и мужчина спешит исправиться. — Имею ввиду, он такой же нормальный как ты? Патрик опускает голову. Мгновение он задумывается над чем-то, и шепчет: — Ну… Хм. Он — хрупкое создание. И его неоднократно разбивали… Персиваль приближается к соседу, стараясь уловить каждое слово, но чем больше слов он слышит, тем меньше их понимает. — …он прячется сейчас. Заперся внутри, и отказывается выходить. Не думаю, что кто-то сможет его открыть… «Боже, они потеряли пациента и не ищут его?!» — хочет воскликнуть Персиваль, но в то же мгновение слышит свое имя: — Персиваль Грэйвс… — Это я! — отзывается мужчина и поднимает руку. Доктор Ньюман улыбается ему и кивает. — Как ваши дела, мистер Грэйвс? — Все хорошо, — выдавливает из себя тот, замечая, как много внимания обращено на него в данный момент. — Зайдите ко мне после собрания, — просит доктор. Медсестра закрывает журнал, оставляя его лежать у себя на коленях. — Начнём? — спрашивает доктор, и его вопрос остается без ответа. — Начнём. Мистер Грэйвс? Мужчина вздрагивает. — Примете боевое крещение, так сказать? Расскажите присутствующим о себе. Персиваль чувствует, как все тело начинает дрожать. Рука Патрика сжимается, останавливая нервные вибрации. Мужчина мысленно благодарит его. — Просто говори… — шепчет юноша. И мужчина говорит. — Эм… Добрый день, джентльмены. Мое… — Персиваль откашливается, — мое имя — Персиваль Грэйвс. Я здесь потому, — глубокий вздох. Грэйвс замолкает на минуту. Ему хочется расплакаться, потому что он чувствует себя жалким, но Патрик похлопывает его по пальцам, и он продолжает. — Я здесь потому, что не смог найти помощи у людей, которые обещали мне помочь. Я мучился с душевной болью, теряя свое время в бесчисленных кабинетах на сеансах дураков, которые ничего не хотели делать. Тогда я попытался убить себя. У меня не получилось. Слезы все упрямее подкатывают к горлу, и вместе с ними, кажется, рвота. — Извините… Персиваль поднимает глаза, видит, как медсестра заносит все сказанное в журнал. Доктор Ньюман смотрит на него с таким выражением лица, будто рассматривает в микроскоп. — Мне плохо… — Так бывает, — заверяет доктор. — Это все, что вы нам скажете? Персиваль молча кивает. Перед глазами начинают плясать белые мушки. Голова становится тяжелой, и эта тяжесть постепенно распространяется на все тело. Не успев сказать что-либо, не издав ни звука, Персиваль теряет сознание, проваливаясь в глубочайшее небытие.3
Он приходит в себя в своей постели. В комнате полумрак, свет исходит от уличного фонаря, но он тусклый, так что его едва хватает. Персиваль чувствует, что он в комнате не один. Он пытается пошевелиться, но руки и ноги не слушаются. Они застывшие, тяжелые. — Можете не пытаться, мистер Грэйвс… Вам ввели лекарство, вы скоро снова заснете. Голос тихий и грустный. Он одновременно знакомый и чужой, и Персиваль перебирает в голове немногочисленные события прошедшего дня, соображая. — Клиденс? — с трудом произносит мужчина. Его язык не шевелится. Это кусок ваты, а не язык. И все его тело — это вата. Свинцовая вата. — Патрик посоветовал мне навестить вас, мистер Грэйвс. Он сказал, вы хороший человек… — Он тозе холо… холосый… — Персиваль опять чувствует себя жалким. Он трудится изо всех сил, но организм просто отказывается подчиняться. — Он мне помок… — Вы ему нравитесь. Персиваль, превозмогая себя, поворачивается с боку на спину, стараясь разглядеть собеседника. — Нет-нет-нет, мистер Грэйвс. Не надо. — В темноте лица совсем не видно. Легкие шаги приближаются к постели. Чьи-то тонкие пальцы сжимают плечи мужчины и переворачивают обратно на бок. — Если язык западет, вы задохнетесь. Спите. Если все так, как говорит Патрик, мы с вами еще увидимся. Персиваль ощущает запах мыла. Он хватается за воздух в надежде нащупать Криденса, но безуспешно. — Спокойной ночи, мистер Грейвс… — шепот наполняет сознание, как дым. Измученный, мужчина откидывается на подушку. — Кли…денс… Сознание отключается.