Лотос Старейшины Илина

Аугуан замирает, пораженно глядя на лежащего под ним Цзян Ваньиня. Словно не веря, что тот посмел отказать. Растерянность на его грубом лице выглядела бы даже комично, и Цзян Чэн бы посмеялся с этого, если бы не ситуация, в которой он волей судьбы оказался. Болотные глаза смотрели в грозовые, пытаясь в них найти ответы на свои вопросы, но находили лишь непоколебимую волю.  Что же, не сказать, что мужчина не ожидал чего-то подобного от столь горделивой лани. Ваньинь в его глазах всегда был чем-то недосягаемым, от того неимоверно желанным. Однако он все же рассчитывал на более благоразумное решение. Тем не менее, ответ на ранее поставленный вопрос был уже дан, а значит назад дороги не было. Злость ядом растекалась по венам, затмевая рассудок. На губах все еще ощущается сладкий привкус лотоса, которым была пропитана фарфоровая кожа Цзян Ваньиня, и мужчина еле сдерживает порыв содрать ее живьем. Увидеть звериный ужас и боль в грозовых глазах, так красиво отливающих лиловыми всполохами. Но быстро давит в себе это желание, ведь больше слез страха ему хочется увидеть слезы удовольствия. Удовольствия, которое сможет доставить только он. Только он сможет вознести эту прекрасную жемчужину на небеса блаженства, заставляя выкрикивать свое имя в момент высшего удовольствия. Но до этого просто необходимо преподать урок за непослушание своему господину. Ведь слово Аугуана – закон для каждого, кто находится в его власти. Растерянное лицо Чжу Болина приняло равнодушное выражение, и только опасный блеск глаз выдавал его  гнев. Мужчина в последний раз проводит грубой ладонью по тонкой и такой маняще хрупкой шее, прежде чем одним махом подняться с кровати и сложить руки за спиной. - Это твое окончательное решение? – не глядя на свое греховное желание, холодно спрашивает Чжу Болин. И голос его звучит как сталь клинка, которым приводят приговор для осужденного. – Я даю тебе последний шанс одуматься и стать моим, преклонив колени перед небом и землей, соединившись в вечности. - Это мое окончательное решение. Я никогда не подчинюсь тебе, сколько бы ты не просил, - твердо ответил Цзян Чэн, поднимаясь с кровати. Ваньинь прикладывает к груди ладонь, ощущая, как загнанно бьётся сердце в ожидании приговора. Хоть Цзян Чэн был непоколебим в своем решении, но он продолжал быть простым человеком. Смертным, боявшимся смерти и боли. Он был обычным мужчиной, наверное, больше других желавший любви и большой крепкой семьи, а так же жить долго и счастливо, как бы жизнь не была к нему несправедлива. Поэтому сейчас Ваньинь стоял и пытался унять дрожь во всем теле. Ему было как никогда страшно за свою жизнь. Но больше всего было страшно, что он никогда вновь не увидит Вэй Ина. Никогда не услышит его смеха и приятного бархатного голоса с нотками хрипотцы. Не услышит своего имени с его уст и слов любви, о которой они так долго молчали и из-за чего наделали столько ужасных ошибок. Никогда не коснётся его непослушных, слегка жестких волос. Не ощутит жара чужого тела и не узнает каковы же бывают томные ночи в объятиях сильных рук. Это было ужасно, но лучше так, чем во власти нелюбимого. С Сичэнем он не смог, а с этим монстром и подавно. - Глупое решение! - прорычал мужчина, гневно оборачиваясь к Ваньиню и в один шаг оказываясь возле, болезненно хватая за тонкие плечи. – Будь бы ты моим, я бы сложил к твоим ногам весь мир. Окутал бы роскошью, сделав повелителем смертных. Да что там смертных! Ради тебя я готов устроить переворот и посадить на трон Демонической Империи. Ты бы купался в золоте и шелках, имея безграничную власть надо мной. Я исполнил бы любой твой каприз, окутав своей любовью. Я заставил бы тебя сгорать от чувств и удовольствия. Только бы ты дал свое согласие. Но что я получаю?! - То, что заслужил. Я никогда не искал твоей благосклонности и уж тем более не желал ее. Ты сделал все, что бы отравить мою жизнь, и еще смеешь говорить о любви? Смеешь говорить о взаимности и упрекать за непокорность, когда собственными руками разбил, растоптал, убил. Да как у тебя язык только не отвалился, признаваясь мне в своих извращенных чувствах?! – зашипел Цзян Чэн, пытаясь стряхнуть чужие руки, но ожидаемо безрезультатно. Глаза вновь обожгло от предательских слез. Горячие капли скатывались по красивому, оставляя соленые дорожки на красивом лице. Ему было больно. Сердце разрывалось, а душа кровоточила. Хотелось упасть на колени и закрыть уши и глаза, что бы больше не слышать и не видеть того ужаса, что окружил его со всех сторон. Но кому какое дело было до его чувств и переживаний. Чжу Болин, уставший от вечных сопротивлений и еще больше разозленный чужими речами, дергает Ваньиня на себя, поднимая того над полом и прижимая к ближайшей стене. Одной рукой он подхватывает Цзян Чэна под ягодицы, заставляя обхватить свою талию ногами, а другой обхватывает чужое, мокрое от слез лицо. Гнев отдавался пульсирующей болью в висках. Мальчишку хотелось придушить, поцеловать, замучить, обласкать. Все желания смешались. И он срывается, грубо впиваясь в чужой рот. Цзян Чэн болезненно стонет, протестующе ударяя кулаком в могучую грудь. - Нет! – сквозь поцелуи всхлипывает Цзян Чэн, но это только раззадоривает Чжу Болина. - Нх...нет! Нет! - Проклятый мальчишка! - рычит в чужие губы мужчина. – Я заставлю пожалеть тебя о каждом слове. Заставлю выть от боли, но не физической, а душевной, когда принесу тебе на золотом подносе голову Вэй Усяня. - Нет! – в ужасе закричал Ваньинь, еще больше стараясь отбиться от чужих рук, срывающих с него одежду. - Да, мой прекрасный. Я принесу тебе в наказание его голову, а после заставлю смотреть, как ее будут сжирать мои питомцы. - Нет! Я ненавижу тебя! Ненавижу! – забился в истерике Цзян Чэн. - Пусть так, но решения я не изменю, - холодно бросает мужчина. – Ты будешь ненавидеть себя и винить в смерти своей любви, которая и так настрадалась по твоей вине. Ведь во всех бедах Вэй Усяня виноват исключительно ты, мой чарующий лотос. Это из-за тебя он умирал и будет умирать что душой, что телом. Это ты обрек его на такие мучение. Аугуан самодовольно усмехается, видя отчаяние и ужас на красивом лице. Он обещал наказание и он его исполнил. Ведь хуже потери любви для такого строптивца нет ничего. Ощущая безоговорочную победу, мужчина болезненно вгрызается в тонкую шею, клеймя кровавыми отметинами. Цзян Чэн болезненно вскрикивает, не оставляя попыток убрать грубую руку от своей груди, безжалостно сжимающую его сосок. Он чувствует чужое возбуждение, упирающееся ему в ягодицы и хочет закричать во все горло. Что бы его голос был слышен даже на Небесах, что так безжалостно отвернулись от него. Но выходит только сдавленный всхлип. Вот он настоящий, все это время прятавшийся за маской Саньду-Шеншоу. Слабый и израненный, но до сих пор трепыхающийся, как листья на ветру. Жалкий. Почему из-за него должны страдать другие? Почему должен страдать любимый человек? «Боги, почему вы отвернулись от нас? Почему вы так безжалостны к нашей любви, что все время так стараетесь нас разлучить? Чем мы заслужили такую судьбу? За какие грехи вы так жестоко нас наказываете? Я так его любил, люблю и буду любить. Вы не сможете отнять этого, не сможете заставить сердце биться в сторону Севера. Но молю, если вы все же слышите мои жалкие слова о помощи, накажите. Накажите меня, но не дайте тронуть этому чудовищу Вэй Ина. Я приму любые муки, но только бы он остался жив. Только бы он был счастлив. Умоляю. Без него жизнь не имеет смысла. Без него нет меня». Слезы бегут ручьями по щекам. Цзян Чэн стеклянными глазами смотрит в потолок, обмякая в чужих руках. Пусть. Пусть этот дьявол делает, что только душа пожелает, но только бы не тронул его сердце. - Возьми меня, - безжизненно тихо шелестит его голос. - Что? - Возьми меня. Я весь твой душой и телом, но не трогай Вэй Ина. - С чего бы мне тебя слушать? – с неприятной ухмылкой говорит Чжу Болин, отрываясь от манящей шеи. - Ты и так станешь моим, с согласием или без. А убить Вэй Усяня я давно желал. Да и ты уже отказал мне, прекрасный лотос. А забирать обратно слова некрасиво. - Оставь его. Это только между мной и тобой. Тебе все это время был нужен я. Так вот он я, прямо перед тобой, признающий свое поражение и твое могущество. Не трогай других. - И ты согласен разделить со мной ложе? – с притворным сомнением в голосе спрашивает Аугуан, в это мгновение ликуя. Он знал, на что нужно надавить, чтобы получить желаемое. И сейчас пожинает плоды своих стараний. - Да, - выдыхает Ваньинь, с покорностью глядя на своего мучителя. - И приклонишь колени, связав нас узами брака? Между ними нависает тяжелое молчание. Мужчина терпеливо ждет, уже зная ответ. Он столько лет ждал, что ожидание в каких-то жалких пару минут ничего не стоят. Ведь еще немного и желанное тело само будет льнуть к нему. Поэтому он позволяет Ваньиню окончательно смириться со своим положением. Он видит борьбу в чужих глазах. Видит, как в лотосе борются ненависть к нему и любовь к Вэй Ину. Борются нежелание отдаваться в чужие руки и страх за жизнь возлюбленного.  Борются гордость со смирением. Для Аугуана это самая прекрасная картина, которую он когда либо видел. Для Цзян Чэна же это высшая пытка. Он чувствует себя предателем, изменником, да кем угодно, но только не тем, кто поклялся себе любить и быть верным только одному. Ваньинь морально умирал, с огромной скоростью разрушаясь изнутри. Но пусть так. Пусть он чем любимый. Он стерпит. Он справиться. А все остальное не имеет значение. Не давая себе возможность передумать, Ваньинь обхватывает чужое лицо в свои холодные ладони и с отчаянием целует Чжу Болина, давая свой окончательный ответ. Мужчина ликует, вжимая в себя дрожащее тело. Цзян Чэн был таким хрупким и маленьким в его руках, что сожми сильнее и он сломается. Но разве это было важным, когда желанное существо само зарывается в волосы, позволяя углубить поцелуй. Горячий язык скользит по ровному ряду зубов, а после сплетается с другим, и Ваньинь с силой зажмуривает глаза, что бы не видеть радости в болотных омутах. Каждое прикосновение чужих рук обжигает тело и еще больше ранит кровоточащую душу. Но пусть так. Пусть он чем любимый. - Назови мое имя, Ваньинь, - тяжело дыша, приказывает мужчина, зарываясь рукой в иссиня-черный водопад. «Вэй Ин». - Болин. - Еще, мой лотос. Я хочу слышать свое имя с твоих уст. «Вэй Ин». - Болин. - Еще. «Вэй Ин». - Болин. - О демоны, как же я долго этого ждал! – стонет мужчина, утягивая Ваньиня в очередной поцелуй. Чжу Болин удобнее подхватывает свое сокровище и чуть ли не бегом несет его к кровати. Ваньинь не сопротивляется, но смотрит на огромное ложе, как на плаху, где вот-вот свершится казнь. Его казнь. «О Небеса, прошу вас дать мне силы стерпеть все, что сейчас произойдет. Прошу вас не отворачиваться хотя бы в этот мгновение. Прошу, защитите. Спасите...», - мысленно молит Цзян Чэн,  когда его укладывают на ложе. Чужие руки тут же начинают скользить по телу, а у него ком в горле застревает, пока его окончательно избавляют от одежды, оставляя абсолютно нагим. Аугуан восторженно выдыхает, сверху вниз глядя на открывшуюся красоту. Ваньинь был невероятно красив каждым цунем своего совершенного тела. А разметавшиеся по постели волосы добавляли чарующей очаровательности его облику. Но чувственные, влажные от долгих поцелуев губы были созданы для пылкой страсти. Мужчина опускается к тяжело вздымающейся груди, вдыхая сладкий запах лотоса, исходящий от бархатной кожи. Он дует на нежно-розовую горошину и чувствует, как стройное тело под ним вздрагивает. Чжу Болин  склоняется ниже, обхватывая сосок губами, желая заполнить чужую голову удовольствием и только им. Свободной рукой он касается левой горошины, настойчиво потирая ее пальцами. И в это мгновение Цзян Чэн вновь вздрагивает, желая придушить себя за проклятую чувствительность собственного тела. Еще не значительное, но удовольствие начинает мелкими нитями растекаться по телу. Это было мерзко, это было гадко, это было неправильно. Слезы потекли с новой силой. Ему хотелось оттолкнуть мужчину, что так жадно впился в его грудь, но вместо этого он до боли прикусил нижнюю губу и накрыл глаза руками. «Боги, помогите! Вэй Ин, любимый мой, прости меня. Прости меня. Гэгэ...люблю, люблю тебя. Прости меня. Спаси меня... Не дай греху свершиться. Ах нет, какой же я эгоист. Дурак, из-за тебя он и так вдоволь настрадался. Ему нельзя сюда. Нельзя. Молчи и терпи. Терпи».  Губ касается чужой язык, призывая впустить, и Цзян Чэн безоговорочно впускает. Сплетаясь в мокром, грязном, порочном танце. Руки убирают с глаз, заводя их над головой и стальной хваткой прижимая к постели. - Как же ты прекрасен, - томно шепчет Аугуан, сцеловывая горячие слезы. – И весь мой. - Ты клянешься, что не тронешь Вэй Усяня? – собирая последние крупицы твердости в голосе, задает волнующий вопрос Цзян Чэн. - С чего бы мне это делать? Этот вопрос до такой степени обезоруживает, что Ваньинь даже вдохнуть не может. Его затрясло с новой силой, а глаза лихорадочно забегали по самодовольному лицу. - Умоляю, - сипит он. «Нет, нет, нет! Все не может быть зря! Или же...». - Умоляешь? - Да. Сделаю все, что скажешь, но только не трогай его. - Хм, - сделав задумчивое лицо, изрек мужчина. Что ж, Цзян Чэну было необязательно знать, что Вэй Усянь будет убит в любом случае, а вот получить полную покорность за маленькую ложь было намного заманчивее. – Пусть будет так. Я не трону его. - Клянешься? - Клянусь. Но и от тебя я жду того же. - Этот полностью твой, мой будущий супруг и господин, - на одном дыхание говорит Цзян Чэн, улыбаясь сквозь горькие слезы. С души спадает тяжелый камень, но от этого не менее больно. - И кроме меня у тебя больше не будет никого? - Да, мой господин. - И ты отрекаешься от Вэй Усяня? - Отрекаюсь. Больше в моей жизни нет никого, кроме моего будущего супруга. - Очень хорошо, моя ласка. Очень хорошо. Аугуан ложится на бок с правой стороны от Ваньиня, опираясь на локоть. Цзян Чэн поворачивает голову, приподнимаясь, и сам тянется за поцелуем. Он умер. Умер в тот же миг, когда окончательно отказался от Вэй Ина. Но пусть так, чем смерть любимого. Ваньинь обхватывает могучие плечи мужчины и начинает стягивать с них верхнее ханьфу, в тот момент, как чужая ладонь ласкает внутреннюю сторону его бедра. Не разрывая поцелуя, Цзян Чэн дрожащими руками раздевает Чжу Болина, стараясь не смотреть в его глаза. Уже не было смысла откладывать неизбежное, так лучше быстрее со всем покончить, усыпляя чужую бдительность совей покорностью. Его холодные руки касаются горячей груди и он замирает в растерянности. Хоть он и читал книжки Не Хуайсана, но это было так давно, а с Лань Хуанем они никогда до такого не доходили. Ваньинь просто не знал, что нужно было делать с демоном, которого он ненавидел всей душой. Но разомлевший и заметно подобревший мужчина решил помочь, беря его за руку и опуская на свое внушительное достоинство. «Он меня порвет!» - в ужасе осознает Ваньинь, желая сбежать куда подальше от этого монстра. Но все же собирается с силами, заставляя себя остаться на месте. - Приласкай меня, А-Чэн. Доставь своему господину удовольствие, - урчит ему на ушко мужчина. Ваньинь тяжело сглатывает, усмиряя в себе отвращение, но все же сжимает ладонь на чужом члене. Чжу Болин блаженно стонет, откидывая голову назад. - Да, - выдыхает мужчина, когда Цзян Чэн начинает водить рукой, задевая большим пальцем головку. – Да, мой хороший. Сжимай сильней и добавь темпа, не стесняйся. - Хорошо, - говорит он сквозь ком в горле, выполняя чужую волю. Цзян Чэн продолжает методично выполнять однотипные движения, стараясь отстраниться от происходящего, но получалось слабо. Особенно, когда его шею ласкал чужой язык. Аугуан ведет влажную дорожку от шеи к мочке уха, прикусывая ее зубами, а после начиная посасывать. Ваньинь прикусывает изнутри щеку, давя на корню стон. Уши были его слабостью, но этому мерзавцу он не собирался этого показывать. - Я доставлю тебе незабываемое удовольствие, - томно говорил ему мужчина, опаляя шею горячим дыханием. – Ты будешь выстанывать мое имя, забывая обо всем на свете. А теперь повернись и встань на четвереньки, грудью ложась на кровать. Ваньинь, как кукла послушно исполнил чужой приказ, внутри содрогаясь. Ему было страшно и мерзко. Но разве он что-то мог? Ложась на грудь и пряча лицо в руках, он молился, что бы эта пытка скорее завершилась и его оставили одного. Но у мужчины были другие планы. Чжу Болин стал неспеша скользить руками по спине, иногда опускаясь к плоскому животу, а после и паху. Цзян Чэн прикусил ребро ладони, когда чужая рука стала ласкать его член, отодвигая крайнюю плоть, добираясь до самого чувствительного места. Большой палец стал скользить по уретральному отверстию, надавливая и иногда царапая. От уверенных размашистых движений, как бы ему не было все происходящее действо противно, член стал потихоньку твердеть. Но не до такой степени, что бы проклятый монстр мог радоваться своей победой. Однако в этом и была вся проблема. «Если я не буду стонать и выгибаться, как он того хочет, то это может его разозлить. А этого никак нельзя допустить. Но и через себя окончательно переступить не могу. Мне омерзителен этот мужчина. Мне омерзительны его ласки. Но ради безопасности Вэй Ина я должен переступить через свою гордость», - прикусив ладонь еще сильнее, думал Цзян Чэн. Ему нужно было как-то заставить свое тело возбудиться, но напряжение, намертво сковавшее, не хотело уходить. Поэтому не придумав ничего лучшего, он решил обратиться к Чжу Болину. - Господин мой, этот несчастный просит твоей милости. Этот совершенно несведущ в любовных утехах и не может доставить своему господину удовольствия из-за сильного волнения и страха. Не мог бы господин помочь и научить своего супруга? – и только одно Небо знает каких ему понадобилось сил, что бы сказать это как можно слаще и трепетнее, когда хотелось плеваться. - Раз мой дражайший цветок просит, то было бы настоящим кощунством ему отказать, - довольно урчит Аугуан, переворачивая Цзян Чэна на спину. – Разведи свои прекрасные ножки в сторону и дай мне коснуться тебя. И Ваньинь подчиняется. Он разводит свои стройные ноги, позволяя мужчине опустить свое лицо к полувставшему члену. Аугуан не заставляет себя долго ждать, сходя с ума от покорности своей жемчужины, он касается языком чужого достоинства,  а после заглатывает головку. Цзян Ваньинь выгибается от непривычности ощущений, издавая тихий стон, и тут же проклинает себя на все лады. Слезы вновь текут по щекам, но уже от ненависти к себе. За то, что начал получать удовольствие от мерзких ласк. За то, что этим он предает свою любовь. Но продолжает стонать на радость мужчине, совершенно  не обращающего внимания на разрушение чужой души. Чжу Болин со всей страстью ласкал тело своего прекрасного любовника, ощущая как Ваньинь под его руками наконец дрожит и выгибается в удовольствии. Возбужденный Цзян Чэн был еще более прекрасен. Тяжело дышащий, раскрасневшийся, с разметавшимися по плечам и постели волосами, не знающим куда деть свои дрожащие руки. Это была самая лучшая награда за его долгое ожидание. Смачивая свои пальцы слюной, он подносит их к нежной хризантеме, пока еще закрытой для него. Цзян Чэн вздрагивает, пытаясь уйти от непривычных касаний. Он даже в самых желанных снах не мог себе такого представить. Не смел касаться одинокими ночами. Желал, что бы его девственность забрал один единственный человек. Но судьба распорядилась иначе. От этого захотелось в очередной раз взвыть в голос, но он опять себя сдерживает. Первый палец проходит пусть и не сразу, но спокойно. Но внутри Цзян Чэна все переворачивается от того, что совсем скоро там будут далеко не пальцы, а чужой нефритовый жезл. Слишком большой даже для человека. Страх подкатывает к горлу, застревая неприятным комком, но он терпит. Терпит слегка болезненное проникновение второго и третьего пальца. Все это происходит ужасно медленно, но когда средний палец, двигаясь внутри, нажимает на что-то непонятное, но приносящее удовольствие, его подбрасывает на кровати. Чжу Болин самодовольно ухмыляется и вновь жмет на тоже место, заставляя Ваньиня задохнуться в ощущениях. - Нравиться, сокровище мое? – воркует мужчина, глядя на перепуганного Ваньиня. - Что со мной? – испуганно шепчет он, пытаясь уйти от чужой руки, но ему не дают этого сделать. – Прошу, ненужно там...ах! - Нужно, лотос мой. Я обещал, что ты будешь сгорать от удовольствия и вот горишь. А теперь я заполню тебя и навсегда сделаю своим. - Ах! – простонал Цзян Чэн, когда к той странной точке добавилась еще рука на члене. - Прими же меня, - говорит мужчина, переставая ласкать разомлевшее тело. Он разводит еще шире дрожащие ноги Ваньиня, одну закидывая себе на плече, тем самым приподнимая таз. На его лице написан восторг и полная победа, а на душе Цзян Чэна страдания и боль. Он зажмуривает глаза, готовясь разрушиться окончательно и бесповоротно. «Вэй Ин, я люблю тебя и только тебя. И даже если весь мир рухнет, у меня на сердце будешь написан только ты. Прости меня за все ошибки и слова, что я когда-либо тебе говорил и делал. Теперь я больше не смогу быть с тобой, любимый мой. Прости и прощай», - слезы текут по мокрым щекам, а по подбородку течет струйка крови от сильно закушенной губы. К этому нельзя быть готовым и он не готов. Головка чужого члена касается его отверстия и он прикусывает губу еще сильнее. Сейчас все свершиться. Но сквозь громко стучащее сердце до ушей доносится сильный грохот. Мир замирает. Ваньинь замирает, думая, что ему послышалось, но настойчивый стук в дверь и злобный рык Чжу Болина говорили об обратном. - Что?! – рявкает мужчина, от чего Ваньинь невольно вздрагивает. - Прошу хозяина простить этого слугу. Но в резиденцию прибыл Искатель Цветов под Кровавым Дождём. Он жаждет немедленной встречи с вами, - доносится за дверьми скрипучий голос. - Проклятье! Чертов выродок! – ругался мужчина, отпуская Ваньиня. Аугуан вскакивает с постели, дёргано надевая на себя скинутые одежды. Он был зол, как черт, хотя сам им же и являлся. Не глядя на Цзян Чэна, он распахнул двери цзинши и быстрым шагом удалился из чужих покоев. Ваньинь сидел еще с минуту, глядя на дверь, за которой недавно скрылся Чжу Болин, и не мог поверить в свою удачу. Счастье и облегчение накатило на него огромной волной, оставляя приятное послевкусие. На радостях он засмеялся, хотя это было больше похоже на истерику, но ему было так все равно. Цзян Чэн вытирал дорожки слез, продолжая хохотать. «Боги, благодарю вас! Клянусь, что я расцелую руки Градоначальнику Хуа только за то, что он так вовремя появился!» Но накатившая радость очень быстро утекла сквозь пальцы, когда разум вновь стал проясняться. Рано или поздно этот черт вновь придет к нему и тогда уже его никто не спасет. Сбежать у него не получиться. Ведь все подчинялось воле Чжу Болина. Оставалось только ждать и молиться, чтобы этот момент наступил нескоро.