Лотос Старейшины Илина

- За твою голову было обещано целое состояние. Угадай, кто поспособствовал, - без какого-либо приветствия перейдя сразу к делу, начал Хуа Чэн, без стука врываясь во временные покои Вэй Ина, в которых тот вполне комфортно обосновался, последние несколько дней только и делая, что поддерживал более-менее стабильное состояние Золотого Ядра.    Заклинатель, сидевший возле окна в полумедитативном состоянии, лениво приоткрыл веки из полуопущенных ресниц, бросив равнодушный взгляд на демона, чье лицо так и кричало о недовольстве и какой-то несвойственной ему нервозности. Наверное, за этим бы было забавно наблюдать, и Вэй Ин, несомненно, не забыл бы прокомментировать это, если бы не яд, разъедающий душу и Золотое Ядро. Долго оттягивать неизбежное, увы, не являлось для него более возможным. Однако при этом сам мужчина впервые за все свои прожитые жизни чувствовал какое-то неописуемое облегчение и даже некую радость, а потому совершенно никак не отреагировал на столь внезапное появление хозяина дома, продолжая контролировать потоки Ци, вновь закрывая глаза. Вот только такой расклад совершенно не устроил Хуа Чэна, что хоть и понимал причину такого поведения, но все же надеялся на хоть какую-то заинтересованность. - Вэй Усянь, хотя бы сделай вид, что ты заинтересован в дальнейшей информации, которую я взвалю на твою голову, - несколько раздраженно попросил демон, присаживаясь напротив заклинателя.   Мужчина вновь лениво приоткрыл свои глаза, и теперь Хуа Чэну предоставилась возможность в полной мере оценить масштабы трагедии. Некогда дымчато-серые глаза сейчас практически полностью сливались с белком, свидетельствуя о том, что видит мужчина только благодаря пока еще циркулирующим потокам Светлой Ци, однако совсем скоро даже эта маленькая радость навсегда потухнет. В купе с обезображенной внешностью белизна глаз придавала еще большее уродство, не оставляя и тени возможности узнать в сидящем напротив чудовище прекрасного мужчину, когда-то пышущего здоровьем и бесконечным жизнелюбием. Вэй Усянь умирал на глазах страшной смертью, и, наверное, даже более ужасной, чем быть разорванным собственными творениями. Ведь если в тот раз он еще мог вернуться к жизни, то умерев сейчас, у него нет и тени шанса на перерождения и что уж говорить о воскрешении. Осознание этого до такой степени поразило Хуа Чэна, от чего он буквально на глазах побледнел, наверное, впервые в полной мере осознавая всю серьезность ситуации, в которой они оказались. - Ты умираешь... – не зная зачем, проговорил он в слух, чем вызвал тихий смешок, больше походящий на предсмертный хрип. - Да разве же это новость, - с доброй усмешкой сказал Вэй Ин, снова закрывая глаза. Постепенно свет, пусть и тусклый, доставлял ему огромный дискомфорт, не говоря уже о том, что на зрение уходило огромное количество духовных сил, которые заклинатель берег на последний бой в своей жизни. – Мы оба знали, что так будет, - устало отметил Усянь, словно ему приходилось разъяснять такую простую истину не один час, однако в глазах демона все выглядело иначе и куда драматичнее, но от преждевременного комментария он все-таки воздержался, не решаясь спугнуть чужое спокойствие. – Не стоит на этом акцентировать внимание, а лучше скажи о послании с Дворца. - Кхм, что же, твоя правда. Тогда позволь начать с того, что ранним утром ко мне прибыл гонец и передал указ, гласивший о твоем аресте, а в случае сопротивления – смерти. Приказ отдан всем главным демонам, но сам понимаешь, в скором времени об этом будут знать все. И даже своим слугам я доверять не смогу. Чжу Болин постарался на славу, но и ты был хорош, когда  сровнял его резиденцию с землей. Возможно, тогда можно было бы сыграть по-другому.    Для Вэй Усяня столь скверная новость не стала чем-то неожиданным, а скорее наоборот. Он ждал вестей с дворца многим раньше, посему был безмерно счастлив, что уже смог обезопасить Цзян Чэна от возможных последствий на случай своей скорой смерти. Посему его душа в коем-то веке могла быть спокойной. Но, разумеется, это лишь маленькая верхушка айсберга проблем, которые, к сожалению, пока еще не закончились. Разрушенная резиденция - всего лишь предлог для того, чтобы Император обратил внимание на них, дальше же ситуация должна разыгрываться непосредственно на поле врага, иначе весь план полетит к черту. - Это все глупости. Ты и без меня это прекрасно знаешь, просто сейчас ищешь непонятные оправдания. Если бы я так не поступил, то навсегда бы потерял Цзян Чэна, а это пострашнее любой смерти. - Но какой в этом смысл, если ты собственными руками его оттолкнул, наложив печать по запечатыванию памяти, так в довесок обманул? Он вновь обижен на тебя, не понимая, в чем провинился, а ты молча умираешь, прекрасно осознавая, что возможности оправдаться уже может и не быть. Так стоило это все того, Вэй Усянь?   Забавно, ведь он тоже не раз задавался этим вопросом. Пускай в глазах других и даже своего возлюбленного он стал самой настоящей тварью, но именно сейчас Усянь чувствовал, что действительно поступает верно, окупая с лихвой грехи прошлого и перед покойной четой Цзян, и перед бывшим мужем, у которого теперь появился шанс начать жизнь с чистого листа, и перед собой, но главное – перед Цзян Чэном, пострадавшего от его глупости больше всех. В тот момент идея с запечатыванием памяти пришла в его голову далеко не так, как хотелось бы.   Гнев – самое последнее, что мужчина хотел бы испытывать к своему вновь обретенному возлюбленному, но, увы, обстоятельства не всегда шли бок о бок с нашими желаниями. Однако в данном случае заклинатель мог оправдать себя или же, скорее, предпочитал так думать, хотя бы тем, что причиной всех его дальнейших, пусть и весьма жестоких действий являлся элементарный страх за жизнь и безопасность Цзян Чэна, поразившего Усяня своим из ниоткуда взявшимся безрассудством и детской непосредственностью. Страх – это слабость. Так его с детства учили правила Юньмэн Цзян, и в какой-то мере старые учебники, буквально рассыпавшиеся в руках, не солгали. О, Вэй Ин помнил все эти многочисленные тракты о великих мира сего, где под каждым новым именем красной нитью прослеживалась один и тот же посыл. Вот только именно это обесценивало в глазах тогда еще молодого юноши столь величайшие труды. Страх действительно мог стать слабостью, делая из человека полное ничтожество, только если тот сам позволял таковому случится. Уж мужчина знал об этом не понаслышке. Однако знание и опыт не смогли уберечь его от очередного ужаса, ведь он всего лишь человек. Вэй Ин до сих пор помнил то отвратительно неприятное ощущение, когда все волосы встали дыбом, а на голове в черном, как смоль водопаде добавились еще несколько седых волосков, стоило только услышать планы его драгоценной половинки о сражении с Чжу Болином и участии в будущей военной компании против Вэней. Одним Небесам было ведомо, чего стоило мужчине спокойствие и молчание в тот момент, когда хотелось разразиться парой ласковых и хорошенько встряхнуть наивного мальчишку, ибо по-другому теперь  назвать Ваньиня у Усяня язык попросту не поворачивался. Хотя стоило признать, что где-то очень глубоко в душе ему даже понравились некоторые стратегические поправки и предложения, преподнесенные Цзян Чэном с точки зрения его видения нового мира и позиции Орденов. В конце концов, Ваньинь прошел войну и не спроста заимел репутацию блестящего полководца и весьма талантливого оратора, когда того желал. Однако это не воспринялось бы Вэй Усянем столь агрессивно, если бы не несколько значительных «но». Первое и самое главное: заклинатель совершенно не собирался переносить груз прошлых и , к сожалению, повторяющихся проблем в их новую, уже более-менее устоявшуюся жизнь. И в этом был огромный смысл. Ведь теперь, когда малыша Ваньиня окружала любящая семья, нет на плечах ответственности наследника Ордена и, наконец, появился шанс познать беззаботное счастливое детство, которое мужчина поклялся дать ребенку, просто стало бы предательством вновь окунать возлюбленного в эту грязь. Вэй Ин слукавил, если бы сказал, что не хотел вернуть память Цзян Чэну, стоило только узнать о его перерождении в мальчике. Вот только вернул бы он ее уже многим-многим позже, когда тот уже стал бы взрослым и у них родились бы дети. Просто приятная мелочь к имеющейся идиллии в семье и не более. Второй причиной являлось желание оградить возлюбленного от любой опасности. Темный заклинатель содрогался всякий раз, когда видел меч, пусть и деревянный, в руках ребенка, и с большой неохотой согласился на его тренировки, не сумев оспорить того факта, что даже омега должен уметь себя защитить, если никого не окажется рядом. Однако ни о каком участии в военной компании речи быть не могло. Он скорее себе горло перегрызет, чем позволит уродству смерти вновь осквернить прекрасные глаза. И даже знание того, что когда-то Цзян Чэн являлся одним из сильнейших культиваторов своего времени, не смогло пересилить страха мужчины перед смертью возлюбленного. Последним же стала собственная неуверенность в их с Хуа Чэном плане, где количество шансов выжить лично у него оказалось многим меньше, чем у Чжу Болина, причем без дальнейшей возможности к перерождению, однако речи о проигрыше, разумеется, не шло, ведь даже от смерти есть своя польза. Следовательно, это были три основные причины, по которым Вэй Усянь просто-напросто не мог позволить оставить Цзян Чэну память о прошлом, а в случае его смерти, то и о нем. Ваньинь должен начать жить с чистого листа и искренне радоваться каждому новому дню, без страхов вновь остаться в одиночестве и при этом быть всеми нелюбимым и порицаемым. Да и для самого Вэй Ина было важным, что бы его мальчик, наконец, сиял ярким солнышком, даже если это значило, что его вновь придется отпустить к Сичэню, который и в этот раз сможет окружить Ваньиня теплом и заботой. План в голове заклинателя созрел достаточно быстро, вот только для его реализации требовалось добровольный отказ от воспоминаний со стороны Цзян Чэна, а все остальное уже было не более, чем ловкость рук и удачный момент. И надо сказать, что в тот раз удача действительно оказалась на стороне мужчины, чем он неминуемо воспользовался. И хоть, положа руку на сердце, Вэй Ин честно не хотел доводить все до такого болезненного для обоих абсурда, но по-другому, увы, обезопасить возлюбленного у него не получилось бы. Незаметно наложенная им в момент отчаянного порыва Ваньиня печать активировалась практически сразу, когда у того закрались мысли об желании отречься от прошлого, о чем знаменовало болезненное жжение на израненном запястье темного культиватора, который активировал ее собственной кровью. Такова была цена дальнейшего счастья Цзян Чэна, хоть, по мнению самого Усяня, это сущая мелочь. - Стоило, - безапелляционным тоном отрезал Вэй Ин, сверкая белесыми глазами, в которых не было и тени сомнения в собственных убеждениях. Именно эта непоколебимая вера и упертость в чужом взгляде заставили Хуа Чэна невольно вздрогнуть и в очередной восхититься этим удивительным человеком. – Я готов быть в глазах любимого последней тварью, если он будет жить счастливо. - Но без тебя. - Но без меня. Такова цена счастья, тебе ли не знать, что всегда приходится чем-то жертвовать ради любви. - Я восхищен и чрезмерно горд, что когда-то наши пути пересеклись. Все же теперь действительно бессмысленно отрицать очевидное, - усмехнулся демон, протягивая заклинателю руку. - Рад слышать, хоть под конец своей жизни почувствую твою нежную любовь, - пожимая чужую руку, беззлобно съязвил заклинатель, вымученно улыбаясь и получая в ответ точно такую же улыбку. - И все же ты тот еще засранец, Вэй Усянь, - усмехнулся Хуа Чэн: - однако я рад, что именно ты стал моим другом. - Я тоже, друг мой. Я тоже.    Когда-то давно их встреча стала поистине судьбоносной. Если бы однажды Чжу Болин не перешел дорогу Хуа Чэну, решительно вознамерившись подставить тогда еще трехсотлетнего демона, только набирающего авторитет среди знати и низшей нечисти, возможно, история сложилась бы совершенно по-иному. Однако получилось, как получилось. То оскорбление не осталось без ответа, и практически сразу наглец получил достойный отпор. Однако до масштабного кровопролитья дело так и не дошло. Инцидент удалось замять с минимальными потерями, но по истечению веков память не стерлась, обиды не забылись, а отношения между двумя влиятельными господами окончательно испортились. Естественно, Аугуан не оставил попыток убрать соперника с поля игры, но и демон не отсиживался, заманивая на свою сторону как можно больше союзников. Вот только все они оказались слишком слабы, что бы действительно открыто противостоять влиянию и мощи Владыки Забвения. И такая подвешенная ситуация длилась бы достаточно долго, пока на арене не появилась темная лошадка, величавшая себя Старейшиной Илин. Молодой человек, едва перешедший двадцатилетний возраст, оказался весьма незаурядной личностью, не побоявшейся открыто диктовать свои правила сильным мира сего, параллельно утапливая в крови приличную часть Поднебесной, с первого появления зарекомендовав себя как того, с кем нужно считаться, практически становясь на одну ступень с великими демонами Диюя. Подобные ему были редкостью, от чего на пальцах одной руки можно посчитать, кто действительно смог добиться успеха, преобразив свою человеческую сущность на демоническую. Хуа Чэн сам относился к тем счастливчикам и, возможно, поэтому в свое время решился помочь темному культиватору, поставив на него большие ставки и не прогадал. Старейшина Илин в полной мере окупал потраченный на него ресурс, отдавая иной раз даже больше.  Постепенно их отношения улучшались, а после и оглянутся не успели, как уже стали друзьями по оружию и в какой-то мере братьями, но в этом никто из них никогда открыто не признавался. Это казалось излишним, ведь вместо слов говорили действия. Уже многим позже, когда Хуа Чэн вытащил израненную душу Вэй Ина из рук Чжу Болина, у них созрел план мести, но реализовать его долгое время не было возможным, пока демон случайно не узнал истинную причину ненависти Агуана к Усяню. И нужно сказать, что это поразило того настолько сильно, от чего мужчина еще долго не решался рассказать правду другу, у которого вроде бы как наладилась жизнь с другим, о чем в последствии пожалел. Оказалось, что ответ в уничтожении ненавистного врага заключался в главном сокровище Юньмэна – Цзян Ваньине, чья душа, как выяснилось позже, помечена знаком равновесия, соединяющим его с душой Вэй Ина. Собственно, на этом они решили и сыграть, ведь закон о неприкосновенности родственных душ даже среди демонов был не рушим. - Вернемся к делу. Как ты и просил, я раздобыл остатки Тигриной печати. Все-таки нынешний глава Не та еще темная лошадка, - и в подтверждение своих слов мужчина достал из рукава ханьфу некогда смертоносный артефакт, что по сей день одним своим упоминанием приводил людей в чистый ужас. - Что же, я не удивлен. Не Хуайсан всегда мог похвастаться незаурядностью ума, только распознали мы это слишком поздно. Однако даже его блестящих мозгов не хватит для того, чтобы вновь запустить печать, - с поистине коварной ухмылкой отметил Вэй Ин, а его глаза недобро блеснули. Пусть зрение подводило, но даже слепым он узнает свое величайшее творение. – Наивные идиоты, что решили, будто бы я в самом деле уничтожу столь ценную вещицу. - Спешу напомнить, что в последний раз ты с ней не совладал. Так, может быть, не стоит рисковать сейчас? - На то была вполне веская причина. Я сам искал смерти, а в случае этого артефакта, - заклинатель взял половину Стигийской печати из рук демона и поднес к своему лицу, - должна быть только жажда жизни и полное сердце ненависти. - Напоминаю, что и сейчас ты одной ногой в могиле, - об этом не хотелось лишний раз напоминать, но, видя опасный, даже несколько одержимый блеск в чужих глазах, Хуа Чэн все же не смог сдержаться. - Не стану отрицать, однако в этот раз желания умирать у меня нет, хоть и не отрицаю, что такой вариант возможен. - Что же, допустим. Вот только сейчас это не больше, чем обычный кусок метала, даже я не почувствовал в ней иньской энергии. Как ты планируешь ее активировать в столь сжатые сроки? – не скрывая недоверия в голосе, спросил Хуа Чэн, складывая руки на груди. - Всему свое время, друг мой. Всему свое время, - расплываясь в хищной улыбке, проговорил тот, пряча печать возле своего сердца, а после с самым невозмутимым видом добавил: - Как там моя племяшка справляется с постом главы? - Цзян Ваньинь хорошо его воспитал, Цзинь Жулань - достойный управленец. Но мне больше запомнился золотой памятник, который он возвел своему дяде. Глава ордена Цзян в окружении лотосов поистине великолепен. - Даже так. Что же, мальчик действительно больше всех любил А-Чэна, как и тот его. Такой жест любви вполне свойственен Цзиням, - не без гордости и легкого налета ностальгии отметил мужчина. - Ну, он и о тебе на забыл. Хоть твое тело в очередной раз не было найдено, но ваша усыпальница в Юньмэне поистине поражает. - Мы там похоронены вместе? – удивленно спросил Усянь, даже не веря, что бывший муж вообще такое позволил, с его-то одержимостью им. - Да, а над вашими надгробными табличками весит протрет с надписью «Два героя Юньмэна». - Вот тебе и племянничек! Порадовал старика, - рассмеялся мужчина, но после печально улыбнулся, погружаясь в свои воспоминания. -  Жаль только, Цзян Чэн об этом не узнает, но что уж тут. Я рад, что у дорогих нам людей все хорошо, однако прошлое должно оставаться в прошлом. Ну а теперь нам пора бы нанести визит государю. Я так давно не был в Императорском Дворце.