Лотос Старейшины Илина

Звонкий лязг мечей на протяжении всего утра доносился до чуткого демонического слуха слуг, то и дело сновавших в заднем дворе, выполняя свои обязанности. Однако их взгляды вольно или невольно цеплялись за две величественные и, несомненно грациозные фигуры, исполняющие необычайные в своем мастерстве пируэты, приравнивая тренировочный бой к высокому искусству танца. Белые и нежно сиреневые одежды ярко контрастировали на фоне насыщенно красного цвета, окрашивающего листья клена, медленно опадающих на землю подобно кровавым каплям. Все это создавало такую неповторимую атмосферу в купе с горящими глазами двух мужчин, увлеченных боем до такой степени, что уже не замечая никого вокруг.  Темный каштан одного, как и иссиня-черный водопад волос другого, змеями оплетали покатые плечи своих хозяев, подчеркивая своей насыщенностью здоровый румянец и довольные улыбки. Как ни крути, но лучшего способа отвлечься от проблем или же познакомится поближе пока человечество не придумало. По крайней мере, для этих двоих это было очевидным. Оба благородных кровей, оба по природе лидеры, но предпочитающие взваливать на собственные плечи столь тяжкую ношу лишь в случае крайней необходимости, оба воспитывались как будущие преемники  своих отцов. Между Небожителем и бывшим главой Цзян было много схожего, но и в той же мере отличалось. Вот только так ли это важно, когда клинки звенели в напряженных руках, а разгоряченные тела пылали жаждой победы. Се Лянь, по просьбе Цзян Чэна ничуть не сбавлял свою силу при нападении на заклинателя, используя все свое мастерство. И хоть в начале боя мужчину одолевали сомнения в правильности сей просьбы, но после нескольких стремительных выпадов со стороны Ваньиня все сомнения растворились подобно утреннему туману. Даже будучи просто душой, без возможности циркулировать собственную Ци, генерируя ее в Золотом Ядре, Цзян Чэн мастерски владел мечем, ничуть не уступая в силе, а даже наоборот грациозной пантерой становясь на одну ступень с божеством. Знание и ощущение чужой мощи будоражило кровь принца, преображая вечно доброжелательное лицо на хищный оскал зверя, в точности отзеркаленный у своего оппонента. Да, Цзян Ваньинь мог по праву называться сильнейшим заклинателем и поистине великолепным мастером меча своего времени. То, как он преобразил разные техники боя трех кланов, поистине поражало. И хоть сам Се Лянь так же мог похвастаться различными стилистиками, особенно теми, которых уже в помине никто не использовал, благо многолетний опыт позволял, но рядом с этим опасным и несомненно горделивым в своем мастерстве хищником хотелось исключительно восхищаться, а не наоборот. В бое Цзян Ваньинь был что ни на есть воплощением бушующей стихии жизни. Такой яркий, такой восхитительный и живой. Чжу Болин мог сколь угодно пытаться подчинить себе стихию, но она никогда не будет ему подвластна. Главу Цзян не возможно подчинить, а только договориться, доказав, что ты достоин его бушующего грозой взгляда, где то и дело сверкал ослепительный пурпур. И этот пурпур увлекал в свои сети с такой безжалостной силой, что уже не хотелось и на мгновение отвести взгляд от этого неземного создания. Высокий, стройный, по-мужски изящный, гибкий, точно молодые ветви ивы, склонившейся над бездонной гладью, он был воплощением красоты и одновременно с тем какой-то затаенной сладостной порочности страсти, мелькавшей между строк в каждом взмахе белоснежных рук. Да, Цзян Ваньинь божественно красив, особенно когда полностью отдавался ощущениям, прекращая контролировать себя, позволяя скрывающемуся от чужих глаз Цзян Чэну вырваться наружу.   Нанося очередной безжалостный удар на своего «противника», Ваньинь, уже порядком вымотанный из-за долгого отсутствия каких-либо тренировок, еле успевает увернуться от занесенного с боку клинка, отбившего атаку Се Ляня. Принц действительно не стал жалеть заклинателя, к его неописуемому счастью, ведь сейчас мужчине меньше всего хотелось, чтобы его жалели и играли в поддавки. После безрезультатного разговора с Вэй Усянем, в очередной раз оставившего кровоточащую рану на сердце, Цзян Чэн, не желая вновь погрязать в пучине боли и душевных самоистязаний, решил прочистить голову привычным для любого юньмэнца методом – боем. Благо, что почти сразу его нашел Се Лянь и без лишних слов, стоило только увидеть бледное лицо заклинателя, отвел нового знакомого в свое любимое во дворце место, где они и скрестили мечи. Их бой длился достаточно долго, что бы оба успели изучить и подстроиться под техники друг друга, а хаотичные мысли о, казалось бы, неутешительной ситуации начали собираться в весьма интересную картину, в которой не хватало лишь одной маленькой мозаики. Если в самом начале мужчина чувствовал себя вновь преданным, то чем дольше он отпускал себя, очищая разум, тем больше он понимал, что его одурачили, как неопытного юнца. При восхвалении изменившегося в лучшую сторону Усяня Цзян Чэн совсем позабыл, что даже так тот оставался все таким же жертвенным дураком, отталкивающим от себя близких, если хотел их защитить. Но правда в том, что и он тоже оказался глупцом, забывшим, кем был его шисюн, от чего так сильно захотелось рассмеяться,  а еще преподать хорошую взбучку такому любимому и невозможному старшему, после зацеловывая израненное лицо. Боги, какие же они глупцы, вечно ходящие вокруг да около, но никогда не разговаривающие о том, что их беспокоит. - Как погляжу, сомнения отпустили твое сердце, - с доброй усмешкой подметил Се Лянь, когда мысли Цзян Чэна стали уходить от их боя, с каждым разом возвращаясь к шисюну. Мужчина сделал последний выпад, который молниеносно отбил заклинатель, после чего оба одновременно опустили мечи, прекращая тренировку. - Я все время забываю,  что имею дело с непроходимой бестолочью, а по совместительству и ослом, - беззлобно выдыхает Цзян Чэн, пряча меч в ножны, но с его лица так и не сошла мягкая улыбка. – Но именно это и доказывает, что мы два сапога пара. Я такой же осел, не замечавший очевидных вещей и по привычке сразу надумал черти что. - Что же, главное, что ты сам признаешь свои ошибки. Честно говоря, я не знал, как начать этот разговор и помочь тебе, ведь ваше недопонимание не заметил бы только слепец. Но вижу, что это уже и не требуется, - честно признался принц, кивая товарищу в сторону небольшой скамьи под цветущим кленом. - Благодарю за беспокойство и прошу прощения за то, что доставили неудобство своими разборками, впредь этого больше не повториться, - виновато ответил Цзян Чэн, потупив взгляд, первым садясь и ставя рядом меч. Пусть это был не его верный Саньду, но он никогда не брезговал использовать и не духовные клинки. - Ваньинь, упомянув об этом, я не намеревался упрекнуть тебя, а лишь желал помочь, - с легкой улыбкой на губах сказал мужчина, качая головой и присаживаясь рядом с заклинателем, и бережно похлопал того по руке, выказывая молчаливую поддержку.     Се Ляню было сложно наблюдать за чужой печалью, особенно если дело касалось близких. И пусть лично с Цзян Чэном они знакомы всего ничего, но, благодаря красочным рассказам Вэй Усяня о юноше с пронзительными глазами цвета грозового неба, чье безграничное в своей любви сердце скрывалось, подобно прекрасной розе, за острыми шипами, Се Лянь уже тогда проникся глубокой симпатией к, как он любил говорить наедине с Хуа Чэном, «милой паровой булочке». Поэтому искренне не понимал резко изменившегося отношения Вэй Ина к Ваньиню, ведь видел, что обоим это приносило нестерпимую боль. Альтруистическая натура желала вмешаться и помочь, однако голос разума советовал пока не лезть и просто стать опорой хотя бы для для одного из них. Что, собственно, мужчина в данный момент и пытался сделать, однако не покидала уже давно маячившая мысль о том, что его драгоценный муженек был больше чем в курсе всех событий. - Понимаю, что мы не так близко знакомы, но уверяю, что ты можешь спокойно мне довериться, а я со своей стороны постараюсь сделать все возможное, что бы вправить кое-кому голову. - Хах, боюсь, что не смогу отдать тебе свой хлеб, ведь сам желаю того же, но мне приятна ваша чуткость, принц. - Боги, ну хоть ты обойдись без этих титулов! - смеясь, возмутился небожитель. - Субординация не позволит, но я буду честно стараться, - подхватил чужое веселье Цзян Чэн. Правда, совсем скоро его лицо приняло задумчивый вид, что, несомненно, не ускользнуло от внимательного взгляда. - И все же тебя что-то беспокоит. Поделись со мной, может, я смогу чем-то помочь. - Верно, меня не отпускает беспокойство за Вэй Ина. Чжу Болин так просто не оставит мое похищение. Я боюсь, что ему будет угрожать смерть, а я об этом даже не узнаю, ведь покорно сижу и жду, подобно хрупкой девице. - Что же, ты прав, что Чжу Болин вернет должок. Не люблю выражаться, но он действительно та еще гадина. - О, это мягко сказано. Этот выродок достоин самой мучительной смерти. Руки так и чешутся придушить эту змеюку, утопив в собственной крови, но боюсь, что в моем нынешнем положении это только пустые мечты и слова, - гневная речь как-то разом потеряла весь свой запал, стоило вспомнить собственные жалкие попытки вырваться из захвата рук несостоявшегося насильника. Увы, пусть сейчас он мог держать меч и дать достойный отпор принцу, но стоило отметить, что в их поединке тот не использовал духовные силы, уравнивая возможности обоих. Но в случае противника с духовными силами исход его победы приравнивался к нулю. И это не могло не угнетать воинственного заклинателя, привыкшего мечом и кнутом отстаивать свои границы. Он как никогда ощущал свою бесполезность, покорно признавая, что в этом бою станет лишь обузой Вэй Ину. Потому даже не заикался ни разу при нем о Чжу Болине. Вот только, прокручивая по нескольку раз их немногочисленные за все это время разговоры, Ваньинь пришел к неутешительному выводу, что Усянь решил устранить его из этой и дальнейшей игры от слова совсем. Ибо не желал более видеть в нем воина. Это в равной степени задевало и приятно грело душу. Задевало тем, что Цзян Чэн не хотел в дальнейшем просто отсиживаться в стороне, а идти рука об руку с темным заклинателем, выступая на равных, насколько теперь это вообще было возможным в их новых реалиях. Однако бесспорно радовало и утешало, что все отвратительное поведение возлюбленного оказалось продиктовано элементарной заботой и страхом вновь его потерять. И Цзян Чэн уже в тысячный раз простил непутевого старшего за грубые слова, вот только это не отменяло того факта, что пока из них двоих вести диалог к сближению и лучшему пониманию друг друга начал только он. Это наводило тоску, но не умаляло надежды, что в конце концов, компромисс в их непростых отношения будет найден. Оставалось понять причину именно такой тактики темного культиватора. - Не могу оспорить твое желание мести, - покорно согласился Се Лянь, видя, как пылают ненавистью чужие глаза. Принц только отдаленно знал о произошедшем между Аугуаном и Ваньинем. И то после того, как долго и со вкусом отмучил своего личного демона. Благо Хуа Чэн всегда не мог долго скрывать от него правду. Совесть мучала, ну и он строил обиженные мордочки. Поистине безотказный прием, как и уроки каллиграфии. – Однако в твоем случае было бы глупостью лезть на рожон. И как бы не печально это звучало, но отсидеться сейчас выгоднее всего. - Знаю, но именно это и убивает. Я не могу стоять в стороне, когда родным из-за меня плохо. А-Сянь достаточно натерпелся, хотя был совсем ни в чем не виноват. - Но в случившемся не было и твоей вины. Хотя не спорю, что понимаю в равной степени и Чжу Болина, и Вэй Ина. Твоя красота действительно способна сводить с ума. - Боже, что за глупости! – зардевшись, воскликнул заклинатель, но тут же прикусил язык, ведь это могло прозвучать слишком резко. – Прошу прощения за мою грубость. - Ха-ха, не переживай. Я все прекрасно понимаю и не сержусь. Но мои слова были совершенно искренними. Ты действительно похож на прекрасный цветок. И хоть Вэй Ин предпочитает сравнивать тебя с лотосом, но я же вижу в тебе отголоски розы. Что-то столь прекрасное, но неумолимо опасное. Идеальное сочетание страсти и невинности. - Боже, умоляю, не стоит продолжать дальше, - окончательно смутился Ваньинь, пряча покрасневшее до корней волос лицо в ладонях. Он до сих пор не привык к комплиментам в сою сторону. И хоть Сичэнь при каждой удобной возможности старался одаривать любимого мужа ласковыми речами, но Цзян Чэн каким-то образом умудрялся пропускать большую часть мимо ушей, погружаясь в собственные мысли, ведь продолжал считать себя недостойным. Сейчас же такой возможности у него не было. - Не стоит смущаться, особенно когда говорят чистую правду, - нежно улыбнулся Се Лянь, мягко похлопав Ваньиня по спине. - Я не столь прекрасен и невинен, как ты говоришь. На моих руках кровь тысячи людей и сотни безжалостных слов. Эгоистичный и жестокий человек никогда не станет прекрасной розой. - Хм, тут ты прав. Однако это лишь навязанное убеждение. У эгоиста никогда не забьется раненой птицей сердце в груди при виде чужих нужд, ведь его будут заботить только собственные желания и потребности. Для него нет окружающих,  а есть только он. Жестокость же - понятие растяжимое. Жестокость к врагам и убийцам можно оправдать, как и жестокость на поле боя, ведь там должно быть холодное сердце и желание защитить собственных людей, если ты полководец. Как я уже говорил, я достаточно живу на этом Свете, чтобы с уверенностью сказать, что передо мной сидит потерянный, забитый обстоятельствами и людьми человек, что из последних сил старается ухватиться за тоненькую нить тепла, лишь бы окончательно не утонуть в призраках прошлого. Ты далеко не эгоист, ведь слишком печешься о благе других, в то время как свое собственное отодвигаешь на второй план. А так называемая жестокость всего лишь защита от столь жестокого и несправедливого мира. Знаешь, может я скажу сейчас страшную и неправильную для тебя вещь, но как по мне, это самый лучший выход. Было бы неплохо, если бы воспоминания о прошлой жизни стерлись. По крайней мере, до того момента, пока новый ты не станешь взрослым. Усянь уже успел поведать о том, что твоя новая семья сильно отличается от прошлой. Так может быть, это неплохой шанс начать все с чистого листа? Полные искренней уверенности свето-карие глаза встретились с грозовыми, заставив Ваньиня в очередной раз поразится и восхитится этим человеком. Сколько же доброты и милосердия способно уместить чужое сердце, раз оно беспокоится даже о нем, обозленном и вечно забытом. От столь чистых чувств у Цзян Чэна невольно заныло сердце, ведь как это оказалось приятно, когда о тебе волновались просто потому, что ты есть. Он, прикусывая нижнюю губы, не в силах справится с нахлынувшими эмоциями и впервые в жизни делает самый безумный для себя поступок, бросаясь в чужие, такие нужные сейчас объятия. Его впервые поняли, приняли и не осудили, а только рассказали причину, вскрывая долго гноившуюся рану. Даже Сичэнь не смог этого сделать, предпочитая просто не говорить о недостатках супруга, а тут совершенно посторонний человек, который знал о нем только из рассказов и недельного знакомства. Да, он определенно сошел с ума, но от этого даже становилось веселее. На его смелый поступок Се Лянь в начале ойкает, обезоруженный перед столь неожиданным порывом, но совсем скоро так же крепко обнимает в ответ, мягко улыбаясь. Для него Ваньинь был подобен маленькому ребенку, которому совершенно не знакомы ласка и тепло. Заклинатель так отчаянно цеплялся за него, словно действительно он, Се Лянь, стал той самой ниточкой, что могла хоть как-то вселить надежду в светлое будущее. - Спасибо, - приглушенно звучит дрожащий от непролитых слез голос, но этого вполне достаточно. Се Ляню не нужно спрашивать, за что его благодарят, все и так понятно. Он лишь рад, что смог достучаться и спасти чужую душу. Так они и просидели, только на этот раз больше не говоря ни слова, ведь вместо этого говорило тело. Принц не отпускал нуждающегося в тепле заклинателя, сбросившего тяжелые оковы, от чего тот разом помолодел даже взглядом. А Цзян Чэн же просто грелся в лучах чужого тепла, рассуждая, что слова принца о памяти действительно верны. Да и он сам совсем недавно хотел все оставить в прошлом. Однако после того, как история с Чжу Болином закончится раз и на всегда. Он должен вновь найти Усяня и на этот раз все решить вместе. Огонь надежды и нечеловеческой решимости заставил его разорвать столь уютные объятия, уверенно взглянув в светлые глаза, излучавшие понимание и немую поддержку. - Я должен вновь поговорить с Усянем. Пусть я сейчас бесполезен, но против общего врага нельзя выступать в одиночку. Я смогу его поддержать. Это ведь лучше, чем ничего. А если будет необходимо, то отправлюсь к Императору и на коленях буду молить помочь нам. - Боюсь, сейчас император не на вашей стороне, - неожиданно раздался ехидный голос того, кого  Цзян Чэн предпочел бы никогда не видеть. Оба мужчины вздрогнули от неожиданности и синхронно подскочили со своих мест, развернувшись в сторону шума. Перед их пораженным взором предстал вооруженный отряд во главе с Чжу Болином, который уверенно держал за шкирку трепыхающегося в воздухе трепыхающегося слугу-демоненка и жадно обводил своим развязанным взглядом похолодевшего от дурного предчувствия Цзян Чэна. Воцарившаяся в саду напряженная тишина никак не вязалась с загнанным ритмом сердца, удары которого должны были быть слышны абсолютно всем, включая самого Ваньиня, что просто не поверить свои глазам. Однако им же не мог поверить и Се Лянь, ведь без личного дозволения Хуа Чэна во дворец даже мышь не могла проскочить, а тут целый отряд. Это наталкивало на не очень радостные мысли о том, что их непутевые спутники все-таки сумели вляпаться по самое не могу. Собственно, именно эти мысли и заставили принца первым прийти в себя от шока, закрывая собой как-то разом потерявшегося Цзян Чэна от мерзкого похотливого взгляда. - Что вам нужно? – холодно спросил принц, выставляя вперед оружие. Демон только презрительно хмыкнул, переключая свое внимание на столь неприятную личность, как муженек его врага. - Всего-то забираю то, что принадлежит мне, - Чжу Болин произнес это, как что-то собой разумеющееся и вновь перевел взгляд на Ваньиня, наслаждаясь подступающим к грозовым глазам страху. – Ваньинь, - от столь слащавого тона тот невольно вздрогнул, скривившись в отвращении, но демона этот совершенно не заботила такая мелочь, - мой сладкий дурман, твой ненаглядный супруг пришел за тобой.