Лотос Старейшины Илина

Время тянулось мучительно медленно, от чего Цзян Чэну хотелось позорно завыть. Нервозность всегда преследовала его по пятам, болезненно наступая на горло, но теперь же Ваньиню казалось, что она не просто причиняла боль, а лишала воздуха. Это раздражало и убивало одновременно. Все, что сейчас хотелось – схватить Вэй Ина и сбежать куда-то далеко, только бы их больше никогда не тронули. К сожалению, это всего лишь глупые мечты, ведь сбежать им не дадут. Чжу Болин не успокоится, пока не уничтожит Усяня, а его самого не превратит в послушную подстилку, что будет раздвигать ноги по первому желанию своего господина. Да, он определенно ненавидел даже саму мысль о том, что такое все же сможет произойти в не таком уж далеком будущем. Однако, как бы сильна не была его ненависть, сейчас Цзян Чэн, казалось, согласен на все, только бы Вэй Ин не умирал. И дело тут было не в неверии в силы шисюна, а в то, что в таком состоянии даже его душа не сможет подчинить Тьму. Потому об обращении в демона речи просто не шло. Он сам стал свидетелем неконтролируемой вспышки Темной Ци, опять разрушающей тело и душу возлюбленного. Память то и дело ненавязчиво подбрасывала воспоминания из далекого прошлого, где Ваньиню уже довелось в полной мере ощутить чужое безумие. Наивные глупцы те, кто в серьез верил и распускал слухи о том, что именно он убил своего шисюна. Ха! Тогда Цзян Чэн стоял как вкопанный, глотая горькие слезы, когда Вэй Ин, разверзаясь жутким хохотом, чуть ли волосы на себе не драл, а вокруг него бесновалась Темная Ци, не подпуская к своему хозяину. В его взгляде не было и капли осознанности, даже когда он падал в пропасть, утянутый своими же тварями. Цзян Чэн тогда себя корил за бездействие и трусость, ведь он должен был хоть что-то сделать. Но не смог. Никто не знал, что в тот день он умер вместе с возлюбленным, так и не простив ни его, ни себя. Но то было в прошлом, а в нынешнем он не выдержит второго такого раза. Тогда уж легче самому сигануть со скалы, разрушая собственную душу. Возможно, тогда бы все обошлось бы малой кровью. «Может быть, так будет действительно правильнее? Усянь один не останется. На Се Ляня и Хуа Чэна действительно можно положиться, они смогут о нем позаботиться, а мне лучше исчезнуть из его жизни. Ведь это из-за меня ему так долго пришлось страдать. Так зачем и дальше подвергать его жизнь опасности, когда ключ ко всем проблемам заключен во мне? - Ваньинь опечалено подходит к зеркалу и с болью вглядывается в собственное, что все от чего-то решили назвать красивым. – А может действительно податься в гарем Императора, если я ему приглянусь? Возможно, тогда я бы смог попросить оставить Усяня в покое. Не зря же Луань заикнулся об этом. Боги, о чем я только думаю. В этом случае А-Ин бы точно развязал войну с бессмертными. Ха...мне определенно нельзя оставаться одному со своими мыслями. Лучше бы уже этот проклятый демон был тут и дальше, раздражая своим присутствием. Но, Небеса всемогущие, когда же этот ад закончится? Почему нам просто нельзя быть счастливыми? Разве мы этого не заслужили? Но А-Сянь не умрет. Я сделаю все возможное для этого». В столь мрачных думах Цзян Чэн провел все оставшееся время изнуряющего ожидания. И даже присутствие слуг, облачавших его в роскошное свободное ханьфу насыщенно бордового цвета и заплетая распущенные волосы в замысловатые косы, украшая их драгоценными камнями и золотой тикой из жемчуга и рубинов, не смогло отвлечь от предстоящего ужаса. Ваньиню было абсолютно безразлично происходящее вокруг. Даже если бы сейчас началась война, он и бровью бы не повел, морально настраиваясь на собственную смерть. Он сможет перерезать себе горло, когда ситуация начнет выходить из под контроля, но липкий страх все равно тревожил разум и душу.  За что Цзян Чэн себя жестоко корил, морально истощаясь. Потому, когда подошло время встречи с Императором и Синь Луань, посвежевший и торжественно одетый, появился на пороге его временных покоев, чтобы сопроводить, Ваньинь уже совершенно ничего не хотел. Он только окинул демона равнодушным взглядом и молча вышел, не давая мужчине в очередной раз одарить его бессмысленными и никому не нужными комплементами. Большую часть пути они прошли молча. Цзян Чэн даже не старался запоминать дорогу и проявлять хоть какой-то интерес к местным достопримечательностям, полностью отдаваясь самоедству, так, как умел лишь он один. Глаза его были пусты, а все, что тревожило душу – заточенный возлюбленный, что в очередной раз решил пожертвовать собой ради него. Какая же, однако, жестокая судьба. - Что-то ты совсем приуныл, золотце, - словно не замечая гнетущей атмосферы, вознамерился нарушить тишину мужчина. Краем глаза наблюдая за молчаливым, но от того не менее прекрасным спутником. Сказать по правде, принц думал, что ослепнет от столь дурманящей красоты заклинателя в тот момент, когда вновь появился в его покоях. Цзян Ваньинь был воплощением божественного, и даже он, демон, готов был преклонить колени перед ним. Но взгляд прекрасных грозовых глаз отражал лишь холод и пустоту, хотя совсем недавно казался подобным бушующей стихии. И это...огорчало? Странное и совершенно неестественное чувство, что совсем не свойственно ему, но тем не менее зародившееся против воли там, где должно быть сердце. - Золотце, - попытался тот еще раз, не получив в ответ никакой реакции. Но и на сей раз остался проигнорированным. Тогда мужчина решил воспользоваться вполне проверенным, но весьма болезненным способом. Он резко схватил чужую руку и, дернув на себя, впился в мягкие манящие губы, удерживая свободной рукой плетенный затылок. Что же, с реакцией он не прогадал. Ваньинь действительно встрепенулся и со всей силы приложил коленом по чужому достоинству, от чего демона скрутила болезненная судорога. - Проклятье... - прохрипел Луань, сжимая пострадавший орган. - Еще раз позволишь себе такую вольность, отрежу его к чертям собачьим! - стирая чужой поцелуй резкими грубыми движениями, рычал Ваньинь. - Отрезай. По крайней мере, этот горящий взгляд будет обращен на меня, - сипло засмеялся демон, все еще оправляясь от боли. - Больной идиот! - выплюнул Цзян Чэн, на сей раз посмотрев по сторонам и замер в удивлении. Да, он не следил за дорогой, но как можно было не заметить столь резкого перехода от роскошного дворца до пылающих вулканов и огромной площадки, где уже собралось куча народу, еще не заметивших их появление. Глядя на все это, Ваньинь невольно сравнил это место с тренировочным лагерем Цишань Вэнь. Практически та же планировка, разве что помасштабнее. Даже складывалось такое ощущение, что вместо Императора сейчас появится Вэнь Жохань. Хотя его Цзян Чэн был бы больше рад увидеть, чем всю собравшуюся нечисть. - Где это мы?  И как... - Не удивляйся. Вся территория дворца пронизана пространственными проходами, что сильно облегчает задачу при перемещении в разные уголки Диюя. А это Гора Перемен, - обведя взглядом местность, так же, как ранее сделал Цзян Чэн, осведомил демон. - Что за глупое название? - Глупое не глупое, но весьма точное. Если ты обернешься, то заметишь сзади обрыв, - указав рукой за спину заклинателя, что тут же обернулся и ужаснулся черной пустоте, что простиралась за обрывом, находившимся не так уж и далеко от них. - Ступив за его порог, можно попасть в эпицентр Тьмы. Именно она изменяет души. Правда, для этого требуется пройти испытание. А обуздать Тьму ой как не просто. Даже демоны обходят это место стороной, хоть негативная энергия для нас так же привычна, как для смертных воздух. - Что случится с тем, кто не пройдет его? – тяжело сглотнув, спросил Ваньинь, уже заранее зная ответ, но отчего-то желая услышать подтверждение. - Забвение, - равнодушно пожал плечами Луань, наблюдая за сложным выражением лица заклинателя. Одно простое слово, но от него внутри все оборвалось и похолодело. И если до этого Ваньинь еще задавался вопросом, как все-таки Вэй Ин вообще планировал свое обращение, то теперь все встало на свои места. Сказать, что это привело заклинателя в тихий ужас, значит не сказать ничего. Одним только Небесам известно, какие муки должна вынести несчастная душа, что бы не лишиться собственного «Я» не став частью бездонной пустоты. Неужели Вэй Ин был готов пойти на это, только бы спасти его из лап Чжу Болина? Но ведь он не стоил такой жертвы! А если бы и стоил, то никогда бы не принял. В глазах предательски защипало, но он сумел взять чувства под контроль, сделав судорожный глубокий вдох. «Ты не умрешь. Вместо тебя это сделаю я и наконец-то закончу эту несчастливую кровавую историю». Да, это было верным решением. Но треклятый страх и желание жизни тяжелым грузом давили на сердце. Он не хотел умирать. Как и любой другой человек, Цзян Чэн просто хотел быть счастливым. Прожить всю свою жизнь рядом с Вэй Ином, что уже не раз доказал свою преданность и любовь, вместе совершенствоваться, вместе состариться и так же вместе уйти. Но, похоже, он хотел слишком много. У судьбы Ваньинь никогда не был любимчиком, поэтому казалось странным ожидать другого исхода. Одно Цзян Чэн знал точно: он не позволит Усяню больше страдать и уж тем более не позволит ему умереть. Потому он давит на корню в себе жалкое чувство страха, заменяя уверенностью в принятом решении и желании защитить. Привычно расправив плечи, он разворачивается спиной к своей скорой погибели, всем своим видом намекая о том, что им пора. - Что же, весьма плачевный финал, но такова жизнь, - безэмоционально говорит заклинатель и, не дожидаясь демона, уверенно шагает вперед.    Как и ожидалось, его появление вызывает поистине грандиозный ажиотаж среди нечисти, что только слышали о неком юноше, что свел с ума двух великих мира сего, но никогда не видели. А любопытство, как известно, дороже денег. Даже не оглядываясь на толпу, Цзян Чэн знал, о чем думал практически каждый, кто сейчас здесь находился. Да и не такой уже это было тайной, учитывая, какие липкие взгляды бросались на него, от чего появлялось иррациональное желание прикрыться, хотя с этим проблема не стояла. Но Ваньинь стоически терпел, продолжая свой путь к пьедесталу, где, возвышаясь над всеми, восседал Император, скучающе подперев рукой подбородок. И пусть его лицо скрывала маска, заклинатель готов был поклясться, что тот усмехался, наблюдая за происходящим. -  Этот недостойный приветствует Императора и желает долгих лет жизни, - приветствует Владыку Ваньинь, склоняясь в низком поклоне, стоит только оказаться на положенном расстоянии от трона. По толпе впервые за все это время пронеслось гробовое молчание, ведь все замерли в ожидании дальнейшего представления. Никак по-другому весь этот цирк Ваньинь назвать не мог. Честно сказать, ему все меньше и меньше верилось в призрачный успех. Хотя, возможно, дело было исключительно в его пессимизме, которого в нем сейчас хоть отбавляй. - Подойди ближе, дитя Цзянов, Мы желаем взглянуть на нарушителя спокойствия моей Империи, - звучит могильный голос, леденящим душу холодом пронесшимся по всему пространству, заполняя собой каждую клеточку. Против воли Ваньинь все же вздрагивает, ощущая как со всех сторон на него обрушилась тяжелая Ци. Однако он справляется с неприятными ощущениями, полагая, что так его сейчас проверяют. Потому Цзян Чэн выпрямляется, нацепляя на себя самое невозмутимое лицо, и в противовес духовному и физическому дискомфорту делает твердые шаги вперед, но останавливается на расстоянии одного чжана, не желая подходить ближе. Император на это лишь неопределенно фырчит, поднимаясь с трона, и неспешно спускается вниз, заложив руки за спину. Надо сказать, что мужчина оказался не просто большим, а огромным, вызывая в далеко не маленьком Ваньине комплекс неполноценности. Казалось, что он тут единственный самый маленький гном с поистине женской комплекцией. Ведь даже тот же Синь Луань был в несколько раз крупнее заклинателя, которому резко стала понятна причина столь бурного проявления интереса к его скромной персоне. Да он просто миловидная фея в сравнении с этими озабоченными громилами. От собственных мыслей Цзян Чэну захотелось просто на просто рассмеяться, хотя ситуация никак не располагала. Однако смешок застрял в горле, когда к его лицу потянулась огромная, далеко не человеческая когтистая лапа, болезненно сжав щеки. Ваньинь даже пискнуть не успел, не то что как-то среагировать, когда его дернули вперед, заключая в кольцо рук, хотя если быть точным, то руки, которой оказалось вполне достаточно, что бы удержать и быка не ходу. Император не был с ним мягок, а скорее наоборот старался причинить боль, сильнее надавливая на нежную кожу, иногда задевая острыми когтями, пока поворачивал его голову из стороны в сторону, желая получше рассмотреть. Однако первичный шок проходит слишком быстро, и вот уже Ваньинь пытается оттолкнуть от себя мужчину, чье тело было подобно камню. И даже понимание, что перед ним сейчас стоит, возможно, самое могущественное существо, не останавливают Цзян Чэна в его стремлении свободы. - Какой буйный, - отпуская чужое лицо, выносит свой вердикт Император, но не выпускает из своих рук. – Совсем как породистый жеребец, к которому нужен особый подход. И кнут - далеко не верный вариант. Столь строптивый, горделивый, отчаянный и, несомненно, жертвенный, а так боишься ласки, хоть и очень в ней нуждаешься. Ведь для тебя она подобна удару ножа, -  говорит он об этом так просто и легко, словно читает его, как открытую книгу. И это выводит из себя, так как совершенно не готов Цзян Чэн к тому, чтобы сейчас обнародовали его самые потаенные страхи. Он злобно испепеляет демона самым пронизывающим душу взглядом, замирая в чужих руках, когда слышит тихий рычащий смешок. – Какой взгляд. Что же, теперь понятно, почему эти глупцы так потеряли головы. И, как погляжу, даже один из моих сыновей уже покорен тобой, - по всей видимости мужчина бросает взгляд на Луаня, но из-за черной, как сама ночь, маски не было видно даже глаз. – Сколько жизни, сколько страсти в этих грозовых омутах. Глупо не признать очевидного. Ты невероятен, Цзян Ваньинь. Владеть тобой - настоящее блаженство. Вэй Усянь должен быть благодарен судьбе, раз твои душа и сердце выбрали его. - Неужели вы... – выдохнул Цзян Чэн, понимая, к чему клонил мужчина, не веря, что удача вообще возможна. - Наш сын успел осведомить Нас о духовной печати, - кивнул мужчина, наконец отпуская заклинателя и возвращаясь на свое место. – Связь истинных всегда считалась нерушимой и священной, даже для демонического мира. Однако Наш покорный слуга утверждает, что Старейшина Илин, разрушивший Дворец Забвения, изничтожив большую часть невинных жизней, покусился на его драгоценного супруга, что смел сбежать с государственным изменником, нарушившим законы Диюя. И мы бы поняли и простили Старейшину Илин, отпустив вас, не будь бы его вина столь велика. - Ваше Величество, умоляю вас, он ни в чем не виноват! - тут же взмолился Ваньинь, падая на колени на глазах у тысячи демонов, что с интересом наблюдали за миниатюрной фигурой, готовой прогибаться под любые условия, только бы отвести чужую немилость. - Вот как, - равнодушно бросил тот, от чего в сердце Цзян Чэна вновь стал пробираться страх. – И как же Нам верить беглецу и изменнику. - Ваше Вел... - Ты думал, что Мы не ощутим течение Ци Нашего покорного слуги в меридианах твоей души? – с каждым словом тон чужого голоса становился все холоднее и холоднее, а давление Темной Ци вновь возобновилось, буквально пригвождая Цзян Чэна к земле. – Нам стоило бы сразу отдать тебя законному супругу, но по какой-то причине Мы желаем услышать, что хочет Нам сказать столь дерзкий и непокорный мальчишка, решивший, что может противиться и оспаривать Нашу волю. Так как же ты, Цзян Ваньинь, бывший Саньду-Шэншоу, глава Цзян, объяснишь свою измену и бегство? - Ваше Императорское Величество, прошу простить этого недостойного, что смел обратить на себя ваш праведный гнев. Но молю поверить, что ни моей, ни вины Вэй Усяня в этой истории нет, - склонившись к земле, начал рассказывать тяжелую правду Цзян Чэн. – Самого рождения меня преследовали неудачи и скорби, а в юношестве ждала череда потерь, толкнувших меня на путь жестокости и холодного одиночества. Все близкие мне люди оказались мертвы, а возлюбленный, пожертвовав собой ради моего благополучия, сошел с ума, покончив жизнь самоубийством. Тогда я искренне верил и винил себя во всех грехах, да и сейчас виню, ведь причиной столь жестокой расправы над всем, что было мне так дорого, оказалась черная жажда обладания Чжу Болином. Прошу, поверьте, я никогда не стал бы тревожить Владыку столь жалкими речами, если бы это не был вопрос жизни и смерти, а главное - справедливости. Чжу Болин, следивший за моей душой на протяжении всей моей первой жизни, подстроил ловушку, натравив на адептов моего Ордена лютую тварь, что смогла пронзить мое сердце, когда я бросился защищать своих подопечных. После совей смерти я должен был попасть в его руки, но из-за того, что Вэй Усянь, с кем я изначально был связан духовными узами, последовал за грань вместе со мной, Небеса удостоили нас вторым шансом. Но стоило моей родственной душе ненадолго оставить меня, ведь в новой жизни я всего лишь ребенок, как на меня напало чудовище, забирая мою душу. На сей раз избежать уготованной участи у меня не вышло. На протяжении недели, что я провел в беспамятстве у него во дворце, где мою душу отравляли изменяющим Ци ядом, из-за которого я впал в отчаяние, снедаемый чувством вины, желая покончить с собой, что бы стереть память прошлого.   - И в чем же была причина твоей вины? - Из-за чужой одержимости пострадала моя семья, а главное - Вэй Усянь, которого долгие годы Чжу Болин удерживал в темнице, всячески издеваясь, пока Хуа Чэн не вызволил его, защитив и дав кров. Вместе с Его Высочеством Се Лянем они выходили и помогли моему возлюбленному вернуться ко мне. Но Чжу Болина это не остановило. Он послал убийцу. Кальях, что некогда предала мою семью, чуть не убив моего племянника и меня. То, что вы приняли как угрозу под влиянием Аугуана, когда мертвецы принесли в ваш дворец отрубленную голову кальях, это всего лишь был ответ Вэй Усяня на действие врага, что нарушил закон Диюя, покусившись на жизнь и семью преданного вам всей душой слуги. - Хм, что же. Допустим, такое вполне возможно, однако кальях, что он обезглавил, служила Нам. И Мы бы поняли причину, вот только это не объясняет присутствие чужой Ци в твоих меридианах. При этом Ци Вэй Усяня Мы не ощутили, - задумчиво произнес Император. - Я не стану лгать и признаюсь честно, что в прошлой жизни мы с Вэй Усянем не были связаны узами брака, принадлежа совершенно иным людям из-за совершенных не по нашей вине ошибок, а в новой не смогли быть вместе только лишь потому, что я не достиг брачного возраста. Однако, что тогда, что сейчас я хранил свою невинность исключительно для него. Вот только вчера утром в дом моих покровителей, что бесстрашно выступили против Чжу Болина, оберегая меня и Вэй Усяня, вломился Аугуан со своей армией, устроив покушение на принца, а меня осквернив, бросил на всеобщее обозрение, веря, что я устыжусь прийти к вам, простить о помощи. Но вот он я, смиренно умоляю Ваше Величество сжалится над этим недостойным, поверив в искренность моих слов, - последние слова сорвались на хрип, но Ваньиню было все равно. Стыд сейчас находился далеко на последнем месте. Ведь главное, что бы ему поверили. Воцарилось гробовое молчание. Абсолютно все в напряжении, пораженные столь откровенной правдой, ожидали решение Императора, что сидел неподвижной статуей, тяжелым взглядом изучая склонившуюся к земле хрупкую спину, совсем незаметно дрожащую от страха и волнения. И мужчина готов был дать руку на отсечение, что заклинатель испытывал страх далеко не за свою судьбу, а за того, кто все это время стоял среди толпы, закованный в магические кандалы, точно так же, дрожа от страха и желания, бросится к своей родственной душе, закрывая ее от чужих глаз. В тоже время, как с другой стороны, уже закипая от злости, находился Чжу Болин, готовый в любой момент обнажить свой клинок, силой забирая как он считал «свое». Что же, показательное представление можно считать оконченным, ведь главные зрители прибыли, а значит, пора начинать основную часть его игры.   Поднимаясь с трона, Император кивает своим слугам, и на центральную площадь выводят Хуа Чэна, за кем бессменной тенью следовал мрачный Се Лянь, и Вэй Усяня, на котором совершенно не осталось живого места, но мужчина продолжал стоять, гордо держа голову, всем своим видом показывая, что в этой войне биться он будет до последнего. Это взывало уважение и довольство. Весьма достойная замена затаившемуся среди толпы предателю. Но для начала следовало раззадорить чужой пыл. - Мы услышали достаточно, чтобы вынести приговор, - пронесся над всеми присутствующими тяжелый голос, от которого у Цзян Чэна замерло в страхе сердце. – Цзян Ваньинь, подвергшийся преследованию и осквернению чести, объявлен Нами невиновным. Однако двое подданых, что ошибочно были приняты Нами за верных Короне слуг, нагло нарушили священный закон и должны быть казнены, - по толпе прошелся гомон пораженных голосов, среди которых можно было услышать как одобрительные, так и сопереживающие шепотки, вот только похолодевшего и замершего каменным изваянием Ваньиня это совершено не волновало. Все катилось в бездну, а покоившийся за пазухой кинжал болезненно обжигал кожу даже сквозь слой ткани. Вот оно, отчаяние, которого он так сильно боялся. Жизнь, смерть. Что из этого вообще имело для него хоть какое-то значение, когда последняя ниточка надежды обрывается прямо на глазах. Вот только добили его далеко не слова о казни, а продолжение приговора: - но поскольку обстоятельства нарушения оказались весьма оправданными со стороны Старешины Илин, Мы приняли решение о дуэли, в которой решится судьбы одного из виновников. Победивший же получит право забрать себе Цзян Ваньиня. Ведь теперь каждый из этих двоих имеет на него свое полное право, в независимости от печати. Таково наказание за совершенное преступление. Приговор привести в исполнение немедля.