Лотос Старейшины Илина

Приговор привести в исполнение немедля! - как гром среди ясного неба звучит холодный безликий голос, гулким эхом отдаваясь в сердце и душе Ваньиня, выбивая и без того зыбкую почву из под ног, но ни разу не задевая все еще молча стоявшего позади Вэй Усяня. Темный заклинатель пустыми глазами смотрит куда-то вперед, даже не надеясь, что черная картинка вновь озарится яркими красками. Полагаться на слух для него равносильно муке, но приходилось терпеть, ведь Ци пока еще не доступна. Проклятая сдерживающая печать забирает жизненные силы, и только чудо, что ноги все еще держат тяжелое, словно валун, тело, окутанное ранами, кровью, грязью и смрадом. Плоть гнила заживо причиняя нестерпимую боль, но приходилось терпеть. Терпеть так же, как и всегда, когда хотелось выть раненным зверем, ведь по-другому он не мог, попросту не умел. Не желание показывать собственную слабость перед собравшимся сбродом, подобно жалким гиенам, ожидавшим брошенной кости, чтобы в конечном итоге вцепиться тебе в шею. Нет, Вэй Усянь никогда бы не доставил им такого удовольствия. Тем более, что главный враг сейчас как никогда дышал ему в спину, оголяя свой жаждущий крови клинок. Заклинатель чувствовал этот знакомый холод смерти, уже в который раз замораживающий все его естество. Вот только страха больше не было, а только томящаяся, постепенно разгорающаяся ненависть. Он никогда не считал себя спокойным человеком. Отнюдь. Вывести на эмоции, не важно какого характера, его можно было всего за пару секунд. Однако с возрастом и ответственностью пришла осознанность и некая гармония с внутренними демонами, которых пришлось жестко усмирить во имя великих целей. Но на пути лежал камень, что мешал обманчиво спокойной глади реки омывать берега души. И если помеху нельзя сдвинуть, то всегда можно утопить в крови, кипящей словно лава, погружая глубоко-глубоко на самое дно беснующегося жерла. Заклинатель отсчитывал последние минуты, прежде чем наконец-то свершится его кара, и даже будучи одной ногой в могиле, он сможет утянуть за собой врага, ведь Старейшина Илин всегда платил по счетам. - Этот недостойный повинуется воле Императора, - приклоняя колено, говорит Вэй Усянь, склоняясь в поклоне. - Вэй Ин... – доносится ели слышный судорожный вздох Цзян Чэна, и мужчина впервые благодарит Небеса, что не может видеть лица своего дорого шиди, но даже так он уверен, что любимый лик сейчас обращен к нему одному, потому позволяет себе мягкую приободряющую улыбку. Усянь, как всегда, был прав. Цзян Чэн действительно не отводил от него глаз, задыхаясь от боли, сдавившей грудную клетку, но упорно стискивая зубы, продолжая молчать, только бы не усугубить и без того плачевное положение своими словами о пересмотрении приказа. По опыту прошлой жизни Ваньинь прекрасно осознавал, чего им будет стоить такая ошибка. Да, такой исход был более чем ожидаем, но все-таки наивно хотелось надеяться на лучшее. Вот только, увы, это не про их историю. Цзян Чэн молча наблюдал за тем, как Император выставляет руки перед грудью, делая несколько быстрых движений, после чего перед ним появилась черная, как сама Тьма, печать, которую он послал в темного заклинателя, снимая с него запечатывающие чары. Усянь болезненно зашипел, ощущая, как запечатанная Ци, более ничем не удерживаемая, бьет по истерзанным меридианам, причиняя адскую боль, но он смиренно терпит, переключая все свое внимание на дрожащий отчаянный крик Ваньиня, когда тело начинает уводить в сторону, но крепкие руки стоявшего рядом Хуа Чэна не дают ему упасть, выказывая молчаливую поддержку. Вэй Ин честно ему благодарен, но боль не дает здраво мыслить, с каждой новой волной Ци, затмевая сознание. Тело постепенно обмякает в крепкой хватке, от чего демону приходится дать несколько пощечин другу, что бы хоть как-то привести того в сознание. Но тот настолько утопает в ощущениях, что просто не замечает, казалось, уже незначительных увечий. Более находится сторонним наблюдателем у Цзян Чэна не было сил. Наплевав на все правила, Ваньинь подскакивает с колен и, не думая о последствиях, бежит со всех ног к возлюбленному, не слыша окрика Императора, приказавшего схватить его и увести от заклинателя. Несколько демонов уверенно направляются к нему, но Цзян Чэн ловко уворачивается от чужих рук, подлетая к мужчинам, подобно трепетной птице, обхватывая и бережно лаская дрожащими руками израненное лицо шисюна.   - А-Сянь...А-Сянь, пожалуйста.... – сбивчиво говорит он, стирая рукавами дорогого ханьфу выступивший пот с грязной кровью с увеченного лба, - я рядом. Слушай мой голос, родной, слушай мой голос! И он слышит. Как сквозь воду, но слышит. Цепляется, как за спасательную ниточку, отчаянно желая урвать большее. Боль - вечный спутник его черной жизни, но эти нежные руки, эти длинные изящные пальцы, скользящие по телу, словно солнечный свет, отогревали после долгого холода. Его маленький шиди, не зная, как забрать чужую боль, бережно оглаживал крепкую спину, стараясь хоть так показать свою поддержку и беспокойство. И пусть этого казалось недостаточным, но Вэй Ин готов стерпеть любую боль сквозь стиснутые зубы, лишь бы возлюбленный продолжал оставаться рядом. Пусть он противоречил сам себе, ведь совсем недавно желал одного, а теперь все же было глупо полагать, что не видеть Цзян Чэна в столь сложный, решающий момент жизни будет лучше. Напротив, темному заклинателю как никогда хотелось проклясть слепоту за то, что отняла у него возможность видеть свой драгоценный цветок, так честно и открыто отдававший всю свою любовь. Боги, как же это дурило и без того затуманенный разум. Все, чего он так страстно сейчас желал – украсть с любимых губ живительный поцелуй. Ведь только они придают ему сил двигаться дальше. И он так и поступает, стоит только сознанию хоть немного проясниться, а боли прекратить изводить очередной тяжелой волной. Не видя, но ощущая чужое дыхание, мужчина несколько наклоняет голову и впивается в родные губы со всей жадностью утопленника, желавшего урвать свой глоток жизни. Брови Хуа Чэна удивленно взлетают вверх, а Ваньинь сдавленно мычит, но не отстраняется, позволяя шисюну любые вольности, ведь и сам того желал. - Мой драгоценный шиди. Я принесу победу и заберу твою любовь, как самый главный трофей в своей жизни, - шепчет мужчина в заалевшие губы, чувствуя обжигающее, сбившееся дыхание возлюбленного. - Прошу, я не смогу без тебя, - тихо всхлипывает Цзян Чэн, и Вэй Ин тянет свою ладонь к его лицу, что бы стереть предательскую каплю с белесой щеки. - А я без тебя. Пора прекратить этот замкнутый круг. - Но не ценой твоей жизни, - возражает Ваньинь, но его тут же затыкают очередным быстрым поцелуем. - И не твоей. Я слишком хорошо тебя знаю, Цзян Чэн, - покачав головой, прервал на корню любые оправдания Усянь, бережно заключая возлюбленного в свои объятия, стоило рукам Хуа Чэна отпустить его. – Табун тараканов в твоей голове можно услышать за сотни ли. И к своему недовольству я догадываюсь, за каким ветром они спешат. Потому как только все внимание будет обращено на меня и Чжу Болина, ты будешь хорошим мальчиком и отдашь Се Ляню то, что так усердно скрываешь, - последнее мужчина произнес шепотом, но замершему в его руках Ваньиню показалось, будто об этом прокричали на всю округу, вот только уступать он был не намерен. Тяжело сглотнув, он поднял голову вверх, чтобы заглянуть в родное лицо, но Вэй Усянь даже не смотрел на него, не желая еще больше смущать младшего. От этого становилось обидно и больно. Ведь такая мелочь не могла пошатнуть его уверенности в шисюне, но и Вэй Ина тоже можно было понять. Темный заклинатель никогда не любил показывать собственную слабость, стремясь везде преподносить себя с лучшей стороны, что практически всегда получалось на ура. Однако сейчас Ваньиню как никогда хотелось провести эти жалкие тридцать минут без масок на лицах. - Ты ошибаешься, - отстраненно произнес Цзян Чэн, показательно расслабляясь, раздосадованный, что его так просто раскрыли. Лишние недомолвки в противовес собственным мыслям и желаниям, конечно, угнетали, но не настолько, чтобы поступиться своими принципами. Вэй Ин на это ничего не сказал, только прижал младшего сильнее к своей груди, ощущая под слоем ханьфу небольшую выпуклость. Неопределенно хмыкнув, полностью копируя Лань Ванцзи, заклинатель незаметным движением для остальных отбирает кинжал, ловким движением пальцев пряча под кожаный наруч. Он слышит, как возмущенно задыхается Ваньинь, но так же, не проронив ни слова, только настороженно замирает, прислушиваясь к Ци. Во всей этой суматохе Вэй Усянь никогда не забывал о притаившемся демоне, и, как оказалось, не зря. Одолеваемый ненавистью и жаждой мести, Аугуан был не намерен позволить своей добыче вновь испортить все его планы и уж тем более остаться на едине со своим злейшим врагом. Клинок в его руке безжалостно сверкал, наполняясь духовными силами хозяина, и буквально в ту же секунду направился в полет, целясь прямиком в сердце Ваньиня. Никто из собравшейся толпы не успел должным образом среагировать. И под полный ужаса крик Се Ляня, стремительно летящий клинок был в самый последний момент безжалостно отбит темным заклинателем, с разительной скоростью вынувшего из ножен у подбежавшего к ним демона меч,  вовремя меняя их с Цзян Чэном местами. Полностью готовый к бою Старейшина Илин волной Темной Ци оттолкнул возлюбленного в сторону бежавшего к ним принца, что тут же поймал опешившего Ваньиня, уводя в сторону, в то время как сам Вэй Ин принял на себя очередной удар. Демоны вокруг, точно по щелчку расступились в стороны, открывая соперникам обширное пространство для боя, но те, казалось, даже не заметили никаких перемен, полностью сосредоточившись друг на друге. Наблюдавший за сражением Император, нисколько не удивленный таким раскладом событий, только подпер лицо рукой, довольно ухмыляясь. Да, этот бой обещал быть весьма интересным и интригующим. Два опытных бойца, чьи мастерство и сила превосходили любого из его генералов, сейчас безжалостно скрещивали клинки, желая разодрать друг другу глотки, уподобляясь диким животным, а все из-за порочной жажды обладания. Мужчина переводит внимательный взгляд на Цзян Ваньиня, готового в любой момент бросится в эпицентр событий, закрывая собой темного заклинателя, и только благодаря крепко держащему Се Ляню, он не совершил такой необдуманной глупости. Поистине любовь слепа и безрассудна, но от того не менее захватывающая в своей непредсказуемости. Наблюдать за чужими душевными терзаниями было не менее увлекательно, чем видеть, как с каждым новым ударом дуэль ожесточается и появляется первая кровь, что на удивление принадлежала не измученному заклинателю. Поразительная жажда жизни, хотя Владыка прекрасно понимал, в чем она заключалась. Можно сотни раз задаваться вопросом, что же в Цзян Ваньине таилось такого, от чего даже его родной сын сейчас, вместо того, что бы наблюдать за первобытными инстинктами, пожирал жадным взглядом стройный стан. Но ответ был банально прост: нечеловеческая преданность, честность и искренне любящее сердце. Да, юный Цзян, бесспорно, дьявольски прекрасен. Его красоту можно было сравнить с величием стихии, такой же яростной, горделивой и страстной. Ваньинь далеко не миловидный и не слащаво приторный, как большинства юношей, в возрасте которых оказалась его душа. Даже Се Лянь в сравнении с ним казался более утонченным. Но именно это в нем подкупало. Несколько заостренные черты лица, тонкие брови, миндалевидные глаза, не скрывающие бурю сердца, чувственные губы и правильно пропорциональное стройное тело с этой ярко подчеркнутой тончайшей талией. Каждая его часть кричала о страсти и пылкости чувств. Именно это в нем привлекало больше всего. И если бы Императора спросили, с кем бы такой бриллиант смотрелся лучше всего, то мужчина, не задумываясь, и сам бы присвоил его себе. Но, глядя правде в глаза, Владыка понимал, что Цзян Ваньинь не покорная наложница. Потому ни одному из собравшихся демонов, претендовавших на руку грациозной пантеры, такой любовник не по зубам. Даже его сыну, что так же ожидал покорности, привыкший с детства к беспрекословному подчинению. А вот Вэй Усянь совершенно другой. Ему, напротив, нравилась чужая непокорность, раззадоривая такую же пылкую натуру, превращая их отношения в бесконечные перегонки, где младший уступал власть над собой добровольно, ведь знал, что для него так будет лучше. Это ли не родство душ? Чжу Болину не сломать столь сильной связи. Хоть Император сам вынес столь противоречивый приговор, но это было сделано специально, что бы подогреть собственничество в душе темного заклинателя. И нужно сказать, такой ход принес свои плоды. То, с каким ожесточением тот бился, не смотря на столь опасные раны, поражало воображение. Все же еще тогда он сделал правильный выбор, поставив немалые ставки на эту темную лошадку. Необузданная ярость текла по венам Старейшины Илин, что с каждым новым ударом противника временно решил уйти в защиту из-за нестабильности так невовремя закапризничавшей Ци. Время утекало сквозь пальцы, играя не в его пользу. Разум постепенно мутнел, а руки, пока еще незаметно, но к досаде заклинателя, уже дрожали. Мужчина не знал, сколько еще сможет продержаться в столь бодром состоянии и это страшно выводило из себя. Несмотря на силу и мастерство, сейчас Вэй Усянь слишком сильно уступал Чжу Болину, и то, что он умудрился ранить демона, не более чем чудо, а может и простая случайность. Движения мужчины были скованными, и даже где-то проскальзывала неуверенность, что выдавала его слабость с потрохами перед злорадным взглядом Аугуана, которому все оказалось только на руку. Еще не приспособившийся к темноте заклинатель старался действовать максимально осторожно, больше защищаясь, нежели нападая, однако это не мешало ему бесстрашно принимать на себя удары разной силы. Динамика боя оставалась неизменной еще очень долго. И, казалось бы, многие ожидали переломного момента, но его все не было и не было. Мужчины менялись лидирующими позициями, продолжая держать всех в накале, пока не произошло не поправимое. В одну из своих атак Вэй Ин почувствовал внутри себя болезненный треск, и на несколько мгновений Ци оставила его тело. Не ожидавший такого подвоха мужчина еле успел отскочить от направленного на него клинка, однако живот все равно обожгло болью и новым уродливым порезом, пусть и очень поверхностным. Это стал первый звоночек, предвестник, от которого в душе все похолодело. Безжалостный лязг мечей, разносившийся на многие ли, раззадоривал пыл толпы и обоих мужчин, не желавших ни при каких обстоятельства отдавать желанную победу. Однако как бы каждый из них не был силен, преимущество все же находилось на стороне демона, и тот это прекрасно осознавал, постепенно загоняя своего противника ближе к обрыву. С каждым новым разом атаки Вэй Усяня становились все более вялыми, и от Аугуана не ускользнуло то, как временами тот кривился от вспышек нестерпимой боли. И каждый новый раз приводил Чжу Болина в неописуемый восторг. Разрываясь между желанием скинуть надоедливого мальчишку в бездну или собственноручно обезглавить, демон изводил заклинателя серией стремительных атак. Разминая собственные мышцы, что уже давно не ощущали столь сильного противника, способного измотать его, Аугуан довольно скалился, стоило Усяню в очередной раз уйти от удара, когда Ци вновь покинула его. Состояние Вэй Ина оставляло желать лучшего, а потому шансов выжить в бездне у него практически не было, ведь для борьбы с Тьмой заклинатель должен иметь силы и контроль над собой. Следовательно, Чжу Болин совершенно не переживал о том, что тот сможет обратиться. Потому следующие удары он наносил с большим усердием, метя прямиком в голову, но заклинатель успевал если не увернуться, то в очередной раз заблокировать череду ударов, в какой-то момент просто отпрыгнув на приличное расстояние, когда Ци внутри него в очередной раз забесновалась, оказываясь практически рядом с обрывом.  Тяжелая удушающая энергия Тьмы неприятно мазнула по спине, от чего заклинатель рефлекторно обернул назад голову, разумеется, ничего не увидел, однако чуть не пропустил удар в сердце, вовремя ускользнув в право, стоило Чжу Болину настигнуть его. - Признаться, я поражен. Мы уже столько бьемся, а ты все еще стоишь на ногах. Теперь не могу понять, какие чувства меня больше переполняют. Досада, гнев или же весьма неприятное восхищение? - ядом звучит чужой голос, заставляя заклинателя и его внутреннего зверя, что все это время жаждал вырваться на волю, оскалиться. - Мне плевать, - рявкает Вэй Ин, но тут же замолкает, ощущая неожиданный сильный приступ рвоты, который совершенно не удается подавить, и в это же мгновение мужчину сгибает пополам, выворачивая кровью и желчью. - Вэй Ин! – сквозь звон в ушах доноситься крик Ваньиня, которого из всех сил удерживают Хуа Чэн и Се Лянь, лишь бы тот не натворил глупостей. Чжу Болин оборачивается в сторону Цзян Чэна, с садистическим удовольствием наблюдая за тем, как исказилось в отчаянии и боли прекрасное лицо. Ваньинь бился в чужих руках раненной птицей, даже взглядом не удостоив наблюдавшего за ним демона. Грозовые глаза были прикованы лишь к одному человеку, что в очередном приступе рвоты, изнемогая, грузно упал на колени, дрожащими руками опираясь на меч. Силы покидали его, а Золотое Ядро оплетала сеть трещин, болезненно сдавливая. Тигр внутри него выл раненным зверем, умоляя выпустить его наружу, желая убрать угрозу со своего пути, но так же, как и человек, умирал в адских муках. Заклинатель через силу поднимает голову, понимая, что последний удар действительно становиться для него последним во всех смыслах. И к своему ужасу понимает это не только он один. - Вэй Ин! Пустите! Нет, Вэй Ин! – кричал Цзян Чэн, захлебываясь горькими слезами, но все были глухи к его мольбам. У Вэй Ина даже нет сил, чтобы улыбнуться возлюбленному в последний раз, прежде чем на глазах у всех обернуться в огромного черного тигра и бросится на демона, раня того острыми когтями. Чжу Болин злобно шипит, получая в ответ не менее грозный рык. Тигр и демон сливаются в страшном танце смерти. Ход боя резко изменяется, а у всех присутствующих перехватывает дыхание, когда хищник мощным ударом лап полоснул могучую спину демона, от чего тот не может сдержать болезненного вскрика, однако в долгу не остается, успевая всадить клинок тому в правое ребро. Тигр воет, отскакивая обратно к краю обрыва. Вот только в самый неподходящий момент, как раз когда он опускался на лапы, Ядро, работавшее до сего момента на износ, не выдержав силы яда и нагрузки, разбивается на миллионы осколков внутри обоих. Очередной душераздирающий вой заполняет собой пространство, сливаясь с не менее отчаянным криком Ваньиня, над которым Се Лянь таки сжалился, отпуская его руку как раз в тот момент, когда лапа тигра невовремя подворачивается, из-за чего зверь падает наземь, издавая задушенный стон. Не ожидавший от мужа такой глупости, Хуа Чэн, что все еще находился под действием печати, не удерживает прыткую лань в своих руках, и та, более не удерживаемая оковами, ринулась к самому дорогому существу, над которым сгустились тучи и был занесен клинок. Тяжело дыша, Чжу Болин хрипло смеется, наблюдая за попытками врага подняться. Демон безжалостно пинает зверя по раненному ребру, отбрасывая того на самый край, от чего честь туловища тигра грозилась свалится с обрыва. Вэй Ин болезненно воет, испытывая муки агонии за двоих, но обратиться обратно в человека более не реально. Он проиграл. И это злит, это убивает, это изводит. - Наконец-то ты больше не будешь мозолить мне глаза, - со злорадным довольством заключает демон, занося над заклинателем меч. – Ну а теперь сдохни, тварь! - Нет! – кричит Ваньинь, со всех ног стремясь к страшному действу, но с ужасом понимает, что не успевает. Сквозь боль и шум Вэй Ин хватается сознанием за родной голос. Тигр поднимает голову, устремляя белесые глаза туда, где слышался возлюбленный. Усянь внутри животного улыбается сквозь слезы, что все же смогли овладеть им. Одинокая дорожка, что совершенно не видна на фоне черной шерсти, скатывается и падет зверю на лапу. Он так и не увидел Ваньиня в последний раз. Так и не смог сказать ему, что он... - А-Чэн, я тебя люб... – звучит в голове Цзян Чэна любимый голос, от чего тот чуть ли не запинается при беге, не ожидая, что чужая способность может действовать и на душу, но важное слово для них обоих заклинатель так и не заканчивает, ведь в этот момент занесенный клинок рассекает мощную шею тигра. Вэй Ин издает предсмертный рев, дергаясь всем телом назад, срываясь с обрыва как раз в тот момент, когда руки демона потянулись к его голове, что бы завершить свое кровавое дело, но не успевают. Чжу Болин недовольно цокает, но истошный крик Цзян Чэна заставляет переключить все внимание на свою главную добычу. Ваньинь, бледный как сама смерть, огибает демона, совершенно не замечая ничего вокруг себя из-за застилающих слез, практически прыгает следом, но мощный рывок за ворот ханьфу отбрасывает его от злосчастного обрыва. Цзян Чэн еле успевает подставить руки перед лицом, раздирая их в кровь, когда его хватают за грудки, на сей раз дергая на верх. - Гаденыш, будь готов, что этот фокус тебе не пройдет даром! – рычит Чжу Болин тому в лицо, обуреваемый гневом из-за неудавшегося убийства и выходки его избранника. - Отныне и навсегда ты моя собственность. Так приклоним же колени перед Небом и Землей!