Лотос Старейшины Илина

Цзинь Лин подрывается с места, с грохотом переворачивая чайный столик, тяжело дыша, словно разъяренный дикий бык. При особом желании, если приглядеться, Вэй Ин мог бы с легкостью отметить, как вздулись вены на висках под длинной челкой, а глаза налились кровью. Спокойным нравом племянник никогда не отличался, чем весьма походил как на своего покойного отца, так и на младшего дядю. Вот только с легким налетом раздражения демон, к собственному недовольству, признал, что в молодом главе нет и толики того шарма, что был присущ старшим родственникам. А потому воспринял сей выпад весьма негативно, готовый в любой момент обуздать взбунтовавшуюся юность. Однако, к счастью, делать ничего не пришлось. Взбеленившийся Цзинь Жулань, нахохлившийся, точно петух перед дракой, как-то разом сдулся, грузно опустившись на полушки, и обхватил руками бедовую голову, завыв раненым зверем. Его переполняло столько эмоций разом, от чего молодой мужчина не знал, за какую было бы лучше ухватиться в первую очередь. Сама мысль, что все это время он общался не с живым родственником, а запертым в иллюзии духом, убивала. Цзинь Лин так искренне верил, что у цзю-цзю, наконец, настала спокойная жизнь, что ударившая под дых правда вдруг раскрыла глаза на многие странности и не состыковки, которым раньше не придавал особого значения. А как выходило, зря. Но теперь, помимо судьбы горячо любимого родственника, открылся с новой стороны и сам Вэй Ин, или же правильнее было сказать И Ву. По крайней мере, теперь это многое объясняло. Вот только как теперь надлежало вести себя с этим человеком, ведь, как оказалось, Вэй Усянь никогда не был «настоящим»? - Кхм...- прочистив горло, Цзинь Лин не знал, с чего начать и как теперь обращаться к мужчине. – Полагаю, теперь, когда карты раскрыты, мне стоит называть тебя И Ву. - Как угодно. В конце концов, душа мальчишки во мне тоже есть, - несколько расслабившись, ответил мужчина, откидываясь на колону позади. - В плане? - Перерождаясь, я занял тело умирающего ребенка. Поскольку душа мальца, хоть и была слаба, растворяясь на глазах, все же превалировала, потому очень долго Вэй Ин все-таки жил. Но чем больше тот умирал, тем сильнее стиралась грань и влияние мальца на меня. Сейчас же, особенно после окончательного становления демоном, от Усяня осталось слишком мало. - Мило, - сконфужено прокряхтел Цзинь Лин, даже не пытаясь поднять взгляд на демона. Казалось, что сделай он так сейчас, то вместо привычного лица увидит как минимум чудовище. Даже зная о перерождении душ, все равно слабо принималась правда, особенно когда пример сидел прямо перед носом. В один момент все стало настолько отвратительно запутанно, от чего невольно хотелось трусливо бросить и не вникать во все эти дебри. Благо ,останавливала давняя любовь и уважение к человеку, что некогда его вырастил и воспитал, оставив после верную опору. Цзян Чэн всегда являл образец несгибаемой воли, а теперь, с открытием истиной личности, уважение к дяде у племянника возросло до небес. И все же кое-что не давало Жуланю покоя. - Зачем нужен был весь этот цирк, когда можно сразу рассказать все как есть?- прохрипел мужчина, не видя смысла утаивать собственные мысли. - Что же, скажу честно. Когда я впервые пришел к тебе, память тех дней была все еще закрыта. Огромная мощь демонической Ци - то еще испытание для любого новообращенного демона. Бездна - лишь часть метаморфозы. Но другой вопрос: сможешь ли ты обуздать себя? На все необходимо время. После же не было нужды раскрывать правду так скоро, если в этом вообще была необходимость. Цзян Чэн бы вырос, расцвел, обрел семью, спокойно прожил отведенные десятилетия и, как бы ему думалось после, ушел на законное перерождение. Столетия превратились бы в тысячелетия, и вот на свет появится мальчик, что станет жить в совершенно другом мире, не таком, каким его знаем мы, без заклинателей, магии, духов и прочей ереси. Где боги и демоны станут больше легендой, нежели чем-то реальным, а люди сами станут творцами мира. - Ты говоришь о... - Да, это далекое, предалекое будущее. Я вижу лишь мутные картинки без четких образов, но даже так мне кристально ясно, что мир измениться. А вот в лучшую или худшую сторону рассудит время. - Но как же цзю-цзю уйдет на перерождение, если он проклят? Как ты вообще себе это представляешь и почему говоришь так, словно сам в его жизни участвовать не планируешь? - Все просто. Для нейтрализации Небесного грома в противовес ему должа стать Огненная воронка. То есть когда душа наказуемого умерла от рук бессмертных, обладающих Инь и Ян. - Инь и Ян нейтрализуют друг друга, а значит, и кара становиться недействительной, - пораженно выдыхает Цзинь Лин, вскидывая на мужчину пытливый взгляд. – Но раз душа цзю-цзю сейчас помечена громом, почему сразу не нейтрализовать ее. Тогда он быстрее уйдет на перерождение. Да и до этого Юэ Сэ же как-то переродился. - Душа Юэ Сэ была связана с не развеявшимся осколком души И Ву. Вопреки ожиданиям моих убийц, заклинатели из них никудышние. Поскольку на судьбе мне суждено было уйти на перерождение, я просто утянул за собой и Юэ Сэ. Однако такое можно провернуть только лишь раз. В остальных случаях связь слабнет и после вовсе разрывается. Что же до нейтрализации Небесного грома, то тут все куда сложнее. В момент своей смерти Юэ Сэ являлся одним из сильнейших культиваторов, с учетом того, что Золотого Ядра, как у многих других, он не имел. Цзян Чэн же, как треснувшая душа, уже не обладает той мощью. Парное совершенствование помогло бы, но с условием, что в Ваньине пробудилась бы хоть часть былой силы, а для этого необходимы воспоминания. Ведь только сам Юэ Сэ знал все техники собственного культивирования. Остальное же - лишь жалкое подобие. Применение Огненной воронки при не соблюденных условиях может только навредить. И это в лучшем случае. В худшем же душа навсегда исчезнет не только из мира смертных и духов, но и из жизненной памяти. Это чревато. Не говоря уже о том, что для наложения такого проклятья нужен демон, что согласиться убить Ваньиня, ну и сам а-Чэн, которому предстоит заново пройти нестерпимые адские муки. Теперь сам подумай, почему я все еще бездействую, позволяя поганым крысам портить мирный кокон Цзян Чэна. - Ты после его сам... – прошелестел племянник, даже боясь произносить в слух свою догадку, при этом в неверии вглядываясь в бесстрастное лицо Вэй Ина. Могло показаться, что того вообще никак не волновал разговор и раскрытие всех карт на не столь далекое будущее. Вот только никому не ведомо, сколь же невыносимо тяжко было самому Вэй Ину, когда он, наконец, смог найти ключ от бесконечных тайн. Хотя оставшуюся он так пока и не разгадал: кто виновен в смерти Юэ Сэ. Однако убить возлюбленного, пусть даже и во благо превыше собственных сил. Тем не менее, так правильно, так необходимо. Именно поэтому Усянь добровольно отдалился от Ваньиня и даже не планировал после оставаться с ним, наблюдая со стороны. Все заключенные с Цзян Чэном сделки под чужим лицом - лишь жалкая попытка надышаться возлюбленным перед тем, как закончилась бы война, а после же демон со спокойной совестью вдохнул бы жизнь в созданную им же оболочку, оставив подле Ваньиня верного защитника, но все полетело к чертям, стоило неосторожно выдать себя. Винить никого, кроме себя же, Усянь не мог. Просидев неизвестно сколько времени в тяжелом молчании, Цзинь Лин подскочил на ноги и развернулся к выходу, вот только так и остался стоять, размышляя стоит ли вообще продолжать разговор, когда следовало бы поразмыслить в одиночестве. И все же осталось два вопроса, которые все-таки не давали спокойствия: - Ответь на последние два вопроса. Как ты вообще себе все это представлял, когда планировал этот театр абсурда? И стоило ли оно того? - О чем ты? – не совсем понял Вэй Ин племянника, хотя что-то такое в груди все же неприятно дрогнуло. - Если опустить всю ту чушь про иллюзорный мир, непойми какую войну между сильнейшими мира сего за власть и прочую ересь, хорошо, пусть так... Но зачем, скажи мне на милость, заведомо зная, в какое отборное дерьмо вам предстоит вновь окунуться, так усложнять себе жизнь? После стольких смертей, потерь, горестей и боли, вместо того, чтобы хотя бы, пусть и в вымышленной реальности, где, как оказалось, твоя фантазия превзошла любые ожидания, просто побыть счастливыми, ты, Вэй Усянь, вновь положившись на собственные чувства и не спросив чужого мнения, безжалостно обрываешь связывающие вас нити. Знаешь, услышав, наконец, всю историю, хотя мне бы хотелось узнать про жизнь Юэ Сэ лично от него, в голове всплыла только одна единственная мысль. Для того несчастного мальчишки, которого бросили все близкие, несправедливо убили, отобрали мечты, надежды и жизнь, в конце концов, стало огромной удачей повстречать И Ву. Ведь он, в отличии от Вэй Усяня, будучи самим воплощением аморали, не постеснялся стать счастливым ради него, даже умирая. И Ву пусть и не делил ложе с Юэ Сэ, как ты и сказал, да и важно ли это, ведь не все измеряется любовными утехами, но искренне любил того, ведь поставил его интересы в приоритете над своими. Ты же боишься сделать больно несколько Цзян Чэну, сколько себе. Отгораживаешься, врешь, оправдываешь собственную жестокость. Но во всем этом забываешь одну значительную деталь – все это причиняет боль цзю-цзю. Он страдает и страдает намного больше, чем ты, потому что для него все происходящее - реальность. И знаешь, во всей ситуации я не могу понять, кого ты больше наказывая, делаешь несчастным - себя или же цзю-зцю? И кто же действительно любит Юэ Сэ, Вэй Усянь или же И Ву? Задумайся. Не сказав больше ни слова, глава Цзинь в последний раз окинул понурого демона тяжелым взглядом и оставил того наедине с открывшимися душевными ранами. Если бы кто-то сейчас нарушил чужое уединение, никогда бы не узнал в этом разбито-несчастном мужчине жестокого властелина. Вэй Ин, радуясь, что не поднялся вслед за племянником, когда тот уходил, спрятал в руках лицо и завыл раненым зверем. Что же, мужчине не чем было крыть против болезненных, но правдивых слов. Он действительно повел себя как последняя сволочь, вынудив ничего не знающего Цзян Чэна пойти на крайние меры. Все эти бесполезные кошки мышки, когда возможно следовало найти другой путь. Ведь может, если знай Ваньинь правду, то отказался бы от перерождения, навсегда оставаясь с ним. Вэй Ин же собирался лишить его даже такого права, вместо того, чтобы вернуть память. Вернуть себе как Цзян Ваньиня, так и Юэ Сэ. Его, Юэ Сэ. Глупого мышонка, ради которого он носом землю рыл даже на одре смерти. Как же Цзинь Лин оказался прав. И как же ничтожно мало от И Ву осталось в нем самом. Казалось, что этот бестолковый мальчишка Вэй Ин поглотил его душу, завладевая разумом. Резко подрываясь на ноги, мужчина срывается на бег в свои покои, сметая любые препятствия на своем пути. Все, что сейчас было важным – зеркало. Ему жизненно необходимо было увидеть того чужака, что возымел над ним власть. В отличии от Цзян Чэна Вэй Ин не сохранил свои прежние черты. Напротив, по мнению мужчины, Вэй Усянь имел куда более смазливое лицо, чем думали все остальные. Сам же И Ву имел резкие черты лица и волевой подбородок. Мужчина был куда крупнее своей перерожденной версии. Однако маленький осколок души не смог изменить чужое тело. Это было еще одно отличие между ним и Юэ Сэ. Душа И Ву заняла свое место в умирающем годовалом ребенке, тогда как а-Сэ проник в утробу Юй Цзиюань, завладевая пустой оболочкой и формируя ту под себя, тогда как он попросту поглотил чужую разрушающуюся душу. Разумеется, теперь, когда память мужчины давно пробудилась, сыграло свою злую шутку. Ведь осколков души мальчишки Усяня оказалось больше, чем крепкого одного его, а потому власти над разумом и телом полноценно И Ву не имел даже сейчас. Подбежав к зеркалу, демон со злобным шипением, так и не найдя свое истинное «Я» в отражении, стал шептать заклинание, пальцами впиваясь в кожу и по живому сдирая ту со своего лица. Кровь ручьями лилась по руками и телу, пачкая дорогие одеяния. Но мужчине было плевать. Его волновало другое. Он потерял себя. Теперь вспоминая испытание Бездной, он понимал, о чем говорило то отродье. Все с самого начала было ошибкой. Каждый его шаг, каждая мысль. Тогда, умирая, он не желал оставлять а-Сэ на поругание этим скотам, теперь же собственными руками играется им, как те выродки. Не этого он хотел. Ни за это боролся. Продолжая, как в бреду повторять заклинание, демон ощущал, как ломались в теле кости, как разрывались связки и мышцы, соединяясь вновь, но уже в совершенно другой облик. Мужчина вырывает из груди сердце, и то начинает светиться небесно-золотыми огнями, обозначая две слитые воедино души. Так никогда не было правильно, так не должно было быть. Окровавленные пальцы впиваются в мягкую бьющуюся плоть, разрывая ту на множество светящихся кусков, ощущая, как разом ослабело собственное тело. Он помнил это чувство и никогда бы ни с чем не спутал. Вот только на сей раз на то его воля, а не императорских шавок. Из последних сил, не прекращая заклинание, демон находит тот единственный яркий золотой осколок и сжимает тот в руке, формируя новое сердце и навсегда оставляя в нем одну единственную душу. Вернуть обратно утраченное не такая же мелочь, как и вырвать из груди. Утекающие сквозь пальцы жизненные силы меняют свой ток, напитывая меридианы, а в зеркале сквозь уродливые полосы крови, наконец, смотрит родной лик. Он И Ву и никогда не Вэй Ин. И на сей раз спасет а-Сэ, чего бы это не стоило. *** Досадливо поджимая губы, Цзян Чэн старался изо всех сил подавить наростающее уныние и неприятное послевкусие прошлой ночи. В кои-то веки выпал шанс подзаработать и пополнить запасы еды, да и денег, чего греха таить. Донгэй весьма удачно попал на местного сторожа кладбища, сетовавшего на разбушевавшуюся нечисть. Мол, слышится смех и кости на утро из могил торчат. Глава Ордена уже как три недели после запроса людей не посылает, а ведь простому люду беспокойно. Слухи, как водица, обтекают город. Вот Ваньинь и вызвался помочь, пока Донгэй решил подзаработать помощником у некого богатого господина, позарившегося на красивую мордашку. Каково же было разочарование омеги, когда вместо духов он наткнулся на шайку ребятишек, решивших немного позабавиться над вредным стариком. Цзян Чэн, конечно, отругал их, зачитав двухчасовую лекцию о почтении к усопшим, но вот после и сам захотел напугать сторожа. Узнав о проказах местной ребятни, мужик наотрез отказался выплачивать даже малую часть обещанной суммы. И поскольку ночная охота не увенчалась успехом, ходить им теперь весь день без приятно звенящих в кармане монет. Разумеется, в начале осени остаться голодным даже при большом желании практически невозможно, однако ночевать надлежит под открытым небом, ведь имеющихся денег не хватит даже на самый захудалый постоялый двор. За несколько месяцев странствия по землям Первого Принца, где никому не было никакого дела до двух молодых людей, успешно отбившихся от преследователей, не раз садившихся им на хвост, на голову парней свалились новые проблемы. Оказалось, что жизнь в Цинь более дорогая, нежели в Лу, и тех жалких грошей, судорожно отложенных на черный день, попросту не хватало. Это стало огромным ударом. Приходилось зарабатывать любыми доступными способами. Охота на нечисть, естественно, оставалась в приоритете, однако это не значило, что юнцы чурались другой работы. Донгэй нанимался слугой в богатые дома, если они оставались в какой-то деревне на несколько недель, а Ваньинь - помощником в трактиры. В таких местах всегда нужны лишние руки. И хоть платой не похвастаешься, но даже этого мало-мальски хватало на белее-менее не голодную жизнь. Да, спали, где приходилось. Ведь пока еще тепло, можно смириться с небольшими неудобствами и отложить часть денег на дальнейшую дорогу, а вторую потратить на кусок хлеба. К сожалению, на другое опять же не хватало. Даже скромные, порядком износившиеся одежды латались на скорую руку, а более хорошую одежду берегли, не доставая с начала путешествия. Возможно, следовало спросить, а стоило ли вообще убегать? Ведь жили они хуже блохастых дворняг. На что незамедлительно получили бы ответ: да, это того стоит. Трудности закаляли и скрепляли, а передряги учили на практике. Конечно, в начале пришлось попотеть, ведь несовершеннолетние привлекательные омеги всегда имели спрос у разных мерзких личностей, но им только небывалым везением удалось остаться нетронутыми. Так, в общем-то, они и жили, держа путь в Юньхань, сердце Цинь. Вспоминая прошедшую ночь и костыляя в уме старожилу самыми последними словами, Цзян Чэн устало плюхнулся на ступеньки постоялого двора, у которого они с шисюном должны встретиться, и уныло оглядел скудные остатки вчерашнего ужина. Корочки хлеба, одиноко лежащей в походном мешочке, хватит разве что мышке на один зубок, не говоря уже о мелких крошках козьего сыра. Тут уж никак не поделишь, а есть ни он, ни шисюн в одиночку не станет. Ах, как же ароматно пах этот некогда чудесный хлебушек с жареным луком внутри! Мягкое тесто и хрустящая верхушка так порадовали юношей, после дальней дороги перебивавшихся одними сухарями да водой. В животе предательски заурчало, но омега стоически втянул и без того плоский живот, стыдясь издаваемых звуков. Вот только улица пустовала. Добрая половина населения готовилась к предстоящему празднику, а потому, даже пройди кто сейчас мимо, даже не обратил бы внимание на одинокого паренька в грязных лохмотьях. Ждал Ваньинь шисюна еще очень долго, однако за это время ему удалось над многим поразмыслить и даже ненадолго вздремнуть. Все глубже и глубже погружаясь в себя, монотонно подбрасывая в воздух небольшой ножик, омега поразился собственному открытию. Оказалось, что это впервые за столько времени в бегах он смог вот так спокойно погрузиться в себя и, наконец, проанализировать все пережитые события и просто поразмышлять о прошлом, настоящем и будущем. И если с настоящим и будущим кое-как было все понятно, намеченные горизонты уже не казались столь далекими, как раньше, то вот в прошлое хотелось бы окунуться поглубже. На самом деле, после своего побега Ваньинь страшился взглянуть правде в лицо. Ведь для этого, как минимум, следовало упорядочить абсолютно все события чуть ли не столетней давности, анализируя каждого персонажа в этом театре абсурда. Воспоминания разбросаны в голове, как ненужные вещи, смешались в одну огромную кучу. О, как же долго он не решался заглянуть в себя! Возможно, страх того, что вся затея - не более чем глупый каприз, которого должно стыдиться, мешал это сделать. Вот только чем больше откладывался этот ком, тем хуже становилось на душе. Только ли свободу он искал, убегая из отчего дома? Заглядывая в себя, Цзян Чэн прекрасно осознавал ответ. Нет. Свобода – лишь жалкое оправдание собственным метаниям. Он просто потерялся. Счастливая жизнь разрушилась, как карточный домик. Дом, резко ставший чужим, альфа, что играется с чувствами, и ты сам, непонятно для чего существующий. Ваньинь ничего не понимал и не мог найти нормального объяснения происходящему. Кого винить в разрушенном счастье? Только лишь в Вэнях вся проблема? А ведь если задуматься, то окажется, что тот же Жохань здесь далеко ни при чем. Если вспомнить те дни, то где-то за неделю до той резни отец и матушка впервые за долгое время вместе отправились на ночную охоту и вернулись с неё какими-то странными. К сожалению, тогда еще совсем мальчишкой, Ваньинь не предал этому значения, полностью погрузившись в свое горе. Тогда он сильно расстроил Вэй Ина, убежав со старшими учениками в лес, ничего ему не сказав, ведь именно в тот день должен был расцвести очень редкий цветок. Цзян Чэн, как сейчас помнил тот вечер... «Смеркалось. Этого казалось достаточно, чтобы внутри Вэй Ина, хоть внешне тот и выглядел непроницаемее камня, все сильнее разгорался гнев. Нет, конечно, возможно, он на самом деле преувеличивал масштабы трагедии и зря переживал, вот только мужчина уж слишком хорошо помнил события четырехлетней давности и прекрасно осознает, насколько его положение все еще шаткое, как среди смертных, так и бессмертны. Мятежники, коим нет дела до закона, а месть застилает глаза, все еще на свободе и из раза в раз покушаются на самое дорогое. В какой-то момент Усянь понимает, что еще немного, и даже бессмертие окажется бессильным от сердечного приступа. А причиной всех душевных страданий крылся на поверхности и заключался в одном маленьком, но очень проблемном чуде, что сейчас находилось не пойми где. И нет, у него совершенно точно не дергался в очередной раз глаз. О привязанности Владыки Забвения к Цзян Чэну можно слагать легенды. Вэй Ин буквально ощущал себя курицей наседкой, следовавшей за неугомонным чадом по пятам. И ладно бы это была просто личная блажь, которой он постоянно грешил. В конце концов, мужчина никогда не пытался избавится от чрезмерно одержимой опеки, и на то, надо сказать, имелись полные основания. Но нет. Юному дарованию просто везло на приключения, находившегося заядлым постоянством. Усянь каждый раз мысленно хватался за сердце, клятвенно обещая, что в этот раз он точно запрет Ваньиня за несколькими замками мча быстрее ветра к мальчику, выручая из очередной передряги. Но вот незадача, Цзян Чэну это жутко не нравилось. Ведь малец всеми силами стремился доказать мужчине, что в состоянии справиться самостоятельно со своими проблемами, тогда как тот так не считал. Не сказать, что Ваньиню прям таки не нравилась столь ярая забота альфы. Напротив, омега приходил в дикий восторг, стоило старшему появиться подобно герою из романов, что он втайне читал, и одним только взмахом руки прекратить все трудности, закрывая от невзгод своей широкой спиной, а после, словно драгоценность, брал на руки и кутал в теплых нежных объятиях. И это было просто великолепно! Вот только Цзян Чэна огорчала сама мысль, что Усянь так ему не доверял, раз не давал и шанса урегулировать все самостоятельно. Ведь он не фарфоровая кукла, которую необходимо посадить на полку у камина и брать только в особых случаях. В любых вопросах, если дело касалось него, Вэй Ин впадал в крайности. На этой почве постоянно случались конфликты, а после оба ходили со скорбными лицами. Но благо, ссоры и обиды никогда не длились долго. Никто из них не мог выдержать и пары часов в дали друг от дуга. Обоих непреодолимо тянуло друг к другу, и все обиды с гордостью забывались сразу же, стоило только взглядам пересечься. Печальная бездна серых глаз сменялась океаном нежности и любви, а руки знакомо разводились в стороны, приглашая в родные объятия. И Цзян Чэн не выдерживал. Он лисой юркал прямиком в сильные руки, прижимаясь к теплой груди, и молил простить его, но только бы не видеть гэгэ расстроенным, только бы эти глаза не смотрели на него с разочарованием. Мальчик с жадностью впитывал каждую эмоцию на лице старшего, подставляя лицо под мягкие поцелуи, млея от любви и нежности к этому человеку. Это случалось так часто, что домочадцы уже привыкли к громким крикам, сменявшимися тихими воссоединениями. Супруги лишь обреченно вздыхали и с улыбками смотрели на истинную пару, подходящих друг другу, как солнце и луна. Один дополнял другого, и чем старше становился Ваньинь, тем большее влияние он имел на Вэй Ина. Им оставалось только ждать, когда дети, наконец, воссоединятся уже на правах супругов, ведь только слепец мог не заметить сверкающие искры пылких чувств. Мужчина тяжело вздохнул, устало потирая переносицу. День еще с утра не задался. Сегодня он не мог даже носа высунуть из кабинета, заваленный огромной горой прошений, писем, счетов и прочей дряни, от которой уже рябило в глазах. И это только часть работы, ведь вся эта огромная гора макулатуры, засорившая целых два стола, относилась исключительно к проблемам Юньиэна. Остальная же часть, еще более внушительная, ждала демона в покоях, скрытая чарами. Пускай большую часть времени, особенно с урегулированием ситуации в Диюе, мужчина проводил в мире смертных, обязанности князя с него не снимались, превращая будни Вэй Ина в кромешный ад. На нем было буквально все. Оставалось загадкой, как Усяню удавалось успешно разрываться на два фронта и еще где-то между всем этим хаосом успевать воспитывать детей. Совсем скоро должно состояться совершеннолетие а-Яо. Еще в начале весны начались подготовительные процессы к «Церемонии Цветения», после которой демон уже предвкушал целую колону головной боли в лице бестолковых альф, коих уставший злой черт собирался гнать драной метлой. И это только старший сын! Донгэй же «порадовал» отца ранней течкой, безжалостно измучавшей омегу на протяжении недели. Вэй Ин тогда не отходил от ребенка, переживая чужую боль, как свою. Успокаивало, что такие сюрпризы случались раз в два месяца, зато последствий хоть отбавляй. Его мальчики росли, а сам Усянь, оглядываясь назад, с горечью осознавал, что так и не успел насладиться их детскими годами. Слишком немилостиво спешило время, тогда как он сам с головой погребен под тоннами проблем, не ждавших, когда наступит удобное время. В конце концов, в какой-то момент мужчине пришлось признать, что даже у демона силы не безграничны. Вкалывая, как проклятый, на безоблачное будущее, где бы вся семья была в безопасности, он не успевал жить настоящим, жертвуя самым ценным временем. Ноющая боль сковала левый висок, раздражая Вэй Ина еще больше, чем уже есть. Скривившись, он потянулся за открытым письмом от Хуа Чэна, предупреждающим о том, что некоторые из бежавших сторонников Чжу Болина спустились к смертным, потому по приказу Императора заняться поимкой и казнью беглецов надлежало Усяню. Так же Сань Лан упоминал о возможности мести, особенно теперь, когда ситуация несколько утряслась. Такой вариант вполне возможен, учитывая его огромный вклад в карательных мероприятиях по уничтожению мятежников, ведь именно Усянь стал палачом непокорных, убивая одного за другим руками их же соратника. Да, Чжу Болин стал отменной марионеткой в его руках. А потому предостережения для мужчины не были пустым звуком. Вот только императорские ищейки опомнились слишком поздно, упустив этих тварей, как месяц назад, а сообщили совсем недавно, когда ситуация завела бездарей в тупик. Разумеется, Хуа Чэн рвал и метал. Без лишних слов Вэй Ин на его месте также не стеснялся бы в выражениях, но, как он считал сам, уже слишком поздно сотрясать за зря воздух. Еще до получения дурных вестей мужчина усилил охрану детей, шестым чувством ощущая неладное. В последнее время он вообще чувствует себя как на иголках, уже не зная, на что списать отвратительное состояние. И вот, пожалуйста, случай подвернулся. -Уже прошло пять часов, а его все нет. Так он еще и ничего мне не сказал, паршивец мелкий. И от Волков ни весточки, гуль бы их побрал. Вот где он?!– звереет мужчина, безжалостно ударяя кулаком по столу. Как на зло, именно сегодня супруги Цзян решили вспомнить, что они давно не уделяли времени друг другу, а потому Цзян Фэнмянь, не придумав ничего более романтичного, нежели ночная охота, скинув все дела на Вэй Ина и своего помощника, скрылся с супругой в гуй знает каком лесу, деревне или Небеса знают, куда им взбрело в голову отправиться. И все было бы прекрасно, если бы Цзян Чэну опять на попе ровно не сиделось. Видят Боги, его терпение не безгранично. Выпорет мальчишку, а после заставит простоять несколько часов на горохе. Хотя далеко не в его принципах столь радикальные меры в воспитании, но бывают случаи, когда дети остаются глухими к словам старших. В таких случаях лучше всего дисциплинирует боль. Раз не услышали уши, значит, прочувствует попа. И подавно, что в теле ребенка взрослая душа. В прошлой жизни у Вэй Ина тоже иной раз руки чесались отходить Ваньиня по причинному месту. Всему же, в конце-то концов, есть предел! Усянь переводит злобный взгляд заалевших глаз в окно, отмечая, как красиво закатное небо отражалось на водной глади, а последние лучики заходящего солнца приятно ласкали природу своим теплом. Последний месяц осени в Юньмэне всегда приятен тем, что можно еще смело посидеть темными вечерами на берегу озера и понаблюдать за звездным небом. В это время были мягкие, теплые, как для поздней осени, ночи. А при особом желании, если оставались силы после тяжёлого дня, можно было взять лодку и порыбачить. Определенно, прекрасное время года. Мужчина сложил руки на стол и опустил на них голову, издав мученических стон. -Как же мне это надоело,– тихо выдохнул Вэй Ин, указательным и средним пальцами обеих рук неспешно, но ощутимо вдавливая, растирая виски. – Почему так больно? «Потому что любишь», - звучит в голове голос и мужчина не может сдержать кривой улыбки. В самом деле, такой простой ответ, но для Вэй Ина он ложиться на плечи неподъемным грузом. Да, любит. Безумно любит, что иной раз боится собственной одержимости. Ведь так не должно быть. Он не должен испытывать к своему маленькому мальчику другие чувства, кроме братских, отеческих и Бог знает каких еще. Но с каждым днем мужчина понимал, что безнадежно тонет в темном омуте собственных чувств, стоит только посмотреть в доверчиво распахнутые глаза. Он готов волком выть, лишь бы драгоценные аметисты смотрели исключительно на него и никого более. Так не должно быть. Ведь демон поклялся. Поклялся, что более не допустит ошибок прошлого, становясь для Ваньина опорой и щитом. Усянь считал себя грязным и порочным. Засыпая, он видел юношу с иссиня-черными волосами, вьющимися пышными кольцами, соблазнительно ниспадавшими на оголенные плечи, что призывно тянул к нему свои руки, лукаво сверкая миндалевидными глазами. Каждый раз Вэй Ин хватал эти руки, рывком притягивал звонко смеющегося Цзян Чэна к себе, отчаянно прижимая юное тело к груди, и с жадностью странника впивался в маняще приоткрытые губы, что неизменно улыбались. Затем Вэй Ин открывал глаза и видел вместо юноши своего маленького мальчика, испугано на него глядящего. И это становилось концом всего, ведь в такие моменты демону нестерпимо хотелось стереть себя с лица земли. Усяню казалось, что он сходил с ума. Мужчина стал часто находится вне дома, ссылаясь на неотложные дела, что, впрочем, действительно существовали к успокоению совести, только бы не видеть столь любимое лицо. Интересно получалось. Ваньинь должен был привнести гармонию в душу, но вместо этого Усянь получил полный хаос. Да, он одержим, и это пугало. Мужчина до боли прикусил губу. Ему необходимо срочно освежить голову. Оставляя на потом недоделанные дела, демон без присущей грации поднялся и направился прочь из ханьши, не замечая никого вокруг. Прочь от дома, прочь от собственных мыслей и желаний, прочь от себя, прочь от Него. Заворачивая в закрытую часть крыла, прекрасно зная, что в это время и мышь не проскочит, мужчина не задумываясь, сбрасывает с себя верхние одежды, оставаясь в одних лишь штанах, и с разбегу прыгает в темное озеро. Холодная вода остужает горячую голову и наверное впервые за целый день, Вэй Ин чувствует, как приятно расслабляются окаменевшие мышцы. Ему совершенно не хотелось всплывать. Хотелось остаться здесь навсегда, отдаваясь водной стихии. И это возможно, ведь демонам не нужен воздух, чтобы дышать. Но мужчина пересиливает себя, выныривает и с жадностью вдыхает, глотая струящиеся по лицу капли. Вэй Ин не спешил вылазить на берег, предпочитая подольше побыть в воде. Он делает несколько больших кругов, высвобождая свои мысли и желания через силу, и только потом вылазит на берег. Довольный и подуставший, Усянь садиться на небольшой валун и подставляет лицо под последние лучи. На душе вновь стало спокойно и тем не менее, чего-то не хватало. Мужчина принимает медитативную позу и постепенно начинает освобождать свое сознание, предвкушая знакомый звон течения Ци, открывшийся для него с совершенно иной стороны, с приобретением демонической сущности. Закрытые глаза видели только непроглядную тьму, но по мере погружения в транс мрак рассеивался, открывая тот, другой мир, полный чарующего великолепия. Се Лянь когда-то сказал, что не нужно видеть мир, если хочешь знать его краски, достаточно открыть свою душу. И он оказался чертовски прав. Вэй Ин пропускал через себя золотые нити, невидимой глазу Ци, позволяя заполнить собой каждую клеточку в теле, пока не взорвались мощным потоком энергии нижнем даньтяне. Почти тут же демона оглушили различные звуки, гармонично переплетающиеся между собой, создавая причудливую мелодию. Это была мелодия души всего живого. Мужчина потянулся к каждому звуку, к каждой ниточке, что стремилась к нему. Он чувствовал природу, ее самые потаённые каналы. Но тут его внимание привлекла еле слышная трель. Тихая, надрывная и очень печальная. Что-то было не так. Демон потянулся разумом, хватая такую тоненькую и такую блеклую ниточку. Золотая нить, принадлежавшая древнему существу, что тысячелетиями обитало на дне озера, темнела. Это значило, что существо было поглощено тьмой и умирало. Вэй Ину ни раз довелось воочию увидеть Маа-Тао. Внешне родовой озерный дух-хранитель чем-то отдаленно напоминал рыбу, но вместо плавников у него были лапы ящерицы, а на голове были три небольших рога. Маа-Тао был совершенно безобидным обитателем и предпочитал большую часть времени проводить глубоко под водой. Только один раз дух выплывал на поверхность, и то ненадолго. Мужчина помнил свое первое знакомство с неизведанным простому смертному существом. Будучи ещё неопытным в контроле собственной силы, новоявленный демон случайно дёрнул за духовную нить и призвал водного обитателя, почтенно склонившего голову перед могущественной силой Князя. Теперь же оно нуждалось в спасении. Вэй Ин соединил руки перед собой и вывел в воздухе несколько знаков. Те загорелись золотым светом и образовали небольшую светящуюся сферу. Демон выполнил очередной пас рукой, посылая в сферу свою энергию, от чего сгусток чистой Ци стал увеличиваться в размерах, ярко пульсируя. Выждав необходимое время для полноценного сформирования Ци, мужчина начертил в воздухе знаки, что стали преобразовываться в кольца, состоящие из мелко светящихся иероглифов, опоясывая сферу и принимаясь кружить вокруг нее с огромной скоростью. Теперь дело оставалось за малым. Усянь вновь направил Ци в сгусток энергии. Сфера за пульсировала сильнее, усиленная действием цепочки печатей. Демон взмахивает рукой и золотой шар взрывается, образуя мощный поток исцеляющей энергии. Все вокруг зазвенело. Мужчина настроился на нужную нить и послал очередную волну прямо в неё. Нить натянулась до предела. Золотой поток ураганом смел темные язвы, обновляя и заставляя светиться так же ярко, как и до этого. Вэй Ин прислушался и остался довольным. Теперь все звучало правильно. Он сделал глубокий вдох и на выдохе отсоединил от себя остальные нити, постепенно возвращая привычный гул мыслей. Когда мужчина окончательно вышел из медитативного состояния, Усянь открыл глаза и увидел, что солнце, наконец, село и уступило место ночи. На небе начали появляться яркие звёзды. Вэй Ин жадно вдыхал осенний воздух, любуясь прекрасным видом. Его мысли текли размеренно, плавно перетекая с одной на другую. Демону нестерпимо захотелось прямо сейчас сорваться и улететь куда-то далеко-далеко. Увидеть еще один новый мир, который пока оставался недосягаемым для него, познать новые грани мастерства. У него даже нашлось несколько вариантов тренировок сыновей. Ведь каждый из мальчиков особенный, и Усяню, как отцу, просто необходимо было раскрыть все достоинства детей. Подарить им любовь и веру в завтрашний день, где бы они могли знать, что он всегда закроет от невзгод. Уже взошла луна, озаряя небосвод своим серебряным сиянием, а мужчина все сидел. Он продолжал смотреть на звездное небо, завороженно наблюдая за падением звёзд. В какой-то момент Усянь выставил руки за спину и слегка на них откинулся, прикрывая глаза. По оголённой коже неприятно пробежался холодный ветерок, напоминая ему, что зря он сидит ночью без рубашки, благополучно брошенную где-то там, пусть телу и не страшны такие мелочи. Так бы он и сидел дальше, если бы не почувствовал, что больше не один. Однако демон даже не стал утруждаться и открывать глаза. Зачем? Ведь и так прекрасно знает, кто сейчас мышью мнется за спиной. У Вэй Ина, впрочем, было двоякое чувство. С одной стороны, не хотелось сейчас не видеть и не слышать незваного гостя, а с другой, хотелось притянуть того к себе и просидеть так всю жизнь. Беспощадный водоворот мыслей с каждым новым витком затягивал все сильнее в свой омут, пока плечи мягко не накинули тёплое покрывало, вырывая из цепких лап. Мужчина незаметно вздрогнул, но продолжал упорно не обращать внимание на мальчика в надежде, что тот скоро уйдет. Но вот незадача: Цзян Чэн не только не уходил, но и аккуратно умостился за спиной, несколько неуверенно обнимая. - Не игнорируй меня, пожалуйста. Это больно,- раздался тихий шепот ему в спину. Вэй Инна это ничего не ответил. Ну а что ему нужно было сказать? Что он устал бояться и переживать за него, что он устал бороться с собой, что ему хочется все бросить и сбежать куда глаза глядят? Бред! Лучше уж молчать, а завтра ему все равно нужно будет отлучиться по делам клана. Так что так даже лучше, но у Ваньиня навсе, как всегда, свое мнение. Не получив никакой реакции от старшего, мальчик поднялся и со всей присущей ему грацией сел на колени опешившего мужчины, оставаясь довольным произведенным эффектом. Он ласково обхватил лицо Усяня небольшими ладошками, заставляя смотреть в свои упрямые глаза. И Вэй Ин смотрел. Смотрел на горящий взгляд, на упрямо поджатые губы, на ещё по-детски пухлые румяные щёчки, на развивающиеся иссиня-черные волосы. Ещё совсем маленький, но уже такой красивый. -Гэгэ, ну кто из нас ещё ребенок? Я всего лишь ушел с шисюнами посмотреть на цветок. Да, не сказал тебе, но это же не повод устраивать из этого целую сцену!- укоризненно начал мальчик. Демон недовольно поджал губы, бросив на ребенка раздраженный взгляд. Слова Ваньиня его немного пристыдили, тем не менее, праведное недовольство оказалось сильней. Он аккуратно отстранил мальчишеские руки от лица, но так и не выпустил их из крепкой хватки. - Тогда скажи мне, милый мой взрослый, кто в прошлый и позапрошлые разы вытаскивал тебя из передряг, куда ты с невероятным постоянством норовишь попасть? Тебе напомнить о твоих милых «приключениях» в лесу, кишащим мертвецами, куда ты сбежал ради... - Я спасал олененка! – тут же перебил его Ваньинь, но Усянь, словно не слышал чужих оправданий, продолжил перечислять подвиги нерадивого мальчишки: - О твоем почти падении со скалы, когда ты решил, что местных трав тебе мало. - Но ведь они помогли матушке выздороветь! - О том, как ты чуть не стал ужином Чина-Котао, этой мерзкой твари, когда без разрешения сбежал к тому проклятому водопаду. С каждым словом Усянь сильнее сжимал хрупкие запястья, прокручивая в голове каждый момент, вспоминая весь тот ужас, который пришлось пережить, когда сломя голову несся в лапы смерти, выдирая из них самое дорогое, что подарила ему жизнь. – Тебе продолжать перечислять? – взревел демон прямо в лицо растерявшего весь пыл мальчишке, испугано сжавшегося под яростным взглядом старшего. - Я... – он не знал, чем возразить, а Вэй Ину это уже было и не нужно. - Что ты?! Сколько раз мне приходилось подскакивать в холодном поту, выдирая свое сознание из очередного кошмара, где я не успевал тебя спасти. Сколько раз я боролся с желанием не придушить тебя в туже секунду, стоило опасности миновать за своеволие и безрассудство. Разве я так много просил, когда умолял тебя говорить мне о том, куда ты и с кем идешь? Скажи мне, Цзян Чэн? Разве я заслужил жить в постоянном страхе за твою жизнь, разве я заслужил слышать твое недовольство?! Вэй Ин зажмурил глаза, пытаясь вернуть былое спокойствие, стоило заметить как опасно сгустилась вокруг них Тьма. Так дальше продолжаться уже не могло. Ему определено, необходимо ненадолго уехать, сменить обстановку и хоть немного уделить времени себе, а иначе просто сойдет здесь с ума. Мужчина медленно разжал пальцы, отпуская руки Цзян Чэна, и бережно пересадил того на камни, а сам поднялся и снял с себя покрывало, перекидывая на плечи замершего мальчика. Окинув ребенка беглым взглядом, демон в который раз убедился в правильности своих решений. Никто, даже он сам, не могучесть, насколько невыносимым окажется взросление Ваньиня, тогда как Вэй Ин до сих пор помнит образ статного юноши. Однако перед ним сидит все еще ребенок, хоть и кажущийся старше своего возраста. Потому-тои надлежало ненадолго задержаться после дипломатической миссии, очистив голову от ненужных переживаний и грез, возвращаясь уже совершенно другим человеком. Непоколебимым душой и разумом. Тяжело вздохнув, Вэй Ин развернулся и собрался было уйти, но его порывисто обняли со спины, сжимая талию так сильно и отчаянно, от чего невольно защемило в груди. Цзян Чэн вжался в мужчину всем телом, мелко дрожа. Он не ожидал, что своими действиями так сильно расстраивал любимого человека. Все его «похождения» вызваны исключительно благими намерениями. Вот только мальчик не желал из-за этого терять нежность в глазах гэгэ. Ему впервые стало по-настоящему страшно, когда родные глаза посмотрели на него так холодно и отчужденно. И плевать на то, как потемнели глаза напротив, как сгустилась вокруг них Ци. Если это все исходит от Усяня, значит, это все заведомо прекрасно. Ваньинь готов сейчас на все, только бы вновь увидеть любящую улыбку и теплый блеск некогда серых глаза. - Прости...прости меня,– как же отчаянно это звучало. – Я правда не хотел делать тебе больно. Гэгэ, пожалуйста! - Все в жизни имеет свою цену, а-Чэн. Каждое необдуманное или обдуманное действие и слово. Даже если это изначально казалось чем-то незначительным. Я тебя простил и буду прощать так, как безмерно люблю, вот только сегодня наш с тобой последний вечер. Цзян Чэн пораженно замер. Почему его заботливый гэгэ так жестоко с ним поступает? Он еще отчаяннее прижимается к старшему, мотая головой в немом протесте. Нет, он не отпустит, пусть даже не пытается отталкивать! В глазах предательски защипало, однако Ваньинь не планировал разреветься девчонкой и давить на жалость. - Я исправлюсь, честное слово, но только не покидай меня,– голос дрожал. – Не смей меня оставлять! -А-Чэн,– тяжело выдохнул мужчина, поджимая губы. – Я не собираюсь тебя покидать, ведь слишком тебя люблю, а вот ты этим умело пользуешься. Но уехать мне все равно придется. - На как долго? Вэй Ин задумчиво посмотрел на луну. Все-таки лучше уехать несколько на подольше. Возможно стоило даже забрать с собой сыновей, устроив небольшой семейный отдых, ведь за всеми трудами они стали так мало видеться в последнее время. Да и такая возможность выпадает крайне редко. Плюсом его уже давно ждало одно незаконченное дельце. Армия добровольцев постепенно возрастала и ему, как лидеру было крайне необходимо проконтролировать обучение, жизненные условия на отвоеванных нечистью территориях, а так же составить со своими генералами новую стратегию. Но уж если вдаваться в чувства еще дальше, чем есть, то пора признать, что он тоже не железный и иногда необходимо ненадолго отпустить объект привязанности, а в его случае лучше сказать одержимости. Усянь разворачивается в кольце рук и приподнимает за подбородок заплаканное личико. Ваньинь стоически терпел, не издавая и малейшего всхлипа, прикусив губу. Мужчина не смог не поддаться вспыхнувшему желанию при виде такого Цзян Чэна. Вэй Ину всегда нравились слезы на любимом лице. Благодаря бриллиантовым дорожкам Цзян Чэн становился еще более трогательным и мягким, пряча острые, точно иглы, шипы. Но больше всего демон любил зацеловывать соленые капли, наблюдая за тем, как млеет от ласк Ваньинь в его руках. Потому он не сдерживает себя и наклоняется, оставляя мягкий поцелуй почти рядом с алыми губами. Цзян Чэн замирает, переставая мелко дрожать, тихо надеясь, что Усянь передумает и останется с ним, но мужчина уже все решил для себя. -Три месяца, а может, и полгода. Я слишком долго оттягивал этот отъезд,– был вынесен приговор. -Что? Ваньинь шокировано распахнул свои оленьи глаза. Ему казалось, что земля ушла из под ног. Почему все так обернулось? Почему его любимый гэгэ так жесток? Ведь он его ужасно любит. - За что ты так жесток со мной?! – не смог совладать с эмоциями мальчик, ударяя кулаком по сильной груди, но тут же весь подобрался, осознавая свой проступок, виновато опустил голову и стал нервно заламывать дрожащие пальцы. – Если я так сильно тебя обидел, то накажи меня, ударь, что хочешь со мной делай, но не бросай! Вэй Ин мысленно усмехнулся его словам. «Что хочешь». Ха три раза! В том-то и дело, что такой роскоши он себе не сможет позволить ни сейчас, ни потом. Ваньинь рос и не видел в мужчине кого-то большего, чем старшего брата, принимая того как данность. И чем старше становился мальчик, тем больше мрачнел Усянь, прекрасно осознававший, что у него никогда не поднимется рука разрушить семью и сладкую сказку Ваньиня. Он никогда не навредит самому дорогому и любимому существу на всей вселенной. Не после всего им пережитого. - Этот вопрос уже решен, Цзян Чэн. Менять свое решение я не собираюсь. Бросать тебя так же не намерен, и, тем ни менее, в сложившихся обстоятельствах на некоторое время я вынужден отлучиться выполнять свой долг. Уповаю на твое благоразумие и послушание, в конце концов, ты остаешься примером для младших адептов и наследника Ордена. А теперь пора возвращаться и ложиться отдыхать. Иди, иначе Мадам Юй будет сильно переживать. Каждое слово било сильнее хлыста. Цзян Чэн, пораженный таким исходом и холодным безразличием на любимом лице, не смог сдержать рвущуюся наружу истерику. Его отчаянный всхлип заполнил все пространство. Вэй Ину с большим трудом приходилось удерживать себя от того, что бы прямо сейчас не броситься к ногам мальчика и не начать умолять простить того за все грязные мысли и желания. Но он продолжал стоять и смотреть, как трясет Ваньиня от очередного приступа истерики. -Жестокий, ненавижу тебя! – в сердцах выкрикнул мальчик, убегая, горько стирая с лица кристально чистые слезы. Усянь страшился вновь услышать эти слова и теперь, когда, наконец, услышал их, но совершенно в другой ситуации, оказался совершенно не готов. Мужчина упал на колени, схватился за голову и истошно закричал. Все-таки судьба-жестокая дрянь. И в этом мужчина в который раз убедился, стоило супружеской чете вернуться с охоты. Яркий след демонического вмешательства уродливым клеймом растекался по меридианам, отравляя Ци и разум. Вывод напрашивался не утешительный, и, к огромному сожалению демона, поделать ничего в данной ситуации он не мог. Печать можно разрушить при условии, если в жертву принесен непосредственно наложитель заклинания, изменяющего разум. А увы, тогда такой возможности Вэй Ину не предоставилось. Против него подпольную деятельность вело далеко не одно отродье, а потому перспектива быстро и болезненно пустить кровь отодвигалась на неопределенный срок. И все же действовать необходимо было быстро. Помутненный разум как главы, так и его супруги начал видеть в мужчине врага, с каждым часом накаляя их некогда прекрасные отношения. Вэй Усянь уже тогда понимал, к чему шло дело и как необходимо поступить. К его счастью, случай подвернулся практически сразу в лице никого иного, как Вэнь Жоханя, решившего ускорить свое господство над землями Лу. Демону не составило большого труда инсценировать собственную смерть, для пущей убедительности разрушив все поселения, при этом эвакуировав и заодно завербовав всех жителей. Вэй Ин, как и хотел, смог очистить свой разум от лишних мыслей, полностью погружаясь в политику и не забывая контролировать процесс воспитания детей из далека, совершенно не подозревая, что его «предсмертные» записки, оставленные сыновьям и Ваньиню, произведут на каждого свое неизгладимое впечатления. Уже утром, после нахождения истерзанного трупа Усяня, Цзян Чэнбудет сидеть на полу в своей комнате и горько рыдать, прижимая к груди последнее письмо, написанное дорогой рукой. «Мой милый. Мой драгоценный а-Чэн. Знаю, что сильно обидел тебя, но верь мне, что я скорее убью себя, чем стану причиной твоих страданий. Мой добрый нежный цветочек. Ты самая красивая звезда на небосводе. Самый добрый и светлый во всей вселенной мальчик. Я не в силах более пятнать твой свет своей тьмой. Знаю, что ты хотел только лучшего для всех, а я постоянно попрекал за доброту. Возможно это не оправдание, но всего, чего желало мое сердце, так это лишь оградить тебя от жестокого мира, закрыть от бушующего урагана жизни. Прости за это. Я не в праве отбирать свет и прятать его во тьме. Мне остается сожалеть о том, что так поздно это осознал. Прости за все, моя нежность. Позволь надеется, что при следующей встрече я смогу получить твои объятия и улыбку. Я люблю тебя, мой ангел.» -Нет, вернись ко мне,– сквозь слезы шептал Цзян Чэн, соприкасаясь лбом с полом. – Я ведь люблю и не смогу без тебя.» - Боги, как же я устал! – послышался рядом недовольно-усталый голос Донгэя, вырвавший Ваньиня из пучин воспоминаний. Цзян Чэн крупно вздрогнул, едва ли не подскакивая на месте, во все глаза уставившись на потирающего поясницу шисюна, с неким сожалением решил отложить скорбные думы до лучших времен и полностью погрузиться в насущные дела. И первым в списке, разумеется, оставался Донгэй. Весь чумазый и растрепанный, в местами потрепанной светло-серой рубахе и свободных, подвязанных длинным поясом штанах, юноша мало чем напоминал красавца господина с белоснежно-серебристыми волосами и с завораживающим океаном сверкающего на солнце льда в обрамлении будто бы припорошенных инеем густых ресниц. Нет, Донгэй больше походил на обыкновенного нищего крестьянина с испачканными в золе и пыли волосами, заплетенными в длинную косу. Впрочем, сам Цзян Чэн мало чем отличался от друга, разве что вместо косы собирал волосы в строгий пучок, подвязанный короткой блеклой лентой, да и мордашка была почище. Едва переставляя ноги, Донгэй плюхнулся рядом с младшим, с громким болезненным стоном распрямляя стройные гудящие ноги. Юноша с трудом мог пошевелить пальцем от усталости. Хозяин, у которого он честно отработал весь вчерашний день, именно в эту ночь решил измотать всю прислугу в подготовке к празднеству, распространявшемуся на весь город. А его в особенности за то, что посмел отказать похотливому альфе. Благо, это был единственный день его работы перед тем, как они снова отправятся в путь. - Прости, я без улова сегодня, - виновато потупив взгляд, сказал Цзян Чэн, привлекая к себе внимание засыпающего друга. Омега, словно бы не сразу расслышав сказанное, несильно нахмурился, пытаясь сфокусировать уплывающий взгляд на лице напротив, однако жалкие потуги выходили из рук вон плохо, потому Донгэй перестал себя мучить, отвернулся и прикрыл слипающиеся веки. - Ничего страшного, - отмахнулся старший, отцепив от пояса увесистый мешочек с деньгами и демонстративно подбросив, ловко кинул в руки шиди, - этого нам хватит на безбедную дорогу в Юньхань и вполне приличную обновку. На удивление, старик Фа расщедрился. Вот только интересно, почему? Каждое движение отдавалось ноющей болью, в особенности в спине. Вот только шероховатая поверхность тонкой деревянной колоны, на которую он облокотился, уже казалась чем-то волшебным, а потому омега даже не задумывался над тем, чтобы как-то сменить положение. Тем временем Цзян Чэн и так и эдак перебрасывал в руках мешочек, только по весу определяя щедрость пожилого господина. - Вот это да! – воскликнул Ваньинь, разглядывая их маленькое богатство, а после перевел восхищенный взгляд на старшего. – Ты потрясающий, шисюн! - Мелочи, главное, что мой маленький шиди не будет голодать, - мягко улыбаясь, юноша легонько погладил братца по щеке, радуясь не меньше. – Кстати о голодать. У нас что-то хоть осталось после вчерашнего? Я страшно голоден. И точно в подтверждение собственных слов живот издал грозное урчание, от чего Донгэй немедля скривился. Голод – отвратительное чувство, которое, увы, теперь приходилось довольно часто терпеть. Но даже так чувство свободы перекрывало любые недостатки сомнительной авантюры. Ваньиню же только и оставалось, что хитрить, лишь бы любимый брат не чувствовал себя еще более тяжко, чем есть. - Да, небольшая горбушка нашего трехдневного хлеба. Конечно, мало, но хоть что-то. Ваньинь уверенно протянул старшему кулечек, который тут же развернули, вдохнув оставшийся аромат сладкого лука. - Ты поел? – опомнившись, спросил Донгэй, вглядываясь в исхудалое лицо шиди, на что тот утвердительно кивнул, не задумываясь о собственном голоде, ведь брату важнее. Чтобы не смущать заботливого старшего своим присутствием, Ваньинь поднялся, максимально втягивая заходящийся тихим урчанием живот, и предложил шисюну снять самую дешевую комнату, чтобы можно было отдохнуть, помыться и постираться. Донгэй только закивал, уже во всю вгрызаясь в румяную корочку и жмурясь от удовольствия. Глядя на эту очаровательную картину, Цзян Чэн понимающе улыбался, попутно стягивая свою одежку. Ему ли не знать, каким сильным бывает голод. Наспех собрав все их скромные пожитки, Ваньинь направился внутрь дома, радуясь малому количеству постояльцев. Владельцем постоялого двора оказалась женщина средних лет, как год овдовевшая из-за нападения на мужа в лесу нечисти. Завидев юношу в бедных одеждах, та весьма недобро отнеслась к будущему постояльцу, однако стоило положить перед ней увесистый мешок, как хозяйка тут же подобрела, если так вообще можно было назвать ее язвительные комментарии, и поселила омег в самой захудалой комнатушке. Обстановка оставляла желать лучшего, особенно учитывая потраченную сумму, но выбирать, да и спорить не было ни сил, ни желания. Только на чистом упрямстве и с помощью Ваньиня Донгэй смог кое-как доковылять до бочки, любезно наполненной служанкой холодной водой. И пока старший переодевался, Цзян Чэн колдовал над водой, доставая припасенные талисманы. Стоило только появиться приятному теплому пару над водной гладью, как младший буквально усадил шисюна в бочку, намереваясь хорошенько отмыть и размять ноющие мышцы. Сняв с пояса мешочек цянькунь, юноша, немного покопавшись, достал новехонький мыльный корень, от которого было решено отломать небольшой кусок, чтобы сразу весь не израсходовать. Опустившись на колени, Ваньнь, напевая под нос веселую песенку, начал бережно расплетать длинную косу, прочесывая густой водопад пальцами. Цзян Чэн не сомневался, что Донгэй засыпал, млея от удовольствия. Разумеется, было бы куда лучше отдыхать непосредственно в кровати, однако горячая вода снимала боль и расслабляла мышцы, потому Ваньинь даже не заикнулся о том, чтобы шисюн не засыпал. Напротив, позволяя погрузиться в пока еще неглубокий сон. Тем же временем руки осторожно намыливали волосы, смывая всю грязь, возвращая необычайный белоснежно-серебряный цвет. Сегодня им в самом деле несказанно повезло. Горячая вода, полноценная крыша над головой, теплая кровать и ожидающий сытный завтрак – вот все, что нужно для счастья. Ведь обычно все было совершенно по-другому. Поскольку большую часть времени юноши жили все-таки на улице, приходилось обустраивать свой быт так, чтобы можно было вести мало-мальски достойную жизнь. Если ночевали в лесу, особенно когда оставались где-то надолго, парни строили шалаш, выстилая изнутри еловыми ветками или же соломой, а сверху образовавшуюся горку накрывал сплетенный из бамбука коврик, который путешествовал с заклинателями почти с первого дня. Дверью в «дом» служила длинная тряпка, которую когда-то они умудрились подобрать в одной из деревень. Зону для костра огораживали собранными камнями, даже отыскав небольшое бревно, благополучно служившее скамьей. За домиком же всегда импровизированная сушилка для белья. Таких, казалось бы, мелочах и проявлялась несгибаемая воля и чувство собственного достоинства. Ведь в какой бы ситуации юноши не оказались, аристократическая кровь не позволяла снизить планку и опуститься на самое дно. Даже с учетом тяжелой работы был составлен четкий график стирки, мытья и тренировок. Да, сейчас приходилось жить в бедности, но это не значило, что так будет всегда. Рано или поздно дела наладятся, но для этого необходимо попасть Юньхань. Через некоторое время, когда с купанием Донгэя было закончено, Ваньинь осторожно, стараясь не разбудить, перенес шисюна в кровать, вытерев насухо и облачив в чистую одежду. Омега сладко сопел, совершенно не реагируя ну чужие манипуляции, и только повернулся на правый бок, чуть ли не с головой укрываясь тонким одеялом. Цзян Чэн на такую умилительную привычку шисюна только тихо посмеялся и вернулся к еще горячей бочке, кидая в нее талисман очищения. Менять воду сейчас казалось слишком хлопотно, да и не хотелось лишний раз потревожить спящего, потому юноше ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к чарам. Неспешно раздевшись, а после опустившись в бочку, Ваньинь издал стон, полный блаженства. Как же давно он так себя не баловал. Массирующими движениями растирая по коже мыльный корень, омега ощущал себя заново родившимся. Словно он, наконец, сбросил с себя уродливую лягушачью кожу, вновь обретая утерянную красоту. Поразительно! Когда-то юноша не мог взглянуть в зеркало без отвращения, памятуя о словах матери, теперь же он скучал по прежней опрятности и обтекаемости любимого ханьфу. В какой-то момент, когда с благоговейным ритуалом обмывания тела было покончено, омега вновь погрузился в размышления, мысленно усмехаясь своей неожиданной смелости. И все же от воспоминаний о потерянных годах Цзян Чэн только печально вздыхает, расслабленно откидывая голову на деревянный бортик. Кто бы знал, что так получится. А ведь если подумать, то правды тех дней он не знает по сей день, и единственный человек, способный пролить свет на тайну их семьи, как раз тот, от кого юноша так отчаянно бежал. Вот только желал ли Ваньинь сейчас с ним встречи? Заглядывая глубоко в себя, ответ напрашивался до боли очевидный - нет. И дело тут далеко не в обиде, хотя в самом начале, чего лукавить, та действительно имела место быть. Нет. Для него оказалось невыносимым стать ещё большим заложником, чем за все последние годы под покровительством властной матери. Вэй Ин и раньше грешил чрезмерной опекой и собственничеством, теперь же все эти жуткие качества вышли на новый уровень. Осознание того факта, что если бы он согласился и остался, то в дальнейшем без ведома мужчины Ваньинь даже вдохнуть самостоятельно бы не смог, приводило в тихий ужас. Цзян Чэн с содроганием представлял последствия и благодарил Небеса за свою торопливость и импульсивность характера. Ведь раздавить себя в угоду другого, пусть и очень дорого человека, даже для него оказалось слишком. Возможно, не исчезни мужчина на столь долгий срок, все могло сложиться по-другому, и Ваньинь не стал бы сопротивляться, однако все это осталось простыми и никому не нужными догадками. Вылазить из бочки не хотелось от слова совсем. Все еще горячая вода приятно нежила уставшее тело, ласково уводя его в мир снов. Собственно поэтому, чуть не съехав по деревянной стенке от силы три раза, Цзян Чэн, ворча себе под нос, совершенно не грациозно выбрался из манящего плена, осоловелыми глазами стараясь приметить оставленную им простынь. Наспех хватая плотную ткань, парень заворачивает себя сначала в нее как можно скорее, осушая стекающие капли, а после накидывая на распаренное тело чистый нижний халат, уже на выходе обвязывая тонкую талию поясом. Первой мыслью, стоило только войти в комнату, где мирно на боку в кровати спал Донгэй, стали собственные волосы. В отличии от хлопот о старшем, Цзян Чэн не стал утруждать себя долгими уходовыми банными процедурами, однако и видеть к вечеру воронье гнездо не хотелось. Потому, состроив недовольную моську, омега прошествовал к старенькому, слегка потресканному зеркалу, стоявшему на столике, как обязательная часть интерьера не самой дешевой комнатушки. В ход пошло все содержимое его мешочка. Баночки с отварами, настойками, ароматными маслами и, конечно же, нефритовый гребешок, которому по годам столько же, сколько и самому юноше. Руки по памяти выполняли свою привычную работу, перебирая и вычесывая шелковые пряди, в то время как сам хозяин бесцельно пялился в одну точку, даже не видя себя в том зеркале. Нестерпимо хотелось спать, но понимание важности всех манипуляций ведь не вечно им скитаться, как бродяжкам, пересиливало усталость и легкую лень. Уже заплетая косу Цзян Чэн отметил некую странность, стоило только взгляду зацепиться за отражение Донгэя. Старший не шевелился. Да, для спящий, разумеется, не должен был метаться по кровати, как в припадке, однако минимальное легкое поднятие плечей при дыхании всегда присутствовало. Вот только Донгэй не дышал. Резко развернувшись к шисюну, юноша бросился к кровати и тут же замер, настороженно подобравшись, и в неверии посмотрел назад. Табурет, который должен был от всех действий пошатнуться и упасть, замер в воздухе в наклоне, но не упал. Тяжело сглотнув, Ваньинь осторожным медленным шагом вернулся обратно, касаясь табуретки, и с удивлением обнаружил, что та никак не сдвигается. Все тоже самое происходило с другими предметами. В какой-то момент отсроченная от непонимания паника все же нахлынула на омегу, от чего он стал метаться по комнате, умоляя Донгэя не шутить и прийти в себя, особенно когда подбегал к шисюну и теребил того, как куклу. Но старший молчал, все так же не дыша, подвергая Цзян Чэна в тихий ужас. И так бы продолжалось дальше, пока в очередной момент паники юноша не уперся спиной в чью-то грудь. Замерев напуганной ланью, Ваньинь даже пикнуть не успел, когда сильные руки обвили талию, и мир заволокло черным дымом, а в следующее мгновение они оказались в богато убранных покоях. Потерять дар речи от происходящего не давало только чувство чего-то неприятно знакомого, а вкрадчивый шепот на ухо только усилил эти ощущения: - Давно не виделись, куколка.