Под тяжестью клятвы

Зима уходила из Дориата медленно, незаметно сменяясь весной. Последние островки талого снега исчезали из-под деревьев, птицы, истосковавшиеся по теплу и яркому солнцу, всё смелее прыгали по ветвям и пересвистывались, радуясь тому, что холода уходят и вернутся нескоро. Даэрон играл на флейте, прислонившись спиной к стволу вековечного дуба. Листья шелестели над его головой, когда игривый ветер проносился сквозь них. Менестрель звал весну — этот обряд он придумал так давно, что и сам забыл, но оставался верен ему из года в год. В день, когда раздаётся первая трель соловья, уходить в одиночестве в сумерки и играть песню, больше похожую на птичьи трели, чем на настоящую музыку. Небо медленно меняло свой цвет с голубого на тёмно-синий, солнце опускалось за горизонт, а в воздухе разливался запах цветов, что распускаются лишь в весенние ночи. Тогда он и увидел её — словно в первый раз. Лютиэн танцевала под деревьями, прекрасная и невесомая, словно птица. Даэрон не знал, как давно она пришла. Погружённый в музыку, он забывал обо всём, растворяясь в ней, но стоило ему увидеть танец Лютиэн, как он уже не мог отвести взгляд. Даэрон знал её всю её жизнь. С первых лет он стал ей верным другом, которому она не боялась доверить все свои мысли, все радости и печали. Он заботился о ней, как о младшей сестре, привязываясь все крепче, пока наконец король Тингол не встревожился тем, что его дочь проводит так много времени в лесу и на берегу озера, убегая к своему другу-менестрелю и поверяет ему свое сердце так же охотно, как и матери с отцом. Запрет встречаться наедине был печальной вестью для обоих — слишком привыкли они быть вдвоём и чувствовали, что хоть и неполная, разлука оставит их одинокими. Но даже теперь, когда с долгими разговорами по душам было покончено, у них оставались нечастые вечера, в которые король позволял Даэрону играть и петь им. Даже заботясь о любимой дочери, он не хотел прогонять от себя искусного менестреля, чья музыка могла заставить плакать и смеяться каждого, кто слышал её. Тингол и сам не понимал, насколько прав был в своей смутной тревоге. Любовь давно поселилась в сердце Даэрона — тихим теплым чувством, которое заставляло его сердце биться чаще, когда Лютиэн ласково смотрела на него или заговаривала с ним. Он никогда не позволял этому чувству становиться чем-то большим, чем мысли, но нёс его в себе бережно, как самое хрупкое и ценное, что могло ему принадлежать. Он старался погасить этот огонёк в сердце, но все было напрасно, вот и сейчас, едва увидев Лютиэн, он замер, очарованный её красотой. Мелодия прервалась, и Лютиэн замерла, сбившись. Она огляделась по сторонам, не наблюдает ли кто за ней из слуг отца, и подбежала к Даэрону и опустилась на землю рядом с ним. Её глаза радостно сияли, в тёмные волосы были вплетены белые цветы, и их аромат окутывал её невесомым облаком. — Почему ты смотришь на меня так? — удивлённо спросила Лютиэн, ловя его взгляд. Даэрон встряхнул головой, возвращая себе дар речи, и слова сорвались с его языка прежде, чем он подумал о том, чтобы произнести их. — Вы прекрасны, принцесса, — выдохнул он и умолк на полуслове. Он никогда не забывался настолько в их дружбе и сейчас низко опустил голову, смущённый своей смелостью. — Простите меня. Лютиэн коснулась пальцами его подбородка и подняла его голову так, чтобы их взгляды вновь встретились, и Даэрон не смог отвести глаз. — За что простить? Я не понимаю тебя… — И не нужно, — прошептал он, молясь, чтобы голос не дрогнул вновь. Она нахмурилась и отстранилась. — Ты словно не рад мне? Если боишься, что слуги отца узнают, что я сбежала к тебе… — Вовсе нет. Я… очарован, — вновь опасное слово сорвалось с губ Даэрона, но Лютиэн продолжала смотреть на него с тем же непониманием, и он продолжил, коря себя за то, что язык и губы не подчиняются ему: — очарован и влюблён. Чем дольше он смотрел на нее, тем незначительнее становилось все остальное. Теплое ощущение растекающееся по венам теперь пробегало по телу волнами, заполняя его целиком. — Влюблён… — повторила Лютиэн и покачала головой. — Не говори таких слов, они слишком ценны. Мы можем полюбить лишь раз в жизни. — Я знаю, — кивнул он. — И знаю, что не должен был говорить об этом. Лютиэн смотрела на него серьезно и грустно, и Даэрон увидел, что она верит ему и сама не рада этому разговору. — Я столько слышала о любви в песнях и стихах, но никогда не чувствовала ничего подобного, — медленно проговорила она. — Знаешь, мне иногда становится страшно от того, что я не найду того… Того единственного. Вот и сейчас, твои глаза блестят ярче звезд, а моё сердце всё так же спокойно, словно гладь озера. — Вы встретите его, — улыбнулся Даэрон. — Обязательно встретите, но, конечно, это буду не я. Принц или король, достойный величия вашего рода. А я… мне будет лучше уйти. — Постой! — воскликнула Лютиэн и порывисто протянула к нему руку. — Не уходи, побудь со мной хоть немного. Я вижу, это ранит тебя, может быть я смогу… — Ничего, — покачал он головой. — Я больше не побеспокою вас. Ему хотелось стать невидимым. Раствориться в сгущающихся сумерках, исчезнуть, лишь бы не смотреть в глаза Лютиэн, не слышать ее голоса. — Я не могу отдать тебе своё сердце, но мои мысли всегда будут открыты для тебя. Прошу, останься моим другом, — она взяла его руку в свои ладони и прижала к щеке. — Не покидай меня вот так. В её распахнутых глазах блестели слёзы, и Даэрон был не в силах ослушаться. — Разве я могу уйти, когда вы просите меня об ином? Лютиэн несмело улыбнулась, успокоенная, а Даэрон положил ладонь на грудь, туда, где часто и неровно стучало его сердце. — Клянусь, впредь всё будет как раньше. Я не повторю слов, которые были сказаны сегодня и всё так же буду вашим другом. Буду оберегать вас и защищать от любого зла. — Защищать? — удивленно откликнулась Лютиэн. — Но что может грозить мне здесь, в Дориате? Даэрон покачал головой. — Не знаю. Мне не дан дар предвидения, как вашей матери, и все, что я могу видеть — смутные, туманные образы. Я чувствую холод и тревогу, но откуда придут они, мне неведомо. Лютиэн ответила не сразу. Она подняла голову и долгим взглядом посмотрела на север, туда, где возвышались острые пики черных гор. — Пусть это случится не скоро, — прошептала она. — Пусть я ошибусь, — эхом отозвался Даэрон.