Глава 12
Линейный крейсер «Добивающий» пересечение Стеннесс, сектор Айрон, Внутреннее Кольцо.
Кайло стоял напротив сидящего в допросном модуле человека, считывая его эмоции. Да-а-а, это не Дэмерон. Сколько он их видел таких? Геройствующих среди шахтеров, простых работяг, кричавших об угнетении и попрании всех завоеваний Новой Республики… Но все геройство куда-то девалось, когда они оказывались пристегнутыми в допросном модуле. Как правило, орали они на таких мирах, на которых этих свобод и в помине не видели. Угрюмые шахтеры, горнодобытчики, работяги с заводов, слушали в пол-уха, за окнами пыль, голые скалы, а скоро смена… Но были и такие, кто желал сменить свое беспросветное существование на что-то совершенно иное, в крови играл бунтарский дух, авантюристская жилка била точно по мозгам, поэтому призывы «За Республику» воспринимались позитивно. То, что на этих мирах при этой самой Республике беспросветность, нищета и бесправие стойко удерживали свои позиции, никто и не вспоминал, из вновь примкнувших к Сопротивлению. Дальше в игру вступали грамотная психологическая обработка и обещания прекрасного далека и богатой и сытой жизни (в миллионный раз), но всегда срабатывало. Этот заморыш, уже трясущийся от страха при одном виде Кайло и троих Рен в черном и шлемах, скрывавших лица, впился в держатели пальцами так, что они побелели. Кайло своим приказом строго указал, чтобы модуль без его специального разрешения не использовался. Это было сделано не из милосердия, а из практических соображений. За последние два месяца через допросную прошло достаточное количество тех, кто принимал участие в попытках отстранить от власти нового Верховного Лидера путем его физического устранения. А вот этот, как его, Виполо Нагг, попался случайно, и именно тогда, когда Верховный лично прибыл для переговоров с несси. Кстати сами несси его и сдали. Гармут тут же ухватился за идею, что этот Нагг точно что-то знает о Сопротивлении, так как появился в космопорте Стеннесса ровно месяц назад, устроился в отдел погрузки, но, как оказалось, его познания в деле карго были практически на нуле. Зато он активно совал свой нос в те терминалы, где швартовались рудовозы. Особенно его интересовали маршруты, по которым отправляли руду метония, а также места добычи нейрония-14. Несси вообще не любили чужаков и с неохотой принимали на службу не жителей своих систем. Особый менталитет несси тысячелетиями был плотной защитой их интересов. Они знали толк в горном деле, а вот галактические мегакорпорации сюда не допускали. Попытки как Старой, так и Новой Республик угрозами, обещаниями, прямым нападением (всегда поражение), а так же, в конце концов, дипломатическими маневрами переманить, заставить или захватить эту группу звездных систем, оканчивались ничем. Несси прекрасно знали, что все эти сладкоречивые посулы о свободе, равенстве и братстве окончатся одним — сюда придут те, в чьих руках сосредоточена не только власть, но и основные отрасли экономики. Республика с таким настырным вниманием относилась только к тем мирам, где имела чисто корыстные интересы. А то количество полезных ископаемых, которое продавали в Галактике несси, заставляло мегакорпорации задыхаться от ярости и от зависти. Империя тоже попыталась надавить, но потом рациональное перевесило. Грамотная позиция моффа Паризе, установленные торговые отношения, позволили несси вроде бы быть в Империи и снабжать Империю редчайшими рудами и минералами, а с другой стороны, присутствие Империи выражалось лишь в представительстве моффа в центральном правительственном квартале. Возможно, поэтому явление Альянса повстанцев несси восприняли как агрессию, тем более никаких имперских войск в системах не было. Блистательно-жадно-властной диктаторше Мон Мотме было отказано в аудиенции, флот несси всегда был на высоте, жизнь научила. Альянс убрался. Противостояние с Новой Республикой закончилось тем, что несколько десятков таких вот скоплений звездных систем, не желая снова вляпываться в коррупцию и демократию, тут же объявили о создании своего государства — Нового сепаратистского союза. Одновременно с Новыми сепаратистами, Корпоративный сектор закрыл свои границы, прихватил себе еще несколько сотен систем и объявил о создании Конфедерации корпоративных систем, где, по сути, были сосредоточены основные и ведущие производства всего, что требовалось Галактике. Конечно, это очень обеспокоило Мон Мотму. Захапать то, что было под контролем Империи не получилось, самое вкусное и сытно-богатое, работающее и производящее уплыло буквально из рук! Теперь оставалось не брать, а покупать! А миры Республики, изрядно пострадавшие от войны, с разрушенными экономиками, нужно было восстанавливать. А сил не хватало. Впрочем, их не хватало практически ни на что. Но вот в перспективе… Сиятельная Мон Мотма скрипела зубами, но ничего поделать не могла. Желающих остаться в Республике и снова вкусить все прелести разгула преступности, алчности сенаторов, беззакония и красивых речей в шикарном дворце Сената, оказалось в разы меньше, чем думалось. Как-то ВСЯ Галактика не спешила ликовать. Да и половина из миров, оказавшихся во власти бывших радетелей за свободу, так и не отказалась от своих проимперских взглядов. Склоки в Новом Сенате, дележ миров и ресурсов, шантаж и откровенные угрозы, чтобы обеспечить нужное количество голосов, заказные убийства конкурентов, все вернулось на круги своя, по старому сценарию. Миллиарды жизней для того, чтобы Альянс «вернул все, как было» до Империи. Поэтому несси, глядя из защищенного пространства на эту раздувавшую щеки от пафоса, а по сути такую же куцую, как и ее сокращенный на девяносто процентов флот, Республику, вздохнули от облегчения, что вовремя показали Мон Мотме кукиш. Поначалу этот самый Нагг показался им засланным шпионом Гильдии добытчиков, но когда он, немного освоившись, хлебанул изрядно горячительного в одной из припортовых кантин и стал разглагольствовать о политике, убеждая обособленных и замкнутых на себе несси в том, что они просо обязаны дать отпор Первому Ордену, саботируя все поставки, потому что Первый Орден использует их ресурсы, чтобы уничтожать миры. (Разве вы не слышали, что он уничтожил уже Хосниан? Вот и вас уничтожит! И всех поработит, и всех перестреляет!) Несси, уже лет двадцать продававшие (о-очень выгодно) свои полезные ископаемые через посредников тому же Первому Ордену, на вопли пьяного агитатора поначалу не среагировали. Уничтожать миры, которые дают то, что нужно, это же верх глупости! А потом где брать? Первый Орден на малахольных как-то не был похож. Но чем дальше, тем смелее вел себя Нагг, наседая на работяг, и указывая им, что они лишены всяких прав и свобод. Это уже не понравилось и пропагандиста забрали в кутузку. Собственно его просто хотели допросить и выдворить вон, но тут Первый Орден, явившись внушительным составом флота, вежливо попросил о встрече. Несси флотом впечатлились, вежливостью тоже. Поэтому Кайло, два дня обдумывая свой маневр, принял сообщение Гармута и с крикуном решил переговорить сам. Смуглолицый, чернявый, щуплый Нагг заорал, едва Кайло сделал шаг к нему и вытянул руку: — Я пьяный был! Сам не знаю, что нес! Я вообще не помню! Не надо-о-о! — Что не надо? — вкрадчиво спросил Верховный, но искаженный вокодером звук прозвучал совсем противно-страшно. — Не надо-о-о мне мозги ломать! — взмолился Нагг, вжимаясь в кресло. О вспотел от страха, от надвигающейся медленно на него высокой фигуры в черном, от мрачной неизвестности, жирно замалевавшей трауром выстроенную им перспективу организации собственного пиратского бизнеса… Очень прибыльного и практически ненаказуемого! Рены переглянулись, а Ап,лек тихо сказал Ушару: — Ущербный какой-то пидунку попался... - Раздавить одним пальцем, - отозвался с отвращением Ушар. Заморыш извивался червяком в кресле, хотя Кайло вообще еще ничего не предпринимал. Мысли агитатора уже вились роем, сплетаясь с эмоциями, его и так можно было читать, на расстоянии. Мелкий пакостник, не слишком большого ума. И не слишком идейный, как оказалось. — А ты откуда знаешь,- усмехнулся Рен, — что я мозги тебе ломать буду? Дэмерон в подробностях рассказал? Нагг замер, выгнувшись в кресле, соображал так громко, что Кайло сдерживался, чтобы не рассмеяться. — Да! — выдал пленник, — На Батуу! Он всем рассказывал! А я там… — А ты там принеси-подай в кантине неуловимой Оги Гарра. Впрочем, ее саму ты никогда не видел, и не было никого, кто бы тебе рассказал, потому что выживших очевидцев криминального босса Черного шпиля не осталось. Заморыш опять дернулся, теперь от страха, основательно, сморщил смуглое лицо, глазки забегали: — А…а… я да, я работал! Знаете, сколько там народу всякого! — Знаю, — согласился Кайло, — знаменитая нора для всякого отребья, бандитов, беглых преступников, а также место встреч видных преступных авторитетов. И Дэмерон, не сомневаюсь, отлично вписался в антураж, пытаясь навербовать кого только можно, так? — Так, — кивнул заморыш, — я все скажу! Ушар хмыкнул, а Курук пробурчал: — Да это уж и так понятно, придурок. — Ладно, — Верховный приблизился к буквально истекающему страхом агенту, — выкладывай! — А вы меня отпустите? — вдруг спросил Нагг. Капельки пота блестели на лбу, черные волосы на висках взмокли, а узкий разрез глаз каким-то неимоверным образом расширился. — Это будет зависеть от степени правды в твоем рассказе, — серьезно, насколько вышло, ответил Кайло. Он даже презирать его не мог, не получалось. Это жалкое подобие противника не вызывало ничего, кроме досады потерянного времени и отвращения. Рен и не собирался лезть к нему в мозги, сам все выложит… Да и что он может знать? Его послали присматривать за маршрутами рудовозов, чтобы, как всегда было, тут Органа никакой новой стратегии не придумала, или ограбить, или уничтожить. На будущее, да. Когда некие спонсоры снова отгрузят ей кредитов на войну. Этот заморыш наблюдатель, не больше. Гармут, аккуратно проверивший контакты и комнату в общежитии Нагга, ничего не нашел. КАК он мог передать информацию, непонятно. — Они прилетели, — захлебываясь и глотая окончания слов, живенько начал Нагг, — одна такая, представительная, Лея Органа, с вуки, сразу же прошли в отдельные комнаты. Там о-о-чень авторитетные люди всегда обедали, ну, кто в тот момент был… Сонко Фромм, еще Вумди из «Черного солнца», еще Велли, с Меркана, с кем там они конкретно говорили, я не знаю. А остальные в баре сидели, праздновали победу какую-то, а еще девчонку совсем раненую к медикам отправили. Да их там всего-то… Но вот потом Дэмерон и еще один, важный такой, с ребятами из банды Арки зацепились. Это важный, его Финн зовут, все кичился, что вот он, межу прочим, из Первого Ордена сбежал, и что скоро все штурмовики поймут, что надо против Ордена выступить, и что теперь и начнется самая война, потому что сейчас вся Галактика поднимется, а потом, когда Орден уничтожат, тот, кто боролся, кто помогал, тот вот сможет многого достичь, при Новой Республике, ну, снова Новой, — Нагг перевел дыхание, — а я подумал, чего мне тут, на Батуу светит? Ничего… — А там работать не надо, и так все даром добрые дяденьки предоставят, еду, кров, одежду, сиди себе на базе, поддерживай словом, делай вид, что ты ярый борцун, — кивнул Кайло. — Э-э-э… Нет, ну не так уж… — заморыш поводил челюстями, — я там, на базе… — На Калабе, — вставил Рен. — Вы и это знаете? — растерянно спросил Нагг, — Значит, все, нету Сопротивления? Фу-ух, а то я все думал, чего ко мне никто не приходит-то? Я ж узнал все, что они сказали узнать. Про мутоний, куда везут… и еще про взрывчатку, тоже, куда вывозят, на какие заводы, про нергон… А я на Калабе только помогал расчищать базу от джунглей, и все! Я никуда не летал, да я и летать не умею, я расчищал, на собрания ходил, слушал, про Республику и про демократию… Ну, то, что он почти не врет, это понятно, а вот то, что эдаким идиотом прикидывается… То алчное, что висело темным сгустком над ним в Силе… он пошел не за Республику, конечно, а за возможность что-то поиметь, потом, прекрасно зная, сколько бандитов и преступников, помогая Альянсу поднялись с самых низов. Теперь вот — имеют свои банды, держат в страхе миры, собирают дань… Да и то, что он УЗНАЛ, само по себе говорит, втираться в доверие, слушать, добыть нужные сведения, это как раз его. Разве бы Огга стала держать у себя такого идиота? Нет. А если… если он не сам пошел, если ему приказали? — Почему мутоний? — спросил уже совсем другим тоном Кайло, тоненько тренькнуло тревогой. Откуда они узнали про мутоний? — Э-э-э… Они говорили, что еще разведка Новой Республики, секретные данные, что… где-то какие-то странные разработки идут, что мутоний настолько бесценный, что… Ну, не знаю я! Вроде где-то корабли строят, которые смогут целые планеты уничтожить! Вот их надо найти. И взорвать! Так Дэмерон сказал. А Лея сказала, что надо разрабатывать операции пара… параллельно. — Какие? — Не знаю. Да не помню я! Я что, слушал что ли, они там каждый день заседали, все вот соберутся и говорят, говорят, планы строили… Мое дело было от зарослей… Кайло уже принял решение. Он вскинул руку, посылая поток энергии, Нагг дернулся, закряхтел, потом завыл. Рен знал, что это больно, но никакого волевого сопротивления пленный не оказывал, поэтому и для самого Верховного проникновение в сознание Нагга не составило никакого труда. То, что ему было нужно, лежало в памяти не так далеко. Воспоминания! Рен отключился от того, что было здесь, от криков Нагга, погружаясь в эти воспоминания. По мере того, что там увидел Верховный, Сила вокруг сгущалась, напитываясь темным, искря напряжением, обдавая стоявших Рен колючими и злыми потоками, а потом снова «холодно-горячо-холодно», только теперь «горячо» стремительно остывало, а вместо просто «холодно» лютая стужа. Курук поежился: — Это все чревато, парни, вот что я скажу. — Что он мог там такого увидеть, в этих глиняных мозгах, что его так накрыло? — тихо согласился Ушар, потому что в глазах Кайло он уже видел тот самый огонь ожесточения, который не сулил ничего хорошего. Кому? Верховный Лидер выдернул себя из сознания заморыша, тот обмяк и скулил теперь, откинувшись на спинку модуля, а Кайло, обернувшись к своим рыцарям, с окаменевшим лицом и льдом, покрывшим его в Силе, сказал: — У нас переговоры с несси, мы почти опаздываем, а это недопустимо. Он не посмотрел на Нагга, прошел мимо Рен, обдав их совершенно непроницаемым мраком, окутавшим его, как кокон, и направился к ангару, где уже в нетерпении поглядывая на хронометры, топтались дипломаты и хозяйственники из числа бывших управленцев с разных миров, все эти тридцать лет не оставлявших надежды, что Новая Республика, наконец, разрушит сама себя, ну, или вернется кто-то, кто сделает это. Высший совет несси представлял собой пестрое сборище из гуманоидных рас, являвшимися представителями своих планет. В принципе, таким вот образом они взаимодействовали тысячи лет. Каждый мир добывал то, что там таилось в недрах планеты, но все решения, будь то постройка, закупка, контракты или защита территорий, принимал именно Высший совет. Как бы это ни казалось странным жителю галактики, в которой жирные и сытые миры, сося ресурсы из своих колоний процветали, а совсем рядом, в той же системе на другом мире тоже процветание, но рабства, нищеты и беззакония. А сенатор от системы привольно и красиво проживал на верхних ярусах Корусанта и как бы представлял интересы ВСЕХ миров своей системы, хотя пекся только о том мире, где мегакопорации основывали свои штаб-квартиры, собственно они и назначали сенатора. До остальных дела не было. Несси в этом вопросе не равнялись на Республику. В их интересах было равномерное развитие своих планет. Некогда к этому же стремилась и Империя. Но оказалась жесткой и негибкой, полагаясь только на внушение страха на тех мирах, которые вообще никогда не знали, что такое закон и порядок. Жестокость порождала жестокость, а последствия этого выбора — война и хаос до сих пор. Опасение рыцарей, что разговор с заморышем и то, что узнал Верховный, погрузившись практически в мрачную ожесточенность, помешают переговорам с несси, не подтвердилось. Кайло говорил спокойно, был выдержан, корректен, слова не подбирал, потому что говорил уверенно, расставив все акценты аргументированно и открыто. Угроз в его тоне не было, но несси прекрасно поняли, что, если он не примут его условия, то он сам возьмет то, что ему нужно. Невзирая на тысячелетние традиции и даже на то, что Империя не бряцала оружием на их орбитах. Условия были просты: несси живут, как жили, даже заседают там в своем союзе сепаратистов, но вся торговля полезными ископаемыми только с Первым Орденом. Хозяйственники тут же засветили свои выкладки, из которых умным несси стало ясно, что добычу придется наращивать, а это что? Правильно, развитие производств, дополнительные рабочие места и круговорот кредитов. Но, позвольте, а как же контракты? О тех корпорациях, которые не принадлежат Первому Ордену просто забудьте! Пусть они ищут другие места ловли ресурсов. Таких ресурсов. Редких. В принципе предложение было неплохим. Какая несси разница, кто именно будет покупать их руду, минералы и металлы? Если Первый Орден готов забирать все? Вторым условием было, что караваны будут сопровождать корабли Первого Ордена, а все точки выходов гиперпространственных коридоров будут контролироваться патрулями опять же Первого Ордена. Для спокойствия капитанов торговых судов. Несси взяли тайм-аут, но вернулись буквально через пятнадцать стандартных минут, видимо разногласия и жаркие споры как-то у них не вспыхивали, а если и вспыхивали, то быстро гасли, объявив, что они согласны, но выдвигают встречные условия. Верховный выслушал и посмотрел на дипломатов. Дипломаты тоже взяли тайм-аут… Несси поглядывали на молчаливых Рен, стоявших за спиной Верховного Лидера, и думали, что этот суровый и невозмутимый молодой человек как-то так быстро их уговорил. Но не прогадали, ох не погадали… Не обманет? Генетическая память торговцев почему-то говорила, что нет. А, если «да»? Невозмутимый молодой человек молчал весь обратный путь до флагмана, дипломаты и хозяйственники остались детализировать договор с несси, а Рен чувствовали, что за этой самой невозмутимостью уже проснулись вулканы Гравана, грозя выбросить столько раскаленной лавы, что она затопит все карьеры-вены Кайло, а дальше только взрыв… — Этот ущербный Нагг что-то там такое в башке хранил, что Кайло сейчас похож на разъяренного ранкора, — шепнул Курук Ушару, а Кардо тяжко вздохнул рядом: — Тут главное, что он потащит нас неизвестно куда, а Вик еще не вошел в форму. И нас шестеро, а не семеро! А это брешь в боевом порядке. — Он сейчас за всех способен бреши закрыть, — добавил Ап,лек, — но я вот что думаю, это не то, что всегда, тут другое… — Личное, — кивнул Траджен, до сих пор молчавший, — это что-то личное. И это мне совсем не нравится. Рампа еще не успела опуститься в ангаре «Добивающего», а Кайло уже ринулся на выход, но вместо лифта он направился к своему кораблю. Рены едва за ним поспевали. — Кайло! Да что происходит! — окликнул его Ушар. — Я улетаю, — бросил Верховный, обернувшись, — один. А вы остаетесь здесь. Первое — контроль за всем, что тут происходит, щупайте Силой каждого, кого видите, тренируйтесь. Официально я… скажете, что я решил сам глянуть что там, в Галактике происходит. Инкогнито. — Без нас? Кто ж поверит, — засомневался Курук. — Инкогнито, — вставил Траджен, — а с нами инкогнито, то есть тайно, не получится, так что тут логично. — Второе — трясите Гармута насчет Хакса. Я не верю… Я знаю, что этот рыжий гад себя убить не даст. Не даст! И третье, — тут Кайло опустил взгляд, а вокруг вдруг завихрило в Силе волнением. «Ого!», — подумал Кардо, встретившись взглядом с визорами шлема Ушара. — Третье… придумайте что-нибудь, чтобы мое отсутствие не вызвало вопросов, если я … задержусь. — А до скольки нам придумывать? — поинтересовался Ап,лек. — До возвращения Хакса. — Кайло! — воскликнул Траджен, попытавшись хоть как-то притормозить рвущийся наружу неистовый порыв Верховного. — Это мое дело! И я знаю, где она! — отрезал Рен. Он так стремительно развернулся, что полы плаща взметнулись за ним, как черные крылья, а Сила ударила горячими потоками, шатнув Ренов. Отчаяньем, болью и ледяной решимостью. — Он опять нервами наружу, — вздохнул Кардо, — пожалуй, стоит нам потрясти этого заморыша Нагга еще раз. Пока он не забыл, что там Кайло его заставил вспомнить. — Согласен, — Траджен повернул голову в шлеме к рыцарям, — эта мусорщица большая проблема для нас. Коротышка-техник, бочком приблизившись к рыцарям, кашлянул, набравшись смелости. Рены развернулись все разом, но храбрый техник, прикрепленный к личному TIE Верховного Лидера, устоял на месте, хотя очень хотелось сделать два, а лучше три, шага назад: — Верховный Лидер не предупредил, что у него срочный вылет… — Корабль не исправен? — спросил Траджен. — Исправен! — поспешил техник, — Но у него автономки осталось совсем мало, мы как раз хотели сегодня… Ап,лек посмотрел туда, где стояли пилоты личной эскадрильи Кайло, несколько недоумевая тем, что тот их не предупредил о вылете и тем, что он отправился один, без сопровождения. — Да все уже, — проворчал Кардо, — хотели они… — Насколько я помню, — Ушар поправил шлем и тоже посмотрел на пилотов, — все истребители эскадрильи на совмещенной навигационной системе? Так? — он повернулся к технику. — Так, — кивнул он круглой короткостриженой головой, — это позволяет синхронизировать прыжки в гиперпро… — Пошли-ка, глянем, — не обращая внимания на техника, сказал Траджен, — а потом потрясем заморыша…Сектор Слуис. Система Калаб
Людей было около тридцати, среди них и женщины. Зверей в два раза меньше, потому что каждый зверь нес по два седока. Старший из прибывших, совершенно седой, с медным цветом кожи, лет шестидесяти, высокий и мощный мужчина, на щеке и над бровью по шраму, Толот. Он остановил своих людей, кивнул присутствующим, точно они только недавно расстались, и пошел к Унне, так и сидевшей рядом с телом мужа. Потом все здоровались, говорили, обходили поле битвы… Хакс стоял рядом с Наблюдателем, один, и почему-то подумал, что все правильно. Он — один. И здесь он чужой. Но первое, что он сделает, когда вернется, а он вернется, он найдет этого главного организатора браконьерских рейдов по Калабу, Майта Давела, и уничтожит всю его банду. — Я с вами, — Аскор подошел к Слайку, кивнув Армитажу. — Нет, не с нами, — вздохнул Зозидор, глядя как Унна снова опустилась в траву рядом с Аннаром, — ты с матерью и братом. Свой бой ты уже провел. Теперь ты главный в семье, а они, — Зозидор кивнул на Кею и детей — за твоей спиной. Так что… Совещание было совсем коротким. Плимо и поселенцы остались, а Толот со своими, Слайк и Хакс, отправились туда, откуда неделю назад генерал с риском для жизни выбрался. Перевязка легких ранений не заняла много времени. Армитаж как-то спокойно смотрел, как Слайк, распаковав свои свертки, намазывал густой зеленой мазью сложенные вчетверо чистые салфетки, накладывая их на ожоги и туго затягивал. Он почему-то совершенно забыл о том, что на плече и бедре остались эти следы боя. Пока не село солнце, ускены двигались быстро, переходя на шаг, чтобы передохнуть, два раза останавливались и снимали седла, чтобы звери отдохнули. Мужчины негромко переговаривались, что-то спрашивали у Армитажа, называя свои имена, он отвечал, а сам все время думал, вспоминая все, что произошло с ним за какую-то неделю. Неделя? А ему казалось, что уже целая жизнь. Параллельная реальность. Он так и остался генералом Хаксом, но где то там, где он был командующим флотом, костью в горле адепт-генерала Прайда и иже с ним, головной болью для Рена… Рен. Хакс запустил пальцы в волосы и с силой потянул, чтобы стало больно. Снаружи, потому что внутри тоже… болело! И это была не физическая боль. Он прекрасно знал, что произошло в Тронном зале, потому что сам устанавливал видео-датчики новейшей конструкции, не передоверяя никому. И понял, что Рен решился, кажется на невозможное, когда эта мусорная крыса орала там, в воздухе, корчась от боли… А потом… А ведь, если он, Армитаж Хакс, погибнет, не будет НИКОГО, кто бы просто пожалел о том, что его нет. И НИКТО не станет вот так, как Унна, сидеть рядом с его мертвым телом и гладить его лицо. Он один. Он всегда был один… Тогда почему здесь, среди этих людей ему все время кажется, что он… не одинок? Почему мелкая дрянь, которая осталась в поселке, которая сказала, как она его ненавидит, все время мысленно рядом, и почему он отчаянно желает вернуться, туда в дом Зозидора, чтобы просто увидеть ее? Нет, не просто, Армитаж, не просто увидеть! Есть нечто большее. Густое и теплое, разлившееся в душе, как вышедшая из берегов река, смывало его жестокосердие, равнодушие, вероломство, его непомерную гордыню, его черствость, его непримиримость, и самого его, Хакса, прошлого! Это теплое, как касание ее ладоней по его щеке, поглощало ожесточение генерала, прорисовывая другой образ, стертый из памяти, кого когда-то две женщины, защищавшие и пытавшиеся укрыть от Тьмы и жестокости, звали: «Арми». Странное, необъяснимое, против его воли и логики, притяжение… Он не смог бросить ее, ненавистную диверсантку Тико, вернулся. Как будто в ней самой был скрыт проектор притягивающего луча, и с каждым днем, часом, минутой, он увеличивал свою мощность. Он не видел его, но чувствовал. А сорванные замки с дверей в его душе Хакс никак не мог навесить обратно. Ни замуровать, ни залить квадниевой сталью, ни заварить плазменным резаком. Его слепило солнце. Ее солнце. Миновав каменистые, осыпающиеся склоны Скалистого кряжа, уже в опустившейся на Калаб ночи, снова зажглись щиты у груди ускенов, слабым свечением помогая в пути. Армитаж не спрашивал, как Зозидор ориентировался в лесу. Это все равно, что спросить самого Хакса, как он ориентируется в космосе. Но Слайк, похоже, умел и то, и другое, потому что, согласно выданным Эрком данным, он вывел их к зарослям папоротника, за которыми они и увидели отсветы энергомодулей. — Где посадочная площадка? — обернувшись, тихо спросил Зозидор. — В лагере энергомодули… — начал Хакс. — Не твоя забота, генерал, где корабль? —От лагеря на восемь часов на северо-запад, там тропа есть... — Нам тропы без надобности, — буркнул Слайк, — на всяких таких тропах, обычно, всякой дряни много расставлено, оглушающие сети, например. Найдем! Они разделились уже у самого лагеря. Четверо ускенов свернули за Наблюдателем, а остальные направились туда, где были охотники. Корабль стоял чуть дальше обозначенного выжженной травой и покореженными останками транспортника места. Лёгкий грузовой корабль VCX-100, но модифицированный. Грузовые люки были открыты, аппарели выдвинуты, в свете корпусных прожекторов кипела работа. С гравиплатформ сгружали клетки с животными… Дроиды-погрузчики, захватывая их манипуляторами, тащили добычу к аппарели… — Так, — сказал Зозидор, осматривая поляну, — их тут шестеро, это ерунда, но в корабле кто-то из экипажа, а поднять его и один может… — У него лазерная пушка и фронтальная турель, — заметил Хакс, — если мы сейчас выскочим, они просто расстреляют всех, и своих, и чужих, никакие щиты не спасут. — Но мы-то выскакивать не будем, — подмигнул ему Слайк, — у нас-то еще кое-что осталось. Зозидор отстегнул гранатомет: — Справишься, генерал? По пушке и по турели? А потом мы сначала их немного поджарим, а уж потом выскочим, — и он достал тяжелый огнемет, — фронтальная под кабиной, у тебя две плазменные. Вместе с пушкой снесет и кабину, и все, никуда они не полетят. И нам все равно, сколько их там будет… Все снова пошло так, и не так. На аппарель в спешке вылетел кто-то из экипажа, зеленокожий арконец, крутя треугольной головой, всматриваясь в лесную чащу, и заорал, чтоб бросали все, потому что на лагерь нападение, что ему все это не нравится, и что он не подписывался связываться с аборигенами. Грузчики покидали все, остановив дроидов прямо с клетками, и помчались к люкам. Зарево пожара из лагеря уже осветило ночное небо над Черным лесом. -Хакс! — крикнул не таясь Слайк, он не мог использовать огнемет, слишком далеко и мешали клетки со зверьем. Армитаж уже слышал, как запускали двигатели. В одно мгновение проскочила мысль, что это корабль! Что можно повредить отсек гиперпривода, или заблокировать грузовые люки, снеся, например и аппарели, и половину отсека, что на борту наверняка гиперсвязь, что это решит его проблемы разом… Но где-то там, за кряжем и за лесом, в поле лежал Аннар и его ускен, а еще дальше, в деревянном доме среди густых зарослей блумбуша и н,вора, его ждал Бош и… мелкая дрянь, с глазами цвета обисидана, где мягким бархатом светился ее взгляд, и она пахла солнцем. — Мы пленных не берем, — прошептал сам себе генерал Хакс, нажимая на спуск. Плазменные гранаты вошли точно посередине, между двумя основными двигателями в еще не закрывшийся люк грузового трюма. Что там сейчас, генерал не знал, но обычно там стояли один-два спидера или легкий маленький шаттл. И то, и другое с боекомплектом, как правило. Взрыв был такой силы, что дрогнула земля под ногами. Видимо, боекомплекта хватало. Хакс упал в траву, прижимаясь щекой к прохладным листьям, пережидал разлет обломков. — Одно плохо, — сказал Слайк, подходя ближе, — зверья сколько погибло зря… Оставшихся выпустим… Не факт, что мы же их с тобой через день-два снова не поймаем и не убьем, когда они ломанутся впереди хораксов, но так хоть на свободе… Гранат больше нет, но остался огнемет, — вздохнул Зозидор. Боя не случилось, чего нельзя было сказать о Толоте и его людях. Несколько воинов и ускенов были ранены, двое из бойцов тяжело. Одна из женщин, раскрыв большую сумку, снятую с седла, оказывала ему помощь, остальных перевязывали сами. Лагерь охотников пылал, клетки были опрокинуты и распахнуты, а в пляшущих по листве и траве тенях, в отблесках большого огня, люди и ускены собирались обратно, домой. Толот подошел к Слайку и Хаксу, кивнув на горевший лагерь: — Думаю, человек пятнадцать, среди них криши, родианцы, два трандошанина. Опасные ребята. И больше похожи на наемников. Думаю, Зозидор, тот, кто это все организовал, решил обезопасить свой промысел от неизвестности потерь прибыли. Оружие мы собрали, генераторы, все, что можно. Но, боюсь, этим еще не окончится. Слайк, сведя седые брови, задумчиво смотрел на огонь, потом повернулся к Толоту: — Ты прав, но тут уж чья возьмет. Недели две они не сунутся. Хораксы, ураганы, крены. Не станут рисковать, а вот потом… Прочесывать будут тщательно. Но мы подготовимся. Ловушки, хорошая вещь, Толот… Посадочная тут одна, на новую надо время, с воздуха, конечно, место можно выбрать, но, учитывая, насколько у нас неприветливые леса, сначала сядут здесь. Но мы сделаем так, что не сядут. Если этот их хозяин не дурак, то поймет, что терять корабли и людей нерентабельно. А, если на принцип пойдет… Это наша земля, а они тут чужие! Только когда женщина-врач кивнула, что угроза жизни воинов миновала, тронулись в обратный путь. А он занял гораздо больше времени, раненые животные шли медленно, часто останавливались на отдых, трофеи погрузили на два уцелевших лэнда. Чем ближе к поселку, тем Армитажа все более обуревало странное чувство, которого он ранее никогда не испытывал. Удовлетворение от своих побед в прошлом, касалось только той части души, где гнездилось честолюбие, расчет и отметка об еще одном выполнении заданного давно плана. Теперь… Внахлест, самозабвенное ликование, что он сделал что-то необыкновенное для себя. Что, еще не понял, но чувствовал — это как триумф, восторг, от этой маленькой общей победы, и от большой, над самим собой. И отчего-то этот круговорот вдохновляющих ощущений толкал к сердцу горячую волну, заставлявшую его замирать в некой точке предчувствия… Он вернется, а мелкая дрянь спросит… или нет, она скажет… или нет, он скажет… Да ничего он не скажет! Крифф возьми! Ни-че-го! Он позволил себе чувствовать! Он позволил дикой ксаве каким-то невозможным, непостижим образом пробить дыру в его обороне, да, нет, не только в обороне, в душе! В душе она разворотила все его фортификационные сооружения! И ненавидит! Ты снова думаешь, как дурак, Армитаж, ты позволяешь сейчас себе думать о том, чему НИКОГДА не суждено сбыться… К поселку всадники, почти шагом, приблизились под вечер. Наблюдатель остановился, издав приветственный рык, а Хакс уже был утянут своим строгим ошейником самоконтроля до состояния полузадушенности. Опять помогло. Роуз с радостью бросалась делать то, что говорила Оди. Она очень хотела помочь хоть чем-то. Тико была не одна, практически все женское население поселка уже растягивали под деревьями тенты, готовили травяные подстилки, а Оди, отдавая команды, преображала медмодуль в госпиталь. Руди привез раненых, суета вокруг, сотни вопросов, а Роуз стояла в стороне, прижимая к себе Боша, сквозь мелькание тел смотря на лежащего неподвижно совсем молоденького паренька… Он был такой бледный… Он… умер? Нет! Его первым перенесли в ту комнату, в эту капсулу-ванну, где лежала сама Роуз. Она только слушала, что отвечал Руди и другие мужчины из поселка, которые несколько часов назад ушли на помощь, все живые и здоровые… Женщины плакали, обнимая своих, плакали о том, что случилось там, на полях Аннара. Тумра подошла, сев на траву рядом, обхватила колени руками, сжавшись, словно защищалась от чего-то: — Знаешь, не хочу я ни в какую Галактику, — сказала она, — если такие вот… Так плохо и так страшно было пять лет назад… Но я тогда еще… не выросла до того, чтобы мне все рассказывали. А теперь… теперь сама вижу, ничего хорошего в этой вашей Галактике нет! А Руди сказал, что, если б не генерал наш, то они бы ушли, а так — они всех, всех этих охотников убили! А еще Руди сказал, что они пойдут туда, в их лагерь, и что… Роуз, зачем все это? Зачем кто-то убивает? И ты убиваешь в ответ? Почему, скажи мне? Мы же просто живем здесь, зачем они приходят, убивают наших зверей, потом нас? Если бы только знала, что они сделали с нашими женщинами, контрабандисты эти… — и Тумра заплакала. А Роуз, присев рядом, гладила ее по каштановым волосам. Бош улегся у их ног, урча все громче, словно хотел заглушить рыдания. Тико прислушивалась к тому, что говорили у модуля, потом снова привезли раненых, но уже ускенов… Она не спала почти, только проваливалась в тревожную дремоту, вздрагивая от каждого звука. Она ждала, что сейчас услышит шаги, что старый Зозидор, как всегда, будет ворчать, не важно о чем, а Хакс… А Хакс снова скажет что-то обидное, и в глазах это зарево, крайт-дракон привычек не меняет. Отчего же все в ней самой сейчас тихо стонет от тревоги? Отчего же никак не получается думать ни о чем, кроме того, чтобы твердить себе: «Он не погибнет! Он не погибнет!» И пусть он сотню раз обманул ее, пусть он такой, как есть, жестокий и бессердечный, хитрый, коварный, подлый, только пусть он будет жив! Она снова и снова прокручивала в памяти все, что произошло с ней с того момента, когда она нажала на активатор разряда шокера там, на Слуис-Ване. И все, что было до этого, Сопротивление, ее жажда мести, ее восхищение своей сопричастностью великому делу и ее решимость погибнуть во имя этих идеалов. Только теперь все это в ее памяти, точно приливной волной, поглощалось тем, что после… Оди, Эрк, Слайк, Гвиллин, даже то, что сказал тот парень, пилот охотников за головами, как бусинки на ниточку, нанизывались одно за другим, одно за другим… замыкая некий круг, в котором она, Роуз. Контрабандисты… пять лет назад, здесь, на Калабе… Но ведь все существа разные! Конечно! Вот у них, среди сопротивленцев, много было бывших контрабандистов! Да сам Хан Соло, герой, легенда, муж Леи Органы, он тоже контрабандист! И По! Точно! По как-то рассказывал, что искал себя, ударился в приключения, какое-то время он даже спайс возил, сматываясь от патрулей. И все весело смеялись, слушая байки Дэмерона, как он лихо взрывал патрульные катера. Взрывал. А там… а там тоже были люди! И они гибли, выполняя свой долг, потому что Дэмерон перевозил наркотики, нарушал закон, и это же были патрульные Республики! Но никто тогда совсем не думал о том, кого Дэмерон УБИВАЛ. Почему только сейчас, ночью, сидя, прижавшись к теплым бревнам стены дома Зозидора Слайка, который ненавидел джедаев, она вдруг подумала, что наркотики, которые возил По, он мог же и на ее мир привозить? Как-то папа после очередной поездки в поселок, в сердцах спросил, почему правительство ничего не делает, чтобы выловить этих проклятых контрабандистов, которые завозят на Малый Хейпс спайс? И снова, воспоминание. Лица тех, кому эти наркотики и привозили… Серые улицы, серые от пыли дома, серые лица, пустые глаза… Почему она не подумала об этом раньше? Что она знала о жизни на Малом Хейпсе? Она смотрела Голонет, где все так ярко, так красиво и так счастливо… Радовалась и гордилась Новой Республикой, а там, за ее окном… Бусинки-мгновения, одна за одной, одна за одной… Где ее место? «Первый Орден станет той силой, которая вернет в Галактику мир и закон…», — голос Хакса в сознании вплетался в звон ее колокольчика. Сноук мертв, и его убил этот страшный Рен… А Рей? Почему она никому ничего не сказала? Что она делала там, на «Господстве»? Когда Хакс отдал приказ… Роуз закусила губу и сжала кулачок, ударив себя по бедру. Она снова в прошлом? Она снова и снова погружается в прошлое? Зачем, Роуз? Твое настоящее тут! И твое сердце стучит все сильнее от тревоги, и то, что внутри тебя, твой звоночек — маяк, он ведет тебя к нему, тянет, как приводной луч, указывая направление. Только все напрасно. Крайт-драконы привычек не меняют, она для него… преступница. А то, что случилось… эхо разбитого зеркала в ее душе… И острые осколки проткнули память… теперь она помнила и другое…. Соприкосновение их тел, как удар электрошокером… И снова дрожью по коже прокатывается жарко-душистая волна, тут же окутав мягким, как облако покровом чего-то теплого и наполненного тем самым женским, чувственным, манящим… Недостижимо-горько — мучительным, потому что она позволила себе … забыть, кто он, потому что позволила послушать сердце… Да как она могла? ПОЧЕМУ? И нет покоя от ее душевных терзаний. Маленькая Роуз Тико, которая всегда была в тени, только издалека смотря на героев, вдруг оказалась в другом мире, где нет уже ни тех героев, ни жажды борьбы, да и высокие идеалы вдруг поблекли, потрескались, а под ними совсем явственно проступила ржавчина, разъедавшая эти самые идеалы, но так искусно закрашиваемая красивыми призывами погибнуть за всеобщее счастье… И они погибли, почти все… «Ничего», — печально улыбнувшись, сказала тогда Лея, осматривая горстку выживших, — «придут другие, на место каждого погибшего придут двое, трое, сотни! Потому что наша борьба за свободу…» Роуз нахмурила бровки, сколько раз она слышала эти слова. Свобода… Да! Какая свобода? Только в предрассветных сумерках, уставшая от своих мыслей и вопросов пока без ответов, уже укрытая крыльями сна, она вдруг подумала, что больше всего ей хочется, чтобы они скорее вернулись… домой. Он зайдет, ненавистный крайт-дракон, а она скажет… нет, он скажет… нет, она спросит… Да ничего она не спросит! НИ-ЧЕ-ГО! Утром поселок казался вымершим. Не смеялись дети, никого не было на полях, улица была пустынна, даже котята ускенов куда-то попрятались. Оди, с темными кругами под глазами, уставшая, жесткая, собранная, командовала помощниками твердым голосом, Руди колдовал в своей лаборатории, несколько женщин ухаживали за ранеными ускенами, а на немой вопрос-взгляд Роуз Оди покачала головой, она перекручивала свой пучок, держа заколку зубами: — Нет, девочка, мы ничего не знаем. Наши уехали к Унне, там… помочь надо. Возможно, у них связь есть, но они вернутся только завтра… Роуз и Бош немного погуляли, рассматривая и сам поселок, и водопад, тропинки — дорожки, а потом Тико решила, что пора домой. Мама говорила, что в доме всегда полно дел, не переделать. Лучше делать, чем изнывать от тревоги и неизвестности. Осмотр достопримечательностей двора и сада Зозидора натолкнул Роуз на разные мысли, но сначала она проинспектирует вот те строения, похожие на маленькие ангары. Ангары — это ей близко. И она не ошиблась. Кроме одного, где, как поняла Роуз, обиталище Наблюдателя, это не ангары, а склады всякого барахла, вышедшего из употребления, сломанных механизмов и заброшенных нерабочих дроидов. А еще тут было столько всяких инструментов, блоки от различных систем космических кораблей, мотки кабелей и проволоки от силовых катушек двигателей, разъемы конденсаторных потоков, буферные радиаторы, ингибиторы и мотиваторы, и еще много-много всего. Зачем Слайк хранил все это? От кораблей, которые больше никогда не взлетят с планеты? Роуз не знала, но она осматривала такие знакомые детали, трогая пальчиками то, что когда-то давно давало жизнь звездным кораблям… Ей теперь тоже, наверное, больше не взлететь, не увидеть Космос… Тут ее взгляд наткнулся на плату устройства доступа, торчавшую из дыры в контейнере, наполненным всякими мелкими деталями. То, что это была она, Роуз не сомневалась! Сердце бахнуло в горле раз, другой, ей даже показалось, что у нее закружилась голова. Она ухватилась за угол стола, пережидая этот взрыв осознания и волнения. Только через минуту Тико призналась самой себе, что ее судьба снова готова сделать резкий поворот… Она соберет передатчик и пошлет сигнал, и... Как она зашифрует сигнал? Она не знает кода... От возбуждения, нахлынувшей, как штормовой ветер, надежды, Роуз дышала часто, стараясь унять это охватившее ее чувство — она не застрянет здесь навсегда! Пусть Хакс уйдет в свой Первый Орден, в то, что он не вернется, чтобы забрать ее, диверсантку, преступницу, разыскиваемую Первым Орденом, свершив свою месть, она не верила. Он вернется! Со своими штурмовиками, чтобы арестовать ее, чтобы… Колокольчик в ней вдруг залился сердитым звоном, поглощая ее внезапную радость и глуша ее мысли, обидные и горькие, разбивая их на крохотные жалящие ее прошлым крупинки, которые исчезали в том теплом и мягком, которое вдруг поднялось из глубин ее души. Теперь уже с силой ударив по ее сознанию, отсекая ее восторг возвращения в Сопротивление, словно сильными крыльями взмахивала большая белая птица. Если она соберет маяк, и ее... услышат... Кто? Свои? Они вообще подумают, что это ловушка. Первый Орден? Что скажет Зозидор, когда они появятся здесь? Их не примут! Разве Роуз может стать причиной неприятностей для всех этих людей, которые столько лет скрывали свое существование? Роуз смотрела на плату доступа, мелькали дорогие лица в памяти, но тут же сменялись другими, Зозидор, Оди, Руди… А над всем этим зеленые глаза крайт-дракона, золотыми сполохами, как каплями лавы прожигая ее сердце… Прошлое и настоящее снова закрутили непримиримыми вихрями, только сейчас… Роуз оглянулась на открытую дверь, солнце вливалось лучистыми струями света, на пороге лежал Бош, положив голову на лапы, ждал… И Роуз из настоящего вдруг поняла, что там, в этом прошлом, остались ее боль, одиночество, месть и ненависть, ожесточение и непримиримость, а тут, сейчас… наполнилась ее душа, как река из тысяч ручейков другими чувствами. И эта река несла ее прочь от прошлого… Она снова испугалась себя, нынешнюю, круговерть из чувств, казалось, только набирала обороты. А Роуз, отведя взгляд от платы доступа, смотрела на ряд застывших, потрепанных временем, кое-где помятых, дроидов. Молчаливые свидетели времени… Тико возилась с деталями, инструментами, раскладывая найденные запчасти на очищенной полочке. Привычное для нее… что-то разобрать и снова собрать, чтобы работало. Садовые инструменты были модернизированы и адаптированы из тех, что во множестве всегда присутствовали на кораблях, так что через часа три у Тико в наличии уже были инструменты, с помощью которых она рассчитывала привести в порядок и двор, и сад. Перспектива, нарисованная ею самой, Роуз нравилась. Вдохновляло то, что она видела в мыслях. А потом принялась за работу. Только ее кипучая деятельность столкнулась с реальностью. Она переоценила свои силы. Приходилось часто останавливаться и отдыхать. Но упрямое желание — делать! перевешивало доводы разума, и она упорно снова принималась кромсать заросли ки-а-ки и н,вора, хотя от того, чтобы включить встроенный генератор на лопате отказалась. Все сразу: и копать, и вычищать никак не получалось. И еще три раза пришлось кормить Боша. Мясо гурнасетов, которое не ели люди, она еще вчера вытащила из хладошкафа. Маленький ускен ходил за ней по пятам, смотрел во все свои четыре глаза, что она там делает этими вонючими и невкусными железками? Пару раз убегал в сад, игрался. То бабочек гонял, то пытался кого-то поймать, заскочив на сидения в беседке, но толстый зад перевесил, и Бош грохнулся вниз, отряхнулся и пошел есть то, что там Роуз в миску положила. Не задалась охота… пока. Уже солнце пряталось за верхушки деревьев, когда Тико, сложив руки на груди, улыбаясь, рассматривала плоды своих трудов. Даже физические ощущения навалившейся усталости и горевших от инструментов ладоней меркли перед моральным удовлетворением. Площадка перед домом, расчищенная от колючих переплетенных лоз, сложенных сейчас огромной кучей, радовала глаз. Роуз заметила, как встрепенулся Бош, подняв свои ушки, как вытянулся в струнку, смотря куда-то сквозь гущу леса, а потом услышала рык ускена. Тико бросила охапку сухих веток, сорвавшись с места, а Бош, с пробуксовкой по траве лапами, стартанул следом. Она смотрела на суету у медмодуля из-за кустов ладии, Бош жался к ее ногам, шипел, потому что такое количество больших ускенов его пугало, а такое количество говорящих что-то тревожное людей заставляло быть поближе к Роуз. Все-таки он еще маленький ускен. Тико высмотрела Хакса среди незнакомых мужчин практически мгновенно, сердце ухнуло в пятки, подпрыгнуло снова вверх, сжалось в комочек, когда она заметила на его плече и бедре белые повязки. С трудом оторвала взгляд. Несколько ускенов без седоков, там еще лэнд, а в лэнде… убитые? Раненые? Генерал обернулся, смотря на кусты ладии, а Роуз присела, спрятавшись за сиреневыми кружевными листьями, обняв Боша: — Пошли, домой пошли, они вернулись! А раз вернулись, значит, их нужно встречать и кормить! Муторный и тоскливый туман тревоги, облепивший ее всю со вчерашнего дня, рассеялся, оставив только что-то горькое в душе. Снова война? Опять война? Он ранен? Но легкая, как шелковая кисея, радость уже ниспадала каскадом в сердце. Роуз Тико была рада, что генерал Хакс, которого она жаждала убить так долго, не погиб! Как порыв знойного ветра, обдавший жарким полднем палящего солнца, бросил два взгляда навстречу друг другу, когда он вошел. Только мгновение, когда смешалась их откровенная радость, тут же спрятанная за опущенными ресницами, тут же занавешенная холодным светом серых сумерек из их противостояния и уверенности, что их война только расширила пропасть между ними. И каждый был убежден, что это навсегда. Слайк выглядел не просто уставшим, он осунулся, Роуз даже показалось, что сгорбился, войдя в дом, секунду, задержал на ней какой-то потухший взгляд, тихо сказал: — Ну, что там на ужин у нас, дочка? — и прошел в свою комнату, а Хакс, развернувшись, закрыл дверь своей. А Роуз показалось, что темные тени сгустились в доме… Ей хотелось броситься к нему, такому уставшему, в испорченной безнадежно генеральской рубашке, опаленной выстрелами, с прорехами и следами крови, чтобы спросить, чтобы сказать… Только снова осколки разбитого зеркала больно кольнули в душе… Что ты творишь, Роуз? Она уже хотела разливать похлебку, чтобы чуть остыла, но тут на кухне появился Зозидор, кинул взгляд на стол, на Роуз, смотревшую вопросом, разве что-то не так? В глазах Слайка потеплело, хотя та боль, что плескалась в глубине, никуда не исчезла. — Погоди пока, — Зозидор тяжело опустился на стул, сложив руки перед собой на столе, молчал, глядя куда-то за пределы этой реальности, Роуз ждала… Седые волосы были еще мокрыми от воды, но он утянул их в хвост, и вода с кончиков намочила ворот чистой рубахи: — Ты бы пошла, помогла генералу… Там поджило уже, немного, но сама же понимаешь, что ранам нельзя соприкасаться ни с чем… Оди сейчас не до мелочей… А сам он не только коряво, но еще и неправильно себе там наляпает… Надо бы ему помочь… — Зозидор устало выдохнул, а Роуз опешила: — Кто, я-я? — Ну, не я же, — тяжело вздохнул старик, — ты меня с собой не сравнивай. Тут принцип простой, женские пальчики, они, знаешь, одним прикосновением лечат… — А… а вы? — совершенно обескураженно спросила Роуз. Слайк кинул на ее растерянное лицо быстрый взгляд, и в поблекшей голубой дымке его глаз вдруг блеснул озорной огонек: — А мне что, в карауле там стоять? Генерал не кусается, он спокоен и совершенно безопасен, гарантирую! Я пока травочки свои заварю, устали мы… что-то… Он поднялся медленнее, чем обычно, уже развернулся к полке, где стояли всякие емкости с сухими травами, а Тико все смотрела на его спину, не в силах заставить себя пойти к Хаксу и… — Роуз, что ты стоишь, как будто тебя прибили к полу, — не оборачиваясь, сказал Зозидор, — это нормально, когда женщина делает перевязку раненому бойцу, не находишь? Или у вас там, в вашем… Сопротивлении оказывают помощь только тем, кто разделяет ваши убеждения? Слайк, все же повернулся к ней, держа в руках две склянки с травой. Тико насупилась, даже губки поджала, укол Сопротивлением, видимо подействовал, потому как она решительно направилась прочь, а Зозидор с удовлетворением подумал, что Хаксу придется нелегко, когда она застанет его врасплох, чего, собственно и добивался Слайк. «Посмотрим, как он выкрутится, посмотрим, как она продержится…», — думал старый хулиган, отсыпая травочки в маленькие плошки. Нет, она не злилась, не возмущалась, не хотелось спорить и доказывать что-то. Пусть! Она не испугалась Хакса там, на базе, когда укрывала его страшный ожог под бакта-пластырем, и вообще! Гвиллин сказала, что все, что происходит в доме — зона ее, Роуз, ответственности! Тико остановилась перед дверью комнаты Хакса, набрала воздуха, выдохнула, и бахнула кулачком по этой двери. В ответ услышала невразумительное мычание, что было принято, как разрешение войти, и она вошла! С твердым намерением доказать Зозидору Слайку, что его презрительный тон несправедлив по отношению к Сопротивлению! Порыв знойного ветра в сознании зажег румянец на ее щеках, сердце екнуло и затрепыхалось испуганным ючиком, потому что крайт-дракон стоял спиной к ней, у закрытого ставнями окна, обернутый по пояс в полотнище, которые тут заменяли полотенца, и пытался зубами затянуть лоскут белой ткани на левой руке. Тусклый свет светильника отражался бликами от капелек воды на его плечах, жуткий шрам на спине выделялся более светлой, чем кожа, полосой, а сам генерал, завидев Роуз, оторвался от своего занятия, развернулся, в глазах шибануло яркой молнией, и он метнул взгляд на кровать, где лежала его одежда. Явление на пороге его комнаты Тико вместо Слайка (что в принципе было, по мнению генерала невозможно!), вывело его из состояния равновесия. Хакс не знал, куда деваться, потому что его пространство, его задраенное тысячью герметичных люков личное, то есть он сам, стоял сейчас перед Тико босиком, полуголый, обмотанный этим холстом, и точно выглядел, как дурак. Почему-то неделю назад, когда он совершенно невозмутимо выжимал одежду, а дурковатая раненая Тико копошилась на берегу реки, а потом в гроте, когда он так же невозмутимо сушил одежду у костра, он совершенно не чувствовал этого бешеного стука сердца, обжигающей горячей волны и абсолютной обескураженности от ее глаз. «Потому что того требовали обстоятельства, а холодная ярость и просчет будущих шагов в продвижении вперед не оставляли места ни для чего», — тут же выдал мозг Хакса, который работал будто в автономном от чувств режиме. — Что надо? — Армитаж попытался воспроизвести на лице суровое равнодушие, но без мундира получалось не очень. Он собрал волю в сжатый до размеров плазменной гранаты шар и мысленно запаял активатор намертво. В конце концов, не голый же он тут стоит! — Мне — ничего! — огрызнулась Роуз, отчетливо залившись румянцем от смущения, — Зозидор приказал помочь тебе с повязкой на раны, потому что сам ты… — Я и сам справлюсь, без тебя, Тико, — сжав челюсти от негодования, процедил генерал, с ужасом констатируя, как предательски вспыхнули красным уши и щеки. Такого состояния он не испытывал много-много лет, пожалуй, с детства. Он разучился стесняться очень быстро. Из него выбили все то, что вложила в него мать: учтивость, скромность, приветливость, кротость и способность смущаться. Так ненавидимое его отцом и так старательно уничтоженное тем, что заменило Армитажу солнце в его душе: жестокостью, равнодушием, черствостью, жестокосердием и беспощадностью, как к себе, так и к другим. Оставив отравление жаждой мести, тотальным контролем над каждым своим действием, и поглотившими его целиком, опасениями, абсолютным недоверием совершенно ко всем, и замкнутостью в себе самом, как в спасательном круге. Только вот уже как неделю… Да нет же! Вот с того момента, как дикая ксава на глазах личного состава впилась зубами в его руку… Крифф! Она рушит квадниевую защиту его души, каждый раз производя локальные землетрясения! Каждый раз с ее появлением что-то происходило! Каждый раз она заставляла его злиться, впадать в гнев и ледяную ярость, чувствовать себя оскорбленным, быть в замешательстве, изумлении, заставляла испытывать сострадание к ней и чувствовать то, чего априори не мог чувствовать генерал Хакс! Никогда! Эта маленькая др… «Она не дрянь!» - стегнула и обожгла сознание мысль, она не дрянь! Она пахла его домом! Его солнцем, его утром! В нем самом, где, как и на его мире, всегда пасмурно, и стыло, и выстуженная пустыня, которая его душа… А она… Дерзкая, воинствующая, непримиримая, диверсантка и преступница, дикая и гордая, ненавидящая все, что важно и ценно для Армитажа, жаждущая только одного — уничтожить все, что не соответствует ее идеалам… Она спасла ему жизнь… Генерал отодрал взгляд от Тико, такой хорошенькой в штанишках и свободной рубашке, заманчиво так обрисовывающей ее грудь, от заплетенных в коротенькую, но тугую косицу черных волос, контрастом к светлой ткани одежды, от упрямых губ и от ее глаз, удивленно-растерянных, и от вспыхнувших румянцем щечек. Тико сморщила носик… «Еще сейчас наплюет ядом своим», — решил Армитаж, утягивая мысленно ошейник, и отчаянно желая, чтобы она ушла, стоять тут перед ней… в таком виде, было невыносимо! — А вот уж нет! — вдруг прошипела Тико, смело шагая вперед, к столу, где лежали салфетки, скатанные в валики два узких лоскута ткани, и стояла баночка с пахучей зеленой субстанцией. Роуз взяла салфетку, от души намазывая плоской палочкой мазь: — Это зона моей ответственности, между прочим! — добавила она и храбро посмотрела в глаза крайт-дракону. Армитаж не ожидал такого поворота, в ее тоне не просто уверенность, а вполне читаемое упрямство. И она подошла к нему, держа в руках салфетку и это подобие бинта. — Может… ты сядешь, — вдруг почти попросила Роуз, опустив глаза в пол у своих ног, — мне… не удобно так. — А мне никак неудобно! — не сдавался генерал, практически паникуя, и даже вроде сделал шаг по направлению к кровати, хотя путь к отступлению, то есть одежде, был отрезан. Куда-то сгинуло все ее нагромождение из горьких мыслей, негодования, презрения к самой себе, обещаний больше никогда не слушать ту мелодию, что вызванивал ее колокольчик в сердце. Из сотен определений, которыми она заклеймила Хакса на веки вечные, терзаний ее души, исполосованной осколками разбитого неверного отражения и приговора самой себе. Сейчас, в это мгновение, она ничего не слышала из-за оглушающего звона своего колокольчика, его невозможно заглушить ничем! Она видела сейчас только раненого крайт-дракона, который, как всегда, говорил с ней надменно-насмешливо, только в его глазах отражалось другое… Смятение и горечь безнадежности в бездонной, как океаны Патролии, глубине. Ошейник его самоконтроля уже впился шипами в сознание, но сквозь привычное яростно-жгучее, которое он в секунду выстраивал вокруг себя, буквально взорвалось ярким и ослепительным светом, ударив щемящей обреченностью неприкрытых желаний чего-то, что он не знал в своей жизни, недостижимого, неосязаемого, но смутные очертания которого где-то далеко и глубоко в душе оставались с ним с тех пор, когда он спрятал крошечный кусочек памяти, единственное, что у него не смогли отнять. — Не дури, Хакс, — Роуз отвела взгляд, смотря теперь на его плечо, где запекшийся кровью след бластера ровной чертой рассек мышцы, не глубоко, но болезненно, — что-то там, на базе, ты не слишком возмущался! Она убрала лоскут, что он так и не смог завязать, и уверенно приложила мазь к ране, придерживая салфетку, второй рукой бинтовала. Изо всех сил запрещая себе отвести взгляд от раны, чтобы... чтобы хоть краешком взгляда посмотреть на него... без рубашки... Она не видела его взгляд, чувствовала! Как порыв знойного ветра, обдавший жарким полднем палящего солнца, от ее виска, к шее, по плечам, по спине, ласковой, но очень приятной щекоткой. «Она похожа на лот-кошку, которой поставили миску с молоком, лакает, а сама замирает, всегда готова к бегству, и всегда готова зашипеть и броситься », — подумал Армитаж, скользя взглядом по ее волосам, к розовому ушку, по линии плеч… А вместе со взглядом разливалось по душе густое и теплое, как свежий мед, и солнце внутри играло янтарными бликами. Тико сосредоточенно всматривалась в то, что делала, чуть склонив голову, а он видел, как напряжена ее шея, и тонкая прядочка волос, не попавшая в косу, черное на белом… Этот ее бархатистый свет, как и смугловатая кожа, и его безумное желание коснуться ее… теплоты… Чтобы… чтобы согреться… Ему безумно хотелось согреться этой ее теплотой…. — Я знаю, что случилось, Руди рассказал, — тихо произнесла Роуз, а генерал вздрогнул. Ее голос сейчас… Мягко и печально, она сказала так, словно он уже сто раз вот так возвращался, а она уже сто раз бинтовала ему рану. И что, он должен что-то ответить ей? Роуз не понравилось, как лег виток лоскута, она сматывала его обратно, положив ладошку на плечо генерала, удерживала повязку. — Тот, кто посылает их сюда… судя по тем, кого уничтожили мы там, в лагере около посадочной площадки… Это наемники! Значит, они решили обосноваться тут надолго, и обезопасить себя от любых неожиданностей в виде соседей… — так же тихо ответил Хакс, — я придержу… — сказал Армитаж, накрывая ее ладонь своею. Она не знала, как ей быть, взметнувшееся темное, из прошлого, хотело ужалить, хотело укусить, снова болью и непримиримостью, только зашипело и угасло, от того неведомо-невесомого, что сейчас полетело толчками пульса по венам. Словно от его ладони, от этого прикосновения, частые импульсы силы, создавали вихревые потоки между ними. И она… она высвободила свою руку не сразу! И боялась посмотреть на него, боялась, что он увидит, поймет… Она снова в его ловушке? Что ты творишь, Роуз! Крайт-драконы не могут быть кем-то еще, только крайт-драконами! Он сломает тебя, разрушит, и уничтожит! Армитаж замолчал, а мучительно сжавший сердце восторг огненным ветром по крови. — Все уже, не надо придерживать! — резко ответила Тико, а огненный ветер в его крови ударился в стенки сердца и исчез, оставив только след горечи. Между ними — пропасть. И ему не перейти эту пропасть, и не перелететь, потому что крыльев нет, а она… Тико еще подтянула лоскут, чтобы не сползла ткань. Кто-то темный злорадно рассмеялся в самом Хаксе, или ему показалось? Он снова, как дурак… Зачем, Армитаж? Ты же уже все понял, только как справиться с этим, не знаешь. Он смотрел сверху, на блестящие волосы и ровный пробор, на кончики ресничек, которые трепетали, пока она осматривала наложенную повязку, на маленькие ладошки, так мягко по его руке, почти утонув в своем густом и медовом, что обволакивало сердце. Только... Это Тико, дикая ксава, если он просто попытается к ней приблизиться, вцепится в горло, куда угодно, потому что Хакс для нее… враг? Тот, кто воплощает в себе все то, что она ненавидит! И даже то мгновение, когда она приложила ладонь к его щеке… только мираж? — Хватит! — теперь сухо и черство, ответил Хакс, а Роуз подняла голову… Она совсем растерялась, что с ним? То палящий зной в зелени глаз, то метель метет. Она так старалась, чтобы он не заметил… Притяжение, как нити станнера, не вырваться! И она не удержалась, скользнув взглядом по изгибу его губ, потом ниже, к выемке у шеи, и невыносимо захотелось дотронуться, провести пальцами по коже границу от его плеч к груди… И тут же чернильным облаком из памяти… «Это я покажу тебя всей Галактике, а еще отдам родственникам тех, кого ты убила… Похлопочу, может быть, чтобы тебя не казнили …» Она резко отпрянула, отошла к столу, намазывая еще одну салфетку. Что-то изменилось в ее лице, а Хакс не мог понять, изо всех сил пытаясь справиться с собой. Он просто с ужасом представил, как ее пальчики по его бедру прохладными перышками, и мурашки покатились по спине, а упрятанный Хаксом в стальные ограничители тот самый, необузданный и через край, зов плоти, рванулся из своих оков, пройдясь по сознанию огненным валом, но разлетелся вдребезги, ударившись об острые шипы строгого ошейника. И он сказал почти грубо, уже злясь на самого себя и на Зозидора, который снова выставил его под удар: — Тико! Узнай, где они прячут лэнды! Мне нужно убраться отсюда, пока не начались эти их катаклизмы! Мне нельзя терять время! Это тебе уже все равно, а меня ждут! Она дернулась, в его тоне снова хлестнуло приказом, и снова в ее глазах погасло солнце: — Нет! И не потому, что из-за тебя мои считают, что меня нет в живых, и не потому, что из-за тебя я теперь не знаю, где они! Сейчас Зозидор не станет тебе помогать, а один ты… — Я всегда один! — жестко оборвал ее генерал, и протянул руку к салфетке, — А если и погибну, представляю твое ликование, Тико. Никто по мне плакать не станет, может, только лэнд жалко будет. Дальше я сам. А то ты потом скажешь… — Конечно! — с насмешкой перебила его Роуз, всовывая в его руку салфетку с мазью, и валик лоскута для перевязки, — Неужели ты мог подумать, что я тут… буду тебе… Как будто мне надо! И постарайся побыстрее! Я не собираюсь… сто раз ужин разогревать! — уже обычно-едко заявила дикая ксава, стрельнула в него взглядом из отменной обиды и злости уже на выходе, и хлопнула дверью. Генерал смотрел на закрытую дверь, в душе плазменными гранами взрывалась досада пополам с тягучей тоской, а солнце, так ярко блеснувшее в памяти, снова скрылось за темными тяжелыми тучами. Зозидор сидел за столом в кухне, насыпая свои травы в круглый, видавший виды чайник. Он исподлобья посмотрел на влетевшую в кухню Роуз, которая тут же принялась что-то суетливо переставлять с места на место, поднял бровь, и добавил щепотку трав из мешочка у себя на поясе. — Он опять там наговорил чего-то? — спросил Слайк, внимательно посмотрев на Роуз. Седые брови едва двинулись. — Нет! — вспыхнула Роуз, — Не наговорил! И зачем вы меня туда послали, к нему, а? Он и сам прекрасно бы справился! Никто ему не нужен! И ничто ему не нужно, кроме… кроме этого его Первого Ордена, и еще… власти, да! Он только и думает о том, как бы сбежать! Больше ни о чем! Потому что все — что ему надо — завоевать и подчинить Галактику! И он уничтожит и свободу, и… — Э-э-х… — Слайк припечатал ладонь к столу, а Роуз замолчала, смотря на эту его ладонь с изумлением. — Что ты знаешь о нем, девочка? — едва слышно спросил Слайк, —Что ты знаешь о том, зачем он рвется обратно? Что ты знаешь о том, что прячет он там, в себе, за этими своими глухими стенами? И как это… жить, чувствуя острие кинжала под сердцем, и хватать это лезвие руками… Я видел, что твои дружки сделали с ним. И представляю, что могли бы сделать еще! Навидался я таких вот… вояк, которые сами себя убеждают в своей великой миссии, а на деле… Что ты знаешь о том, что этот его Первый Орден хочет предложить Галактике, кроме уже всем опостылевших сказочек этой вашей Органы о равенстве и свободе? Много ты ее видела, свободы этой? А? Ты не задала себе ни одного вопроса! Хотя бы, почему это ваше Сопротивление просто жалкая кучка таких вот, как твои друзья? А я знаю, как такие кучки, под этими красивыми лозунгами взрывали шахты, заводы, города! Я все это видел и знаю! И знаю, что такое Республика! И знаю, что такое Империя! И кто-то должен прекратить это все! Понимаешь, нет? А! Он не похож на твоих тупоголовых дружков? У которых не хватает мозгов понять, что есть сила, способная, наконец, сделать что-то для Галактики? Сила, Роуз! Потому что в этой Галактике только сильная рука и мощная армия способны удержать ее от войн и хаоса, и от таких вот… Как твои дружки, и от таких вот, которые пришли сюда творить то, что хотят! И они снова придут, чтобы убить нас всех, потому что считают, что им можно все! А сколько таких миров, где можно все? Спроси у Леи своей. У нее везде все можно, так как свобода, от всего! Она и ей подобные считают, что только они имеют право, взобравшись по трупам на вершину власти, утверждать, что их мнение единственно правильное! Потому что все эти семейки тысячи лет были у власти! И другого не мыслят! И по-другому не могут и не хотят НИЧЕГО менять! А оно есть, другое! Роуз вжималась в стену, потому что голос Слайка звучал все увереннее, а во взгляде вдруг отблески стали. — Вы… не знаете, что творил этот Орден, — упрямо встряла Роуз, — вы не знаете, что он, — она кивнула за свое плечо, — убил миллионы ни в чем не повинных людей! — Знаю, — сказал Слайк, — знаю… Оправдать это нельзя… Нет. Если бы не эти жертвы… Весь флот… одним ударом… Галактика бы сгорела снова в огне. Сколько бы миров было сожжено, сколько бы еще погибло? Триллионы! Он, — тут Слайк кивнул на дверь, — прекрасно знает, что сделал, но он и прекрасно знает, что делать! Потому что теперь все изменилось. Потому что теперь он может сделать то, к чему шел всю жизнь… Ты сама-то, Роуз, послушай себя, без этих вот… ваших лозунгов, ну выкинь ты их, хотя бы ненадолго… Посмотри… То, что сделали вы, убив несколько миллионов тех, кто служил на кораблях и базе этой… забыл как она называется. Тоже ведь, планета была! И нет ее! А ты, значит, считаешь, что этих всех людей, которые там работали и жили, убить правильно, благородно и нужно? Ну, узнаю, узнаю руку всех этих говорунов-сенаторов… Только наши люди убитые считаются, а те, кто не разделяет наших идеалов, чего их считать? А корабли, Роуз? Экипажи? Это же сотни тысяч жизней! Каждый! Со своей судьбой, домом, родителями, семьей… Что думаешь, мамки-папки тех офицеров или персонала, которого больше, чем военных, любить эту вашу Республику будут? Молиться на вашу эту Органу? Опять намечается грандиозная резня… Я много прожил, много видел, одно понял… Человеку необходима только любовь, только любовь способна наполнить сердце и душу. А разрываться между любовью и жаждой мести, между чувством и долгом… нельзя! Зозидор встал, подойдя к Тико, сказал очень тихо: — Пустыня у него там, в душе, пустыня. Потому что нет никого рядом. Это его защита, он так считает. А я вот видел, как он за тебя-то… и видел, как он за нас, там… Мог бы подбить корабль, а потом... Только он наш! А мы пленных не берем! Не о себе думал! Разве тебе этого мало? Я вот тоже... преступник, знаешь ли, объявлен врагом Республики, знаешь ли, потому что эту самую Республику самовольно защищать пошел и еще скольких за собой повел! — Это как? — не поняла Роуз, — За что же тогда вас... врагом? — За то, что возмутился нежеланием Сената защищать тех, кто о помощи попросил, за то, что наплевал на этих жирных хаппаборов, казнокрадов и взяточников, за то, что показал все их ничтожество и лицемерие. А ведь таким как ты был, да! Идеалист! Верил в идеалы демократии, потому что так нам говорили... Пока сам не узнал, что там на самом то деле творится...Верил! Молодой был, горячий, указывали пальцем и тыкали — плохие, надо их... и посылали вот нас, например, флот Судебного департамента. И мы летели, стреляли, арестовывали... Потом только понял, чуть позже, что эти плохие, те, кто против того беспредела, что творился, были. Смотришь, а уже там, где побывали джедаи, или мы, корпус Судебного Департамента, сидят нужные люди, а все, что есть ценного на мирах, уже распределено по карманам всяких домов там... разных, то королевских, то не королевских... Ты вот спроси у своей Органы, откуда у ее дома роскошь такая была на Альдераане-то? Откуда кредиты-то текли реками, чтоб и на шикарную жизнь хватало, да на содержание лагерей для террористов, да на оружие... Спроси, какими такими трудами и где они зарабатывали себе на все это? Ни одного дня не работали, ни одного дня не знали, как это, с утра до ночи спину не гнули, а все туда же... Потомственно сидят по сенатам своим и учат всех, что правильно, а что нет! Бывал я там, видел. И другое видел! И меня, как зверя, джедаи гоняли, потому что им ткнули пальцем эти сенаторы и сказали — плохой, убить его! Не убили. Не таков Зозидор Слайк, чтобы этим цепным псам сдаваться без боя! — Вы поэтому так не любите джедаев? — почти шепотом спросила Роуз. — И поэтому тоже, — вздохнул Слайк, — считаешь, что дружки твои, которые генералу прижигание делали, герои, значит? Узнаю джедайские штучки, — в глазах Зозидора уже плескалось что-то холодное и темное, — много вокруг меня народу было. А идеальные хорошие... повстанцы эти, решили Зозидора за неповиновение, за то, что отказался в Альянс их вступить, снова убить... Подставив Имперский флот. И снова Зозидор не дался, идеальным-то героям, чтоб их сарлакк сожрал всех, кто еще остался... Не люблю я всех этих... которые себя правильными и безгрешными считают, а за ними моря крови... Я-то мог ошибиться... Да. Хотя и вряд ли... когда увидел, как он смухта на берегу потрошил, генерал твой, преступник который... А вот Наблюдатель не мог! Ускены не ошибаются! Они чуют то, что в самом человеке, сразу! А Наби не только не разорвал, он вон, признал как... — А... что, — тут Тико сглотнула, — Наблюдатель мог ... нас ... убить? — У-у! Да еще как! — кивнул Зозидор, — Ну, не убил же, — вдруг широко улыбнулся Слайк, — так что ты, девочка, сама научись думать и чувствовать! А не то, что там тебе в уши вкладывают... некоторые... Себя только слушай, поняла? Хакс явился еще через минуту, чуть прихрамывая, утянутый в свою невозмутимость, застегнутый страховочными ремнями из холодного спокойствия, ел с аппетитом, на Роуз не посмотрел ни разу. Тико уже убирала со стола, как рык Наблюдателя заставил всех повернуть головы в сторону сада. — Ой! — Роуз уронила ложку, и она громко бацнула по столу, — Там же Бош! Я же забыла! Роуз метнулась из кухни, а Слайк, тяжко вздохнув, сказал: — Сдается мне, генерал, что сейчас мы узнаем что-то, чего мы с тобой не ожидали… Он взглянул на Армитажа, а в поблекшей голубизне его глаз явственно замерцали огоньки-смешинки. Хакс быстро отвернулся, сжав губы. Дикая Тико снова вносит дисбаланс? Снова эти качели-чувства? Непонятно куда полетишь и не треснет ли тебя по затылку в точке максимального взлета нечто непредвиденное? Бош шипел, топорщил свои мягонькие еще шипы, припадал на лапы, бил хвостом, пытался напугать брошенные Роуз инструменты, которые, как ему казалось, слишком долго тут находятся, воняют противно, а никого нет, а эти железки могут быть опасны! Он сам слышал, как они страшно гудят! Наблюдатель сидел у бревен, возвышаясь мрачной громадой, следил за смелыми бросками Боша. Тико всполошилась, потому что маленький ускен мог задеть кнопки пуска и активировать генераторы, и пораниться! Гидравлический секатор очень опасная штука! Она потащила инструменты к ангару все сразу, волоча их по земле и пыхтя, как краулер геологоразведчиков, взбирался бы по каменистой насыпи, а Зозидор и Хакс стояли у входа, уставившись на гору из веток, колючих лоз, освобожденной от зарослей площадки и очищенной дорожки в сад. Потом генерал склонился к старику и тихо спросил: — Вы что-нибудь понимаете? — Вариативно, — кивнул Зозидор, — вариант первый… — Ну, мне же нужно было чем-то заняться! — Тико закрыла двери склада и обернулась к ним, едва видимая в темноте, — Там у вас столько всего! А тут, в саду — просто дикие заросли! А вот же, все есть, только не работает! — она приблизилась, смотря на Слайка с вызовом, смахнула с глаз выбившиеся черные пряди, пыталась отдышаться... Вот почему эта взъерошенная, всегда готовая к бою, непредсказуемая в своих дальнейших действиях и совершенно неуправляемая (так считал Хакс!) наглая девчонка, одним своим видом производила возмущение разных стихий... в душе Армитажа. И откуда они там взялись-то? Не было у него в душе никаких стихий! Не было! Он смотрел на раздухарившуюся Тико, а разгонявшийся в нем самом жаркий ветер снова рвал невозмутимую холодность Хакса в мелкие клочья. Его защиты хватило ненадолго... Зозидор отодвинул застывшего изваянием Хакса, и встал перед Роуз: — Если я правильно понял, ты там, в ангаре, порядок наводила, что ли? — Нет! Я там смотрела, что вообще есть! И что можно использовать, чтобы порядок навести тут, в саду! И нашла много интересного! А потом посмотрела, что можно было еще активировать. Только нужно было кое-что заменить, переустановить ремодулятор и перекинуть энергию через катушки! Зозидор чуть склонил голову, пока Тико с жаром доказывала, что реанимировать блоки накопителей энергии и что такие виды электро-генераторов можно перезапускать… А Хакс стоял столбом, потому что дикая ксава сыпала специфическими терминами, столь знакомыми Армитажу, и он ясно себе представлял все этапы реанимирования генераторов. Генерал был сражен наповал, потому что Тико… ошеломила его во второй раз. Бош уселся рядом с Наблюдателем, и теперь оба ускена, и большой, и маленький, переводили свои, каждый, четыре пары глаз, светящиеся в темноте желтым и зеленым светом, с Роуз на Слайка, потом на Хакса и обратно. Из незакрытой двери лился в ночь свет, освещая людей , сложенные кучи из травы, веток и колючих лоз ки-а-ки, и уходящую вглубь мрака сада дорожку, освобожденную от зарослей. — Погоди! — остановил Роуз Слайк, — Ты что, вот так сама, взяла и разобралась, чего там можно подкрутить, чтобы запустить генераторы? Роуз замолчала, смотря на Зозидора с недоумением, потом нахмурила бровки: — А вы считаете, что это Бош сделал? Что я такое никчемное существо, что и подумать о том, что я что-то могу сделать, просто невозможно? Хакс напрягся, заполыхало в ее взгляде, знакомым, боевым таким упрямством и уже вскипавшим негодующим противостоянием. — Да нет… — попытался сгладить резкость вопроса Слайк, — но для меня неожиданно… — А вы вот у него, — язвительно заявила Тико, кивнув на генерала, — спросите, сколько раз никакие сенсоры из его новейших технологий не смогли «увидеть» ионный выхлоп двигателей, а потом их гарнизоны на мирах, раз и нет уже! — она уперла руки в бока и смотрела так… торжествующе! Мозг Армитажа уже выдавал данные рапортов о нападении сил Сопротивления на… восьми мирах, Внешнее Кольцо, сектора… Стоп! Хакс уставился на дикую ксаву, которая искрила от злорадства, и спросил четко поставленным командным тоном: — Ты утверждаешь сейчас, что если бы некий ледоруб, проникнувший на «Господство» вместе с вами не раскрыл часть плана командования Сопротивления по эвакуации с крейсера, то мы бы и не узнали? Был включен демаскировщик, Тико! И он обнаружил… — Твой демаскировщик носом ткнули! А до этого никакие твои сенсорные массивы в упор не видели! А всего-то надо было ма-а-аленький такой экранчик где надо установить! — То есть… — тут генерал заложил руки за спину, Слайк дернул щекой, уже предвидя разгоняющийся спор, — ты утверждаешь, что изобрела нечто… технологию сокрытия ионного следа корабля… — Я не изобрела! Я просто подумала и решила, что маскировочные устройства — это очень дорого, а вот если экран-отражатель, такой же, но только маленький, поставить… — она замолкла, потому что крайт-дракон поглощал ее взглядом охотника, почуявшего добычу, — а вот ничего я не скажу! И все твои хваленые пыточные дроиды не смогут ничего сделать! Даже, если ты притащишь их сюда! Даже, если… — Так! — вдруг встрял Слайк, подняв руку, словно останавливая Роуз, — Вот молчать! — Позвольте! — не согласился Хакс, — Пусть продолжает! Вот сейчас, Слайк, вы услышите много интересного в эпитетах… — Я сказал, молчать! — тихо, но грозно повторил Зозидор, — Сейчас идем пить чай! Необходимость, как я погляжу! Завтра мы с Наблюдателем уедем к Аннару… — Зозидор запнулся, но потом продолжил, — а вы останетесь тут. Первое — показаться Оди, второе — наколотые поленья сложить аккуратно, устойчиво, третье — взять у Эрка гравиплатформу и привезти воды из родника для медицины и домой! Эрк покажет, емкости во втором ангаре! — А… есть же вода, — Роуз как-то сразу остыла. — Это не та вода! Вы вот и не понимаете, что и вода разная! И еда, на ней приготовленная, тоже другой вкус имеет! И чай из этой воды замечательный! Зозидор давал указания, а сам подумал, что еще одна щепотка трав из спецмешочка лишней не будет, чтоб наверняка, что оба вырубились еще на подходе к кроватям. Пока никакие его усилия по вразумлению и попытки создания устойчивого мира между Хаксом и Тико не увенчались успехом. Они старательно сводили на нет эти усилия, запуская в себе механизм доминирующего «я» со своей точкой зрения, игнорируя то, что в них самих так отчаянно стремилось на свободу. Хакс залпом заглотил чай из своей кружки, отметив, что знакомый привкус в душистом напитке присутствует вполне себе явственно, и красноречиво посмотрел на Слайка. — Ну, а что делать? — вздохнул Зозидор, пожав широкими плечами, — Необходимость! Тут главное, чтобы завтра без травм обошлось… Вот что меня волнует! Роуз, маленькими глоточками смаковала напиток, стараясь не смотреть на генерала, но при этих словах старика, не удержалась, кинула взгляд на Хакса. Точно тучи закрыли небо, и потемнел сразу зеленый шум леса в его глазах, и повеяло холодом от его слов: — Не беспокойтесь, Слайк! В крайнем случае, если Тико не удержит своего идеологически необузданного порыва прибить меня как-нибудь и где-нибудь, я постараюсь ее обезоружить… — Мне хочется прибить тебя, Хакс, вот прямо сейчас! — Роуз со стуком припечатала кружку к столу, а Слайк, подняв бровь, повернулся к Армитажу: — А ты спрашиваешь, зачем спецсредство! — Какое… спецсредство? — спросила Роуз, посмотрев на дно пустой кружки, вы что, снова мне что-то подсыпали? — Всем подсыпал, — Зозидор встал, направляясь к двери, — идите уже, а то прямо тут поляжете!