Сухо выдохнув, он тянется в темноте пальцами к собственному горлу. Одиночество ощущается чёрной водой. Липким холодом, заполняющим клетки. Растворяется. Он здесь не существует. Пальцы струятся по коже вверх и обхватывают шею. Он сам не знает зачем это происходит. Просто делает это снова и снова. Как трогать языком отсутствующий зуб.
Ужас звенит в голове похоронными колоколами и её стонами "Не трогайте сына, не трогайте сына". Если бы позволила, осталась бы жива? Она бы выжила, если бы его?.. Конечно нет. У этих животных нет понятия совести. Забавно, именно поколение V принято считать духовно ограниченными. Было бы сомнение в том, что её оставили бы в живых, ощутил бы свою жизнь её подарком, она имела бы ценность. Но она не имеет, потому что убили бы всё равно. «Не трогайте сына» и воздух пропадает. Тёплые руки смыкаются на шее и душат, дезориентируют, пока где-то на том конце сознания, где тело с разумом ещё имеет связь, где он всё ещё Кирилл. Там задыхается от слёз голос повторяющий мольбы о спасении, пока не прерываются истошным "Эрика". Он вырывается и пытается сбросить с себя руки. Не видит, но знает, что они принадлежат женщине. Душат, пока рот наполняется кровью.
— Эрика. – Повторяет мужской голос, который он перестаёт слышать от оглушившего ужаса. Женщина продолжает душить, Кирилл пытается вырваться и в рыданиях и незвучащих криках пытается бормотать, что она обманула, что она вовсе не Эрика, чтобы забыл её имя и не прозвучало снова "Он придёт" и тишина. Тишина в которой он теперь закрывает глаза и душит сам себя, желая снова вернуться в это ощущение и возжигает ароматы масел в комнате, чтобы пугать себя снова и снова так сильно, как может, пока страшно не перестанет быть.
После похорон матери отец только собрал чемоданы и сразу улетел в Германию. Якобы искать его нацистскую родню, можно подумать старые фрицы порадуются его визиту. Глупо. Он так плакал и просил папу не уезжать, лишь бы не остаться одному, что сам для себя перестал «быть мужиком». Спутник знает зачем тот свалил, что он там делал, но всю свою ебучую околополитическую державу он безжалостно бросил на совет директоров и теперь уже Кая, как единственного наследника, который юридической властью пока не обладал, а потому перепоручил все свои дела незнакомым дядям, с которыми работал папенька. А ещё папенька организовал ему фиктивные похороны, чтобы кто-либо, кто знает о том, что Кирилл-вампир, решил, что он мёртв. Может он и правда мёртв и может это папенька его и прикончил. Ебучий старый трус.
Не сказать, чтобы их связывали родственные чувства, но лишиться даже его сразу после произошедшего едва по пизде не пустило ему окончательно мозги. Поэтому перестало быть страшно за собственное здоровье. Ничего страшнее, чем то, что уже случилось, случиться уже не могло. Ему было шестнадцать и ему не продавали алкоголь. Официальный опекун свалил в Альтенграбов (и там ему и место) и только перечислял деньги прислуге, ответственной за Кирилла. Эта толпа людишек, на которых он теперь не мог даже смотреть, хотя и вырос с ними под боком. Кто-то из них даже пригласил к нему на дом психиатра, который только сказал, что страх Кая к людям, появившийся после трагедии можно объяснить. Он это и сам понимал. Люди сделали это с ним и нормально перестать им доверять, но он сказал, что фобию можно победить терапией, а Каю не хотелось ни думать, ни вспоминать, ни тем более рассказывать о том, что случилось. Срывая в истерике голос, он рассказал это отцу сразу после и больше не мог. Легче руками вырвать себе горло из шеи. Снились кошмары. Веснушки, ароматы и «Он придёт». Кай боялся так сильно, что решил спать так мало, как только может.
Разумеется, он хотел бросить учёбу, но вместо этого велел нанять учителей и обучать его на дому, чтобы на улицу к людям больше не выходить. И друзей он тоже бросил, хотя не сказать, что они были его друзьями, иначе попытались бы вернуть его, но стоило не ответить на несколько звонков и больше для них он не существовал. Существовал для девчонок. Да, девчонки его любили, однако необъяснимо, но факт, либидо ему напрочь отшибло.
Рос один, на отшибе в фамильном поместье. Такой стрёмный дом в окружении леса, в нескольких километрах от ближайшей цивилизации. В окружении прислуги, которую видеть не хотел, так что спрятался в комнате и не выходил, пока не позвали "снизу". Удивительно что он вообще захотел разговаривать и, хотя, особенной пользы его слова не принесли, Кириллу всё же было приятно увидеть его. Несмотря на то, что живут в одном доме, Кирилл видел его в последний раз несколько лет назад. Герр Густав научил его гипнотизировать маленьких ебучих человечков. Объективно, больше можно было не бояться – его глаза стали его абсолютным оружием против всего, что они могли с ним сделать, только объяснить кому-то и даже самому себе этот нелепый и абсурдный страх он не мог. Он ничего не мог объяснить. Зачем, после того, как ему завязали глаза, он делает это сам? Зачем, если боится аромата масел, пропитал их запахами всю свою комнату? Зачем, если до истерики доводит ужас того, чтобы его душили, он делает это с собой сам едва не каждую ночь? И что вообще случилось тогда в самом конце? Если бы сказал прошлому себе, что позволит рядом с собой оказаться конопатому, он бы сразу вышел на солнце, чтобы сдохнуть.
Он велел маленьким ебучим человечкам покупать и приносить ему всё, до чего могли дотянуться ручки, он перепробовал все на свете сорта немецкого шнапса и научился по запаху отличать сорта вин. Он заперся на два года в комнате, где умер от цирроза печени, пока не воскрес через пять суток. Как жаль, что не удалось услышать вопль пацана, который его нашёл. Прямо сказать, настолько ебучего зрелища он не видел даже в подвале. Не сошедший ещё землистый цвет лица, пятидневная мерзкая поросль на лице, будто намазался клеем и изволил орально ублажить собаку. Да и привкус во рту после пяти дней смерти был соответственный.
Переродившийся буквально отправился куда глядят глаза, а глядели они в ближайший клуб, куда мелкого его не пускали, но не теперь. Не тогда, когда смерть соскоблила с лица подростковую мягкость, готовность и открытость, оставив его дымящего как паровозик Томас и в глазах с такой усталостью, будто ночует между престарелыми содомитами. Ему было восемнадцать, но чувствовал себя на все сто. Хватило получаса, чтобы собрать вокруг себя небольшую группу зубастых, а потом ещё несколько заходов, чтобы находящиеся в помещении людишки перестали пугать одним своим присутствием. О, Спутник, как же тряслись руки от одной только близости рядом этих тварей, так что ещё несколькими тысячами долларов спущенных на бухло, он сумел убедить себя в том, что рядом с ними в безопасности. В безопасности облепленный себе подобными, как чешуёй. Будто являясь представителями одной социальной группы, они не навредят ему. Ведь это он за них платит.
Конечно, эта бессмысленная уверенность зиждилась лишь на его представлении о собственной полезности для них. Чем больше он тратит на окружающих, чем больше тусуется и чем больше заводит платных зубастых знакомств тем безопаснее становится, тем больше он им нравится. Стало казаться, что деньги замещают внутренние качества. «Я хороший друг настолько, насколько я могу угостить друзей», «хороший мужчина настолько, сколько я могу потратить на подарки девушкам». К нему даже вернулось половое влечение. Потому и терпеть его закидоны они могли куда дольше, чем его прислуга, которую оплачивал папенька. Вот так легко и просто и не нужны никакие психиатры. Разве он не гений?
Чувство одиночества сохранялось, но к нему он уже привык настолько, что разучился замечать. Как пытаться пощупать что-то оторванной конечностью.
А в кошмарах снова веснушки, ароматы и какой-то там «Он» который должен прийти. Может и заходил, только Кая дома не было. Упс.
По крайней мере тогда удалось убедить себя в том, что в безопасности и сам не заметил, как оказался в компании того парня. Голубоглазый демон по кличке Сандро. Ласковый. Первый. Не удавалось сдержать улыбку в его компании, так что Кай шутил, чтобы за общим хохотом его смех затерялся. Шутил от того, как рядом с ним нервничал. Кажется он всегда таким был — тем больше шутил и дурачился, чем больше нервничал. И так с ним рядом продолжалось, пока Сандро не показал клыки. Головокружительно, до тошноты сексуально. Сперва просто касания, а дальше Кай уже не смог остановиться. Не ожидал, что на парней тоже будет реагировать. Растерялся от чуждого и необычного ощущения того, что делает что-то неправильное, но приятное, пока тот вдруг не коснулся шеи. Судорогой до кончиков пальцев прошибло, так, что он даже подумать не успел, прежде чем едва не убил его на месте. Сандро только коснулся ладонью, как он он уже схватил со стола бокал, разбил об его голову и приставил остриём к горлу. Даже не понял что произошло. Вот они вместе, а вот щелчок и он уже прижимает к его глотке стекло. Сандро сам понять не успел и уставился на Кая в ужасе, пока тот коленом не спихнул его с себя. Горько. Погано. Так стремительно маленький скользкий вакуум между двумя наполнился ужасом и холодом, будто стошнило но где-то на уровне сознания. Шеи нельзя касаться.
Больше Кай к нему не вернулся и ещё пару лет бухал, как не в себя, забухивая на свете все мысли, кроме той лёгкости и плавности, которую дарят градусы. Когда прислуга в доме спит, а Кай пьяный возвращается домой кажется, что все на свете умерли. Остался только он, звук шагов, эхом льющийся по вестибюлю и в темноте взгляды предков, буравящие с картин. Пьяному бродить по первому этажу и коридорам второго, в свете свечей довольно приятно. Кажется, что картины живые и он не один. Особенно это ощущается, если с хорошего лихача вырубиться где-нибудь, например в отцовском кабинете, а на закате обнаружить себя в собственной постели. Можно было закрыть глаза и представить, что он не один. Вспомнить мамины слова о том, что бог за ним вернётся. «Он придёт». На градусах и не в такое поверишь. Но это позволяло поспать без кошмаров.
Эти же самые градусы познакомили, спустя ещё какое-то время рейва и едва избежавшую ещё одну смерть от печени (да и не страшно), с Энтони. Антон в простонародье. Он, почти как Сандро, был ласковый но только первое время, но как-то всё компенсировал. Кай даже и подумать не успел чем Энтони ему понравился и только годы спустя, вспомнив его широкую спину и банки на руках размером с его голову, понял. Похоже Кай сучка... Да сучка ну и что теперь? Энтони был горячий, как Венесуэла в смешении с окси (этого он тогда не знал), принимать который в жарких странах нельзя, но он принял. Принял Энтони сперва в душу, а потом и куда-то в рот, но уёбок захотел поиграть в доминанта и, сам того не зная, задел болевую точку, так что и сам оказался задетым в сонную артерию и повезло, что вампир.
Стало вдруг понятно, что никакой он не бисексуал и только ищет в парнях отцовского признания. Энтони открыл ему глаза и больше не появлялся в его постели, как и другие парни. Было очевидно, как никогда – надо с голубизной завязывать. Желательно тотально и навсегда и жить спокойно и завести собачку и жаловаться на то, какая она тупая, но любить потому что действительно тупая, иначе в ответ его любить бы не стала.
И тут в ебучий вечер пасхи из Германии прибыл подарочек. Лысый, как яичко, что вот бы об темечко ему постучать. Припёрся в туфлях, с пакетом, как на выборы, а не к сыну, которого не видел несколько лет. Кивнул и руку пожал, сбросил чемоданы и как ни в чём не бывало забросил ботинки на стол в своём кабинете и где-то ещё неделю срался с советом директоров, восстанавливая по крупицам то, что они обосрали, а Кай только со стороны наблюдал. Вернулся папенька с охуительным стартапом, а сын как всегда был при смерти, так что и вникать особенно не стал, пока его это не коснулось непосредственно.
Отец стал водить домой вампир. Одна, другая, третья. Хотелось бы верить, что решил завести на старости лет интрижку, но всё оказалось печальнее.
Небольшое напутствие и хлопок по плечу и вот уже с полурастворёнными в наркоте мозгами Кай плывёт в гостевую комнату. А на кровати вампира. Светленькая, в зелёном платье и каких-то чулках, чтобы не превращать их "свидание" в тупой трах, которым оно по сути является. Тупой трах. Он его всё время чувствовал. Ужас не отпускал ни на секунду, даже если набухивался до состояния инфузории туфельки, и ощущал его почти материально, так что снова, правда, уже реже, и снова, и снова в темноте и запахах масел тянулся к собственной шее, только страх от повторения не отступал, будто вместе с матерью потерял тогда собственную жизнь и поселил вместо себя на планету собственный страх. Нехватку воздуха, "не убивайте сына" и россыпь пылающих огней – веснушки. Ебушки. С вампирой в зелёном платье задумывается о происходящем, так что о ебушках удалось забыть на какое-то время. На целый час пока они трахались. Невероятная удача. И со следующей.
Может «Он» бы и пришёл. Надо было, как матушка молиться и верить и тогда он бы вспомнил, но как говорится — на Деда Мороза надейся, а сам не обосрись.
Папенька что-то, вроде, объяснял на тему своей затеи, но Кай тогда уже был пьяный в ноль и есть вероятность того, что потому отец и завёл этот разговор, чтобы он понять ничего не успел и только смог согласиться. Но он не предлагал ничего хуже того, что Кирилл уже делал — нужно встречаться с девушками и спать. (Представь, пап, я уже не только с девочками, но и с мальчиками попробовал.) Опомнился сперва — хочет женить, но папенька быстро успокоил «Ты женишься на той, которую сам выберешь». Так поводок на шее затянулся крепче, а он и не заметил. Хоть и сын бизнесмена и знает, что нужно читать все пункты договора, включая мелкий шрифт за пятью звёздочками, но он не думал, что отец может сделать что-то плохое. Он ведь любит. По своему, по-зэковски, но любит. А ничего плохого не происходило. Пришла приятная девушка примерно его возраста. Разделась, переспали (почему-то без презика), уехала и так ещё пару раз. Ничего делать не нужно, просто спать с ними. Приехала ещё одна. Угостила хорошим вином, переспали. Снова. Он мог бы залупнуться на то, что проституция, но уже сам понял, едва решил постучать в кабинет отца «Какая, нахуй проституция, если денег в доме, как песка в пустыне?»
Потом познакомились с ещё одной, с ней даже вместе смотрели фильмы, она будто захотела поиграть в отношения, но Кирилл не стал возмущаться, всё равно его дело малое. К тому же отец обещал, что это не ради женитьбы. Так прошло несколько месяцев и всё было спокойно. Отец оплачивал хотелки, в доме бывали девушки, друзья, он умудрялся даже хорошо учиться. На удивление тихо и спокойно, хотя и поговорить по существу кроме собаки было не с кем. И вот тогда после краткого затишья началась буря.
Четвёртая девушка приехала в грозу, он слышал звук колёс будто издалека. Настроение было неплохое и вместе с отцом, приодетый и надушенный он спустился на первый этаж и прямо на последней ступеньке застыл, увидев эту девушку. Миленькая, полненькая, с чёлкой и в дождевике. Буквально картинка для романтической комедии. Отец мягко положил руку к нему на плечо, а он сразу задёргался, чем её здорово смутил.
— Пап? - Он поднял глаза и посмотрел на него с тревогой.
— Познакомься, сын, это…
— Па, я не буду! - Чуть громче говорит он, ощущая что пальцы на плече сжались. Девушка - человек. Папа не может заставлять его спать с человеком...
— Ничего, она не опасна. - Говорит он неожиданно мягко, а люди рядом судя по звуку уже перешёптываются, но Кай пятится назад.
— Я недостаточно красивая? - Спрашивает она и уже морщит нос, а за окнами разражается гроза.
— Да, но она человек, я с человеком…
— Сын. - Говорит отец твёрже и сжимает плечо крепче и говорит на несколько тонов тише - Вам нужно с этой замечательной барышней только сделать то, что ты итак постоянно делаешь.
— П-па, ты не понимаешь, она же не вампир… - Бормочет он севшим голосом, уже ощущая по телу запахи, веснушки. «Он придёт». Он его не оставит здесь в грозу одного с человеком... Правда?
— Какая разница?
— Как это какая разница?! - Неожиданно для самого себя громче восклицает он, потому что перспектива сейчас приблизиться к человеку испугала так, что он едва не начал заикаться от нервов.
— Ты, блять, не понял меня? - Отвечает он резко и гораздо громче, чем до этого, что внезапностью и контрастом пугает гораздо сильнее, чем если бы он просто зорал.
— Какие-нибудь проблемы, Всеволод Егорович? - Уточняют с того конца вестибюля, а Кай уже пытается вывернуться из под его руки, как вдруг отец хватает его за шиворот как пса...
— Закрыл рот свой и шагом марш наверх!
— Отец, пожалуйста я не могу! - Тараторит голосом уже севшим и смотрит, изо всех сил выискивая в его лице черты папы, которого ещё любит. «Он придёт». Обязательно нужно дождаться. Он спасёт. От всего. От людей. В том числе от этого человека.
— Что значит не могу? Всунул высунул и домой пошёл! Столько лет мог, а сейчас не могу?
— Что значит всунул? - Возмущается девушка, на которую Кай бросает полу испуганный полу брезгливый взгляд. Наверное он впервые понимает как себя чувствовали в фильмах геи и лесбиянки, которых пытаются излечить сексом.
— С человеком противно! - Говорит он уже громче да так, что пришедшие его слышат, а Кай уже силой пытается вывернуться из собственного пиджака, за воротник которого держит отец, но тут следует вспышкой темноты удар. Он кажется мозг сотрясает в черепе и до того быстрый, будто пуля вылетела. Папа даже не замахивался, просто удар и Кай уже едва не теряет равновесие и моргает, пытаясь восстановить пропавшее было зрение. Здорово ему тюрьма удар поставила...
— Значит, будешь привыкать.
— Я не буду привыкать, пап, всё что угодно только не это! Хочешь врачом пойду? Хочешь пить брошу?..
— Да что вы себе позволяете? - Возмущается было девушка, но её, как и самого Кирилла есть кому "вразумить", но того, как её сзади хватают за волосы никто уже не видит.
Отец сделал шаг и Кай уже закрылся руками, чтобы защититься от предстоящего удара, но что-то вдруг произошло со спины. Со стороны папиного охранника. Всё будто выключилось на несколько секунд, а уже в следующее мгновение он очнулся на кровати в гостевой комнате, а сверху эта девчонка, не снимая платья, на него села. Попытался было вырваться, как обнаружил, что за плечи к кровати прижимают руки одного из близнецов. За стенами грохочет гроза.
— Пожалуйста, пожалуйста, умоляю... — Бормочет он и уже рыдает, потому что просит не близнецов и не кого-либо, а «Его». Он должен прийти. Он не может оставить его сейчас. - Приди.
Это всё стало походить на какой-то ад. Всё смешалось в голове с темнотой и паника накатила с удушьем. Он едва даже мог говорить, только хрипел, глядя на девушку в ужасе и обнаружил у себя эрекцию, только совершенно не такую же, как обычно. Без желания и даже возбуждения, он просто стоял, как накаченный воздушный шарик, а девушка пристроилась и стала медленно опускаться на него сверху.
— Сейчас. Помоги мне прямо сейчас, - бормочет и глотает слёзы, не понимая сам чего ожидает. Бога, который его не забыл, который должен спасти и сейчас для этого самый подходящий момент. - Прошу.
Он отвернулся, чтобы не смотреть и снова попытался сбежать. Тело будто перестало принадлежать ему самому, будто он попросту не находится здесь и сейчас это происходит не с ним, только ужас поднимающийся с паникой изнутри от ощущения её, скачущей сверху на искусственно поставленном пенисе, смешался внутри с беспомощностью и до того крепко, почти до удушья накатил на горло, что пропало дыханье и потемнело в глазах. Согнувшись, как смог, он отвернулся и стошнил, свесив голову через край кровати. Эта паника заструилась искрами по венам, так что Кирилл попытался закричать, но рядом снова появился отец.
— П-пап! - Выдохнул в попытке попросить о помощи, но тот с этим его каменно-непроницаемым лицом и поджатыми губами молча наклонился.
— Я помогу сынок. - И в шее раздалась слабая боль. Слабая, но до того неотвратимая и окончательная, что он замер на месте. Мысли стёрлись из головы и всё что осталось это забытое было это гнилостно-горькое ощущение смерти прямо на языке. Жизнь покинула тело. Он знал, ощущал что ещё жив, но всё, что могло быть хорошего и светлого в этом мире перестало как либо ощущаться, растаяло в звуке грозы.
Страх исчез. Его ампутировали, как раковую почку. Будто это теперь другая, параллельная реальность, где может и происходит всё, что угодно, а Кай снова здесь. На своём месте. В темноте и сырости. Беспомощный. Никуда из красной комнаты не уходил. И темнота и боль эта такая великая накрыли всё его тело до самого затылка и он в ней зажатый и уже мёртвый. Живой, но неподвижный в земле и сверху на него толчками набрасывают комья холодной земли. Закапывают. Толчками падает земля и издаёт звуки женского дыханья и хлюпанья тела. Земля сковывает всё тело. Толчок. Толчок. Холодная, сырая, тёмная почва обволакивает ноги, руки, мягко опускается на грудь, закупоривает дыхательные пути и остаётся только он. В этой могиле неподвижный и белый, как поганка. Ядовитый. И от того становится вдруг уже гораздо теплее. Он приоткрывает глаза и понимает, что содержимое укола ударило ещё и по зрению и ночным взглядом, затравленным химией и бликами он смотрит куда-то в пространство. Беззвучно произносит, не отдавая в этом себе отчёта «Иди», чтобы обещанный «Он» пришёл и нашёл его. «Иди ко мне.»
Папенька сказал что так солдатам лечат ПТСР и у Кая не было причин не верить ему, поэтому, принимая вещества с его рук, снова поднимался в гостевую комнату и, не без помощи таблеток для эрекции, снова занимался сексом с незнакомыми человеческими девушками. Ну какая там может быть обида? Даже думать об этом стыдно. Он ведь не девочка, чтобы было больно от секса. Некоторые ему бы позавидовали, он и сам себе завидует — перед ним раздвигают ноги богатые цыпочки, порошка он жрёт столько, сколько не жрёт стиральная машинка, батон разрешает даже читать и по настроению выезжать покататься, нужно только регулировать его конфликты с бизнес партнёрами. Разве может быть что-то что может не нравиться? Кто-то сказал бы про золотую клетку и он снёс бы тому ебальник, потому что он может хоть сейчас закрыть свои счета и свалить куда хочет, но там он снова будет одинок и уже по настоящему. Если и кажется, что что-то не так, то всё лишь в его голове.
Они приходили пару раз в месяц каждая свой определённый период времени, отец тем временем покупал любые вещества, какие захочется и не запрещал заниматься тем, чем Кириллу хотелось, но самое главное — в доме стали появляться люди. Он даже перестал бояться и вздрагивать каждый раз, когда слышал их голос или видел их или когда они его касались. Человеческие касания больше не вызывали истерики, отвращения или агрессии. По началу, конечно, приходилось терпеть. Тошно было, больно, слёзы, сопли, словно кошмары не снятся, а происходят, но это прошло, как отец и обещал. Потому что на самом деле любит и желает добра. А потом произошло уж совсем удивительное. Та первая девушка, вампира пришла в их дом с ребёнком в руках и тогда отец рассказал ему в общих чертах чего хотел на самом деле.
Отец хотел внуков. Много внуков. Он хотел как можно больше внуков. Он хотел ебучую армию младенцев вампирчиков и целое море стаканов воды, чтобы стать королём в своём маленьком вампирском царстве. Потому что любит и сыну в армии вампиров жить будет безопаснее. Наверное.
От этого снова пропала эрекция и казалось бы обнулились результаты стольких «тренировок» и каждый раз снова стало тошнить, но теперь он понимал, что всё это лишь продукт его собственной тупости и некого винить, кроме самого себя в том, что опять каждый поцелуй в шею, каждое касание и звук кажутся изнасилованием и лезут тошнотой через глотку и слезами. Процесс лишился даже того слабого намёка на интим, который был до сих пор. Теперь это было продолжением рода и себя он ощущал обезличенным. Пустым, изнасилованным, но этого и стыдился, потому никому не говорил. Разве может это считаться насилием?
Каю та самая первая ночь снилась кошмарами каждый раз, едва удавалось уснуть, наряду с веснушками. Они смешивались в голове друг с другом и порождали собственных химер и вот уже та женщина оказывалась вдруг на нём сверху и носила от него дитя; вот уже мёртвая мать широко улыбалась, глядя на них, от того, что станет бабушкой; вот тот человек колол Кирилла в шею от чего всё тело покрывалось веснушками, а он пусто смотрел в пустоту и звал кого-то, кто за ним уже не придёт.
Мог бы сказать отцу, что хотел бы не секса и просто так отдавать им свою сперму, как дойная корова, но смутно представлялось, будто его мнение в этом вопросе никого не интересует и папеньке он в принципе нужен только ради вампирского семени, а потому любое неповиновение его разочарует ещё сильнее. Но грех было жаловаться, когда породнился со всеми сливками общества и стал абсолютно неуязвим, кроме того получал столько дури и "не одиночества", что и девать стало некуда.
Отец однажды, конечно, высказал что думает и иллюзий о том, что он здесь играет в семью не осталось. Ладно. Кирилл взрослый мужчина и всё понимает. Футболов и скворечников у них не будет да и поздно уже в его возрасте мечтать о родителях. В последнее время отец лишь раз заставил усомниться в своей любви.
Когда ошпаренный ужасом полученной информации Кай поднялся на второй этаж и просил уволить конопатого малолетку, лишь бы не находиться с ним рядом и не видеть его веснушки.
— Не хочу. - Ответил папенька с уставшим вздохом.
— В смысле не хочешь? Давай я с Мариной перетру.
— Не хочу, сказал, увольнять твоего пацана.
Позади них мелкий секретарёнок, не поднимая глаз, строчил что-то в своём ноутбуке. Светил здоровенным синяком на половину лица и, разумеется, бесил этим отца. Кай готов был ставить бабки на то, что тот сказал «Ваш сын наркоман ни с того ни с сего набросился», позабыв упомянуть про то, что сам петух.
— Пап, ты не понял меня? Он не слушается. - Он покрепче прижал к себе тёплую Вишенку. Кажется только он всегда будет на его стороне.
— И правильно делает, ты ничего умного не скажешь.
— Но прислуга должна...
— Они ничего тебе не должны! Они такие же люди, как я. Научились зубастые считать себя лучше других...
— Мы нанимаем этих «таких же людей» чтобы они выполняли наши поручения.
— Твои поручения? Думаешь не знаю чем ты тут занимался два года? Достаточно потакать твоим хотелкам. Если он тебя не слушается, значит он умнее остальных.
— Он охотник. На них не работает гипноз. Если он останется в доме, ты не можешь быть уверен в моей безопасности. - У него невольно дрогнул голос на этом презренном слове.
— Знаешь, в чём я точно уверен? Что он
поклялся и ни один из предыдущих не делал этого с такой честностью.
— Хуестностью.
— Я уверен в том, что Алексей будет защищать тебя до последнего. Сиротам часто нужно найти кого-то за кем можно было бы следовать.
— Это тебе Марина сказала?
— Вот именно Марина. Она знает что говорит. Она выпустилась из того же самого детского дома.
— Знаешь что? Может возьмёшь его к себе, а? Сделаешь его своим сыном?!
— Разговор окончен. - Отрезал отец и демонстративно приложил телефон к уху, потому что и Каю и секретарю, сидящему в кресле рядом и даже одному из близнецов, который ходит за Каем даже по дому, всем было очевидно, что будь у отца возможность он, наверное так бы и сделал и отказался от сына.
— Я тебе совсем по бую, да?
— Знаешь что? - Вдруг отец убрал телефон и поднялся с кресла, что выглядело пиздец внушительно. Хотя и ростом он не отличается, Кай выпустил из рук собаку и сделал шаг назад.
— Что, из дома выгонишь?
— Ты - ёбаный провал. Твоя мать была хорошим человеком, я всегда был, в кого ты родился я не понимаю.
— Больше не в кого…
— Бухаешь, как свинья, не можешь даже заняться чем-то серьёзным, всё песенки свои поёшь.
— Давай ещё скажи про Печаль! - Беспомощно выдохнул, будто этим именем хотел его отрезвить.
— Вот именно. Этого ни я, ни ты сам никогда себе не простишь. Единственная твоя польза это пара мелких яиц у тебя между ног. Ебёшь каких-то помойных шмар, выглядишь, как сраное чучело, что мне стыдно к тебе приличных девушек сватать. Мне смотреть на тебя тошно.
— Весь в тебя, пап. - Произнёс он слабым голосом. Если бы папа снова ударил, охранник не посмел вмешаться. Интересно, а пацан бы вмешался?..
— Ты позоришь всю семью. Надо мной все нормальные люди смеются. У кого-то сын доктор, у кого-то бизнес свой, у Воронцовых дочка, слышал, открыла клинику? А что ты, блять? На мужика не похож, ногти, блять, красит.
— Я зато... - Выдохнул что-то, но самому от нервов в голову ничего не приходило. Зря упомянул Печаль. Сдержаться бы и хотя бы не показать слёзы перед отцом. Итак одно сплошное разочарование.
— А мальчишка твой в шестнадцать и там поработал и сям поучился и боксом занимался. Его отец бы им гордился!
— А я шлюха, пап.
Прикусив губу он вышел из кабинета и уже сам почти верил в собственные слова.
Накатило. Поспать удалось снова всего три часа. Когда особенно сильно накатывает пиши-пропало. Может ничего не помочь. Горько больно, погано, а почему неизвестно. Смотришь по сторонам всё как обычно. Лежишь как принцесса на горошине — всё вокруг крутое и прикольное, тряпки дорогие, из динамика музычка льётся тихо, в аквариуме разноцветные пузыри, среди них танцуют медузы в длинных платьях. Уютно и комфортно, а внутри будто сдох. Сначала хотелось плакать и помогало, легче становилось, потом перестало. Начал бухать. Он всё перепробовал. Напивался в минус, пробовал заедать состояние, как это делают некоторые толстяки. Пробовал драться, сам себя резать, пробовал крушить вокруг себя всё. Или сильно тратиться, купил самые ебуче дорогие часики, какие смог найти, машину, шубу, даже картину через знакомства нашёл такую, что вместо неё в Лувре повесили подделку только ради него. Самая его идиотская покупка - обои от гуччи. То же самое, что обычные, только орнамент сверху.
Ещё звал подружек и сначала пробовал быть жестоким, даже поиграли в шибари, не помогало, пробовал быть нежным, тёрся о них, как кот и ласкался, пробовал татуировки бить и пирсинг, но не помогало ничего. И всё в итоге перестало приносить какие либо эмоции, кроме боли от обиды за то, что ничего не работает. Гнилой, за ушами зудящей в черепе боли. Говорят можно лечить у психотерапевтов, но кажется легче самому себе сделать лоботомию консервным ножом, чем снова заговорить о том, что происходит. Теперь все самые действенные способны снятия стресса для него простая рутина, чтобы хоть как-то держать состояние на плаву. Когда болит физическое хоть знаешь за что схватиться, к чему приложить лёд, что болит сейчас и что делать неясно, только сжиматься в позе зародыша в темноте горячей ванны. Порастать корнями и поганками всходить.
Раньше было ясно, хотя и неприятно и самому себе презренно — душило одиночество. Он даже собаку завёл. Специальная порода, которая не может без того, чтобы всё время быть рядом. Хохлатая грелка для Китайских принцесс, которую он обнимал, гладил и всюду носил с собой до и с тех пор, как Вишну перестал восприниматься отдельным существом и стал казаться частью собственного тела, но и того достаточно не оказалось.
«Ролик» купил дорогущий даже для своего кармана, но легче не стало. Звал подружку и с ней рядом засыпал. Они не трахались, даже не целовались, эротика в отношениях была нулевая, они друг для друга стали одеялом и простынью — просто трогать друг друга, склеиться и греться, но перестало и этого быть достаточно.
Он как-то раз попробовал выпить северного медвежонка и возможно это была первая причина, по которой он попадёт в ад. Была назначена экспедиция, было потрачено несколько лямов долларов и выловлен и оторван от матери с боем маленький белый мишка. Пушистый и сияюще белый, как взбитые сливки со сверкающими бусинами чёрных глаз. Отмыт обездвижен, а потому вырывался и ревел и удалось на вкус попробовать настоящий страх. Ощутить себя настолько гнилым, что даже стало легче, потому что понял, наконец, из какого создан теста — он гнилой. И это не излечить. Есть люди плохие и хорошие, есть люди злые или глупые, а есть, как он, просто гнилые. Нелюди. С этим не нужно бороться, это не нужно оправдывать и заглушать — он просто грибница для поганок и так всегда будет. Потому ничто в полной мере состояния не исправляло — это состояние и есть он сам.
Однажды сам сел за руль и попробовал участвовать в гонке и это тоже помогло на некоторое время. Очень понравилось, особенно понравилось увидеть взгляды этих людей вокруг, когда приехал на ролике. О, Спутник, казалось они бы трахнули его прямо на капоте, как цыгане парфюмера, если бы только не испытывал рядом с парнями такой неприязни.
Это как бы попытка на почве избавиться от поганок — невозможно. Их можно лезвием скосить, их можно машиной выкорчевать, можно пестицидами полить и удобрить. Но ничто не избавит почвы от опутавшего мерцающей белой сетью мицелия, потому сколько не трави маленькие белые пальчики снова полезут наружу к сырой темноте. И в сырой же темноте он пытается проводить всё своё время. Душной, влажной темноте с запахами масел и тишиной собственной пустоты. Холодная бледная поганка. Когда отец вернулся это словно разделило надвое его жизнь, потому что он дал ему «кое-что новое» и новое радовало его ещё очень долго, главное не отпускать и всё время принимать. А когда и это новое опостылело он попробовал следующее. И снова. И опять. Он гулял по "Третьяковке" мировой химии и находил новые и новые шедевры и их выбрасывал в помойку через некоторое время, пока не получилось так, что даже вещества перестали приносить облегчение и костлявая лапа боли снова сжалась на горле и принимать пришлось просто для того, чтобы не сжимало сильнее. Напоминал себе человека с отсутствием иммунитета в стерильной капсуле удовольствий — горячая ванна с удушающе сладкими маслами и половина пачки сигарет, дальше краткий сон в объятиях подружки, если удастся уснуть и не просыпаться от кошмаров в холодной промозглой реальности, ощущая себя ещё более беспомощным и одиноким, когда всё вокруг спит. Все вокруг тёплые и живые, видят добрые сны, дышат и храпят, а Кай ебучее недоразумение. Пробуждение с трубкой или камушком в зависимости от настроения, потом стандартные банные процедуры — разрезать себе что-нибудь и подождать, пока не затянется рана — не более часа, доехать до точки удовольствий, типа клуба или казино или ещё какой-нибудь хуйни, если не отвлечёт с заданием папенька. На второй Восход пройтись по улице среди озлобленной срани. О, они кажется, никогда не надоедят. Постоянно выкидывают что-нибудь новенькое и, удивительно, но впитывать вот эту мерзость и злость немного приятно, что лишь снова подтверждает теорию о том, что он хроническое зло.
«Он придёт»? Матушка была верующая и его тоже склоняла. Говорила даже самого последнего урода бог не оставит, но он в своём атеизме лишь снова и снова убеждается. Его здесь уже давно не ждут. Кай сам к себе пришёл. Кай начал читать. О, фрау Эрика рыдала бы, услышав его тексты, полные ненависти и насмешек над тем, что считают таким ценным и сокровенным, но дурачиться - его механизм защиты и он помогал. Кошмары хоть и продолжали сниться, но теперь Кирилл знал чем себя занять по ночам.
А потом появилась она. Княжна Эльза Цыбульская, но Кай сломал себе язык в попытке так к ней обратиться, так что звал по привычке, появившейся с тех самых пор, как встретились на выставке. До ебаного гламурная тусовка по случаю выставки в картинной галерее и можно было бы поныть на тему золотой молодёжи, тупости и бездушности этих мест, но он в этих кругах родился и знает, что богатый не означает тупой. Это означает что не все считают нужным прокачивать орган, которым не пользуются. Не станут же они укорять оперную певицу за то, что не умеет быстро бегать.
Они так же, как остальные умеют читать и некоторые так же интересуются искусством, философией, религией, точными науками и вообще чем угодно. Ну, ладно, любят нищеёбы душой кичиться и не станем им мешать.
Здесь полумрак и чёрные стены, а в руках коктейли густо клубятся искусственным дымом из бокалов, похожих на средневековые кубки. Всюду можно услышать споры о бытие/сознание, сознание/бытие. Спор Луки и Сатина или издаёт ли звук падающее дерево. Можно перекинуться в другое крыло, а там обсуждают говно и раннего Куприна, можно постоять возле виновника торжества и оскорбить картину по теме промискуитет за животное начало, а можно от утренних грибов застыть на месте возле картины с красными маками и услышать, как рассуждает одна, как он, такая же пьяная. Держит в тонкой руке бокал и выглядит почти журнально, но, как кота в мешке не может спрятать своей сущности мескалиновой хипарки. Такой, которая с уроков верховой езды (это у поколения их родителей тайный сговор такой — всех обучить верховой езде или стрельбе из лука?) сбегала слушать металл на заброшках. Отец и сам по молодости стрелял, только не из лука, почему бы и Кая не научить вместо того, чтобы давить яйца в седле?
— Иногда человечество доходит до точки максимума. Там наше сознание становится для данных слишком мало и как бы ни пытались эту информацию мозг пока просто не умеет усваивать. - Говорит женщина в серебристом коктейльном платье, а из под лямки выглядывает татуировка Мира.
— Я читал что-то на эту тему, ты не первая задумалась. - Произносит и подходит ближе, а она Кирилла даже не замечает. Удивительно, он думал нет такой девочки, которая бы из простой вежливости не пококетничала бы с ним.
— И когда это происходит случается катаклизм. Цивилизацию отбрасывает назад, а всё начинает развиваться заново. По фракталу.
— Угомонись, фрактальная. - Ей говорят, а Кай встаёт к ней ещё ближе.
— Погоди, ты имеешь ввиду на повторе?
— Время циклично! Точно. То, что в нашей цивилизации сейчас происходит, в мире уже происходило. А человечество всё забывает, потому что попадает на новый круг. И дежавю у людей бывают потому что это генетическая память. Мы всё это уже открывали и изобретали, но забыли, потому что круг начинается заново снова и снова. Мы не добьёмся того, чего не в силах постичь, а потому наше сознание бьётся о само себя и все обнуляется. Рушится Рим, тонет Атлантида, а мы начинаем всё заново и думаем это прогресс. А то, что происходит сейчас - музыка, которую мы слушаем, фильмы, которые снимаем, мода, даже мемы. Всё это уже происходило так же век, два века назад. Может в двадцать первом веке родилась девочка и её звали так же, как меня и она как я рассуждала.
— Мой дедуля так же думает. Говорит в двадцать первом тоже были «Звёздные войны».
— «Звёздные войны» это вневременное явление, как шутки про жопу. - Соглашается она и наконец его замечает.
— Человек всегда будет развиваться так, чтобы однажды начать шутить про жопу.
А потом они с ней как два пельменя слиплись и начали исходить вокруг себя злобой. Всё вокруг оскорблять, над всеми вокруг в крысу насмехаться, сплетничать. И опять же без интима и романтики. Снова посещать вместе крутые тусовки, чтобы стоять особняком и рассуждать какие знакомый блогер надел уродливые ботинки и суть ли в искусстве первичное.
— Гречкин! Это вы? Можно с вами?.. - Спрашивает какой-то пацан, но Кай его сразу перебивает.
— Чел, а у тебя денег, прости, достаточно, чтобы со мной разговаривать?..
— Ты дрянь. - Говорит Эльза на ухо с улыбкой, когда нищеброд отваливает.
— Ничего подобного. Время это деньги, а моё время это большие деньги. Общаться с ним это себя не уважать.
— Он ведь даже костюм надел. - Говорит с явным двойным смыслом, который из присутствующих только ему слышен. Звучит будто «костюм» не предмет гардероба, а состояние ума и надеть его всё равно, что приклеить к лошади рог.
— Хуйня. - Отвечает он, а ей в свою очередь тоже без слов понятно всё, что он говорит. Не обязательно носить или любить костюмы, достаточно просто родиться в этой среде, чтобы по одному-двум кратким взглядам определять это хорошая вещь или шмотка с рынка под названием «костюм».
Так и скрипели хохотом, обсуждая окружающих между разговорами о боге, которого она, как и Кай не уважает, говоря, конечно, больше не о понятии божественного, а о сути религии и о её смешных коленопреклонниках. Она с ним рядом просто находясь отпугивает от себя, как репеллент этих противных гадин, которые одним своим присутствием начали вызывать у него тошноту и панику. Каждая сука, накрасив ногти и наклеив на глаза стразы, хотела выйти замуж за его счёт в банке. Но дело было не в том, что ему денег жалко или настоящей любви хотелось. Дело было в том, что такой неподъёмный крест, как его личность и вытекающие из неё неприятности не потянет ни одна крыса, притворяющаяся богатой. Только эта крыса. Он привёл её знакомиться к папеньке и ожидал уже выговора, как вдруг неосторожная горничная девка опрокинула поднос с чаем на пол, войдя в комнату, и от Фрактальной Эльзы услышала о себе такое, что папенька сразу принял её в семью. Неудивительно. Такая же стерва, как Эрика, только красивая. А потом совершенно дурной удачей обнаружилось, что она княжна из какого- то шизанутого на генеалогии польского рода. Это понравилось герру Густаву, а так же позволило защититься от атак на каждой богемной тусовке, но и не быть одному. И разве разрешение отца жениться на женщине, которая не может иметь детей, не есть доказательство его к Каю любви? Разве каждая девушка, выдавливающая, как из тюбика, из него семя, проводящая с ним время, позволяющая не быть одному, не есть доказательство его любви?
Они едут из ресторана, в котором у Кая сегодня была встреча, для которой он даже не стал ложиться спать. Для него это дело, конечно малое, потому что он в принципе не из тех людей, которым, типа, нравится, спать и если бы мог не спал бы вообще, но его слуги другие. Так близнецы на передних выглядят, как две пасмурные тучи, склубившиеся на сиденьях с угрюмыми рожами, потому что не привыкли. Но рядом маленькая сраная сиротка журчит голоском, как синичка. Кай разгребал новости на рынках акций (и, кстати, платина, снова упала, как он и говорил), заткнув уши наушниками с Моргеном и курил, но тут заметил, что его пёсик слишком широко улыбается в его присутствии, общаясь с кем-то, так что он даже отвлёкся от мыслей о платине и исподтишка смотрит в его сторону.
У ребёнка на колене блокнот с каким-то адресом, а в пальцах ручка, которой он рисует поверх букв закорючки, машинки и писюны, которые на глазах превращаются в цветы. Но его это занятие видимо утомило, так что рисовать он прекратил и начал просто крутить ручку в пальцах и всё болтать с кем-то по телефону. Вокруг указательного и по кости, зажимает безымянным, потом сразу перехватывает большим. Перебирает ручку пальцами вперёд и назад, так что кончики мелькают, будто бегут по воздуху. Сексуально. А на ладони потемневшие мозоли. Пальцы у него довольно узкие, но сразу видно, что он этими руками не цветы сажал. Крепкие и уже в затянувшихся белых царапинах и повреждениях. Кирилл смотрит и глубоко затягивается сигаретой. Кажется, он говорил, что занимался боксом и подрабатывал грузчиком? И теперь этими пальцами сжимает и крутит туда-сюда тонкую ручку. Отвратительно. Кай его на десяток лет старше, но ладони у этого пиздюка больше. Наверное, он ими Каю мог бы все кости переломать, если бы крепко пожал руку. Мелкий червячок неприязни проскальзывает по мошонке вниз. Он нервно выдыхает дым, который кондиционер сразу утягивает в отверстия возле окон. От мыслей отрывает вибрация в кармане, так что уснувшая было на руках под ноутом собака просыпается, а музыка в наушниках прерывается вызовом.
— Да?
— Ты где? - Спрашивает отец.
— Ездил по делам. - Отвечает с усмешкой. потому что о делах ему лучше не знать и думать, что сын просто разлагался на вписке
— Тьфу, блять... Быстро домой давай и... невеста приехала.
— Всё норм, я чистый. - Говорит, якобы пользовался презиком и никого из богатых отпрысков ничем не заразит. - Почти приехал. - Выдыхает он и снова глубоко затягивается. Ладно, невеста, так невеста.
— Хозяин, всё хорошо? - Спрашивает мелкий засранец, глядя на него и отложив ручку.
— В каком смысле?
— Мне показалось, что вы расстроились.
Кирилл от этого заявления зависает на несколько секунд и смотрит в его голубые глаза. Беспокоится? Он о нём беспокоится? Только вчера он выписал по лицу этому засранцу (кто бы мог подумать, что это так приятно — бить бедных сироток?), а сегодня он беспокоится о том всё ли у Кая хорошо?..
— Дай сюда руку.
— Зачем? - Уточняет пацан, когда он берёт его за мозолистую ладонь и уже видит что его рука и правда меньше. Пальцы Кая в ней кажутся не толще той самой ручки. И мозоль под подушечкой большого пальца ощущается так отчётливо, что между ног снова вспыхивает искорка отвращения. «Сука, какой ты противный.» Он сжимает его руку ещё крепче и пальцами второй руки вдавливает прямо в центр его ладони окурок.
— АЙ! Что? Что вы? - Мальчишка всхлипывает и пытается вырваться, но Кай сжимает ещё крепче и ещё сильнее вдавливает тлеющий уголёк прямо в длинную линию на его ладони. Тушит внутри себя эту неприязнь, с удовольствием глядя, как искажается болью его веснушчатое личико.
— Больно! Зачем вы это сделали?! - Восклицает он, наконец вырвав руку и крепко сжав её в кулак от боли.
— Пепельницы не было.
— Приехали. - Доносится с переднего сиденья.
— А теперь, открой дяде Каю дверь и подай зонт. - Произносит и прижимает к груди собаку.
— Но вы же сами можете.
— А ты мне на что?
Послушно и обиженно Лёша выходит из машины под дождь и, открыв дверь, раскрывает над головой хозяина зонт, чтобы ни единая капля не намочила его красивые волосы. Обожжённая рука всё ещё крепко сжата в кулак, но уже из окон он видит того, кто обязательно поднимет ему настроение.
***
Она запускает длинные пальцы в его волосы и Кай опускается на неё всем телом. От ощущения рядом чужого тепла становится легче, будто немного отпускает, так что он даже улыбается. Да, в его доме теперь столько людей, столько голосов и событий. Он по настоящему счастлив. Скоро начнёт действовать таблетка и он будет готов снова стать отцом. Разве несколько его детей не доказательство того, что он важен и любим? Теперь он даже прекратил душить себя, когда засыпает. А ещё у него есть Фрактальная, которая для него перед встречей с «невестой» начертила на подносе кокаином сердечко.
— Можешь сунуть мне пальцы в рот? - Спрашивает он тихо, а девушка без лишних вопросов толкает ему в рот свои длинные ногти со стразами. Закрывает глаза и играет с подушечками языком, а девушку это, кажется, даже заводит. Мягкие и маленькие пальцы проникают глубже. Он их обхватывает губами и будто отсасывает в момент, когда наконец входит в неё.
Пальцы.
***
Лиза аккуратно намазывает ожог на ладони йодом, а Лёша даже не морщится. Конечно, было бы очень мило, если бы Юри это сделал, но он был занят, так что удалось только незаметно клюнуть его в щёку.
— Я поговорю с госпожой, чтобы тебя не уволили. - Говорит, отрывая мысли от Юри, а Лёша всё рассматривает чехол на её телефоне с кем-то из её корейских любимцев. Такие же узкие глаза.
— Что?.. За что?
— За то как хорошенько ты завтра сломаешь господину нос.
— Лиз, я не собираюсь!
— Я понимаю, Лёш, понимаю. Насилие не выход, это не правильно, но...
— Нет, ты не поняла. Я не хочу его бить.
— Ты слишком добрый. - Она хмурится и наматывает на его ладонь бинт. - Этот псих тебе половину руки спалил.
— Дело не в этом, просто, знаешь… - Он смотрит на её макушку и пытается собрать в кучу мысли. Он выглядел так, будто ему о чьей-то смерти сказали по телефону. Что так сильно могло его расстроить?
— Он сжёг тебе руку, а ты сожги его машину. Желательно с ним внутри.
— С ума сошла? Говори тише, мы не одни. - Говорит он, оглядываясь по сторонам. Большая гостиная на втором этаже, в которой есть огромный телевизор, который сотрудникам днём можно смотреть, а потому здесь собрались почти все, включая сушистку, которая помогла с бинтами.
— Знаешь, как он меня бесит? Он прямо сейчас... - Она бросает нервный взгляд на дверь, ведущую в гостевую комнату, прилегающую к этой гостиной.
— Что?
— Он там с девушкой. - Говорит шёпотом. - Изменяет госпоже Эльзе...
Лёша хмуро смотрит на тяжёлую дверь и внутри что-то волнуется. Мысль о том что там сейчас происходит кажется ему параллельной реальностью. Крутые ребята, которые занимаются крутыми вещами и он к этому так близко, что почти даже сам может ощутить. Интересно, он в постели такой же козёл или с ними нежный? Или они пользуются игрушками? Если бы мог, Лёша посмотрел бы сейчас за эту дверь? Если бы он был девушкой Кай к нему приставал бы? Он слышал от Юри о том, что тот иногда флиртует с персоналом. Интересно, с девушками он сверху или снизу? А что, если с помощью игрушек... Они его?.. Он вздрагивает от собственных мыслей.
Нельзя думать такое о господах.
— Ну, ладно. - Заключает аджума Хын и поднимается и все почему-то тоже отправляются за ней. Она местный авторитет?
Буквально за пару минут комната, полная прислуги, опустевает и остаются только Макаровы. Он знает, что остальные должны просыпаться раньше, поэтому садится на диван ближе к телику и берёт пульт.
— Ты собираешься его ждать? - Спрашивает Лиза и вопросительно смотрит брату в глаза.
— Не говори ерунды, я просто хочу посмотреть WWE.
— А, конечно, конечно! - Вдруг расцветает улыбкой, явно подумав о том, что он всё-таки собрался начистить господское лицо и уходит, подняв руки в жесте Джона Сины.
Но на самом деле он не сбирается никого бить и просто смотрит рестлинг. Он здесь за этим. Сегодня звонили из дома, им, а не лично Лёше по ошибке сообщили адрес, где похоронен Игорь и настроение, в принципе, хорошее. Дома всё по старому, будто они и не уезжали. И, по правде, он был рад услышать
его голос. За столько времени, он так и не
— Какой симпатичный щеночек. - Доносится до него и всё тело замирает.
Наконец-то.
— Хозяин. - Поднимается и смотрит на Кая, выходящего из комнаты в шёлковом халате. Волосы растрепались, губы припухли. Желудок сдавливает от этой порочной привлекательности. Он только хотел узнать в порядке ли начальник.
— Хах, я там постарался, но, ты, если хочешь можешь к нам, малыш. - Он походит ближе, затекает под кожу расслабленным голосом и ударяет в нос запахом секса. Лёша в момент забывает о чём думал и что хотел. Его голос это преступление против церкви. Как он говорит, будто рассказывает чем они занимались.
— Нет, вы...
Начальник, не прерывая зрительного контакта, чуть сгибается и из под халата стягивает с себя трусы. Скользнув по периферии зрения зрелищем тонких ног, не позволяя оторвать взгляда от розовеющих в свете телевизора глаз. Переступает с ноги на ногу и, выпрямившись, протягивает, а Лёша, не задумавшись, принимает его трусы из рук.
— З-з-зач-ч-чем?..
— Отнеси, прачке, bitte , я забыл. - Шелестит на ухо, едва не сбивая с ног и уходит, оставив Лёшу с подозрительным теплом на верхней губе. Этим голосом змей предлагал людям яблоко. Этим голосом звучит превородный грех. Он стоит несколько секунд, глядя туда, где только что произошёл этот разврат и снова обнаруживает кровь из носа.
Что-то с давлением? Он стоит и смотрит, моргая, вновь отчётливо ощущает в теле гипноз, не видя и не слыша ни телевизора, ни шмыгнувшей мимо прислуги, ни вообще остального мира, потому что в пальцах чувствует тепло. Вампиры холодные, но от спорта, эмоций или секса нагреваются и прямо сейчас тепло наполняет обожжённую руку, а лёгкие наполняет запах. Запах, который впитала в себя ткань белья, которое он только что снял. Мягкие боксеры от Agent Provocateur. Мелкие волоски на теле поднимаются дыбом и изморозь по коже стекает лавиной. Кажется что, он не просто белья, а его сейчас касается напрямую. Похоже на цветы иланг-иланга. Солоновато, густо и горячо, так что мозги тепло вытекают из ушей, а кровь струится из носа. И он вытирает её первым, что попалось под руку.
