Непревзойденный в Сяньлэ

      — Ты мог бы сказать мне раньше, — тоскливо протянул Се Лянь, касаясь ладонями щек: они были пристыжено теплыми. Чтобы вернуть принцу подобающий вид, Му Цин, явно довольный своей шуткой, запихнул его в заранее приготовленную бочку с горячей водой и оставил отмокать, пока сам выбирал сегодняшний наряд для Его Высочества.       — Чего Твое Высочество так смущается? — донесся из-за перегородки голос Му Цина. — Помнится, вчера вечером, гуляя под руку с Собирателем Цветов под Кровавым Дождем, ты ни о чем не волновался.       — Он помогал мне выйти из паланкина, — обиженно пробормотал Се Лянь.       — И не отцеплялся от твоей руки до самой резиденции. Какая наглость!       Му Цин продолжал что-то раздраженно бормотать себе под нос, пока принц зачерпнул воды, чтобы умыться. После холодного воздуха улицы все тело неприятно покалывало, но Се Лянь упорно погрузился в прозрачную воду по самую шею. Она пахла травами и благовониями, а от самой бочки, совершенно новой, исходил ненавязчивый древесный аромат. Смешиваясь, запахи создавали иллюзию абсолютной чистоты и спокойствия, и, расслабившись, Се Лянь понемногу забыл о своей печали.       Помывшись, он лежал в бочке, с любопытством рассматривая убранство комнаты и ожидая, когда Му Цин принесет его облачение. Хотелось поскорее привести себя в надлежащий вид и вернуться к Сань Лану: от сегодняшней прогулки по городу Се Лянь многого ждал. В течение дня также можно было бы попытаться больше узнать о его тут положении, том, что дозволено и нет, и причине этого своеобразного «плена». Задумавшись, Се Лянь неторопливо взял с низкого столика рядом бумагу для талисманов и кисть — они были разложены всюду по комнате. Оставляя на желтоватой бумаге ровные чернильные линии, принц почти не обращал внимания на причитания Му Цина, которые становились все громче и громче, пока наконец он, держа в руках несколько ханьфу, не зашел за ширму.       — Твое Высочество, погляди! Нам не позволили взять многого из императорского дворца, но то облачение, что есть здесь, похоже на шутку!       В руках юноши тоскливо болтались несколько одежд, стиль которых Се Лянь не мог разглядеть. Однако причину недовольства Му Цина он понял быстро: оба наряда были красного оттенка.       — Там все красное, как в весеннем доме, или черное, как в монастыре! Есть всего несколько белых ханьфу, но они самые простые и совершенно не подходят тебе по статусу!       Се Лянь кивнул, чувствуя себя несколько смущенно: сегодня он встал раньше Му Цина, а потому сам выбрал наряд для тренировки, вытащив первые попавшиеся тряпки из шкафа в предрассветном сумраке. Видимо, ему повезло, что они были белыми. Пытаясь сгладить недовольство друга, принц примирительно сказал:       — Может, все не так и плохо, дай мне взглянуть.       Му Цин раздраженно бросил одно из одеяний, по его мнению не заслуживающее даже толики внимания, на пол, а другое грубо развернул, демонстрируя Се Ляню. Тот на секунду замер: пусть наряд и был окрашен в кричащий цвет, но был сам по себе очень изящен, и крайне напоминал то, во что любил одеваться принц. Кроме того, в серебряной нити, которой был вышит подол и воротник, угадывалась далекая схожесть с костюмом Сань Лана, и Се Ляня это отчего-то порадовало. Интересно, станет ли он в подобном облачении выглядеть так же статно и грозно, как Градоначальник?       — Кажется, оно не так плохо, — осторожно сказал принц, протягивая мокрую ладонь и сжимая край подола. На ощупь ткань оказалась мягкой и струящейся, но и довольно тяжелой и наверняка бы хорошо обрисовывала фигуру. Се Лянь уверенно кивнул: — Да, давай это.       — Твое Высочество! — тут же вспылил Му Цин. — Почему ты должен одеваться в такие одежды? Это же один в один наряд Собирателя Цветов под Кровавым Дождем, еще и красный!       — А что не так? — удивленно спросил принц. Несколько мгновений Му Цин открывал и закрывал рот, пытаясь подобрать слова, а затем вдруг, прижав одежду к груди, сел на край деревянной бочки.       — Твое Высочество, ты действительно не понимаешь? — напряженно спросил он. И тут же зло добавил: — Или хочешь выставить меня дураком?       — Действительно не понимаю, — честно отозвался Се Лянь. Пусть он предпочел бы облачиться в белый, разве это причина для такой злости? Принц все еще нечто среднее между пленником и гостем Призрачного города: так странно ли придерживаться вкусов хозяина и одеваться в его цвета?       — Разве эти красные одежды не намекают на… — осторожно начал Му Цин, пытаясь подобрать слова. — Разве они не говорят, что Собиратель Цветов под Кровавым Дождем хочет… Разве он забрал тебя не для…       — Говори прямо.       Му Цин глубоко вдохнул и выпалил, отведя взгляд:       — Разве это не намек на танец опрокинувшейся жар-птицы и упавшего феникса?       — Чего? — спросил Се Лянь, и секунду они с Му Цином непонимающе смотрели друг на друга. Затем принц осторожно спросил: — Это какая-то идиома?       — Твое Высочество! — Му Цин вскочил, бросив на пол и второе облачение, и практически скороговоркой проговорил: — Ну, дела тучи и дождя, сон в цветах под ивой, поиск цветов и ив! — поняв, что на лице принца нет и капли понимания, он вспылил: — Нельзя же быть таким!       — Каким таким? — нахмурился Се Лянь, смущаясь того, что он не может понять. — Скажи прямо, что ты имеешь в виду!       — Ничего, забудь! — Му Цин раздраженно поднял наряды с пола и снова скрылся за ширмой. Он ненавидел железо за то, что оно не было сталью , но понимал, что в том есть и его доля ответственности. Во время путешествия он и Фэн Синь, не сговариваясь, отгораживали принца от всего грязного, но возможно, ему бы стоило дать несколько раз послушать несдержанную базарную брань. Сам Му Цин в подобных делах разбирался не намного лучше, и все, что знал, было в основном почерпнуто из ругани, оттого он еще сильнее смущался, пытаясь объяснить свою мысль Се Ляню.       Вернувшись к бочке, он раскрыл полотенце, предлагая принцу выбираться. Тот все еще не мог понять сказанного, но по лицу Му Цина понял, что тема закрыта. Молча выбравшись, и чувствуя себя отчего-то виноватым, Се Лянь принялся одеваться. Белые нижние одежды быстро скрылись под красными тканями и принц оказался облачен в огненное ханьфу с низким воротом. Его талию оплетал широкий черный пояс с серебряными вставками, а манжеты узких рукавов скрывались за такими же наручами. Тонкие цепочки, едва заметно позвякивающие при движении, свисали изящными каплями с воротника и высоких черных сапог. Завершал образ чжаошан на тон темнее остального облачения, обитый по вороту белоснежными мехом. Пока Му Цин убирал его волосы, Се Лянь с удовольствием играл с мехом: Сянлэ преимущественно славилось теплой погодой и даже зимой там не было нужды в меховых вещах. Оттого еще прекраснее и мягче принцу казалась меховая обивка его плаща и еще приятнее было касаться ее щеками.       Волосы Се Ляня были убраны в высокий хвост, украшенный серебряными подвесками, еще более открывая шею и делая его похожим на богатого молодого господина. Однако принца отчего-то охватил азарт, и, обернувшись вокруг себя, он улыбнулся отражению в ростовом зеркале. Оттуда на него смотрел крайне симпатичный юноша с изящными чертами лица и гладкой кожей, уголки глаз персикового цветения которого игриво изгибались вслед за мягкой улыбкой. Открытая шея делала его фигуру будто бы выше и хрупче, но Се Лянь совсем не жалел, что под многими слоями одежд не видно мышц: несмотря на нежную внешность, все еще было достаточно одного взгляда, чтобы распознать в нем мужчину. Нотку жалости вызывали лишь едва заметные дырочки в ушах, оставшиеся после облачения в костюм Воина Богов на Церемонии Поклонения: к нынешнему образу идеально подошла бы пара серебряных серег, но среди украшений в комнате таковых не оказалось.       Еще немного покрутившись перед зеркалом и оставшись, в целом, удовлетворенным своим внешним видом, Се Лянь нетерпеливо позвал Му Цина, удалившегося в соседнюю комнату, чтобы переодеться. Принц уже забыл об их разговоре и собственном недовольстве — теперь ему не терпелось выйти на улицу, показаться Сань Лану и отправиться на прогулку по Призрачному городу.       Му Цин, привычно ворча, вышел через минуту: на нем были черные одежды с красной оторочкой и темный плащ с белым мехом, но менее пышным, чем у Се Ляня. В целом, сейчас Му Цин походил более на бродячего заклинателя, чем на слугу, — не хватало лишь меча на поясе — и его видом Се Лянь также остался доволен.       Наконец юноши вышли на улицу, где у лунных ворот о чем-то тихо беседовали Хуа Чэн и Фэн Синь. Увидев Се Ляня и Му Цина, оба на мгновение замерли, затем Фэн Синь отвел взгляд, ставший особенно суровым, а Хуа Чэн мягко улыбнулся. Его глаз, будто искрящийся чистой радостью, ни на мгновение не отрывался от Се Ляня.       — Ваше Высочество выглядит великолепно, — сказал он, и пусть слова были довольно формальны, сказаны они были теплым, практически обжигающим и очень нежным тоном. Принц едва сумел сдержать разъезжающиеся в глуповатой улыбке губы и лишь мягко опустил глаза, принимая комплимент. Некстати вспомнилось, что не более чем одну палочку благовоний назад Сань Лан видел его растрепанного и извалянного в земле, но это воспоминание Се Лянь быстро выбросил из головы. Подойдя ближе, он сказал:       — Фэн Синь рассказывал о многих удивительных местах Призрачного города. Мне не терпится увидеть их собственными глазами.       — Сань Лан надеется, что виды не разочаруют Его Высочество.       Принц уже готов был выйти из резиденции, но Хуа Чэн остался на месте, бросив на Фэн Синя долгий взгляд. Тот вздохнул и, сделав шаг вперед, легко поклонился Се Ляню.       — Ваше Высочество, боюсь, мне придется оставить вас на пару дней. Есть некоторые неотложные дела, которые требуют моего внимания.       Му Цин за спиной Се Ляня не стал высказываться при Хуа Чэне, но в его резком вздохе чувствовалось недовольство. Принц же расслабленно кивнул:       — Конечно, отправляйся, если это важно. Надеюсь, ты управишься скоро.       — Спасибо, Ваше Высочество, — выдохнув, отозвался Фэн Синь. По нему явственно было видно, что он не хочет слышать вопросов о цели своей поездки и думает, как бы поскладнее соврать. Вместо того, чтобы выпытывать, Се Лянь вдруг сделал шаг вперед, беря руку Фэн Синя в свою цепкую хватку.       — Береги себя и вот, — молниеносно достав что-то из-за пазухи, принц вложил это в ладонь мужчины. В последнее мгновение Фэн Синь заметил даосский талисман, но было уже слишком поздно пытаться убрать руку. Теплая бумага коснулась его кожи, но неожиданно ни жжения, ни боли за тем не последовало. Се Лянь, внимательно наблюдавший за талисманом, улыбнулся и отпустил чужую ладонь. — Этот талисман призрачного света я нарисовал недавно, он не причинит вреда демонам. Используй его, если будет необходимость.       Фэн Синь переводил непонимающий взгляд с талисмана на своей ладони на Се Ляня и обратно, силясь что-то сказать. Пока он подбирал слова, раздался легкий смешок Хуа Чэна:       — Его Высочество поразительно догадлив.       — Это просто Фэн Синь плох во вранье, — отозвался принц, похлопывая Фэн Синя по плечу и разворачиваясь, чтобы наконец пойти на долгожданную прогулку. На ходу он говорил присоединившемуся к нему Хуа Чэну. — Я всегда считал, что Фэн Синь просто не любит талисманы и песнопения, предпочитая идти путем меча, и даже не подозревал, сколько раз подвергал его опасности, предлагая разные священные писания. Наверняка в Хуанцзи ему было невероятно трудно скрываться.       — Ваше Высочество! — раздалось сзади и обернувшись, принц увидел Фэн Синя, выражение лица которого с растерянности сменилось на теплую улыбку. Он склонил голову. — Увидимся через несколько дней.       — Будь осторожен, — отозвался Се Лянь и, продолжая неторопливо беседовать с Сань Ланом, покинул резиденцию.       В пути Хуа Чэн бесстыдно рассказал, что Фэн Синь совсем молодой демон и стал таковым незадолго до основания Призрачного города. Се Лянь и Му Цин, внимательно слушающие, мысленно выдохнули: им было бы неловко продолжать общаться с Фэн Синем, если бы ему было несколько сотен лет. Ведь за это время он должен был бы стать возвышенным и неприступным, верно?       Также Хуа Чэн обронил несколько фраз о причине отъезда: как молодому демону, Фэн Синю требовалось постоянно подпитывать свои силы и наращивать их, что легче всего было бы сделать в бою. То, чем занимались демоны, увеличивая свои силы, трудно было назвать культивацией, но это также было следование против воли небес и ради собственного могущества приходилось много трудиться. Большая часть демонов наращивала силы в бою, следуя за воинственным намерением, другие черпали силы из людских желаний, становясь чем-то вроде демонических богов для целых городов или провинций. Хуа Чэн не сказал, какому пути следует, но Се Лянь подумал, что ему крайне подошло бы церемониальное поклонение, словно божеству. Алтари можно было бы украсить серебряными бабочками и зажигать заморские благовония с диковинным запахом.       С разговора о Фэн Сине они перешли на храмы и демонический мир, оттуда — на культуру смертных, затем — живопись и музыку. Казалось, Сань Лан разбирается в любой теме, обо всем говорит без всякой натужности. На многие вещи он смотрел несколько иначе, чем учили Се Ляня, не стеснялся говорить о своем мнении и перемежал его шутками и смешными историями, от которых принц не мог сдержать восторженного смеха. Се Лянь с удовольствием слушал Сань Лана, с удовольствием рассматривал рынок и впервые за долгие дни выбросил из головы волнения о Юнани и собственном неустойчивом положении. Ему казалось, что ни с кем и нигде он не чувствовал себя еще так свободно и весело, что этот демон знает его много лет — и, как и принц, получает огромное удовольствие от этой скромной прогулки.       Не прекращая разговор, юноши бродили по рынку, иногда останавливаясь у прилавков и рассматривая товар. Сначала Се Лянь не мог не бросать заинтересованных взглядов на владельцев ларьков, разномастных демонов и духов, но вскоре привык к этому и даже не отказал себе в удовольствии съесть ярко-красную тунхулу , которой торговала старая демоница с отвисшей до самых ключиц кожей лица. Получив фрукты, за которые расплатился Сань Лан, Се Лянь искренне улыбнулся демонице, отчего она застыла и не отмерла, пока компания не отошла к другому концу улицы. На ее морщинистых щеках от внезапного весеннего вида появился застенчивый румянец.       Через некоторое время внимание принца привлекло изысканное заведение, к которому стекались прихожие, словно мотыльки, привлеченные светом. Се Лянь с интересом спросил, начиная так же идти в ту сторону:       — Что это там?       — Игорный дом, — отозвался Сань Лан, покорно следуя за принцем, но в его голосе послышались холодные нотки. — Ваше Высочество уверен, что хочет туда пойти?       — Я не буду играть, лишь посмотрю, — сказал принц, ни на мгновение не останавливаясь. — Мой путь совершенствования предполагает отказ от земных страстей, поэтому игра меня не заинтересует.       Здание игорного дома представляло собой внушительное строение, стены, балки и крыша которого были выкрашены в красный, а ступени покрывал роскошный ковер. На резных колоннах у входа висели полотна странной каллиграфии. На левой было написано «Богатство важнее жизни», на правой — «Выгода превыше стыда». А прямо между ними растянулась надпись: «Ха-ха-ха». Надписи сами по себе были вульгарным высмеиванием дуйлянь, так и начертаны были криво и косо, словно какой-то вредитель во хмелю упал на полотна с кисточкой в зубах.       — Какое безвкусие! — увидев надписи, возмутился Му Цин. Се Лянь был с ним в большей мере согласен, но роскошь игорного дома и глупость едва читаемых иероглифов вызвала у него улыбку, словно хорошая шутка. Казалось, устроитель игорного дома и не хотел быть серьезным, создавая его, и эта нахальная разнузданность на фоне оригинального вкуса, сквозившего в одежде прислуги и элементах декора, заставила Се Ляня обернуться к Сань Лану. Тот наблюдал за ним с легкой улыбкой.       — Это место выглядит роскошно, — то ли похвалил, то ли констатировал принц. Хуа Чэн ничего не ответил, и вслед за юношей вошел внутрь.