Underdog

Джесси рыдал, рычал, скулил, переворачиваясь на холодной пыльной земле с боку на бок, недалеко от покореженной машины, которой он проломил ворота своего заточения. Рыдания переходили в сумасшедший смех, а смех снова в рыдания. Да, Джесси Пинкман, ты укусил кормящую руку. А не дело собаки задаваться вопросами о действиях хозяина. Если бы он был хорошим мальчиком, то отправился бегать по просторам Аляски, и не был бы впоследствии посажен на чужую цепь. Но его мозги слишком выели наркотики, чтобы он мог понять это раньше. Тогда бы Андреа была жива, а он бы не жил так долго в аду. А теперь Метамфетаминовый Король мертв. Хайзенберг мертв. - Мертв, скотина, мертв! Давно пора! – мычит Джесси в песок, зарываясь в него головой. Да какая, сука, разница! Ведь этот мудила не был всегда к нему добр. Этот мудила обзывал его и прогонял пинками, когда сам Джесси приходил к нему за помощью. Этот мудила не спас Джейн, хотя мог. Этот мудила так часто обманывал его, притворяясь добрым папашей, манипулировал им. Этот мудила скорее всего убил Майка. Да этот мудила отравил Брока! Однако Брок жив. И если бы не этот мудила, то он, Джесси Пинкман, давно бы сыграл в ящик... Ха, а ведь этот пидорас сам отправлял его в пасть ко льву. Столько раз. Че за хуйня. Блядский Хайзенберг. Джесси давится собственной слюной и соплями. Весь в пыли. Изнуренный, изувеченный, покинутый. Но правда в том, что ему не нужен Уолтер Уайт, не нужен Хайзенберг. Никогда не нужен был. Старый козел даже ушел из жизни не с таким триумфом, каким бы мог. Но если бы старый козел не вылез из своей норы, то Джесси до сих пор бы ходил на чужой цепи, не заметить которую было трудно. Очень трудно. Цепь же Хайзенберга была почти незаметна. Просто Джесси дурак, имбицил, тупой нарик. Он выбрал не лучшее, а худшее из зол, решив укусить Хайзенберга. А тот в итоге простил его. Почему Хайзенберг простил? Типа, увидев его, сломленного, решил, что все, Джесси Пинкману, неблагодарному сучонку, воздалось по заслугам? Или он, типа, захотел, чтобы Джесси продолжал гнить заживо? Ведь он знал, всегда знал, что его протеже будет цепляться за жизнь до последнего. Даже когда все его внутренности прогниют, и мертвечиной от него будет нести за версту... Джесси, наконец откашлявшись, переворачивается на спину, тупо смотрит на чернеющее небо. Он вспоминает, как они вместе застряли в этой ебучей пустыне. Право слово, он слишком устал, чтобы думать о перевоплощении Уолтера Уайта в Хайзенберга, как какого-то доктора Джекилла в мистера Хайда. Слишком устал, чтобы думать о его мотивах. Джесси хочет вернуть то время, когда они варили мет в трейлере посреди ебучей пустыни, когда они умирали посреди ебучих песков. Просто даже тогда было все намного понятней, чем сейчас. Даже тогда… Перед тем, как забыться беспокойным сном, Джесси на периферии сознания думает, что не был Хайзенберг козлом. Хайзенберг сам был львом и это в его пасть Джесси залазил с головой. Кроме Густава, территории которого Хайзенберг в конечном итоге отобрал, остальные были гиенами. А льву не пристало бояться гиен. Джесси не быть львом. Никогда. Но теперь он станет бродячим псом, почти волком, что уже неплохо.