He is touching my hand

Каждый раз, когда Александр касается Бёрра, у него внутри что-то рассыпается. Разваливается. Распадается. Гамильтон, в связи со своей импульсивности и несдержанности часто может схватить Аарона за руку, потрепать за плечо, притянуть за локоть, обнять или как-то по-другому вторгнуться в личное пространство. Мужчине поначалу это очень не нравилось. Он выдергивал руки из захватов, толкался, отходил, морщился, просил перестать, но как будто Александр когда-нибудь его слушал. Наверное, он совсем спятил. Наверное, Бёрр просто сумасшедший. Наверное, так не должно было произойти. Наверное. В какой-то момент, когда Александр в сотый раз крепко сжал его ладони в своих, Аарон заболел. Непонятно чем отравился. Умер. Ток прошёлся по его организму, от кистей рук до самого мозга. Тогда, в тот сотый раз, в то привычное прикосновение Бёрр заметил: У Гамильтона приятные руки. Тёплые, мягкие и гладкие. Вот бы он никогда не убирал их. Вот бы этот момент никогда не заканчивался. По закону подлости, в тот раз Александр вдруг вспомнил, что его друг холодно относится к прикосновениям и, воскликнув, убрал руки, торопливо извиняясь. "Ничего..." — Ты мог оставить их там. Навсегда. Бёрр чувствовал себя очень смущенным из-за своих мыслей. Порой, что-то навязчиво шептало у него в черепной коробке: "если бы ты не был против сначала, он бы касался тебя чаще". "Дотронься". "Погладь". "Поцелуй". Аккуратно придвигает ногу, пока они вдвоём сидят за столом в таверне. Стукается ботинком о ботинок и немного трётся носком. Гамильтон вовсе и не замечает, продолжает говорить про свои грандиозные планы на жизнь, которые Аарон слышит уже в миллионный раз. Он всё запоминал, но сейчас ни строчки из уст мужчины не всплывают в голове. Он лишь видит, как прекрасно лицо Александра, и чувствует, как чужая нога двигается, трётся боком о чужой ботинок, пока Гамильтон продолжает говорить. Говорить, говорить, говорить. И улыбаться. На этот раз довольный, совсем как сытый кот. Бёрр прикрывает покрасневшие щёки руками, опуская взгляд. Гамильтон с непониманием смотрит на него, затихая. Спустя пару секунд осмеливается спросить о самочувствии, на что получает приглушенное "всё в порядке". У Аарона перед глазами пятна, в животе бабочки а в голове ураган, а в середине всего этого бедствия Александр. Такой красивый, милый, заботливый. И со своими руками. Совсем как у мамы. Совсем как у любви, будь она человеком. Мужчина поднимает глаза на обеспокоенного собеседника. Робко улыбается, опускает взгляд, отпивает вино из своей кружки, потом снова смотрит на Александра. У того растерянное лицо и растрёпанные волосы, лезущие прямо в глаза. Бёрр чувствует себя не собой, когда тянет руку к лицу Гамильтона. Тот растеряно улыбается, переводит глаза с руки на лицо Аарона и обратно. Мужчина как в трансе ведёт пальцами по лбу человека напротив, собирая волосы и заправляя их за ухо. Все вокруг расплывается, видно лишь аккуратное лицо Александра, совсем как у фарфоровой куклы. Его вдруг хватают за запястье, и туман перед глазами тут же развеивается. Лицо Гамильтона вдруг стало близко-близко, и Бёрр может разглядеть каждую крапинку у него на радужке глаза. Но сейчас он об этом не думает. Сейчас он немного напуган такой близостью, такой хмуростью Александра. Аарону страшно, что он что-то сделал не так, ему хочется сбежать, и он уже собирается выдернуть свою руку из под чужой, как вдруг его притягивают ещё ближе. Он удивленно вздыхает, когда его губы накрывают другие, влажные и  покусанные, и весь мир замирает, свет гаснет, в ушах звенит, а перед глазами только красивое лицо Александра. Они целуются долго и очень чувственно. И касаются, касаются, касаются, касаются друг друга. Каждый раз, когда Аарон дотрагивается до Гамильтона, у него внутри что-то рассыпается. Разваливается. Распадается. Бёрр не очень любил прикосновения и каждый раз был недоволен, когда Александр вторгался в его личное пространство, но тот ничего не мог поделать. Гамильтон просто не мог не касаться его. Руки у Бёрра были всегда холодные, ладони маленькие и худые, как у голодного ребёнка (которым однажды был сам Александр). Его всегда хотелось согреть, обнять, поцеловать, укутать во что-то теплое и никогда не отпускать. Но Аарон, как дикий зверек все время выдергивал руки из захватов, толкался, отходил, морщился, просил перестать, но как будто Александр когда-нибудь его слушал. Бывали редкие моменты, когда он сам касался Гамильтона, подталкивал за предплечье, или аккуратно брал за руку. Чаще всего он, как и в этот раз придвигал ногу и тыкал носком в ботинок Александра. От такой осторожности мужчине хотелось одновременно и выть, и умиляться. Сегодня Бёрр был крайне тихим. Гамильтона действительно это настораживало, но он не подавал виду. Когда его ткнули сапогом в ногу, он по привычке ответил, довольно улыбаясь. Как бы Бёрр не убеждал всех и вся, но он стремился к прикосновениям, и это было правда забавно. Александр удивился, когда вместо обычной реакции на их ежедневный "ритуал" он получил такое смущение. В голове проскакивали разные мысли, и приятные, и пугающие, но самым громким всё равно было одно единственное слово. "Красивый". И этим все сказано. Гамильтон вдруг подумал, что он влюбился, после усмехнувшись внутри: "Как же не влюбится, когда он такой замечательный!"  И после этой мысли он осмеливается спросить у Бёрра про его самочувствие, и получая положительный ответ, наконец немного успокаивается, пусть и не полностью. Аарон мило улыбается, поднимая глаза на него. Взгляд у него туманный, лицо бардовое и очень красивое, что любая женщина позавидует. Он отпивает вино из своей кружки, опуская глаза, Гамильтону хочется чтобы он смотрел и смотрел вечно. И наконец коснулся его. Наверное, Берр умеет читать мысли. Он как привороженный смотрит на Александра, и тому кажется, что сейчас случится что-то хорошее. И это правда. Аарон тянет руку к его лицу и мужчина забывает, как дышать. Холодные пальцы касаются его лба, и по телу проходят мурашки, а в голове одно. "Поцелуй, ну поцелуй ты уже наконец". Касание почти заканчивается, Аарон ведёт пальцами по виску, заправляя за ухо выпавшие из хвоста волосы, собираясь вернуть руку на место, но Александр не планирует упускать свой шанс. Он секундно улыбается, удерживая запястье Берра своей рукой, пока тот удивленно вскидывает брови. У Гамильтона снова в голове проносятся миллионы мыслей. "Какой же он милый!" И мир вокруг застывает. Он кладет вторую руку Аарону на затылок и придвигается, больше не в состоянии терпеть. Александр сминает его мягкие губы, ловя удивленный вздох. Целоваться с Бёрром невероятно. И касаться, касаться, касаться, касаться, его тоже очень приятно.