Разрушение и потерянность.

Неприятная дрожь проходится по хрупкому телу, промокшему до костей и сцепляющему зубы от холода. Небо затянулось темными тучами, на которых постоянно полыхали вспышки. Ливень, некогда окутывающий Париж, заменился диким градом,в полете иногда превращаясь в капли. Даже тот черный зонт не мог защитить девушку от бушующей погоды. Хотя, этого Маринетт и не надо было. Она подставляла руки под холодный дождь, игнорируя то, что они жутко болели от пронзающего холода, добравшегося до костей и плывущего по венам. Все равно, если она заболеет. Чэн лишь непонятно улыбалась, чувствуя как дрожали ее руки, впитывая всю влагу дождя. Она продолжала осматривать свои измученные, бледные руки. Ближе к запьястью красовалось небольшое количество алых полосок и синяков, сделанных ею же. Костяшки рук были избиты в кровь, которая долго и мучительно засыхала. Покусанные ногти оставляли желать лучшего, хотя, понимая, что Маринетт все равно на свое здоровье, даже на чудо надеятся было невозможно. *** Пустота. Вот, что было внутри у Маринетт после того, как ее безчувственно отшили, оставив одну, под дождем, держа этот злосчастный зонт. Был последний день перед отъездом Адриана - тот уезжал в США со своим отцом, делаясь просто красивеньким личиком компании, позируя на фото и флиртуя с фанатками, которые все прижимались своими упругими дынями к нему. Самого же Агреста тошнило от всех этих фанаток, которые пытались соблазнить предмет обожания, но тот был хладнокровен к тем, кто не соответствовал вкусам парня. А именно, он предпочитал лишь тех, кто так напоминал его неприступную мечту, которую он так хотел ощутить, так хотел проникнуть внутрь ее, слыша громкие стоны и мольбы о том, чтобы он продолжал, страсно впиваясь парню в его пшеничные, шелковистые волосы. Но это лишь мечта. Он явно не хотел уезжать, но слово отца давно стало для него неоспоримым приказом. Приказом хладнокровного короля к своему подчиненному. Адриан мог проявлять себя только за маской Кота Нуара, позволяя себе хоть чуть чуть свободы и неконтролируемости. Опять надевая на себя лживую улыбку, которой он, как лучами, освечивал коллеж, он прощался с друзьями, слушая, как ему повезло уехать за пределы Франции, светить там собой и лишать невинности поклонниц. Маринетт решила в этот день наконец признаться в чувствах Адриану. Пока он был в центре внимания, обсуждая в кругу одноклассников переезд, синеволосая сидела в обнимку с коленями за какой то стеной в углу. Она искусывала губы до крови, хотя признаться любви всей ее жизни в чувствах, но боясь ранящего сердца ответа, что он любит другую. Ведь у симпатичного блондина же так много поклонниц, готовых похвастаться изящными и пышными формами, соблазняя любого. Зачем такому парню такая неуклюжая, нелепо выглядящая и чудаковатая девушка? Даже Сабрина Ренкомпри, самая скромно выглядящая в классе, имела свою изюминку, и, хотя была на побегушках у Хлои, была довольно интересной и милой личностью, которая просто слишком закрылась от всех и стала марионеткой, сама того не понимая. Но надо было признаться. Нельзя было вечность скрывать все свои чувства от любимого человека, и Дюпэн-Чэн понимала это. — Маринетт, не волнуйся ты так! — Приобняв щеку хозяйки, пыталась подбодрить ее маленькая красная божья коровка с голубыми глазками, широко смотрящими на Маринетт. — Ты не можешь решать за него, полюбит он тебя, или нет. Ты же даже не знаешь, вдруг он тоже был таким влюбленным стесняшкой, как ты? — Усмехнулась Тикки, смотря на то, как из-за прозвища хозяйка лишь краснела, отводя от маленькой квами взгляд. Вдруг, Адриан отошел куда то от скопившейся толпы, и Маринетт решила подойти к нему: наконец, это ее шанс. Шанс признаться о вечных мучениях, поглощающих ее с головой. Шанс рассказать о ее ноющем сердце, которое жаждало ласки и защиты. Но Мари боялась, боялась, что он давно нашел себе любимую намного посимпатичнее и посексуальнее ее. Вспоминая слова Тикки, уверенности все же прибавилось; Дюпэн-Чэн быстрым шагом направилась к блондину. — Адриан! — Парень обернулся и удивленно окинул взглядом одноклассницу, после чего его взгляд сразу стал нежным, а на лице образовалась милая улыбка. Опять наигранная. — Привет, Маринетт. Хотела попрощаться? — Адриан уже догадался, что девушка хотела просто попрощаться с Нуаром перед отъездом. — С-совсем нет-т.. Ой, есть то, не совсем.. Т-то есть не совсем! — В своей любви к Адриану Маринетт ни на каплю не продвинулась. За многие годы ее любви, они почти что не общались, ограничиваясь "привет" и "пока". Но это не делало чувства Дюпэн-Чэн холоднее, наоборот, с каждым разом они все усиливались, и, казалось, вскоре сердце девушки бы разорвалось на части от влюбленности. — Я.. Адриан.. Я просто... Прости, я т-тебя... — В горло подступил неприятный ком, не дающий сказать ни слова. Но, раз уже начато, то надо закончить. Собрав все свои силы в сжатый кулак, Чэн вдруг прокричала. — Все это время я тебя любила! Адриан застыл с удивленным лицом, смотря на Маринетт. Он бы никогда не подумал, что Дюпэн-Чэн была в него влюблена. Ну конечно, если он кроме как на ЛедиБаг не обращал внимания ни на кого больше. И не хотел обращать внимание. Он не хотел причинять боль синевласой, но другого выхода не было, так как парень был увлечен уже другой брюнеткой. — Прости, Маринетт.. — Тот взял девушку за ее нежную руку, пытаясь делать все намного спокойнее и лучше для девушки. — Но я люблю другую. Адриан продолжал что то говорить в поддержку Маринетт, пытался успокоить, объяснить. Но Дюпэн-Чэн ничего этого не слышала. Ее сердце начало рассыпаться в прах, медленно, сжигая все чувства, которые когда либо в нем были. В голову будто впились, как иголки, больные воспоминания теплых моментов с Адрианом, с Альей, которая всегда подталкивала Маринетт к нему, с Нино, его лучшим другом, и Лукой, который всегда поддерживал девушку в трудный момент. Так как на небе и ранее были тучи, закрывающие последние лучики солнца, которые нервно пытались пробиться сквозь серую массу, то теперь были их последствия. С неба начали лететь пару соленых, будто слезы, капель, которые потом падали на грязный асфальт. Эти пару капель вскоре превратились в ливень, заставляющий мокнуть до ниточек. Осенние листья летели в порывах ветра, кружили в танце и потом только опадали на земь, создавая кучи багрово-желто-бурых масс. Где то в далеке послышался голос Гориллы, и Адриан, попрощавшись, побежал к машине, где его уже ждали Натали и водитель. Габриэль же задержался по делам, и сказал, что будет ждать их уже на вокзале. А Маринетт продолжала промокать, смотря вникуда. Ее постоянные искры в глазах угасли навсегда, оставляя за собой лишь бездонную пустоту. В этих глазах когда то отражалось лазурное море, полное тепла и заботы. Сейчас это было вымершее озеро, безконечное, бесчувственное. В этих глазах отражался холод и безчувственность, навсегда оставившие радость и счастье. *** Опять она стоит на этом же месте, повзрослевшая, но на вид — просто ужасная. Побледневшая кожа, окрашенная в следы селфхарма, такие же холодные, пустые глаза, темные волосы, так же собранные в два не аккуратных хвостика. Хоть Маринетт и стала довольно популярным дизайнером, со стороны мужчин ей не было никакого внимания. Правильно, зачем им какая то бледная суицидница, до сих пор убивающая себя мыслями про какого то смазливого блондина? Никому. В жизни ЛедиБаг все было так же, Кот Нуар, не сказав ни слова, куда то пропал. Бражник тоже скрылся, наверное, ждал приезда Нуара, дабы отобрать и кольцо, и серьги. Но переодически Маринетт снова становилась пятнистой героиней, чтобы выплеснуть эмоции, найти свободу среди этих темных, недоброжелательных улиц. Дюпэн-Чэн будто бы закрылась от мира, навсегда ушла в забытие. Она редко выходила из дома, лишь приходила в университет, учебу никто не отменял. Чэн пыталась заниматься шитьем, это хоть как то отвлекало ее от плохих мыслей, лезущих в голову. Алья пыталась общаться с подругой, но та лишь игнорировала ее, навсегда закрывшись в себе. Маринетт казалась беззащитной и потерявшей смысл в жизни. Ей хотелось вернуть хотя бы сражения с Бражником, хотя бы бок о бок с Нуаром. Парижане, конечно, радовались тому, что главный злодей Парижа ушел в забытие, но для ЛедиБаг сражения с акумами были единственным смыслом жизни. Уходя на бессмысленный ночной патруль, который хоть как то веселил бывшую отважную и жизнерадостную героиню, она заметила что то черное, странное, беззвучно передвигающееся по крышам. И оно двигалось к ней на балкон.