Девочка из аниме

Никто не знал, какой монстр — Некоглай, и чего именно в нём стоит опасаться. Была у него одна особенность: тентакли, которыми он мог и убить.       И вот в этом самом и начал убеждаться Рома Мокривский, что так грубо был схвачен и доставлен примерно к Некоглаю. Тот его связал, как-то подвесил и теперь зло разглядывал, думая, как бы убить более жестоко. — Да… Точно. — ухмыльнулся он, и от этой усмешки по коже Мокрицы побежали мурашки. — Сейчас, сейчас, — стал лихорадочно соображать Рома, — напрячь все силы, выплыть из петли и… вот только… Не получалось. Лебедев усмехнулся. Ему было смешно с того, как Мокрица пытался выбраться. — Ну что, Ром, преступим? — джокер вытянул одну из четырёх щупалец и стал медленно пробираться к шее, пока не услышал: — Блять, я всё сделаю, только не насилуй меня! — из последних сил завопил Мокрица. Парню было страшно и тяжело дышать.       Коля замер. В его голову не приходило, что щупальцами можно ещё и трахнуть, и теперь он спрашивал себя: а если так, то… Но за этот вопрос пришлось себя гнать. Зачем ему делать это? Так они смогут растянуть пытку на полчаса… А потом наверняка закроют дело… Может быть, попробовать? Но для чего? Убить же легче. Но Рома не кричал об убийстве. Ему было жутко от того, что его изнасилуют. Да и вообще, не легче ли просто ударить его и выбросить тело на помойку? Но… При одной мысли о том, как тому будет унизительно висеть голым с тентаклей внутри и стонать — становилось приятно. Не так уж и противно. И потом, он не чувствовал, что совершит это сам. Это же тентакли! Отлично.       Подойдя совершенно вплотную, Николай быстро стянул с парня джинсы и начал одной из щупалец гладить по подборку и уху, а второй стягивать футболку. Мокрица извивался и кричал, с застывшим внутри ужасом глядя на всё это. Но Николай не обращал на его крики внимания. Его пальцы очень медленно спустились к поясу трусов, но руки не прикасались к телу. Он застыл в неподвижности. Когда до отказа натянулись последние нервы, он одним движением сорвал с парня трусы и отшвырнул их в сторону. Мокрица тихо взвыл и дёрнулся вперёд, пытаясь прикрыться руками, но те были связаны, и он просто откинулся назад. Джокер неторопливо продолжил ласкать его, время от времени отрывая щупальца от лица, чтобы провести ими по спине. Он давно не испытывал такого удовлетворения, как сейчас. Какое-то грязное влечение ко всему этому. Хотелось выиметь своего врага до грани. Мокрица чуть заметно вздрагивал, иногда ему становилось легче, но чаще он снова начинал дёргаться и орать. Коля ощутил, как в паху у него набухает удовольствие, а его рот раскрывается в оскале. — Не насиловать, говоришь? Что ж, очень хорошо. Можно и изнасиловать. Сам себе хуже сделал. — Ты мне за это ответишь, сука! Николай медленно опустил руку, чтобы захватить член и оттянуть его в сторону. Лаская его свободной рукой, он стал двигать щупальцем по направлению к анусу, и плюнул на пальцы, дабы смазать. Парень направил их в разрез между ягодиц, и разоблачитель, не удержавшись, застонал, застонал так, что даже сам не узнал своего голоса. Некоглай ухмыльнулся. Он чувствовал свою победу и чужое унижение. — Готов, Рома? Сейчас я тебя отдеру, как полагается.       Четвёртое по счету щупальце начало гладить вставший чуть член Мокривского, лаская яички. Процесс не занял много времени, но постепенно головка успела стать скользкой, а Рома ещё сильнее начал дёргаться. Накрутчик продолжал терзать его достоинство, и лизал напряжённую головку ртом, надеясь скрыть отвращение к собственному делу. Но чужие стоны ему нравились. Особенно когда тентакля дошла до ануса. Осознав, что он просто не в состоянии остановить своё действие, парень прервал ласки. — Что-то я больно ласков, насилуя тебя. Делаю тебе хорошо, приятно. Так не пойдёт. Теперь уже Рома сказал что-то резкое: — С чего ты взял, что ты мне делаешь хорошо? Я что, просил? Ты, видать, чокнутый, если так думаешь. А потом он согнулся пополам, и Лебедев услышал почти неслышный всхлип. Слова слились в один тонкий, но ощутимый звук. Его было трудно не услышать. Некоглай почувствовал, как внутри словно что-то взорвалось. От чужой боли и слабости перехватывало дыхание, хотелось орать и просить прекратить, пока всё не стало ещё хуже. Пока он не начал хотеть всего этого ещё больше. Но вот уже щупальце глубже проникло внутрь. Коля высунул тентакли и засунул одну прямо в смазанную дырочку Мокривского, что со страхом в глазах смотрел на это всё, подвешенный и связанный. Одно щупальце осторожно протолкнулось в мокрый анус, и начало быстро трахать бедного парня, царапая узкие стенки. Стример тихо вскрикивал, мотал головой и ногами, пытаясь освободится. По его телу пробегали судороги, с губ срывалось невнятное бормотание.       Лебедев тоже дышал тяжело и прерывисто, казалось, ещё немного, и он потеряет сознание. Но вдруг Николай увидел, как внезапно изменилось выражение лица Мокривского. В глазах у того появилась какая-то осмысленность. Он вдруг перестал изгибаться и начал дрожать. А щупальце, появившееся в его анусе, стало удаляться. Джокер заметил, что Мокрица дышит чуть чаще, его глаза закатились, а ноги заметно ослабли. Он изогнулся, закинул голову назад и хрипло замычал. А потом поднял на Лебедева глаза. — Ну что, — прохрипел он. — Давай. Чего уставился, сука? Накрутчик ебаный.       Некоглай зло сжал зубы и длинной щупальцей проник в анус парня, войдя настолько, что его почти не стало видно. Роман от шока выкатил глаза, а когда щупальце потянулось назад, дёрнулся и чуть не заплакал от боли. Но тот крепко держал его, и ему удалось втиснуть щупальце в анус почти до самого конца. Пока одна из тентаклей быстро трахала парня, остальные потихоньку поползли вверх, и в рот стримера проникло одно, заставляя захлёбываться слюной, отчего он всё же заплакал. Когда тиктокер полностью управился со второй тентаклей, третья лежала на животе парня, а он тихо постанывал, закатывая глаза. Коля чувствовал, что пальцы его перестали дрожать, и успокоился. Третье щупальце начало тоже пробираться к анусу, а четвертым джокер принялся быстро дрочить самому себе. Итак — третье.       Выдернув из своего врага первую, он соединил её с третьей и стал медленно толкать их в ягодицы, всё сильнее и сильнее до тех пор, пока нутро парня не расслабилось, хотя тот всё ещё орал и визжал от ужаса.       Но с каждым хлюпающим толчком в широко растраханную дырочку Рома всё больше и больше обмякал и переставал двигаться, и Лебедева всё сильнее начинали бить новые волны возбуждения. Мокривский стонал, утробно и сексуально, закрыв глаза, и Николая вдруг потянуло к нему, и он, сделав последний толчок, изо всех сил потянул щупальце на себя, а потом замер, переживая неожиданное и невыразимо сладостное слияние. Лаская вновь чужой член, тиктокер пустил в ход второе щупальце, а потом почувствовал, что его уже трясёт, и напряг остатки своей воли. — Так много, — прошептал стример, всхлипывая. — Так много… Ты меня разорвёшь. — Чего ты хочешь? — спросил Коля. — Я сейчас кончу. Или, может быть, будет лучше немного подождать? Не бойся, я так тебя растянул, что ты стал словно шлюха, которую с каждым днем растягивает всё сильнее. Ещё немного, и я и четвёртой войду. — Нет! — закричал блондин, но было уже поздно, и Коля, убрав тентаклю от своего члена, стал наполнять его собою до тех пор, пока не испытал чувство блаженной тяжести и острого наслаждения. Все четыре углублялись в первую его несчастную жертву от тентаклей, с этими его соблазнительными большими голубыми глазами и похотливым ротиком, что несмотря на маты и отрицание действительности громко стонал вместе с безумно хлюпающими звуками из растянутой дырки, в которой были уже все тентакли, гнясь и изгибаясь. Но не было его члена. Не было его мести за все унижения, издевательства и оскорбления, и самое главное, за то, что пришлось проходить через этот день, ползая на коленях, извиняться за накрутку. Трахнув, Коля доставил Роме удовольствие. Но он хотел не этого. Не этого!       Быстро убрав тентакли, клоун развязал и бросил Мокрицу на пол, раздинув колени и уже так растянувшись на нем, накрутчик придавил разоблачителя всем телом и начал ебать, медленно и грубо, но дело своё уже сделал — Рома получил полное удовлетворение. Больше Некоглай не мог сделать ему плохо или больно, поэтому, забив на это хуй — и забив стримера своим хуем, он начал вылизывать его тело, лижа сосок с интервалом в несколько секунд, и уже казалось, что больше ничего в мире нет. Всё было хорошо. И так могло продолжаться вечно. Член вбивался в растраханные стенки, а тентакли сжимали запястья, чтобы Роман не смел вырываться. Придавив Мокривского всем телом, Коля глубоко засунул в него член и почувствовал, что Рома даже не против этого. Именно это ему и было надо. —Ты… Просто полная блядь, Мокривский. — На себя посмотри. Кто бы говорил. Ты еще больше меня ебал, и тебе понравилось. Что, мы оба проебались, да? Ах… Боже… Ну пожалуйста, останови ты уже это. — Что остановить, если мы на грани? — Тогда давай уже закончим.       Лебедев повиновался; поднимаясь на локтях, он примкнул к губам, крепко обхватил руками Рому за спину, и медленным, сильным движением пустил в него свой орган, целуя в пухлые губы с языком, что игриво и испытующе обхватывал чужой. Рома немного подался назад, словно желая удостовериться, что его член полностью вошел внутрь. Отвечая в ответ на мокрый поцелуй, разоблачитель начал постанывать ещё жарче, отчего у тиктокера стали проскакивать электрические разряды по телу. Под его движениями тентакли чуть отпустили Рому, и он начал шевелить бедрами, ритмично двигаясь вокруг члена. Выпустив руки из плена окончательно, Некоглай вцепился в чужие пальцы своими, и стал зверски быстро трахать в анус вместе с тентаклями, две другие оставив для того, чтобы ласкать чужой член и соски. Губы всё ещё целовали друг друга, а язык совершал такие сложные и длинные движения, что в своем возбуждении Лебедев сразу перестал понимать, кто из них чего добивается. Так прошло несколько минут, и всё же, когда он успел забыть, кто на самом деле под ним, чьи руки держат его за волосы и то, что он ненавидит и насилует Рому Мокривского — Некоглай оторвался от чужих губ, и рвано выдохнул в них: — Я люблю тебя. Каждый твой вдох — это мое дыхание. Я буду любить тебя бесконечно. Каждый твой выдох — это мой оргазм. Если бы ты мог, ты бы всё время… Это неземной экстаз. Ты… Я. Мы… Наши тела… Мы… Мы… Такие разные, мы — одно целое. Мы — одно. Я. Ты.       И Рома, наверное, умер бы от шока, но он начал умирать — в переносном смысле — от оргазма, дикого, жадного и тягучего, сотрясаться и дрожать, словно осиновый лист, и, наконец, Коля же вытащил и залил густым семенем чужое лицо, делая симпатичное личико Ромы запачканным в собственной конче, спермой и выделениями собственного тела. Мокрица же, несмотря на то, что перепачкался до ушей в чужой жидкости, не потерял способности анализировать происходящее. — Хочу посмотреть на тебя, — вдруг почти прошептал он, и притянул Некоглая за волосы к себе.       Если бы джокер не был под воздействием оргазма, он бы непременно подумал, что его враг с ума сошел. Но этого не произошло — он взял себя в руки, и властно раздвинул чужие ноги. Под его руками тело отвечало. Как только ноги раздвинулись окончательно, Коля приблизил их к себе, и прижался к самому сокровенному месту своего врага, одновременно целуя в шею. — Почему ты молчишь? Ты меня ненавидишь? — Нет, — с трудом ответил Лебедев. — Нисколько не ненавижу. Я просто не знаю, что и сказать. Скажи, почему ты такой, Рома? Почему ты получил удовольствие? Почему тебе так это понравилось? И почему это понравилось мне? Ты что, делаешь это специально? — Что? — Сейчас ты делаешь такое. Тебе понравилось, потому что ты хочешь отомстить мне. И теперь ты надеешься, что я отвечу тебе тем же. — Ты думаешь, это будет справедливо? И ты считаешь, я стану делать то же самое? — Почему ты называешь это так, — резко произнес Лебедев. — почему ты говоришь это «так»? Мы переспали. И это было странно и в высшей степени приятно. Мне понравилось, что это нравится тебе. И потому, что это нравится тебе. Мне похуй, блять. — Некоглай ещё шире раздвинул чужие колени и навалился на стримера. — Ты думаешь, мне не хотелось сделать это с тобой и сейчас тоже? — он примкнул к красному уху и стал медленно ласкать его, немного отодвинувшись назад. — Ты думаешь, мне не хочется? — Я хочу тебя…– запнулся, проникая глубоко в такие горячие стенки и шлёпаясь бедрами. — Во второй раз. — Правда, хочешь? — зашептал он, впиваясь взглядом в глаза Некоглая. — Сейчас? Здесь? Вот так? Я… Ох, — парень ещё раз изогнулся, глядя в потолок, и из глотки его вырвался вой, извещая о том, что парню нравится. — Ох, бля… Господи… — Он сильнее впился в крашеные пряди, которые росли на чужой голове. — Это… Зачем? — Для того, чтобы было ещё приятнее, — ответил тиктокер. — И чтобы… Чтобы ты хоть раз сказал мне, кто ты на самом деле. Ты думал обо мне? — Когда? — Да хоть пару секунд назад. Хоть секунду. Сколько раз? Считал меня мразью, а сам себя сейчас ведёшь так… — Я не вёл себя, как мразь, — сказал фрик. — Я даже не думал, что мне понравится заниматься сексом с тобой, и… И про тебя я вообще не знал, пока ты сам не начал ко мне лезть. В мафии.       Коля смотрел в чужие глаза, но не ответил. Он только глубже вошёл в Мокривского, и происходящее перестало казаться мерзостью. Все-таки, это был не просто секс, а нечто большее.       Они больше не говорили. Просто трахались. И сегодня Рома навряд-ли пойдёт домой. Пока не засыпит мозг Некоглая вопросами о том, почему у него тентакли. Ну и споёт ему пару раз свою песню «Девочка из аниме».