***
«Отребье! Отребье! Жалкое отребье!» — это продолжалось не одну неделю. Ведьма словно помешалась на словах юноши, однако они совершенно не оскорбляли её. Беллатриса восприняла их на удивление «здраво», посчитав высказывания новоиспечённого стражника конструктивной критикой своих действий. Когда-то давно, как ей казалось, миллион лет назад, ведьма поклялась в том, что до последнего вздоха будет продвигать идеи Тёмного Лорда. А сейчас, обнаружив себя лежащей, словно тряпка, на грязном полу, она поняла, что своим бездействием нарушает обещанную клятву. «Отребье! Отребье! Жалкое отребье!» — с осознанием того, что она может воплощать идеи Волан-де-Морта в жизнь по чуть-чуть, даже будучи запертой в Азкабане, внутренний голос, напевающий уже порядком осточертевшую песню резко затих и Беллатриса наконец-то смогла услышать свои мысли.***
— Ну здравствуй, сука! Подъём, животное! Кормёжка! Кормёжка скота! — кричал грубым голосом новый охранник, параллельно стуча чем-то железным по прутьям камеры Лестрейндж. Лёжа всё так же на полу в центре своей темницы, Беллатриса открыла глаза и, улыбаясь во весь рот, послушно поднялась на ноги, которые вот-вот предвещали падение ведьмы на каменный пол. — Вот так, хорошая девочка, — издевательски скалясь, прохрипел охранник, подходя ближе к двери с тарелкой в руках, наполненной странным варевом, что пахло плесенью и скисшем молоком. Вглядываясь внимательней в лицо ведьмы, стражник отметил для себя, что несмотря на грязь, гнилые зубы, спутанные волосы и излишнюю остроту лица, женщина по-прежнему оставалась весьма привлекательной. Конечно сейчас её сложно было назвать красивой, однако что-то манящее в ней всё-таки было. — А теперь отойди, — приказал юноша, направляя на ведьму палочку. Через несколько минут раздумий, Беллатриса всё же отступила. Убедившись в том, что ведьма находится на безопасном расстоянии, стражник открыл дверь камеры, после чего медленно вошёл внутрь. Он пристально смотрел в сторону ведьмы. Её улыбка казалась ему смехом, диким хохотом, что был невозможен по версии его наставника, убедившего юношу в том, что женщина давным-давно лишилась своего голоса. — Нет! Этого не может быть! Заткнись! Замолчи! — кричал на неё охранник, но её смех, её отвратительный хохот всё громче раздавался оглушительным эхом по коридорам Азкабана. — Закрой рот! — Он убьёт… — сбросив улыбку со своего лица, неожиданно серьёзно, казалось, даже обеспокоенно прошептала Беллатриса, — Он убьёт! Убьёт! Кого убьёт?! Тебя убьёт! — всё громче и уверенней говорила ведьма, — Ты труп! Тебя нет! Ты уже мёртв! Ты мёртв! Ты труп! Её голос словно проникал в сознание жертвы, распространяя своё безумие на всех несчастных, что вставали у неё на пути. — Нет! Хватит! — бросив на пол металлическую тарелку, охранник закрыл уши руками и направился к выходу из камеры. Он стоял в двух шагах от двери. Ему нужно было сделать лишь пару шагов и тогда он был бы в безопасности. Вероятно, он отработал бы смену и вернулся домой, к молодой супруге, что носила под сердцем его дитя. Но он совершил ошибку — повернулся спиной к ведьме, чьей единственной целью за последние несколько недель было убийство. Минуту назад он пристально наблюдал за спятившей женщиной, и вот сейчас он кричит от боли, неспособный видеть что-либо вообще — Беллатриса набросилась ему на спину и одним резким движением воткнула ему в глазницы указательные пальцы, согнув которые, она ногтями вытащила его глаза. Оглушительный крик. Боль. Темнота. Смерть. Убивая стражника, ведьма впервые за долгие годы ощутила солёный привкус слёз на своих щеках. Слёзы радости — слёзы свободы. Она знала, что не сможет сбежать: двери были скорее элементом декора, на самом деле камеры находились под защитными чарами, благодаря которым преступники при всём своём желании не могли из них выйти. Она знала, что её ждёт очередная встреча с дементором. Наказания в Азкабане всегда были суровыми, и ведьма понимала, что дорого заплатит за свою выходку. Однако сейчас, в это мгновение, Беллатриса Лестрейндж была абсолютно счастлива: исполняя свой долг она чувствовала себя свободной. Остальные приспешники Волан-де-Морта, следуя заветам Лорда, послушно служили ему, но не она. Беллатриса служила только себе, своим идеям, которые по трагической случайности совпадали с идеями Тёмного Лорда. Через несколько секунд у дверей камеры с табличкой Лестрейндж появилось несколько десятков стражников. Глядя на окровавленное лицо новичка, каждый из них пришёл в ужас от мысли о том, на что способна эта ведьма, даже без палочки.***
Длинная, выцветшая тюремная рубаха, оборванная по подолу, казалась огромной, держась на острых плечах черноволосой ведьмы, которую бросили в ледяной карцер, предварительно облив водой. От холода её и без того бледная кожа приобрела синеватый оттенок, схожий с остатками синяков, которые стали постоянными атрибутами её рёбер, запястий и плеч. «Они действительно верят в то, что смогут испугать заключённого Азкабана холодом?!» — смеясь в голос, язвительно рассуждала Беллатриса. — Недолго тебе осталось смеяться! — грозно сказал один из стражников. — Недолго ТЕБЕ осталось жить… — меняя смех на шёпот, угрожающе пробормотала ведьма, чей голос отражался шипением по тесному карцеру. Через пару минут громоздкая железная дверь открылась, оповещая мерзким скрипом о прибытии палачей. С появлением дементоров в сырой камере, вода на полу покрылась льдом, из-за чего ведьме было сложно ровно стоять: слегка поскальзываясь она постоянна пошатывалась, не в силах удержать равновесие, в то время как три парящие, высокие, мертвенные фигуры в чёрных балахонах, обошли ведьму с разных сторон, окружая её и готовясь к ужину. Поначалу Беллатриса не верила в то, что карцер с дементорами сможет повлиять на её итак искалеченный событиями прошлого разум, но как только дементоры начали по очереди пробовать свою жертву на вкус, ведьма погрузилась в самые болезненные воспоминания, которые её разум больше десяти лет прятал от неё самой. Мракоборцы окружили её, их было человек пятьдесят, если не больше. «Как? Как они смогли пробраться незамеченными?! Люциус!» — он был верен Тёмному Лорду, но не Беллатрисе, жизнь которой решил возложить на алтарь своего личного благополучия. — Грязнокровки! Вы об этом пожалеете! Я убью Вас! Я убью Вас всех, и мой Лорд будет пить огневиски из ваших черепов, вознося мне почести! — Твоего Лорда убил младенец! — нагло улыбаясь заявляет один из мракоборцев, пока остальные заковывают ведьму в железо, не забывая и о применении грубой силы. Лёжа в цепях на полу гостевой спальни Малфой Мэнора, ведьма, полностью разбитая услышанным, даже не пыталась уклоняться от жестоких ударов кожаных ботинок с металлическими набойками, что сейчас топтали её рёбра. — Так её! Так! — Подожди, нужно подлечить, нам необходимо доставить её в суд живой! Влив несколько восстанавливающих зелий в ведьму, мракоборцы вернули её в сознание, после чего продолжили экзекуцию. «Цисси! Цисси, помоги! Сестра!» — её сознание вопило о помощи, но Беллатриса не произнесла ни слова. Она знала, что упоминание о Нарциссе не изменит её плачевного положения. Беллатриса не хотела, чтобы сестра разделила её участь. «Твоего Лорда убил младенец!» — эхом отражался голос в голове ведьмы. «Убил! Убил! Убил!» — треск сломанных костей и шарканье подошв по залитому кровью мрамору огласили свой приговор, заставляя женщину поверить в смерть своего господина, которому она вверила когда-то свою душу и тело. Стены карцера задрожали от пронзительного вопля ведьмы, в чьём сознании снова и снова всплывала картина того дня, когда она поверила тому, что Тёмный Лорд мёртв. Всё было как наяву: в её сознании вновь прокручивался один и тот же момент и сейчас она испытывала те же чувства, что и тогда. Боль? Нет, Беллатриса Лестрейндж привыкла к боли, она подчинила её себе, сделав боль своим орудием Беллатриса больше не страшилась её. Потеря. С падением Волан-де-Морта ведьма утратила семью, возлюбленного и самое главное для неё — цель, которая придавала её жизни смысл. И несмотря на то, что её разум в последствии отказывался верить в правдивость слов стражника, утверждающего, что Тёмный Лорд мёртв, личность Беллатрисы претерпела значительные изменения. Она стала спокойней, за 14 лет проведённых в Азкабане ведьма хоть и нарушала покой, однако ни разу не пыталась причинить никому физического вреда. Как гром среди ясного неба, 24 июля 1995 года мадам Лестрейндж пришла к неожиданному даже для самой себя выводу о том, что пора бы ей воскресить своё дело — уничтожение полукровок и предателей крови. Обдумывая около двух недель план убийства очередного самодовольного стражника, сегодня Беллатриса наконец-то воплотила его в жизнь и находясь сейчас в карцере, отходя от вновь пережитого ужаса, лицо ведьмы вновь скривилось полуулыбкой — она ни о чём не жалела. Даже если она не права. Даже если он мёртв. Она продолжит его дело — дело всей её жизни. Лёжа на ледяном полу, окоченевшая от холода ведьма вздрогнула от внезапного грохота камней — шум был похож на обвал скалы в результате землетрясения: стены дрожали, с потолка сыпались каменные плиты — казалось, Азкабан вот-вот провалится под землю, спускаясь в ад, где этому заведению и всем его постояльцам самое место. Беллатриса закрыла голову руками, и подогнула колени так, чтобы защитить корпус от ударов каменных гигантов, подающих с потолка. Через пару минут стены её карцера были разрушены, а шум резко затих. Открывая глаза от удивления резкой перемены обстановки, Беллатриса начала растерянно озираться по сторонам, в упор не замечая того, кому принадлежала её душа.***
Он находился на волоске от смерти. Волшебник, чьё имя бросало всех магов в дрожь был вынужден существовать за счёт носителя, словно паразит, но он никогда не испытывал жалости: ни к себе, ни к своим слугам, чьи тела он использовал. Он преследовал высшую цель. В каком бы уничижительном положении он не находился, Волан-де-Морт всегда знал, что это того стоит. Он знал, что однажды добьётся своего: обретёт собственную плоть и придёт за ней. Вот уже больше года Тёмный Лорд превращал свой план в жизнь и наконец-то всё было готово, он смог получить последний ингредиент — кровь врага и вновь обрести физическую форму. Превращение было болезненным, но эта боль ни шла ни в какое сравнение с тем, что он чувствовал в тот миг, когда потерял свою плоть. Он не мог дотронуться до неё. Он не мог поговорить с ней. Он не мог дышать без неё. Стоя сейчас среди разрушенным камней, которые долгие годы удерживали самых опасных преступников волшебного мира, Волан-де-Морт смотрел на истощённую ведьму, что сидела в центре разрушенного карцера и находясь в полном замешательстве озиралась по сторонам, не понимая, что происходит. Он хотел обнять её, хотел подхватить на руки и унести из этого ужасного места, но никак не мог решиться даже заговорить с ней. Беллатриса Лестрейндж — единственная женщина, которая могла лишить дара речи того, чьё имя десятилетиями боялись произносить.***
— Не может быть, — прошипела в ужасе ведьма, — Нет. Хватит! — Беллатриса умоляла прекратить пытку. Уверенная в том, что всё ещё находится в карцере, в котором дементоров заменил боггарт, воплощающий в жизнь её самый страшный кошмар, Лестрейндж смотрела на своего господина молящими глазами в ожидании худшего. — Беллатрис-с-с-с-с-а… — прошипел тёмный Лорд, слегка склонившись в знак приветствия. С самой первой встречи Волан-де-Морт понял, что с этой женщиной нужно быть осторожным, как с гиппогрифом — она не станет уважать того, кто не проявляет взаимного уважения к ней. Эта ведьма всегда была чрезмерно самодовольна и горда, с юных лет лишённая страха она выделялась на фоне остальных приспешников юного Тома Марволо Реддла. Вера, что тлела где-то на обочине её разума вновь зажглась с новой силой. Это был он! Только он произносил её имя таким образом: растягивая звук «с». Превозмогая боль, Беллатриса Лестрейндж на дрожащих от холода ногах поднимается с пола и кланяется в знак приветствия своему господину. Выцветшая рванная рубаха слегка сползает, оголяя правое плечо ведьмы, глядя на которое, Волан-де-Морт щурится от гнева и боли, которые он испытывает, смотря на истерзанную плоть своей возлюбленной. Он вернулся за ней, но не слишком ли поздно… Видя то, как дрожит его женщина, Тёмный Лорд намеревается подойти к ней ближе, чтобы помочь, но Беллатриса резко отстраняется от него. Сейчас он понимает, что не только опоздал с её спасением, но и оскорбил ведьму предложением помощи, чем подчеркнул плачевность её состояния. Отступая, он делает несколько шагов назад и, замирая, ждёт её действий. При виде Волан-де-Морта Беллатриса Лестрейндж подобно своему господину возрождается, словно феникс, возвращая себе прежний облик. Высоко поднятая голова — как отражение её гордыни вновь смотрит с высока на окружающий мир. Величественная осанка — вечное напоминание о её аристократичном происхождение, кричит о её превосходстве над остальными. Направляясь в сторону Волан-де-Морта, женщина резко останавливается так и не приблизившись к своему возлюбленному. Скривившись от боли, она наклоняется, чтобы поднять с земли ржавый гвоздь, что недавно держал железную дверь карцера на петлях. Сжимая гвоздь в руке, ведьма резко прокалывает им мышцу ноги, освобождая её от судороги. Отбросив своё орудие в сторону, Беллатриса уверенно шагает вперёд в сторону Тёмного Лорда. Обходя его стороной, она направляется к выходу и, слегка разворачиваясь, даёт ему понять, чтобы он следовал за ней. Беллатриса Лестрейндж — единственная, за кем всегда будет следовать Волан-де-Морт.