***
Проведя четырнадцать лет в Азкабане, Беллатриса Лестрейндж почти забыла, как звучит её имя в устах Тёмного Лорда. Грудь сдавило от боли — она была готова разреветься и броситься к нему в объятия… — Лестрейндж, вот она! — прозвучал где-то недалеко голос одного из стражников. — Убей! Убей её! — с этими словами из чьей-то палочки вылетели жёлтые искры, не предвещающие ничего хорошего. Беллатриса остановилась и начала оглядываться в поисках нападающих, но из-за пыли, грязи и искр очередного брошенного в неё заклятия она ничего не смогла увидеть. В следующее мгновение всё окружающее пространство на много миль вокруг озарилось зелёной вспышкой, забирая жизни абсолютно всех, кто пытался встать на пути мадам Лестрейндж. Этот ослепительный ядовитый свет напомнил Беллатрисе о её доме и первом, кто решился спасти её от отца — и сейчас она уверенно преодолевает все преграды, чтобы покрыть свой долг. Долг перед мужем — Родольфусом Лестрейнджем. Хотя, глядя на то, с какой стойкостью она переносила все тяготы судьбы, трудно поверить в то, что эта женщина когда-либо нуждалась в спасении, — никто не знал о том, что творится за закрытыми стенами Блэк Мэнора, в котором часто буйствовал глава семьи — Сигнус Блэк III. Казалось, что отец Беллатрисы был недоволен ею с самого её рождения. Хотя изначально, узнав о том, что его супруга ждёт первенцев — близнецов Сигнус был невероятно горд собой: он кичился своей плодовитостью перед приятелями с таким видом, будто только он один участвовал в процессе создания новых жизней. Его гордость поутихла в ночь 11 июля 1951 года — когда он проснулся от оглушительных криков его супруги. Кипельно белые простыни их кровати сменили свой цвет алым — кровь была повсюду, Друэлла раздирала горло истошными воплями, и вызванной медиковедьме пришлось приложить много усилий, чтобы сохранить ей жизнь. Через двое суток, 13 июля 1951 года, мукам Друэллы настал конец — она родила. Врываясь в спальню к супруге, Сигнус заполнил воздух комнаты отчётливым запахом алкоголя и табака — весь на нервах, мужчина подошёл к колыбельке, откуда раздавался яростный крик младенцев. — Почему ребёнок один? — озлобленно прошипел он, не глядя на медиковедьму. — Состояние миссис Блэк было отнюдь не лучшим… — начала оправдываться старшая по должности повитуха. — Чудо, что Ваша супруга осталась жива! — затараторила её помощница, — Мы и не думали, что хоть один из детей выживет! А тут, она! — Она? — переспросил мистер Блэк. — Да, девочка! Прекрасная! Сильная! Она смогла выжить несмотря на то, что её брат активно перекрывал ей пути к выходу, окутывая её горло пуповиной! — ещё более восторженно тараторила напарница медиковедьмы. — У меня мог быть сын… — задумчиво прошептал Сигнус, после чего резко вспыхнув пожаром ярости проорал, глядя на новорожденного ребёнка, — Ты, маленькое отродье! Ты убила своего брата! С этими словами мужчина взял младенца из колыбельки за горло и, душа её, начал трясти, попутно крича что-то нечленораздельное ребёнку в лицо. Сигнус держал её с такой силой, что через пару секунд светло-розовая кожа лица новорожденной посинела, глаза вздулись и, казалось, были готовы покинуть глазницы. Друэлла была уверена, что он сейчас убьёт её дочь, и, в первый и последний раз в своей жизни решилась возразить супругу. Женщина из последних сил начала кричать, уже сорванным голосом, что больше походил на хриплое рычание отчаявшийся медведицы: «Оставь её! Сигнус! Положи её на место! Оставь! Оставь!» — но мужчина не реагировал на что Друэлла, теряя сознание прошептала: «Я рожу ещё… ещё… только оставь её…» Так и случилось, 1953 и 1955 годах семейство пополнилось ещё двумя детьми, и каждые последующие роды были тяжелее предыдущих, в результате чего Друэлле, по состоянию здоровья, было запрещено рожать. И несмотря на то, что следующие два Блэка появившиеся на свет также были девочками, Сигнус не испытывал к ним той же ненависти и отвращения, что и к своему первенцу — Беллатрисе. С каждым годом мужчина винил свою дочь всё больше: он так и не простил ей убийство брата. Сигнус был уверен в том, что она — женщина, должна была сдаться, но не вступать в эту битву за жизнь с мужчиной, тем более со своим братом, но характер Беллатрисы с самого его рождения был отражением её имени — воительница, она всегда была готова вступить в бой. Дни рождения Беллы в семье практически не праздновались: мать устраивала скромный праздничный завтрак с тортом в комнате дочери, а из приглашённых были только её сёстры. Годы шли — девушка взрослела и сильно выделялась на фоне всех прочих волшебниц своим буйным нравом и невероятной магической силой. Возможно другие родители были бы горды тем, что их дочь побеждает преподавателей в дуэльном клубе и показывает наивысшие результаты на практических занятиях по искусствам защиты от тёмных сил, но родители Беллатрисы, в особенности отец, были категорически против её успехов. Сигнус считал, что она всё это делает ему на зло: — Опозорить меня решила?! — громко прохрипел Сигнус, одёргивая Беллатрису за мантию. — Я же победила! — И ты этим гордишься… — лицо мужчины скривилось в надменной ухмылке — он часто принижал достижения своей дочери. — Да! Да, горжусь! А ты… Ты сам ничего не достиг, поэтому ты ненавидишь чужой успех! Каждый раз, когда Беллатрисе кто-то причинял боль она незамедлительно отвечала тем же, так было всегда. Ей было всего четырнадцать, когда отец впервые в жизни применил к ней заклятие «Обливиэйт» и уничтожил в памяти девушки момент её триумфа, после чего, написав официальное письмо в Хогвартс, перекрыл дочери все пути к внеклассным занятиям. Разумеется, Беллатрису никто не предупредил заранее, и возвращаясь с рождественских каникул в школу, девушка пребывала в совершенной растерянности от того, что ей было запрещено заниматься всеми дополнительными занятиями. Однако через пару дней её растерянность сменилась паранойей, ввиду того, что её неоднократно поздравляли сокурсники с победой в дуэльном клубе: поначалу Белле казалось, что всё это злые шутки, но после того, как об этом начали говорить преподаватели, девушка почувствовала, что сходит с ума: «Почему я этого не помню?! Я бы точно запомнила! Точно… запомнила…» Через пару месяцев паранойя сменилась диким страхом и периодическими припадками ярости: «Лучшая защита — нападение!» и она нападала на друзей, сокурсников, преподавателей и, в конце концов, перешла границу, напав на сестру — Андромеду. — Да что с тобой?! — кричала студентка второго курса на сестру, пытаясь отбиваться от её проклятий. — Ты знаешь! Ты всё знаешь! И не признаёшься! Хватит врать, Андромеда! — Беллатриса вновь запустила очередное боевое заклятие в сестру и на этот раз цель была поражена. Подходя ближе к сестре, изначально намеревавшаяся убить её Беллатриса вдруг упала на колени и начала молить о прощении безжизненное тело юной волшебницы. Её исповедь не привела сестру в чувство, однако вернула самосознание Белле, после чего та вызвала медиковедьму на помощь Андромеде. Через неделю Андромеда Блэк наконец-то пришла в себя и открывая глаза увидела перед собой измождённое лицо старшей сестры, которая спала в кресле напротив её койки. Осмотрев Беллатрису, девушка заметила следы синяков и ссадин на лице, шее и запястьях: уверенная в том, что школьная мантия скрывает большую часть отметин, Андромеда пришла в ужас. — Белла, — тихо прошептала девушка, боясь напугать сестру, она знала на что способен их отец и не сомневалась, что за случившееся её сестра заплатила сполна, — Белла, проснись! — А, что? Ты! Ты очнулась, наконец-то! Я! Я не знаю, что на меня нашло! Я не могла контролировать себя! — начала тараторить полушёпотом, Беллатриса. — Белла. — Я не знаю! Не знаю можно ли просить за такое прощения! Но я! — Белла! — Я ужасна! Я хотела… хотела… Я ведь хотела. — Ты не ужасна… — Отец был прав! Я — убийца! Я хотела убить тебя! Убить! — оглядываясь по сторонам в страхе, что её сейчас кто-нибудь услышит и запрёт в Азкабане, Беллатриса шептала себе под нос, словно обезумевшая. Андромеда оказалась гораздо терпимее к сестре, чем она сама. Выслушав параноидальные переживания Беллы, Андромеда решилась рассказать ей, что сделал отец, узнав о победе дочери на соревнованиях в дуэльном клубе. В тот момент её отношение к отцу изменилось навсегда — теперь волшебница понимала, что Сигнус может сильно ей навредить, ввиду чего отныне она была вынуждена подыгрывать отцу и более не выражать явных протестов против его «идиотских требований». После этого случая Беллатриса отдалилась не только от родителей, но и от сестёр: она не могла больше никому доверять — оставались друзья и личный дневник, в котором девушка весьма хаотично (чтобы никто кроме неё самой не мог разобрать её записи) описывала события своей жизни и своё отношение к людям. Учась на Слизерине среди чистокровных волшебников Беллатриса каждый день своего обучения видела новые подтверждения того, что чистокровные волшебники сильнее полукровок и уж тем более маглорождённых. Несмотря на то, что изначально она не относилась к полукровкам негативно, она многого не могла принять: — Зачем их плодят?! Я просто не понимаю, Лестрейндж, — возмущалась Беллатриса на одном из уроков зельеварения своему соседу по парте. — А ты-то чего беспокоишься? Нам же лучше, на фоне грязнокровок легко быть сильным… Добиться нужной должности при этом помыкая ими как захочешь… — Ты не понимаешь! Волшебники, предают свою кровь, свой род, чтобы плодить… больных…ничтожных… В смысле, можно же просто поразвлекаться с маглами и всё… Но зачем же создавать семьи?! — А ты, Блэк, я смотрю боишься, что папочка отдаст тебя замуж за одного из кузенов?! — смеясь над сокурсницей, прошептал Родольфус Лестрейндж. Юноша ненароком ударил по больному месту Беллатрисы, и её реакция как всегда не заставила себя долго ждать — девушка добавила в котёл друга щепотку тёртого панциря соплохвата и тот мгновенно взорвался, опалив парню брови. В выпускном классе Беллатриса начала часто сбегать по ночам из Хогвартса вместе с друзьями, нарушая все школьные и министерские правила о запрете пользоваться магией несовершеннолетним вне стен школы. Они подшучивали над маглами, отправлялись на рок концерты, на которых отбирали инструменты у музыкантов и порой выступали сами, иногда грабили Хогсмид, но в основном просто крушили всё, что им попадалось под руку. И каждый раз возвращаясь в школу после очередной вылазки, которая могла продлиться несколько дней, Беллатриса была крайне удивлена тому, что от родителей не следовало никакой реакции: ни личного присутствия и выговоров, ни разгромного письма, ей даже не уменьшали сумму карманных денег. Так было до того дня, пока в компанию Беллатрисы не напросились её сёстры — Андромеда и Нарцисса: — Ну пожалуйста, Белла! — жалобно простонала Цисси. — Тебе-то куда?! Не доросла ещё! — жёстко пресекла все надежды младшей сестры Беллатриса, однако тут за неё вступилась Андромеда, перед которой Белла до сих пор чувствовала себя виноватой: — Через пару месяцев ты сдашь ЖАБА и выпустишься из школы, а дальше… — Андромеда знала, что отец планировал сразу после окончания обучения в Хогвартс выдать дочерей замуж, но не хотела вновь поднимать эту тему, поэтому ничего не говоря, лишь умоляюще взглянула на старшую сестру. — А дальше всё, как говорил отец — по окончанию обучения я выйду замуж, — видя страх и обречённость в глазах сестёр, понимающих, что и их ждёт та же участь, Беллатриса решилась раскрыть часть своего плана, — Только моё обучение не закончится. Я поступлю на мракоборца! И может быть… потом выйду замуж… А может быть… я захочу обрести более глубокие знания в науках и буду вынуждена опять… продолжить обучение… Кто знает?! — хитрая ухмылка украсила нарочито невинное лицо юной волшебницы. Несмотря на то, что идея Беллы успокоила сестёр, они всё же продолжили стоять на своём, говоря о том, что, учась в разных учебных заведениях, они не смогут больше так часто видеться и по факту это их последние месяцы, проведённые вместе без вездесущего контроля родителей. Белла и сама порой хотела взять с собой Андромеду, но она понимала, что тогда она не сможет оставить одну Нарциссу, которая была явно слишком юна и впечатлительна для вылазок старшекурсников. Однако сегодня, Беллатриса на эмоциях от своего, как ей казалось, гениального плана пребывала в невероятно хорошем настроении и решила пойти навстречу сёстрам, с которыми она итак не слишком-то много проводит времени, согласившись с тем, что на неделе обязательно возьмёт их на одну из своих нелегальных вылазок из Хогвартс. На следующий день лучший из друзей Беллы — Родольфус Лестрейндж, рассказал ей о том, что у него завёлся новый приятель: — Думаю он тебе понравится, Белла, — шептал юноша соседке, во время лекции по трансфигурации. — И чем же это? — Он разделяет твои взгляды по поводу, — заметив на себе пристальный взгляд профессора, юноша стих на несколько минут, после чего продолжил, — по поводу грязнокровок и тех, кто намеренно плодит больных ничтожеств. — Какое счастье, — иронизировала Беллатриса, — и что дальше?! — Как что! Я рассказал ему о тебе и он... — Захотел со мной познакомиться… — девушка наигранно зевнула. — Да, и он... — Так пусть подойдёт и познакомится! К чему эти посыльные?! Или он оправдывает своё имя: «Лорд Мордоворот»… Или как там его?! — Волан-де-Морт, — обиженно поправил подругу Родольфус. — Прости, я просто не люблю трусов. Как я поняла из того, что ты мне сказал — он слышал обо мне и хотел бы пообщаться, так почему же сам не подойдёт и не пообщается?! — В стенах школы — это будет совсем не то… — В стенах школы?! Так он из Хогвартс? Так это всё выглядит ещё более странным… — Как хочешь, — юноша продолжил писать лекцию, намеренно не реагируя на действия Беллатрисы, привыкшей быть в центре внимания Родольфуса. Она роняла перья на его сторону парты, несколько раз «случайно» толкала его, закончилось всё тем, что Белла, «по чистой случайности», опрокинула на пергамент юноши чернильницу, однако он по-прежнему не обращал на неё никакого внимания. — Ладно… И когда же этот твой ненаглядный Лорд Волан-де-Шморт сможет принять меня? — Белла намеренно коверкала его имя, девушка не любила признавать поражение, поэтому всегда старалась испортить победителю вкус триумфа. — Шморт — не знаю… А Лорд Волан-де-Морт, сможет пообщаться с тобой в субботу, его логово в лесу, за Хогсмидом. — В лесу?! Лестрейндж, если ты меня решил скормить оборотню, то знай, я вас двоих... — Сама сожрёшь с потрохами, — договорил фразу за подругой Родольфус, после чего пояснил, — Я пойду с тобой. Не волнуйся. — Я и не волнуюсь! — Я знаю, но всё равно пойду с тобой. Тем более, что без меня, тебя не пустят… Беллатриса не стала уточнять почему, однако после этих слов она была действительно заинтересована перспективой встречи с Волан-де-Мортом. — Лестрейндж! — яркая красная вспышка вместе с громким голосом мракоборца, кричавшего взрывающее заклятье вывели Беллатрису из закоулков её памяти, возвращая ведьму в Азкабан. Ещё одна красная вспышка, вторая, третья — их, видимо, окружили. Каменные стены рушатся, закрывая возможность пройти. Волан-де-Морта больше не беспокоит чувство достоинства его женщины: самое главное для него сейчас сохранить ей жизнь. Мужчина хватает ведьму за руку и опрокидывает на пол возле себя, при этом закрывая её своим телом и заклятием от падающих с потолка каменных плит, что так и норовят раздавить всех и каждого на своём пути.***
— Они мертвы! — Или выжидают… — Какая разница — главное, что они в ловушке! — Лестрейндж и до этого была в ловушке и это не помешало ей убить одного из нас, а он… Он, — голос мракоборца начал дрожать, — Он и вовсе… Считался погибшим…